Стая

Ольга Коротаева

Стая

Глава 1

Едва видимая тропинка тонула в черных провалах деревьев ночного леса. Кусты дикой малины больно били блестящие от пота бока гнедого жеребца, и это подхлестывало его не меньше, чем беспощадные шпоры наездника. Колт хрипел, закусив удила, и стриг темными, как смоль, ушами. Лес, и без того мрачный, окутывала атмосфера, какая бывает на скотобойне – лошади не знают, что произойдет, но запах смерти витает в воздухе, и животные шкурой ощущают опасность. Так и здесь: колючие растения, оставляющие кровавые царапины, глухие невнятные звуки, да еще и кислый запах волков, пропитывающий каждый кустик, каждую травинку. Ох, не нравилось ему это путешествие. И если бы наездник был другой, Колт обязательно сбросил бы его с себя и умчался прочь. Но жестокость хозяина и абсолютное его равнодушие к чьей бы то ни было жизни усмиряли и более строптивых существ. Колт от всей души ненавидел всадника и безмерно боялся его.

* * *

Вперед! Опять этот упрямый жеребец норовит свернуть с пути. Холка его подрагивает – чует волков, гад… Но ему, Алодлору, как раз было необходимо попасть в Волчий лес. Ему нужно было в логово, в самый центр, дабы план осуществился наверняка. Ублюдок не просто обязан умереть, его должны разорвать на части, причинив как можно больше боли. И так жаль, что Сориану не суждено этого увидеть. Это было бы самой сладкой местью. Но планы Алодлора не допускали столь пикантного наслаждения. Что ж, ради цели можно поступиться малым. А затем обрести гораздо больше.

Неожиданно жеребец выскочил на просторную круглую поляну, окруженную со всех сторон непроходимой чащей. Всадник резко натянул удила. Колт, ощутив резкую боль, загарцевал на месте. В мерцающем свете луны Алодлор разглядел точно посередине широкий плоский камень, покрытый испариной земли, от которой тот таинственно блестел и казался чернее, чем сам лес.

Жестко усмехнувшись, он спустился на землю, крепко держа удила. Эта строптивая скотина мгновенно удерет, как только ощутит хоть намек на свободу. Даже сам он ощущал волчий дух, исходящий от этого места. То, что нужно. И импровизированный алтарь имеется. Вот она, моя жертва тебе, Водд[1], за исполнение мечты о жизни, полной радости, развлечений и любви.

Мужчина откинул тяжелый от сырости плащ и аккуратно левой рукой вынул из-за пазухи маленький сверток. Удивительно, но ребенок спал. Даже дикая скачка по мрачной чащобе не нарушила покой маленького существа. На бледном точеном лице мужчины заходили желваки. Нет, он не сомневался. Просто так велико было желание самому оторвать эту маленькую головку. Но он должен быть чист, поскольку в разгар какой-нибудь пьянки запросто мог похвастаться тем, что собственноручно отвернул голову ублюдку. И путь к любви был бы закрыт навечно. Этого Алодлор не мог допустить.

Сплюнув в сторону, он дернул коня за уздцы и, стараясь перешагивать высокую, уже мокрую от ранней росы траву, направился к черному камню. Скоро рассветет, нужно спешить.

– Прости, тварь, – хмыкнул мужчина, аккуратно водружая сверток на мокрый камень. – Прощание будет скорым, мне еще надо закончить дела с твоим папочкой!

Еще раз сплюнув, он вскочил в седло и вонзил шпоры в и так израненные бока Колта. Жеребец заржал, встал на дыбы и, чуя близкую опасность, изо всех своих оставшихся сил метнулся в сторону дома.

Еще полчаса бешеной скачки. Похоже, конь продержится недолго, но Алодлор не щадил его, без конца всаживая шпоры. Ничего, скоро у него будет табун таких красавцев, и каждый день он будет решать, кого из них осчастливить честью быть под его седлом.

Как мужчина и ожидал, жеребец очень скоро рухнул наземь. Страх и бешеная скачка сделали свое дело. Спрыгнув в последний момент перед тем, как туша коня коснется земли, Алодлор ловко приземлился и быстро откатился в сторону. Встав и отряхнувшись, он увидел, что находится как раз на берегу Ори. Той маленькой речушки, что протекает около замка его брата. А значит тайный ход в крепостной стене, где он условился о встрече с верными ему людьми, где-то недалеко. Всадник жестко усмехнулся. Замечательно, скотина продержалась вполне достаточно. А дальше можно и без коня…

Колт хрипел, грудь его вздымалась рывками. Надо бы прикончить его, чтоб не мучился, но Алодлор не мог потерять ни секунды. План был просчитан до мелочей, и коню придется сдохнуть самому, без помощи хозяина.

