Конунг: Вечный отпуск

Ярл, вдруг остановился, удивленно посмотрел Игорю в глаза и расхохотался. Воины остались неподвижными, однако журналист готов был поклясться, что внутренне они как-то подобрались и парень почувствовал себя несколько неуютно под прицелом двух пар внимательных «прицелов».

– Ингвар, давай договоримся, – предложил хозяин, вытирая слезы, – вы нам помогли, ты и твои спутники – мои гости, и сможете пользоваться гостеприимством, сколько посчитаете нужным. Я обещаю, что постепенно отвечу на все твои вопросы. Но мы в той долине оказались не просто так, поэтому сейчас, мы будем обсуждать только мои вопросы!

– Мне кажется, что это довольно щедрое предложение, – едва скрывая облегчение, согласился гость. – Конечно же, я готов.

– Откуда вы пришли?

– Мы и сами не знаем. До того, как столкнуться с вами, шли, смотрели по сторонам, обсуждали все, и могу лишь сказать: мы родились под другим небом. Сможешь ли ты поверить в мои слова, но это единственное, в чем я уверен.

– А дракон, которого дозорные видели семь дней назад?

– Наверное, говорить «дракон» не правильно. Он не было живым, и не был опасным. Нет, причинить вред такой «дракон» смог бы, но только один раз, да и то, в первую очередь себе, своим поводырям да тем, на кого рухнул бы внизу. Лучше называть его «летающей… колесницей» что ли.

– Значит, твои спутники не солгали: вы прилетели. А как он это делает?

– Извини, ярл, все-таки задам небольшой вопрос: у вас есть, например, большие приспособления, которые с помощью силы воды или ветра вертят камни, а те мелят зерно?

– Да, вода крутит колеса двух мельниц здесь, рядом с городом.

– О, отлично! Тогда мне будет легче. Так вот, представь, что это летела такая огромная мельница, которую по небу гнала сила специальных приспособлений. То ли они сломались, то ли просто эта сила закончилась, но толкать вперед стало нечем, и «колесница» просто рухнула под собственной тяжестью. Остатков силы хватило, чтобы упасть не камнем ровно вниз, а по большой дуге, потому что изначально «колесница» находилась очень-очень высоко. Может быть даже выше двадцати тысяч шагов.

– Кто-то из вас мог бы создать такую же «колесницу»?

– О, нет. В наших землях каждый учится только своему делу, потому что работа стала очень непростой. Особенно такая. Где создают летающей по небу, или бегающие по земле «колесницы». Без лошадей. Я, например, не умею ничего такого строить, но учился десять лет, чтобы просто считаться взрослым мужем, а потом – еще пять, чтобы в моем доме всегда была еда, и мною интересовались женщины, – хмыкнул Игорь. – Те, кто строят такие чудесные приспособления, учатся еще дольше и именно этой работе. А потом они еще стараются узнавать новое о том, как летать, всю остальную жизнь.

– Из какой ты семьи? – после пары минут раздумий, снова ожил правитель.

– Мой далекий предок был одним из вождей свободных воинов на южной границе с опасными кочевыми племенами.

– Его выбрали, или он водил воинов по праву крови?

– Среди них не было принято величаться по роду. Каждый, кто приходил туда, должен был считать остальных братьями. Поэтому – выбрали, конечно.

– Значит, он был хевдингом25.

Игорь неопределенно пожал плечами.

– Они использовали слово «атаман», но может быть и так… В общем, потом предок женился, и то ли за заслуги, то ли из добычи оплатил, но у нашей семьи появились свои земли в не таких опасных местах. Чем мои родичи жили многие годы, семейное предание не сохранило. Почти сто лет назад случилось две очень неудачные войны, а на троне как раз сидел совсем слабый правитель.

Потом, произошел бунт, его вместе с семьей убили, и многие благородные роды тогда пресеклись. Другие вынуждены были скитаться, но все они лишились богатств и земель, которые объявили общинными. Любое богатство вообще назвали злом и под такими знаменами ограбили даже тех, у кого всегда была еда на столе. Поэтому моя семья, конечно же, не смогла уберечь поместье. Многие годы вспоминать о благородных предках было опасно, жить – трудно, но с моими родичами не случилось и совсем плохого: прадед сохранил жизнь, и даже был «председателем колхоза»… что-то вроде старосты в своем поселении. Тот, кто передавал остальным приказы правителей: когда сеять, сколько заготавливать, куда отвозить урожай…

Потом случилась самая великая война из тех, что у нас помнят, и его сын – мой дед, на ней выделился, получив титул «майора»… – Игорь ненадолго задумал. – Так, обычно они командуют батальонами, значит, дед имел право водить в бой примерно 400 воинов. Когда победили и он вернулся в свой город, его назначили… так, как же объяснить про «второго секретаря горкома партии»?! В общем, это довольно почетный, считалось, что не наследственный титул. Мой дед был слишком честен и справедлив, поэтому для его детей все так и получилось.

