Тайник. Сборник

– Том, мне всю ночь дождь снился, – признался брат.

– А мне автомобиль дяди Джерарда. Помнишь, на котором он нас отвёз в порт, мы ещё тогда с ним поспорили, на сколько лошадиных сил он тянет, – соврал я.

– И он гнал эту железку так, что чуть не вылетел с пирса, – пробурчал Ави.

– Ничего подобного! Мы опаздывали!

Но вошла мама, и мы замолчали.

– Как спали? Всё хорошо? Ночью тут такой ливень прошёл…

– М-да. А вина вроде и не пили… – протянул я, вставая с постели и натягивая свои брюки. Ави промолчал: он уже был погружён в молитву. И, чмокнув его в макушку, мама вышла из комнаты.

После завтрака Ави подоил мисс Шерри, а я прополол картошку и лук.

– Сегодня после дождя дел куда меньше. Зато воздух отменный. Идите-ка гулять. И не забудьте принести винтовку.

С этими словами мама удалилась в дом и вынесла нам на блюдце здоровенный кусок пирога.

– Смотрите, чтобы по пути вы не забыли, что на блюдце должна остаться хотя бы половина, – улыбнулась она нам, но, когда мы уже отошли на десять шагов, она вдруг выбежала из дома.

– Ави! Том! Возьмите с собой книгу! Почитаете на свежем воздухе! Увидев в руках мамы очередную книжку в старом переплёте, Ави сунул мне блюдце с пирогом и рванулся к ней. Я же вдохнул ароматный пар, ещё исходивший из-под белёной ткани, которой было закрыто яство. Неужели мама успела испечь его до того, как мы проснулись? И, глядя на радостного, спешащего ко мне Ави, размахивающего увесистым томом, я только вздохнул себе в ответ. Мы ещё так плохо знали свою маму…

Всю дорогу Ави болтал, не умолкая, словно где-то в нём прорвало многолетнюю дамбу. И всё о каких-то пустяках: опять о своей схоластике, богословии, Лойоле, Августине! Господи, избави, они уже тогда были у меня в печёнке. Оба! А печёнка у меня одна. Ну да ладно. На то ведь мы и братья, чтобы доводить друг друга.

Когда мы пришли к норе, день уже разгулялся. Над полем носились ласточки и чайки. Рой бабочек кружил над цветами. Мы без труда отыскали то место, где вчера видели лиса. Словно и вправду все дороги мы помнили. Однако, опустившись на росистую траву, Ави ткнул меня в бок.

– Том, смотри!

– Ну, винтовка. Иди, бери её сюда.

– Дурак! Смотри внимательнее!

– Что сразу «дурак»?! Я что, винтовки, по-твоему, не видел?!

– Да смотри же ты: она у самой норы лежит, а я её, должно быть, в пятнадцати шагах отсюда обронил, как побежали, помнишь?

– Ну… – только и ответил я.

И действительно. Винтовка наша лежала у самой норы. Но когда я взял её, то случайно нажал на спусковой крючок. И она лишь жалостливо хлюпнула.

– Не может быть! Ави, она же была заряжена! Я вчера видел!

– Попробуй ещё раз, должно быть, порох отсырел за ночь от дождя.

– Августин, милый, эта винтовка стреляет патронами, а не порохом.

– Значит, он там застрял!

– Патрон не может застрять! Её разрядили!

– Вот этого быть не может! Дай её сюда!

Ави вырвал у меня из рук винтовку и принялся её разглядывать. Впрочем, он, равно как и я, мало что смыслил в подобных делах, но ни он, ни тем более я не собирались признаваться в этом друг другу.

В конце концов Ави бросил оружие на землю.

– Презренный металл! Чего только люди не придумают, чтобы изводить друг друга!

– Готов поспорить – винтовку изобрели англичане! – заявил я. – …Ну, или французы, – добавил я под взглядом начитанного брата. – Или голландцы…

– Один чёрт! – успокоил он меня.

– Доброе утро, юноши.