Мужчина отстегнул уже насквозь промокший плащ. Тот водопадом обрушился на землю рядом с умирающим животным. У стены замка жалось несколько темных фигур, и Алодлор быстрым шагом направился к ним.

– Вы выполнили приказ? – строго спросил он невысокого, по сравнению с ним, коренастого человека в форменной одежде.

– Да, милорд, – подобострастно ответил тот, сгибаясь в поклоне. – Что с ней делать?

– Бросьте в реку, – отмахнулся Алодлор. – И немедленно приступайте ко второй части плана.

Воин сурово кивнул и подал знак спутникам. Несколько человек бросились в черную щель прохода. А двое оставшихся подняли с земли связанную по рукам и ногам женщину с мешком на голове. Она мычала, пытаясь кричать, и отчаянно сопротивлялась. Не обращая внимания на ее попытки, заговорщики втащили женщину на мост и спихнули в темноту воды. Ожидаемый Алодлором всплеск был перекрыт страшным взрывом по ту сторону крепостной стены. Он махнул рукой воину и двум его подчиненным, те быстро исчезли вслед за союзниками. Через минуту темный проход исчез, словно его тут никогда и не было, а крепкая шершавая стена всегда была монолитна и неприступна.

В наступившей тишине послышался стон со стороны моста. Женщина с мешком на голове испуганно сжалась в комочек, не зная, ушли ли те жестокие люди, что избили ее, надругались и бросили умирать. Вдруг то, что ей повезло зацепиться остатками корсета за клин, торчащий из балки, поддерживающей мост – лишь агония, небольшая отсрочка смерти? Но все было тихо. Женщина осмелела и, стараясь не обращать внимания на пульсирующую болью кровоточащую царапину в боку, оставленную острым колом, попыталась избавиться от пут. Чуть не теряя сознание, она содрала с кистей веревку, не видя неширокие полоски кожи на волокнах, которыми заплатила за свободу. Не зная, насколько высоко висит и как долго продержится корсет, сжалась от ужаса. Вздрогнув, поспешно ощупала узел на шее. Возможно, времени совсем мало.

Торопливо сорвав мешок с головы, испуганно огляделась. На берегу, хвала богам, не было никого. Но за крепостной стеной раздавались жуткие крики и непонятный шум, а в небе расцветало зарево пожара, смешиваясь с утренним просветлением на небе. Сердечко женщины застучало еще быстрее, хотя секунду назад казалось, что оно и так скоро выпрыгнет из груди.

Ломая ногти, она постаралась быстро распутать ноги. Ткань разорванного корсета сдавалась клину рывками, и каждое мгновение грозила бросить ее в пучину. Воды Чилва не боялась, поскольку хорошо плавала с детства. Но купаться в Ори со спутанными ногами было крайней степенью безрассудства… хотя плавать в этой маленькой, но опасной речушке, с переменчивым дном, быстрым течением и острыми валунами было всегда безрассудством: что без пут, что в путах. Впрочем, после только что пережитого ужаса вода ее почти не пугала.

Ткань угрожающе затрещала, клин продолжал пропарывать нежную кожу женщины. Та обеими руками сжала рот, силясь сдержаться и не закричать от боли. Ей оставалось только ждать конца медленной пытки: когда ткань окончательно сдастся, и клин отпустит ее измученное тело в ледяные воды Ори. Или же рискнуть и попытаться вылезти на мост? Боясь упасть, Чилва осторожно раскачалась и попыталась ухватиться за клин – тот постоянно выскакивал из рук. Периодически теряя сознание от боли и страха, она пробовала снова и снова. И вот, когда почти удалось извернуться, обхватив пальцами колючую деревяшку, завязки корсажа не выдержали. Склизкая деревяшка опять выскользнула.

Река с утробным звуком поглотила окровавленное тело, но Чилва поспешно изогнулась и сразу вынырнула на поверхность. Она знала: стоит только поддаться реке, и та потащит вниз по острым граням камней, обездвижит ледяным холодом конечности. И за пару минут все будет кончено. Женщина энергично, собрав последние силы, поплыла к берегу, благо речушка узенькая. Пара метров и она уже цепляется за гибкие кусты прибрежного кустарника, стараясь поскорее вытащить из воды коченеющие ноги.

