Некромантия в быту

– Дина, Ян, поезжайте обратно к Гилиаду и Адель. Им сейчас будет кстати любая помощь. Я почти уверен, что монстр подземелий сорвется и решит стереть всех причастных некромантов с лица земли… Берите самую быструю машину, которую сможете найти, платите любые деньги…

Волшебники кивнули и побежали в сторону кладбищенских ворот.

– А мне нужно будет провести ряд ритуалов и попытаться найти слабое место у этой нечисти…

Максимилиан пожал плечами и, чувствуя себя абсолютно лишним, поплелся за владельцем похоронного бюро. Ему, конечно, никто не найдет никакого дела… Да и какие дела могут быть у беспомощного почти- человека в мире на грани между затишьем и громогласной бурей? Даже чирлидерши, выступающие для подбадривания футбольной команды, и те приносят больше пользы… Артефактор представил себя одиноко размахивающим помпонами на краю битвы на фоне вырастающего из-под земли чудовища.

– Максимилиан, ты здесь? Поможешь с магическими приготовлениями. Вместе мы проведем ритуалы быстрее.

Иван. Покой нам только снится

У жизни без души были и свои преимущества. Например, исчезло чувство вины и заглохла совесть. Мир стал намного проще, а решения принимались легко, ведь их больше не тормозили бесконечные размышления и отговорки. А еще Ивану дали долгую жизнь. Долгую, несомненно богатую и роскошную. Несмотря на достаток и статус – сначала директора важного завода, а потом владельца самого крупного риелторского агентства в городе, Иван так и остался одинок, не обзавелся семьей. Люди, в которых теплилась душа, чувствовали себя рядом с мужчиной неловко и старались держаться от него подальше, не понимая почему. Про такие личности, как Иван, говорили: «Вроде ничего плохого не сделал, а человек неприятный. Скользкий какой-то». Посвященные в культ люди теряли часть интереса к семье. Многим удавалось сохранить теплые чувства к близким родственникам, но заводить новых уже никто особенно не рвался. Потому что служение хозяину – это не про самостоятельность и свободу выбора. Это про коллективизм и работу на благо светлого будущего до конца жизни.

С возрастом Иван передал часть своих функций подчиненным, хотя и продолжал задавать тон и обеспечивать агентство новой кровью. Пока Повелителю не стало мало. Он уже достиг критических размеров и очень хотел расшириться, чтобы получить в свое распоряжение силы и души людей соседних городов. Иван делал все, что мог, но темпы его работы перестали устраивать хозяина. Существо было бесконечно ненасытно, словно кредитная карта. Тогда и родилась идея захватить важный артефакт, которым размахивали местные недоволшебники. Не умея использовать столь мощную вещь, глупые Артефакторы извлекали из нее крошечную денежную выгоду, а затем оставляли на долгие месяцы пылиться на полке.

Перед глазами Ивана встала вся его жизнь, а до боли знакомые аллеи напомнили о взлетах и падениях. Этот парк знал времена и получше: когда-то в самом его сердце радостно шевелились сияющие аттракционы и слышался детский смех. А сейчас от былой роскоши осталось лишь колесо обозрения – и то облезлое. Иван ощутил себя, как никогда, одиноким и растерзанным: он закричал от отчаяния и опустился на скамейку. Риелтор и сам чувствовал себя скрипнувшим и затихшим вагончиком американских горок, заржавевшей детской машинкой, в которой от дождей с годами разложились кожаные сиденья… Прохожие бросали на старика любопытные взгляды, но, не получив продолжения концерта, вскоре потеряли интерес к незнакомцу. Лучшие из риелторов потерпели полное фиаско и оказались в руках врага, беспомощные, но хотя бы не открывающие секретов фирмы. Иван чувствовал все, что происходит с его людьми, ведь именно он посвятил их в прислужники хозяину. Значит, можно не убивать подчиненных и позже вызволить из лап врага. Впрочем, собрать второй штурмовой отряд не представлялось возможным. Часть людей осталась при Повелителе, часть – отправилась пытаться купить новые души. Иван назначил встречу в парке своему заместителю, чтобы обсудить дальнейшую стратегию действия. Вскоре мужчина лет сорока присел рядом с Иваном – сухим, но молодо выглядящим стариком, которому никак нельзя было дать больше шестидесяти пяти из его ста девятнадцати лет.