– Ави?

Я повернулся к брату, но он замер, глядя перед собой.

– Том? – спросил он.

– Это ты сказал? – спросил его я, хотя уже и сам прекрасно понимал, что Ави не мог сказать этого.

Не сговариваясь, мы осторожно повернулись. Позади нас сидел лис.

– Святые угодники! Ну надо же до такого додуматься! – воскликнул Ави, вскидывая руки.

Лис не шевелился. Он внимательно разглядывал нас, изредка посматривая в сторону тарелки.

– Том… Это точно не ты сказал? – спросил Ави шёпотом. Я лишь помотал головой. И мы уставились на лиса.

– Мама просила принести вам… пирог. С курицей. Она сказала, что если вы ирландец, то он вам обязательно понравится, – осторожно проговорил я, не сводя глаз с лиса.

Он дружелюбно повернул ко мне голову.

– Правда? Как это любезно с её стороны, – ответил он.

– Эа… – крякнул я.

Лис осторожно подошёл к нам и, скинув носом белую ткань с тарелки, принялся обнюхивать пирог.

– Давненько у меня не было такого завтрака. Но, господа, знаете ли, я бы предпочёл разделить эту трапезу с вами. Не хочу есть в одиночку.

И он повернул к нам свою морду.

Сомнений не было. Лис разговаривал. Сначала я подумал, что это какой-то ловкий трюк, но потом… Я думал: «Постой, Том, чушь, наверное, этот лис не настоящий, а какая-нибудь игрушка…» Но чем больше я смотрел на лиса, тем яснее понимал, что это не так. Не зная, как себя повести, мы, не желая обидеть лиса, подвинулись к тарелке и уселись вокруг.

– Вы старший – начинайте, – промямлил Ави, подвигая к лису тарелку.

– Хм! Премного благодарен. Хотя… Благословите, падре.

И лукавые искорки проблеснули в глазах лиса. Ави залился краской и перекрестил пищу.

– Остаётся надеяться, что я не подавлюсь, – проговорил лис и осторожно принялся грызть пирог.

– Клянусь святой Бригиттой, ваша мать готовит вкуснее, чем все служанки при королевских дворах, каких я только видел! – воскликнул лис, едва проглотив первый кусок.

– Наша мама не только это умеет, – вставил я с гордостью.

– Ещё бы! Должно быть, у неё золотые руки, раз она сумела вырастить двух таких …цов, как вы.

Лис причмокнул языком.

– Вообще-то, сэр, нас вырастил отец, – заметил я.

– М? А, ну да, конечно… – пробурчал лис и принялся за пирог усерднее.

– Вот потому мы и приплыли, что он умер, – наконец вставил Ави.

– Сожалею, – сухо сказал лис, но через миг вдруг опомнился. – Так значит, всё это время она жила одна?

– Кто?

– Ваша мать.

– Ну, разумеется.

– Чума всех вас разрази, куда только мужчины смотрят!

– Их сейчас больше интересует политика, сэр, – осторожно добавил я.

– Всегда их интересует какая-нибудь чушь, – только и ответил лис. – В жизни не ел ничего вкуснее этого пирога! Благослови Господь руки, приготовившие эту пищу!

– Простите… А вы верите в Бога, сэр? – вдруг спросил Ави. Лис остановился на миг и проглотил последний кусок пирога.

– Дитя моё, во-первых, я не сэр. А во-вторых… впрочем… Не твоего ума это дело.

Ави потупился, но лис вдруг посмотрел на него, нахмурившись.

– Прошу меня простить, юноша. Мой характер, должно быть, совершенно испортился за всё это время. Я не имел намерений оскорблять твои святые чувства.

– Да нет, всё хорошо, – ответил Ави.

– Дай Бог. М-да.

Лис грустно вздохнул.

– Я совершил большую глупость, что заговорил перед вами. Но что поделаешь! И я иногда бываю слаб перед искушением перекинуться словечком с живой душой. Не обращайте на это внимания, юноши. Мир и без того полон чудес, так что несущий всякую чушь лис – просто пустяки. – И он замолчал в глубоком раздумье.