Оказавшись на мокрой от росы траве, Чилва упала без сил. Но спохватившись, вновь вскочила: надо осмотреть рану! Тяжелые от воды юбки неприятно липли к замерзшему телу. Жалкие остатки корсажа обнажали торс почти до пояса. Вздрогнув, она постаралась отогнать страшные воспоминания, снова и снова мелькавшие перед глазами: мешок на голове, мужские руки на теле… Сейчас важно выжить и попытаться спасти самое дорогое в жизни существо. Если конечно еще не поздно. От этого подонка Алодлора всего можно ожидать.

Сорвав остатки корсажа, женщина постаралась ощупать рану на спине. Содрогаясь от боли и страха, ощутила под левой лопаткой рваный порез, едва не доходящий до пояса. Но тут же с облегчением вздохнула. Рана оказалась совсем неглубокой, хоть и неприятной. Сняв все нижние юбки и порвав их на широкие ленты, Чилва старательно обмотала торс, сделав сразу два дела: и рану перевязала, и грудь прикрыла. Холод воды сослужил хорошую службу, женщина почти не ощущала боли, лишь неприятное покалывание.

Чилва с трудом встала. В одной верхней юбке, без корсажа, с голыми плечами и животом, она почувствовала себя падшей женщиной. Но сейчас не до приличий. Что же милорд мог сделать с ребенком? Убить или сжечь мог бы и не уезжая, значит все гораздо сложнее. Единственное, что она слышала, когда надели на голову мешок, это как захватчики говорили про Волчий лес. Туда добровольно не сунулся бы ни один здравомыслящий человек, но милорд никогда не отличался здравым умом. Но даже Алодлор пешком в лес ни за что бы не пошел. Но куда он дел коня? Убил?

Чилва задумчиво брела вдоль реки, стараясь не обращать внимания на зарево пожара. Что бы не происходило в замке, самое страшное для молодой женщины уже приключилось здесь, на берегу Ори.

Внезапно споткнувшись, она упала и испуганно прижалась к земле, уткнувшись лицом в сырую ткань. Плащ источал терпкий запах мужского пота. Заскулив от ужаса, женщина приготовилась к смерти. Но тут услышала рваное дыхание. Жеребец Алодлора! Еще живой, но в очень плохом состоянии. Чилва огляделась и, убедившись в том, что милорда рядом нет, торопливо осмотрела коня, поскольку знала, что делать. Ее отец всю жизнь прослужил у хозяина на конюшне. Обтерев бока Колта сырой травой, женщина прикрыла его мокрым плащом милорда.

– Только выживи. Умоляю тебя, милый, – шептала она, поглаживая мощную шею Колта.

* * *

Алодлор изящно взбежал по сырой от росы каменной лесенке. Внизу остался ждать суровый воин. Его верный помощник раздавал подчиненным короткие, точно лай собаки, команды: «сеять панику, к колодцам не пускать…».

Алодлор лениво осмотрелся на площадке. Широкая, полукругом, с приступками для обороны и окруженная склизкими от постоянной влаги зубцами крепостной стены, только сюда могла выйти добыча. Уж его люди об этом позаботились. Осталось запастись терпением и немного подождать.

Внизу царила паника. Поднятые с постели посреди ночи страшным событием, полуодетые люди метались по всему двору. Но любые попытки объединить усилия и потушить пожар, тут же ловко прерывались быстрыми темными тенями. Алодлор с жесткой усмешкой наблюдал за суетой, но сердце его не было спокойно. Слишком долго длится ожидание. Он никогда себе не простит, если пострадает главное сокровище. То, чего вожделел больше власти. Хотя приятный дополнительный подарок в виде ломаной линии харцской короны его вполне устраивал. Все или ничего – девиз дураков. Алодлор предпочитал свой – все и сразу!