– День добрый, – мужчина склонил голову, изображая поклон. – Я понял, что ситуация срочная. Как обстоят дела?

– Захват полностью провалился. Всех штурмовиков связали и погрузили в сон. Хорошо хоть не стали выпытывать у них информацию… Иначе мне бы пришлось попросить хозяина разомкнуть связь, и было бы как в тот раз, после подземелий, когда те два риелтора и юный стажер чуть не разговорились. Если честно, я думаю, что некроманты и без наших подчиненных владеют достаточным количеством данных, а потому не видят смысла выковыривать из них признания. Как обстоят дела с добровольцами? Кого-нибудь нашли?

Заместитель замялся, придумывая, как лучше сформулировать фразу.

– Требуется время. Но мы бросили всех, кого могли, на поиски.

Внезапно он побледнел, и мысли так и зависли в воздухе невысказанными. Левый глаз мужчины задергался, пораженный нервным тиком, тело затряслось и упало на скамейку. Иван склонился над доверенным лицом, пытаясь обнаружить у него хоть малейшие признаки жизни. Несколько долгих секунд заместитель не дышал совсем, а потом резко издал крайне неприятный свист при помощи ноздрей. Где-то в другой части города в этот момент прямо на ходу попадали на землю другие риелторы, а некоторые, сидящие за столиком кафе, заснули, ударившись лицом о столешницу. Иван изо всех сил боролся с накатывающей дремотой – в конце концов, он был древнее всех, он был самым главным, в нем теплилось больше силы Повелителя и самые крепкие руны. Последнее, о чем подумал директор риелторского агентства, – это то, как мало все-таки магии волшебников оказалось доступно простому человеку без души.

Максимилиан. Побег из Москвы

Натан Соломонович торжествующе воскликнул что-то похожее на «Та-дам!» и еще раз проверил, насколько крепок контакт между сотрудниками, усыпленными в морге, и теми, кто заснул в Подмосковье.

– Максимилиан, вот ты явно недооцениваешь свой вклад в дело. Никто из известных волшебников никогда не боролся с подобным злом. У меня, в силу опыта, уже почти перестала работать фантазия. А ты еще утром объяснил мне, почему важно поставить на сеть вайфай надежный пароль, чтобы соседи не пользовались моим интернетом дома. И то, что ты рассказал мне про современные технологии, очень напомнило принцип, по которому организована эта секта любителей подземного монстра. Я провел некоторые исследования и теперь уверен, что все адепты связаны между собой, а значит, повлияв на одного, можно распространить заклятие и на прочих… Жаль только, что само чудище не удалось усыпить. Но подозреваю, что так просто нам от него не избавиться. Как думаешь, ребята уже успели добраться до города?

Максимилиан пожал плечами:

– Я рад, что смог навести вас на верную мысль. А долго мне тут прятаться?

– Пока мы не придумаем, что делать с монстром. Твои родители выехали из города и какое-то время побудут в Москве. Скоро смогут тебя навестить. Давай перейдем в соседнюю комнату, чтобы ничего не упустить.

Натан Соломонович стал некромантом в достаточно зрелом возрасте, а потому был консервативен и почти не пытался разобраться в современных технологиях. Он по старинке зачаровывал обычные предметы и тратил на это больше сил, вместо того чтобы преобразовать уже почти готовый к изменениям смартфон или компьютер. В лучших традициях сказок братьев Гримм в его кабинете стояло зеркало, реагирующее на все необычные события, происходящие в шаговой и не очень доступности. Некромант напрягся так, что на его руках четко обрисовался рельеф из сине-зеленых вен. Представив, что вены и есть карта, Натан Соломонович мысленно сместил фокус с Москвы на Подмосковье, вылавливая необходимый ему город, разросшийся около слияния рек. Максимилиан во все глаза смотрел на волшебника и творящиеся на его глазах чудеса. Артефактор снова вернулся в детство, когда все обыденное кажется дышащим магией и ты задираешь голову вверх и тонешь в отпечатках крыш домов на фоне полуночи в четкой уверенности, что сейчас мир вдруг откроет двери в чудеса. Короткий миг легких воспоминаний оборвался, и взрослая жизнь, крепко сжав объятия, утянула Гольштейна-младшего обратно в реальность. Зеркало показало срочный выпуск новостей, снимающихся прямо на месте событий.