Я, у которого к тому времени уже прошло первое удивление, не побоялся подвинуться поближе к лису и коснуться его шерсти. Она оказалась очень густой и мягкой. Пушистой. И я принялся гладить его как собаку.

– Не надо, Томас. Я не собака.

Я испуганно убрал руку. Неужели он запомнил моё имя из вчерашнего разговора?!

– Простите, я не знал, что вам неприятно. Просто обычно животным это нравится. Я хочу стать зоологом, поэтому…

Но лис не дал мне договорить.

– Так… значит… По-твоему… и я – животное?

Он повернул ко мне свою большую голову, и я увидел его синие глаза так близко, что мог разглядеть в них невыносимую тяжёлую влагу. Я ужасно смутился, но он отвернулся и покачал головой.

– Да! Смотри же, Том, да! Я животное. Самое настоящее животное! Но до сих пор не могу смириться с этим.

– Не можете смириться с этим? Разве плохо быть лисом? – спросил Ави.

– Если бы я был рождён им, может быть, я бы никогда и не подумал так.

Лис поднялся и подошёл к книге, что лежала рядом с Ави. Он положил на неё лапу и, понюхав её, чихнул.

– Значит, вы не всегда были лисом? – опомнился я.

– Скажу более того: я никогда им не был! Никогда!

Лис опустился на траву и свернулся клубком, как кот. Он был огромным. Как большая собака, как волк! Ави смотрел на него пристально, и я разглядел в его взгляде восхищение. Да. Этот лис был красив. Я, наверное, не смогу объяснить его странную красоту, но он был прекрасен. Его крепкое мускулистое тело, его уверенные и плавные движения, блестящая шерсть, этот чудный голос, немного отдававший хрипотцой, но такой глубокий и сильный, и совсем не по-звериному печальный. Хотя, наверно, я бы вовсе не обратил внимания на его красоту, если бы Ави потом не сказал мне. Единственное, что восхищало меня в лисе, – это были его глаза. Огромные и синие.

Лис пролежал молча около двадцати минут, казалось, он задремал. И мы не проронили ни слова. Только лишь смотрели на него.

– А хотите, я вам почитаю? Мама дала мне книгу. Тут легенды древней Ирландии. Они красивые. Можно? – тихо сказал Ави, осторожно вынимая из-под лапы лиса книгу. Лис приоткрыл один глаз. Но ничего не ответил, хотя я заметил, что уши его повернулись в сторону Ави. Я кивнул брату и пододвинулся ближе. Ави раскрыл книгу.

– История о Дейрдре… – прочитал Ави. Лис застонал и приоткрыл один глаз.

– Это грустная история. Прочти другую. Ави перелистал страницы.

– История о Диармайде и Грайне.

Лис гавкнул.

Ави испуганно перелистал полкниги.

– История о Конле Красном.

– Идёт! Неужели они и об этом сумели написать!

Ави подмигнул мне и принялся читать книгу с выражением, делая паузы и меняя интонацию. Хотя и запинался порой, потому что ещё иногда смущался вида гэльского языка. Впрочем, он кого угодно смутит, если на него смотреть после того, как полжизни говорил на английском. Лис внимательно слушал Ави, и, хотя глаза его по-прежнему были закрыты, я видел, как вздрагивают его уши, когда брат мой внезапно менял интонацию, и как он тихо улыбается, когда Ави, запинаясь, читал волнующий отрывок. Наконец Ави закрыл книгу.

– Ты правильно решил стать священником. Правильно. Это хороший путь. Может, и тебя научат так перевирать всё на свете. Поэты! Э-эх. Управы на них не было. М-да. И всё им непоэтично. Особенно о войне. Сразу «ни-ни». Ты, мол, это брось. Это не по-божески… Конечно-конечно… Да-а. А как меч у кого пропадёт, только на них и подумаешь… Хм. М! Хм… Аминь!