Башня, охваченная пламенем, трещала и стонала, как огромное унылое старое чудовище. Многочисленные глаза каменного монстра полыхали рваными кусками яркой материи и выпускали несметные слезы огненных брызг. Ненасытному огню уже полностью сдалась остроконечная маковка, и тот с жадностью забирался все выше в небо, стараясь затмить своим пылом начинающийся рассвет. Величественное и ужасное зрелище завораживало…

Спохватившись, мужчина поспешно разорвал на груди мокрую одежду в клочья и измазал лицо заранее припасенной сажей. И вовремя. Единственная дверь, ведущая с площадки в башню, распахнулась, выпуская клубы черного дыма. Из нее, пошатываясь и беспрестанно кашляя, почти выпал высокий худой человек. Некогда белоснежная и богато украшенная золотым шитьем и пуговицами из самоцветных камней рубаха была усеяна темными кляксами пепла и чуть переливалась в языках пламени. На брюках в районе бедра зияла большая дыра, открывая взору рваную рану. Сочащаяся темная кровь диким ручьем находила себе дорогу. Она то скрывалась в складках одежды, то выныривала, и стекала по щиколотке и босым ступням на холодные камни. Мужчина едва держался на ногах. Он шагнул вперед, но не удержался и рухнул на колени. При этом он всячески старался уберечь драгоценную ношу.

Красивая и очень бледная темноволосая женщина с огромными глазами цвета ночного неба испуганно цеплялась за шею своего спасителя длинными тонкими пальцами. Богато украшенное платье цвета индиго болталось на изящном теле женщины, было явно ей велико и не спадало только благодаря затейливому золотому пояску, что обхватывал стройный стан под грудью.

– Дитя… – беспрестанно повторяла она. – Где мое дитя?

Алодлор поспешно метнулся к парочке, бережно перенимая желанную ношу у своего брата. Тот, едва откашливаясь, попытался встать с колен.

– Алор, – услышав обращение, милорд чуть скривился. Ему никогда не нравилось сокращенное имя, – Ты знаешь, что происходит? Пламя слишком быстро охватило башню! Это явный поджог! Где стража, куда все подевались? Я с трудом нашел выход, чтобы вынести Миген. Она еще очень слаба после родов. Ребенок! Что с ребенком? Где Чилва?!

– Дитя, – слабо прошептала на ухо милорду почти теряющая сознание Миген, – где мое дитя?

– Я видел, как Чилва спрыгнула со стены и попала в реку, – глухо и, стараясь не смотреть в полные слез темные глаза харцессы, проговорил Алодлор. – Я пытался спасти несчастную, но сам еле выплыл.

Миген слабо вскрикнула и вцепилась длинными ухоженными ногтями в остатки одежды брата харца. Тот, пошатываясь от усталости, замер и побледнел еще больше. Алодлор, насладившись горем родителя, продолжил, предварительно откашлявшись. По легенде он только что вышел из самой холодной речки в округе.

– Но ребенка при ней не было.

– Сориан! – в ужасе вскрикнула Миген и, вырвавшись из объятий Алодлора, метнулась в сторону клубов дыма, исторгаемых распахнутой дверью.

Но, едва сделав пару шагов, растеряла жалкие остатки сил и, покачнувшись, рухнула на камни. Братья бросились к бесчувственной женщине одновременно, но Алодлор оказался быстрее. Он бережно поднял с холодного пола легкое тело Миген и оглянулся на башню, призывая брата обратить внимание на то, что власть огня скоро завершит свое жаркое дело.

Этого уже и не потребовалось. Сориан откинул с бледного лица супруги темные пряди волос, чтобы поцеловать закрытые глаза, но Алодлор не удержался и отступил на шаг. Он не желал давать брату эту возможность. Теперь эта женщина только его! Спохватившись, он тут же шагнул обратно, поскольку не мог допустить срыва плана сейчас, когда все уже шло к концу. Харц не обратил на этот маневр особого внимания, решив, что тот просто покачнулся. Сориан серьезно посмотрел на брата:

– Алор… обещай мне….

Тот чуть не взвыл от восторга. Попался! Давай, геройствуй, Тирия будет помнить тебя, добровольно пошедшего в огонь, чтобы уступить ему, Алодлору, все то, чего он так долго вожделел.

– Все, что угодно, – с трудом выдохнул Алодлор, стараясь скрыть свое ликование.

– Позаботься о ней, – харц сжал безвольную руку женщины и прильнул губами к белоснежной коже.

Закрыв глаза, он что-то неслышно прошептал и, боясь передумать, бросился в черный проем двери. Через секунду худощавую фигуру поглотили жадные клубы дыма. Башня стонала и трещала, как живое существо от боли, что причиняло ей жадное пламя своим неутолимым голодом. Кинув взгляд вниз на лестницу, Алодлор увидел два распростертых тела. Мирт, первый лорд при харце, смотрел в небо стеклянными глазами, откинув голову и открывая взору Алодлора кровавую улыбку от уха до уха. Лицо второго было сплошным месивом, раскроенное метким попаданием камня. Нерст, как всегда мрачный, стоял на страже спокойствия своего господина. Никто не пройдет наверх раньше, чем захочет новый харц! Верный помощник был готов на все, убивать воинов, женщин, детей… лишь бы только не оборачиваться на хозяина. Еще у стены он снова заметил серебристое мерцание вокруг головы Алодлора. Древние суеверия – это единственное, что могло напугать старого воина.