– Двадцать два человека в один миг впали в некое подобие комы. Врачи в замешательстве. Пострадавшие госпитализированы, и в настоящий момент у них берутся все необходимые анализы, – сообщила ведущая таким радостным голосом, как будто знала, что все заснувшие – враги людей. За спиной у нее еле заметно задрожала земля.

– Это сейчас камера дрогнула? – спросил Максимилиан.

Натан Соломонович почти вернул себе нормальный цвет лица и задышал ровно:

– Не думаю.

Толчок повторился, на этот раз более ощутимый. По асфальту за спиной дикторши пошла легкая сетка морщин. Зеркало прихотливо сменило ракурс с новостной камеры на свое собственное видение. Автомобили задрожали от возмущения и разразились звуками сигнализации – неблагозвучно и невпопад. Переливы сигналов напомнили звуки оркестра, неумело играющего на расстроенных инструментах.

– В прямом эфире мы оказались свидетелями событий, с трудом поддающихся логике. Внезапное и нехарактерное для данного региона землетрясение началось в центре города. Рекомендуем всем жителям укрыться в бомбоубежищах и в притолоках надежных помещений с несущими стенами… А мы продолжим съемки издалека, с более безопасного места, – зазвучала речь ведущей.

Фокус изображения сместился, и за границами видимого раздался звук резко рванувшей с места машины, принадлежащей новостному каналу, и девичий визг. Кусок шоссе рухнул вниз, в канализационный сток. Редкий поток машин свернул прочь от образовавшейся дыры на соседние улицы или развернулся и понесся в обратном направлении. Из-за угла вывернул джип, и его водитель выбежал прямо навстречу опасности, вопреки здравому смыслу. Дверь со стороны пассажира распахнулась, и к его компании присоединился тонкий женский силуэт с длинными волосами.

– Я думаю, тебе лучше выйти из комнаты. – Натан Соломонович загородил обзор, понимая, что шансы двух некромантов против гигантского чудища ужасно малы.

Максимилиан сжал губы и попытался рассмотреть хоть что-нибудь за спиной волшебника. К Гилиаду и Адель присоединились незнакомые юноше мужчины и женщины, достающие из карманов амулеты и обереги. Из образовавшейся прорехи в дорожном покрытии вылезало на гибких не то щупальцах, не то лапах абсолютно бесформенное существо. «Ну что ж, по крайней мере, оно не очень большое, размером с Арауна», – подумал и тут же осекся Максимилиан. Словно услышав его вздох облегчения, монстр принялся увеличиваться и наращивать мышечную массу, как растущее на глазах тесто. Зазвучала магия, раскрылись, словно зонтики, сдерживающие щиты. У каких-то чар оказался звук трубы, а у других – похожий на аккорды напряженной скрипки.

– Ну, как хочешь.

Натан Соломонович обернулся и посмотрел в старое зеркало, затянутое бронзовой патиной, похожей на паутину. Вместо его фигуры в безупречно подогнанном костюме и мудрого лица с неуловимой печатью времени в отражении происходила битва. Вместо Годзиллы городок крушил гигантский монстр, похожий на желе из нефти, с тысячью глаз. На фоне завихрений его тела кружили фигурки некромантов, крохотные, словно украденные фишки из настольной игры. Владелец похоронного бюро глядел в зеркало с таким видом, как будто включил телешоу или заканчивал конец рабочего дня просмотром очередного боевика. Наверно, у всех волшебников в возрасте со временем появляется отстраненность. Оказывается, учительница Максимилиана была не права: чувства, притупленные брутальной массовой культурой, – далеко не самое страшное, что может произойти с человеческой душой. Гораздо сильнее человеку вредят опыт и насмотренность.