Лис открыл глаза и посмотрел на нас с братом.

– Хорошая книга. Должно быть, долго её прятали? – наконец спросил он.

– Да. В подвале. Там ещё у нас винтовки и…

Я дал локтём Августину в бок, и он виновато замолчал.

– В подвале, говоришь… Хорошее дело. А то эти паршивцы всё жгли… Жгли да жгли… Можно подумать!

Лис, видимо, хотел сказать ещё что-то, но вдруг насторожился и замолчал. Так он просидел с минуту.

– Вот, – наконец сказал он. – А теперь ступайте отсюда.

– Но почему? – удивился я.

– Я кому сказал!

Лис поднялся на ноги и посмотрел мне в глаза. В них была мученическая просьба, мольба, смешанная с какой-то злобой или даже сожалением. Мы с Ави осторожно поднялись и, подобрав винтовку и тарелку, попятились. Лис угрюмо следил за нами.

– Скажите спасибо вашей матери за её пирог.

– Мы можем рассказать ей? – протараторил Ави.

– Всё равно не поверит. Ха-хм… хм… м!

Лис вздохнул и побрёл к норе, мне даже показалось, что он был чем-то огорчён.

– Мы обязательно придём к вам завтра! – крикнул я ему вслед.

Но из норы до нас не донеслось ни звука. Только над полем вновь пронеслись чайки и закричали свою горькую весть: «Кль! Кль!» Мы шли домой, потупив головы. Странное чувство одолевало нас. Ужасно похожее на страх и в то же время совершенно не похожее. Такое знакомое чувство, хотя я даже не знал ему названия. Ави тоже не знал, поэтому шёл, не оглядываясь на меня. Серьёзный и задумчивый. И губы у него не шевелились. Вместо него молитву стал читать я. Но легче не стало. Слёзы почему-то сдавили грудь и хлынули из глаз ручьём.

– Давай быстрее, – бросил я, и мы побежали к дому. На серый дымок, вьющийся за холмами.

– Мама! Мама! Лис – говорящий! Он разговаривал с нами! – закричал я, как только мы подбежали к дверям.

Из дома до нас не донеслось ни звука. Мы вбежали на кухню.

Мама сидела за столом, разбирая какие-то бумаги.

– Мама! Лис разговаривает! – повторил я.

– Он просил сказать спасибо за твой пирог. Он сказал, что в жизни ещё не ел ничего вкуснее.

Мама отложила бумаги и внимательно посмотрела на нас с братом. Я виновато потупился, опустил голову и Ави.

– Он и винтовку разрядил, – добавил Ави шёпотом.

– Правда, это не мы! – отозвался я.

Мама поднялась со стула и налила нам по стакану молока. Мы молчали. Молча выпили молоко.

– А что он попросил ему прочесть? – вдруг спросила она, когда мы с братом уже выходили из кухни.

– Он не захотел, чтобы я ему читал про Дейрдре, потому что сказал, что это грустная история, и рассердился, когда я решил прочесть ему о Диармайде и Грайне. Я читал ему о Конле Красном, – признался Ави.

– Вот как… – задумчиво произнесла мама и, улыбнувшись себе под нос, кинула нам с Ави по яблоку.

04. суббота

Всю ночь мы болтали с Ави о лисе и уснули лишь под утро. Мне было стыдно признаться спросонья, но я видел во сне лишь темноту. Просто темноту. Мрачным казался и Ави, должно быть, и его сон не отличался буйством красок. Одевшись, я молча дождался, пока Ави дочитает утренние молитвы, и вместе мы выбежали во двор. Мама уже доила мисс Шерри.

– Сегодня у нас большой день, – сказала она.

– Да, мама, – вздохнул Ави.

– Да, мама, – вздохнул и я.