Паника и крики ужаса услаждали слух. Все больше и больше народа скапливалось на площади. Но уже никто не пытался тушить пожар. Люди завороженно смотрели на огромный факел, объявший главную башню. И вот случилось то, чего все со страхом ожидали. Раздался страшный треск и огромный огненный купол, который некогда был красивейшей деревянной маковкой башни, провалился внутрь, выбрасывая в светлеющее небо снопы искр.

– Да примут тебя боги, брат, – усмехнулся Алодлор.

Он, как новый харц должен был отдать распоряжения. И первым был сухой кивок Нерсту. Пусть уберут трупы. Все следы должны быть тщательно уничтожены. А потом туда же исчезнут наемники, уж на Нерста можно было положиться. Никто не узнает о том, что на самом деле произошло. Виновных он найдет и накажет, и неважно в чем они будут виновны. Слово харца – закон.

Хвала богам, его новые владения почти не пострадали, план удался на славу. А башню Алодлор отстроит по своему вкусу.

– Сориан, – прошептала бесчувственная Миген.

Алодлор скривился. Как долго она будет помнить брата? Надо запастись терпением и он завоюет любовь северной красавицы.

– Тише, тише, – прошептал новый харц на ушко женщине, нежно целуя ее висок, – все будет хорошо…

* * *

Темноту леса искорками росы тронула вестница рассвета, – тишина, – лишь для того, чтобы увязнуть в нежной мягкости тумана. Вскоре запели, защебетали в ветвях могучих деревьев маленькие серые пташки. Они призывали первые лучи солнца озарить эту землю, разогнать размытые тени, притаившиеся в кустах. Лес оживал, готовясь к новому дню, полному беззаботной радости, которая присуща всем его обитателям.

Маленький комочек на камне беспокойно ворочался. Он хотел есть. И ему было холодно. Но пока еще терпел, выражая недовольство лишь сопением и тихим попискиванием. Любопытная белка спрыгнула с дерева и быстро подбежала к камню, вытягивая вертлявую головку. Но на камень вскочить не решилась. В следующее мгновение она чиркнула остроконечными ушками в сторону леса и метнулась обратно, в спасительную крону родного дерева.

Тихий шорох, едва отличимый от легкого ветерка, проснувшегося за миг до восхода, выдал чье-то приближение. Озаренный первыми лучами солнца, на поляну ступил волк. Но за волка его можно было принять только на первый взгляд. Слишком высокий, с излишне длинными конечностями и непропорциональным телом, он скорее напоминал рисунок, чем живого волка. Изображение, сотворенное человеком, который впервые увидел хищника и очень сильно испугался. В существе все было преувеличено. Узкие щели странных ярко-синих глаз сверкали красным зрачком. Седая полоса украшала длинную, мощную челюсть. Зверь подергивал носом и приподнимал верхнюю губу в немом рычании, не скрывая чудовищно-длинных и острых желтых зубов. Серая шерсть вздыблена клочьями, в которых серебрились нити первых лучиков рассвета.

Зверь немного постоял на границе поляны, будто сомневаясь, что делать дальше. Из приоткрытой пасти на мокрую траву мерно падали капли тягучей слюны. Потом мягко шагнул к камню, осторожно пригнув голову к земле. Дитя, словно почуяв рядом живое существо, решило высказать миру все, что накопилось за часы неподвижного пребывания в мокрых пеленках на холодном камне. Громкий рев прокатился по лесу, вспугивая стайки птиц. Волк недовольно прижал уши и глухо зарычал, поскольку терпеть не мог резких звуков.

– Что, решил человечинки отведать? – ехидно осведомился высокий молодой человек в простых холщовых брюках.

Он стоял, прислонившись к мощному дубу шагах в десяти позади волка, скрестив руки на мощной обнаженной груди и постукивая по мокрой земле босой пяткой. Веселые искорки в зеленых глазах раздражали волка. Он фыркнул и потряс головой.