Лицезреть развернувшуюся битву было очень тяжело, и юноша отправился успокоиться в соседнюю комнату с томиком «Преданий старины». Еще полчаса назад фраза прозвучала бы абсурдно, но в этом, другом помещении, без древнего зеркала, оказалось намного спокойнее. В левой части комнаты в алюминиевом стеллаже, охлаждаемом изнутри, лежали клиенты, которых предстояло помыть, причесать и красиво одеть. В правом – отключенном от холодильника – спали риелторы. Стерильная комната, пахнущая хлоркой, была оснащена несколькими стальными столами и шкафом с необходимыми в работе вещами. Пара случайных волос застряла в щетках, а некоторые инструменты для наведения марафета, забытые на холодном столе, напоминали скорее приспособления для вскрытия или пыток. Взгляд мальчика наткнулся на зачитанную книгу. Страницы, недавно воссоединившиеся с остальной частью «Преданий старины», учили в первую очередь доверять собственным чувствам и идти за ними следом. Те вещи, которые стоило сотворить и привнести в этот мир, по замыслу автора трактата, должны были ощущаться как разливающееся по телу тепло. Противоестественные действия, напротив, отдавали могильным холодом, расползающимся к конечностям, словно паралич. Большая часть описанной магии была интуитивной и подразумевала операции с реальностью и мелкими частицами, из которых состоял мир. Нужно было слегка поменять их порядок, пересобрать, а некоторые атомы просто отменить, словно их никогда и не существовало.

Вернувшись мыслями к школьным годам, Максимилиан отложил старинный том «Преданий старины» и попытался вспомнить, по какой причине он решил не поступать в вуз. Чтобы скорее влиться в семейный бизнес? Четыре года обучения – не такой большой срок, на который стоило бы отложить вопросы семейного наследия. Чтобы помочь родителям и брату с сестрой? Они и без него прекрасно справлялись. Ответ был не самый приятный. Сегодня Гольштейн-младший вообще столкнулся с огромным количеством нелицеприятной информации о себе. Он, очевидно, ленив и пуглив, раз отказался от высшего образования, даже не попытавшись сдать вступительные экзамены. Он абсолютно неблагодарен и думает только о себе – ведь где-то там, под Москвой, его снова защищает девушка, которая в буквальном смысле умерла за Максимилиана и подставила себя под удар, чтобы попытаться спасти его жалкую жизнь тогда, в квартире.

Но так жить совсем не обязательно? Что он вообще может сделать для владеющих магией стражей границ мира? Артефактор глубоко вздохнул и вернулся в комнату, где его ждал Натан Соломонович.

– Здесь, в пяти минутах ходьбы, на заправке есть кофейня. Могу ли я сходить за кофе? И взять перекусить? – спросил Гольштейн-младший.

– Ох, как же наивна иногда юность… Такие приемы побега работают только в кино, где допускаются сюжетные условности… Ничем ты не поможешь некромантам сейчас. Но можешь навредить. Им придется защищать тебя, вместо того чтобы сосредоточить силы на нападении. Мальчик, не всегда помощь заключается во вступлении в битву или в героическом отвлечении противника. Иногда лучшее, что ты можешь сделать, – это затаиться и не попасться в лапы врагу. Не ставь крест на усилиях моих учеников, пережди бурю здесь.

Максимилиан не знал, куда деть руки. Он всегда не к месту и не ко времени, а вся его жизнь проходила невпопад… Юноша перевел измотанный взгляд на зеркало – немое свидетельство его несостоятельности – и увидел, как по потухшей от налета времени поверхности пошла слабая рябь.

– Но если ты действительно проголодался, то я закажу доставку еды и чашки кофе, раз уж принципиален именно этот напиток. Какие-то конкретные пожелания будут?

Артефактор кивнул, а потом замотал головой.

– Тогда возьму на свой вкус.