До обеда ничто не вызывало наших опасений, и мы прилежно пропалывали грядки, латали крышу, рубили дрова, стирали, сушили. Ави даже рискнул отвязать мисс Шерри и вывести её за калитку. Первая их совместная прогулка прошла успешно. Мисс Шерри бодалась мало и недолго упрямилась. А потом и вовсе предпочла общению с Ави траву у калитки. Может быть, винтовка в руке брата так ощутимо повлияла на её характер?

Однако вопреки нашим надеждам, после обеда, когда мы только вознамерились сбежать, мама покачала головой и попросила нас помочь ей разобраться в подвале. День незаметно клонился к концу, и мы с братом спешили, делая всё кое-как, потому что понимали, что на ночь глядя мама не отпустит нас к лису. Но тогда, когда мы уже закончили и мама с радостью была готова отпустить нас, нагрянули гости из соседней деревни, привезли сыра и ягод, и нам пришлось остаться. Мы с Ави сидели по правую руку от мамы, и она долго и живо рассказывала соседям о нас. Так, будто бы и ни на день не расставалась с нами. А они только смотрели на неё, пряча удивление, и хвалили её травяной чай. Мы много смеялись. Потому что мама говорила весело и легко. И речь её казалась такой чистой и живой, как ручеёк в поле, где то тут, то там проскальзывали искорки отражённого солнца. Слушать мамину речь, могу поклясться, мы были готовы бесконечно. Никогда ещё не находили мы с братом такого блаженства в слушании другого человека. И, хотя мама зачастую говорила о тех вещах, что тогда ещё были малопонятны нам, мы смирно сидели, раскрыв рты, пока Ави, в конце концов, не дал мне коленкой под столом и не сказал: «Пусть меня расстреляют, если хоть одна ирландская принцесса или королева могла говорить так!»

К вечеру ходившие над полем облака разразились невиданной грозой, и дождь хлынул с неба с такой силой, словно армия лучников обрушивала на противника смертельный шквал стрел. Земля мгновенно превратилась в грязь, а небо, раздираемое молниями, застонало и засветилось. Мы долго не отходили с Ави от окна.

Гроза продолжалась всю ночь.

04. воскресенье

Утром мы проснулись совершенно измученными. Гроза, кончившаяся к рассвету, не давала нам с братом заснуть. Нет, конечно, мы не боялись её, но, казалось, само небо дрожало от царившего грохота, и дождь, свирепый и холодный, не прекращался ни на минуту.

– Значит, где-то случилась беда или кто-то нарушил очень давний запрет, – тихо ответила мама, когда я протянул к ней руки, чтобы обнять её после бессонной ночи.

– А разве это не потому, что тёплые воздушные потоки, поднимаясь, сталкиваются с более холодными и… – начал я.

– Томас, здесь, на этой земле, нет ни холодных, ни тёплых потоков. Здесь есть только то, во что ты веришь, и только те, кого ты любишь.

И мама поцеловала меня в щёку и прижалась ко мне. От неё пахло молоком и травой, и от неё шло такое невероятное тепло и нежность, что голова моя поплыла кругом, и я едва не провалился в сон от этой блаженной неги, но её руки вдруг бережно отпустили меня, и с той же приветливой и мирной улыбкой мама шагнула к Ави, чтобы и его руки раскрылись ей навстречу, подобно цветам поутру, открывающимся навстречу доброму солнцу.

После сытного завтрака, ничего не говоря, мама принесла нам наши свитера и сапоги.

– Ночь была холодная. Возьмите ему тёплый шарф, хоть он и лис и шерсть у него густая, он мог сильно продрогнуть, а одиноким животным сложнее восстанавливать тепло. И… захватите с собой бутылочку сливок.

Мокрая грязь липла комками нам на обувь, и холодный влажный воздух, как чьи-то крепкие руки, упрямо держал белый туман над полями. Мы то и дело останавливались, чтобы проверить, не прошли ли то самое место. Но что-то всё гнало и гнало нас дальше. Раза два или три начинался и кончался мелкий дождь. Однако он прекратился, когда мы всё-таки дошли до норы старого лиса.