– Ну да, – подчеркнуто серьезно кивнул молодой человек, – от ребенка явно хотели избавиться, но это не повод нарушать традиции. Мы не вправе противиться воле богов. Потомок ли подкидыш рода шакти или это просто человеческий ребенок, он находится на алтаре, а значит, он под покровительством богов.

Зверь сел и озадаченно почесал задней лапой за ухом.

– В смысле? – удивился человек. – Ты уверен?

Волк обиженно отвернул морду. Ребенок, услышав человеческую речь, чуть притих, но лишь для того, чтобы собрать силы и ярче выразить взрослым свое недовольство.

Мужчина растерянно моргнул:

– Ух, голосина! Все правильно – женщина молчать не станет, не в ее природе… Впервые нам подкидывают девочку. Странно… когда избавляются от лишнего наследника, понятно. Но девчонка-то кому помешала?

Зверь обрадованно вскочил на лапы и завилял хвостом.

– Нет, это не значит, что ее можно съесть, – осадил его человек. Волк понурился и фыркнул. – Еще хвала Доросу, что в наши владения не смеют совать нос хищники, а то бы дитя давно растерзали волки.

Зверь мечтательно закатил глаза и облизнулся.

– Вообще странно, Врадес, – язвительно проронил человек, – ты известный любитель женщин! Я не знал, что у тебя к ним еще и гастрономический интерес. И вообще, хватит шкуру по кустам драть, возвращайся!

Волк, постоянно бурча, припал к земле, пошевелил задницей, приноравливаясь, и перепрыгнул через камень. В воздухе он умудрился перекувырнуться, как заправский циркач, и по ту сторону камня приземлился на две ноги уже не волк, а молодой мужчина. Он был так же высок, но еще более мускулист. Пепельные волосы собраны в хвост на затылке, оставляя свободной лишь седую прядь длинной челки. Ярко-синие глаза прожигали собеседника укором. На мужчине не было ничего.

– Да ладно тебе, – хмыкнул зеленоглазый. – Можно подумать, я тебя лишил единственной радости в жизни… или у тебя желудок разросся так, что заслонил собою совесть?

Он нагнулся, чтобы поднять с земли кусок холста, который бросил в руки собрата. Врадес недовольно сопя, натянул широкие брюки на длинные мускулистые ноги.

– Ну зачем тебе девка? – буркнул он. – Как будто в деревне их недостаток. Или решил свою вырастить?

– Брат, – печально покачал головой мужчина, как будто сокрушаясь, что ему приходится объяснять вещи, известные любому. – Закон придумали давно, до меня и до тебя, и не в наших правилах нарушать традиции предков…

– Да знаю, знаю, – недовольно поморщился Врадес. – Но Солдес, что мы с ней будем делать? Что может девчонка? И вообще, вдруг женщины не способны?..

– Кто знает, брат, – задумчиво покачал головой Солдес. – А вообще – это отличный способ узнать ответ на твой вопрос.

– Только уж очень хлопотный, – снова скривился синеглазый атлет под новую трель мокрого сверточка на камне.

* * *

Изящные пальцы мастерицы-Колины выпускают тонкие нити судеб, которые ложатся на землю затейливым рисунком и тут же попадают под бдительное око Водда. Холодный расчет Мороса режет сверкающую пряжу на куски. В действиях богов нет жестокости. Ведь даже безжалостная смерть соткана из паутины высшей любви. Слабые, ограниченные умы людей не в силах постичь замысел небес.

Древнюю, как мир, легенду легкой дымкой почтения окутывает людская молва. Серебристый туман суеверий сковывает сердца людей страхом. Что есть правда, а что вымысел? Только боги знают. Только боги видят. Только боги творят…

Сила богов скрыта непостижимыми тайнами в роду шакти. Именно этот род дарил миру великую Шактир – Солнечную волчицу. Повелительницу, устами которой говорили боги, руками которой боги творили свою волю, сердце которой принадлежало лишь небесам. Род продолжался. Мальчики становились великими воинами стаи и служили великой Шактир. А девочки продолжали старинный род, наполняя сосуд тела смирением воле небес. Из поколения в поколение появлялась новая Шактир. Маленькая девочка принимала из рук матери Сердце клана, дарующее силу богов.

Однако в мире стали появляться люди, наделенные собственной силою. В народе их прозвали «локки». Локки бережно хранили магию, столетиями накапливая колдовскую силу. Стараясь приблизиться к великой истине бытия, локки мечтали обрести силу, равную божественной.