Натан Соломонович повернулся вполоборота к Максимилиану, мельком осмотрев комнату. Он словно хотел убедиться, что юноша не полезет прыгать со второго этажа и не бросится к двери, пока тот набирает номер службы доставки еды. Но осталась одна вещь, которую волшебник не заметил и не смог принять в расчет. И это были «Предания старины» – сборник текстов по древней, могучей, но абсолютно неприменимой магии из прошлого. Наставник решил, будто юноша красуется перед ним и делает вид, что понимает, о чем написана книга на мертвом диалекте, хотя сам бы в этом никогда бы не признался. Воспитатель некромантов настолько привык, что молодые люди строят из себя интеллектуалов и пытаются показать свою персону с выгодных и зачастую несуществующих ракурсов, что не допустил даже самую маленькую возможность того, что Максимилиан действительно прочел и перевел древний трактат. С точки зрения Натана Соломоновича, юноша схватил из домашней библиотеки первое, что попалось в руки и напоминало о доме, а теперь просто разглядывал в книге картинки. Такую правду было куда как легче принять, чем поверить в то, что молодежь изучает давно забытые языки и ритуалы, которыми никогда не сможет овладеть. Впрочем, даже если бы некромант допустил весьма близкое знакомство подростка и текста на средневерхненемецком, в вероятность открытия портала прямо на место событий поверить было куда как сложнее.

Максимилиан бережно отложил книгу на столик и с разбегу нырнул в зеркало – так легко, как будто проделывал этот трюк каждые выходные – вместо прыжков с вышки в местном бассейне. Внутри у юноши разгоралось пламя, которое могло переплавить знакомую действительность. Реальность, словно треснувшая ткань, разошлась по швам, безжалостно сминая километры расстояния. «Предания старины», естественно, о подобных заклинаниях рассказывали и даже учили грамотно группироваться при их использовании. Юноша перекатился по мокрому асфальту через голову и замер в некотором отдалении от сражения. Зеркало, к величайшему сожалению Максимилиана, смрад передавать было не обучено – что было прискорбно, так как не могло подготовить ко всем волнам зловония, окутавшим улицу, да и в принципе весь район. Гольштейн-младший представил, как по новостям уже начали крутить «срочные и сочные известия» о прорыве городской канализации. А в это время виновник всех зловоний, похожий на гигантский взбесившийся ком черных волос, который достали из слива ванной, размахивает своими мерзкими отростками прямо посреди центральной улицы.

Адель, скорее почувствовав, чем увидев изменение соотношения сил, обернулась внутри своего защитного золотого круга.

– Эй, ты, зверюга! Тебе нужен я, а не они! – завопил Максимилиан, притягивая к себе взгляды всех прочих некромантов.

По какой-то причине юноша точно знал, что сейчас у него в кармане окажется дудочка – та самая, Гамельнская дудочка, которую Натан Соломонович так заботливо запер у себя в сейфе, когда они только прибыли в московское похоронное бюро. Также четко он нащупал разрыв и туннель, ведущий к битве.

Адель закричала, Гилиад, распростертый на асфальте, что-то недовольно застонал. Но рев чудовища, похожий на многократно усиленный слив воды в туалетном бачке, заглушил все сомнения и недовольства волшебников.

– Смотри, у меня для тебя есть вкусняшка! Дудочка, та самая красавица, которая поможет тебе приманить еще больше людей. Больше людей – значит, больше аппетитных душ!

Рукам Максимилиана стало очень тепло, и он понял, что колдует, лишь когда вокруг него появились всполохи полупрозрачной радуги. Юноша взмахнул ладонью, раздвигая границы времени и облекая разворачивающиеся на Садовой улице события в тягучий, вязкий суп. Тонкие фигуры волшебников теперь были вынуждены прилагать много усилий, чтобы преодолеть сопротивление и пошевелить рукой или головой. Вместе с ними замедлилось и чудовище. Подумав, Максимилиан сложил указательные и большие пальцы в виде кинокадра, отпуская братию некромантов в обычное течение времени.

Они тяжело задышали и возобновили свои пассы с выкачиванием сил из амулетов. Артефактор улыбнулся и продолжил перекраивать податливый пластилин настоящего времени. Могущественнейшие волшебники прошлого, которые возводили посреди пустыни целые города и превращали тонны песка в бескрайние озера, не начинали вершить свою магию с самого детства. От мира мало бы что осталось, если младенцы в пеленках принялись бы переделывать его на свой лад. На Гольштейне-младшем проклятие рода завершилось. Юноша ощущал это так же отчетливо, как и лимиты своих собственных сил и запасные мощи, которые он может отобрать у своих будущих наследников. Это чувство говорило ему, что проблем с потомками у него явно не предвидится. Вихрь силы пьянил и уговаривал развеять чудовище на сотню тысяч пончиков или пирожков. Пончиков или пирожков – потому что все-таки стоило заранее поесть и не приходить сюда голодным. Но вихрь был не прав, у него имелся свой собственный взгляд на вещи и какие-то странные зачатки разума. Последний, кто послушал его, превратил плодородный край и современнейшую из цивилизаций в Гранд-Каньон. И не просто превратил, но и сам встал одним из каменных столбов, навеки лишенный тела.