– Добрый день! Это мы! Простите, что не смогли прийти вчера! – крикнул Ави, как только мы повернули к кустам.

Но нам не было ответа. Повсюду стояла унылая, почти ощутимая тишина. Мы остановились у норы.

– Добрый день, мистер Лис, как поживаете?! – склонившись, крикнул я в нору. Но её чернеющая дыра ответила мне молчанием и холодом. Ави ткнул меня в бок. Мы внимательно посмотрели друг на друга.

– Мистер Лис, мы принесли вам сливок!

– И шарф!

Но вокруг по-прежнему было тихо. Тогда Ави засунул шарф в свой карман и, засучив брюки, встал на колени подле норы.

– Эй, мистер Лис, вы меня слышите?

Он почти что засунул голову в нору. И медленно поднялся.

– Там никого нет… – сказал он.

– Может быть, он ушёл на охоту? – тихо сказал я, недоверчиво вглядываясь в холодный туман.

– Но тут не на кого охотиться, – возразил Ави

– Но он же как-то питался до нас.

Мы замолчали на минуту. Я больше всего боялся, что этот холод, что пробивался сквозь вязаный свитер и рубашку, вот-вот достигнет сердца, и я заплачу.

– Края у норы разрыты, – сказал я безнадёжно.

– Думаешь, его… – Ави стрельнул в меня глазами.

– Не знаю, пойдём, спросим у отца Стенли.

– Да, Том.

Мы тихо двинулись вперёд. Я, опустив голову, смотрел себе под ноги, Ави же, наоборот, задрал её кверху. Знаю, он тоже не хотел тогда плакать.

Отец Стенли ничуть не удивился, когда мы пришли к нему.

– Что-то случилось, дети мои? Как прошла эта ночь?

– Спасибо, отец, – прошептал я, но Ави перебил меня.

– Мама говорила, что вы рассказывали ей о лисе, что живёт неподалёку. Что с ним?

– О лисе? – отец Стенли смутился. – Ах, о лисе! Да, я говорил ей, что пару раз видел тут неподалёку лиса, но я ничего не знаю о нём. Вы тоже видели его?

– Да. Позавчера. Мы нашли его нору в миле отсюда, а сегодня обнаружили её разворошённой, – сказал я. Отец Стенли нахмурился и покачал головой.

– Здесь глухие места. И дичи не так много. Дикому животному сложно здесь найти пропитание, – наконец сказал он задумчиво.

– Да как вы не понимаете! Лис не мог просто так уйти! – выкрикнул Ави, и в его глазах заблестели слёзы, и голос его дрогнул на самой дерзкой ноте.

Отец Стенли нахмурился ещё больше.

– Я считаю, он прав. В такую грозу нора – небезопасное место.

– Глупости! Вы не понимаете! Он не мог уйти! Разве это первая такая гроза?! – воскликнул Ави.

– Мой брат хочет сказать, что нет ни одного ирландца, который бы ушёл из своего старого дома во время грозы. Будь она первой или последней, – глухо сказал я.

Священник вздрогнул и обратил свой взгляд ко мне. Голубые старческие глаза, мягкие и внимательные.

– Тогда идите домой, – сказал он тише.

– Разве вы ничего не слышали? Ничего? Его нора в миле отсюда. Разве это так далеко?! – не унимался Ави.

– Этой ночью я вёл службу. Я был один и, возможно, увлёкся молитвой… – священник посмотрел через наши спины на дверь. – Но, может быть, я слышал топот конских ног… Или мне показалось.

– Сколько, по-вашему, было лошадей? – перебил его Ави.

– Одна или две… – растерялся отец Стенли.

– Когда вы их слышали?

– Говорю же… Мне, наверное, показалось. Гром так и рокотал, даже витражи звенели.

– Когда вы их слышали?! – взмолился Ави.

Отец Стенли посмотрел на него настороженным взглядом.

– Я кончал всенощное и начинал заутреннюю службу, когда мне показалось, что кто-то проскакал мимо…

– Куда они направлялись?! – задыхаясь, спросил я.

– Судя по звуку… туда. – И священник уверенно показал на юг, туда, где в миле от его церквушки была нора старого лиса.

Я не помню, успели ли мы крикнуть ему спасибо, выбегая.

Мы со всех ног бросились к норе. И, глотая противный туман, бежали, не останавливаясь, даже когда боль в боку сделалась невыносимой. Но у норы снова было пусто. Мы принялись осматривать траву вокруг.

– Ави, она примята! – закричал я. Трава вокруг норы была вмята в грязь, иные же цветочные стебли и вовсе были сломаны. Вспоминая походку лиса, я не мог поверить, чтобы это он так примял траву…

– Том! Том! Здесь кровь! – вдруг вскрикнул Ави.

Я подбежал к нему. И действительно под ветвистым кустом почти что впитавшаяся в землю ещё теплилась алая лужица, разбегающаяся вокруг тонкими ручейками по вспученной земле. Приглядевшись, кровь мы нашли повсюду.

– Пошли домой, – сказал Ави, но я со злостью схватил его за руку.

– Ещё чего?! Это потому, что так сказал этот безмозглый святоша?!

– Томас!

– Что Томас?! Ты помнишь, что мама сегодня сказала?! Помнишь или нет?! Что на этой земле нет ни холодных, ни тёплых потоков. Здесь есть только то, во что ты веришь, и только те, кого ты любишь.

Ави раскрыл свои зелёные глаза и испуганно уставился на меня.

– Мы не вернёмся домой, пока не найдём лиса! – сказал я.

– А ты знаешь, где его искать? – тихо спросил Ави.

– Я хочу его найти, – твёрдо сказал я. – Слышите вы, я хочу!!!

Но только где-то далеко-далеко покатился глухой раскат грома.

– Мы не найдём его, если ты не поверишь в это, – сказал я Ави.

– Да, Том. Я постараюсь, – виновато произнёс он.

– Малявка! – и я отдёрнул свою руку.

Шаг за шагом мы обходили каждый куст, каждую милю вокруг. Мы следовали по примятой траве, выискивая на земле следы крови. Но следы были путаны. Лис уходил так, чтобы его не нашли. К середине дня удушливый туман поднялся к небу и солнце прогрело воздух. Мы с Ави ушли настолько далеко, что теперь, стоя на холме, мой брат вглядывался в шпили городской колокольни, видневшиеся южнее. За нашими спинами журчала всезнающая река.

– Он бы не пошёл в город, – сказал Ави.

– Думаешь?

– Что ему там делать?

– Тогда нам надо вернуться и искать его к западу отсюда.

– Думаешь, он пошёл на запад?

– Там Типперари. Там полно церквей и холмов.

– Значит, он ушёл туда… Но следы ведут в город…

– Он же не хотел, чтобы мы его искали.

– Нет. Это он соврал. И очень плохо соврал сам себе. Никто, будучи один, не может не хотеть, чтобы кто-то искал его.

– А если…

– Так ты хочешь найти его? И мы двинулись к западу.

– Почему он прогнал нас?

– Думаешь, ему было неприятно с нами?

– Нет. Тогда бы он дал нам понять. Может быть, он кого-то ждал?

– Или за ним охотились? Мы переглянулись.

– Но кому нужен один-единственный лис во всей округе? Даже сам отец Стенли видел его всего два раза.

– Может, кто-то тоже видел его?

– Но кто?

– Англичане?

– На кой чёрт им лисица?!

– Томас!

Мы свалились с ног где-то далеко за полдень. Мы насквозь вымокли от росы и мороси, меня знобило, у Ави потёк нос. Мы сняли свитера и, выбрав наиболее сухое место, сели на них. Внизу, далеко под холмами, начинались деревенские пашни, унылые жёлто-чёрные полосы.

– Здесь хорошо, – сказал Ави. – Тихо.

И словно в подтверждение его словам до нас донёсся гулкий звон колоколов.