Максимилиан узнал этот факт, едва задумался о природе вихря. Он достал тяжелую – еще горячую от мгновенной материализации дудочку, которая оттягивала карман. Юноша понял, что именно его магия и желание сохранить жизнь Адель не позволили девушке погибнуть в тот вечер вторжения риелтора с помощниками. Эта мысль согрела сердце юноши, подсказывая, как поступить. Гольштейн-младший подул в музыкальный инструмент, выпуская на волю древнюю мелодию, приказывающую забиться как можно подальше в угол и уснуть если не вечным, то, по крайней мере, очень продолжительным сном. Этот мотив старой как мир колыбельной не звучал на Земле с тех пор, как последний из его предков взял столько сил у потомков, сколько смог ухватить. Мелодия могущественнейших колдунов из эпохи, канувшей в Лету, отдавалась эхом от домов, а мерзкая тварь все опускала и опускала свои щупальца, вытаскивая их из царства эльфов и еще некоторых, непригодных для человека миров.

Мерзкие глаза на его кольцах из плоти вокруг тела стали сонно моргать и закрываться, отпуская души тех, кого терзали все это время. Максимилиан надавил в последний раз, призывая наполовину спящего исполина уползти обратно в канализацию, туда, где ему было самое место.

Улица поплыла перед глазами юноши и наклонилась вместе с заваливаемым горизонтом. Чьи-то мягкие ладони удержали Максимилиана за ворот рубашки и не дали упасть, а крепкие руки подхватили и повели в сторону, к пешеходной зоне.

Гилиад. Финал

Забавно, но эта история заканчивалась там же, где и началась. Круг замкнулся, и я снова стоял на вокзале, ожидая Адель. Она уговаривала Арауна сходить в туалет, но пес вместо этого отчаянно искал еду, зондируя носом траву небольшого скверика сразу за платформой. Я видел свою напарницу с перрона достаточно отчетливо и даже услышал ее расстроенный вздох, когда ей пришлось наматывать еще один бессмысленный круг, обходя очередное дерево.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, – раздался за спиной знакомый голос.

Я обернулся и наткнулся взглядом на Максимилиана, опирающегося на зонт-трость. Что-то в нем неуловимо изменилось, он словно стал выше – или просто расправил плечи. Вокруг него собрался хоровод из трех чемоданов, за которыми он, очевидно, и возвращался в город.

– Мне предложили вернуться домой, в Петербург, снова заступить на пост… Конечно, я сразу согласился. А как ты и твоя семья?

– Семье придется задержаться еще на какое-то время в Подмосковье. Ведь тут толком не осталось агентов по недвижимости, которые помогли бы продать жилье. Отец говорит, что можно и остаться, ну раз нашим душам больше ничего не угрожает, а бизнес сможет стать еще более успешным. Ну теперь, когда я могу колдовать сам. Я решил пока побыть немного в Москве – Натан Соломонович звал в гости.

Опыт подсказывал, что даже несмотря на то, что в городке наконец-то воцарился долгожданный мир, юноша не захочет здесь остаться. Слишком многое ему напоминает о самых черных днях, о той битве, что шла у него в душе. И даже избавление краев от риелторов, медленно распавшихся прахом после погружения чудовища в сон, не утешит его. Мы с Натаном Соломоновичем решили, что это произошло из-за отсутствия у них души. Видимо, оставив от своих прислужников лишь формальную человеческую оболочку, чудище поддерживало их жизнь сознательными усилиями разума.

– Как Адель, кстати? – прервал паузу юноша.

– Вроде в порядке. Тоже возвращается вместе со мной. Нам предложили посты в Невском районе. На мою прежнюю должность в Подмосковье уже определен другой некромант.

– Значит, поедем в одном вагоне электрички, – улыбнулся Гольштейн-младший.