– А родители?

– Мама моя из дальних восточных окраин и тоже вышла из воинского рода. Она очень хотела жить рядом со своими родителями, а отец оказался равнодушен к зову власти, и посвятил себя поискам настоящего устройства жизни. Поэтому не особо возражал погруженный в другие потребности, и они уехали на родину мамы.

В это время тот – давний бунт, – перестал считаться чем-то правильным, и жизнь снова изменилась. Многие племена нашего общего народа зажили своим умом, так что от родственников отца мы оказались даже не в соседних землях. Папа не стал служить кому-то из тамошних правителей, посчитал случившееся волей богов и продолжил свои поиски. А вот все, что в поисках истины отбросил он, аккуратно собрала мама и принялась искать титулов, поскольку имела склонность к власти. Но, к сожалению, не богатств, – рассмеялся Игорь. – Она почему-то продолжила верить, что желать много серебра не только неправильно, но и стыдно.

– А какое у тебя было дело для жизни? Ты был воином, купцом, ремесленником или может быть жрецом?

– Нет, ни тот, ни другой, ни третий, ни даже четвертый, хотя в чем-то похоже на «жрецов». Как же объяснить… Я считался Голосом и Глазами народного собрания. Последнее время – на землях рядом с главным городом нашего народа – Москвой. Смотрел, к примеру, как строят новые дома, и должен был рассказывать другим – плохо это или хорошо. Чтобы правильное – перенимали, а вредное – пресекалось. Смотрел, чтобы слуги местного правителя не забывались, и не путали, где их добро, а где чужое. Правда, на самом деле серебро за труд мне давал местный тан26, поэтому так, конечно, не всегда получалось, – Игорь смущенно развел руками.

Едва знакомые, но уже связанные возникшей практически на пустом месте взаимной симпатией, собеседники обменялись понимающими улыбками и задумались каждый о своем. Занесенный в неизвестность, и по нынешним временам достаточно еще молодой парень, стал перебирать все, что он, возможно, потерял навсегда. Разговор всколыхнул в душе все то, о чем старался не думать последние шесть дней.

Его более чем вдвое старший собеседник, разрешивший для себя, насколько возможно дело, ради которого отправлялся в поход, и просто старался дать улечься новым знаниям. Он молча рассматривал сидящего напротив гостя, привычно поглаживая выпуклости подлокотников в виде кабаньих ног.

* * *

Тронный зал крепости Эверберг, осень 2037-ая от Исхода

(3 сентября 2017 год по «земному» календарю)

Почувствовав, что осколки новых знаний заняли свои места, ярл Эрвин снова внимательно всмотрелся в лицо гостя. Чувствуя, как по связи, соединяющей их разумы, доносятся волны огорчения и, догадываясь, кто тому виной, он решил, прекратить на сегодня настойчивые расспросы.

– Ингвар, меня не удивили твои слова о другом небе и мире. Фризы и, насколько я знаю остальные наши соседи, давно не ходят этими путями. Но сами мы пришли сюда именно по ним. Правда, своей волей. Больше двадцати раз по сто лет прошло с тех пор, как предки решили уйти через особые Врата, о которых знали в родственном нам племени хетов.

У тех оставалось мало воинов и земли, но жрецы их бога Салавани – Бога Ворот – хранили один из проходов сюда, и знали еще о двух. Сами они уйти не решались, но утверждали, что живущие здесь желтокожие богаты, земли их теплы, обильны, и хоть они и многочисленны, порядка нет, а сейчас и вовсе бьются не на жизнь, а на смерть. Так все и оказалось…

Многие племена в те годы потеряли земли из-за сильного и многочисленного врага, воины которого пришли от теплого моря откуда-то с юга под железными орлами, – ярл рассказывал легко, как само собой разумеющееся, поэтому не поверить ему было нельзя. Особенно после всего пережитого им самим. – Многие племена исчезли, и снова биться с пришлыми предки побоялись. Однако мысль собраться всем вместе и взять теплые благодатные земли понравилась очень многим. Через год, когда собрались вожди почти сотни племен, все и решилось. Время оказалось и правда подходящим, боги были на нашей стороне и после тысяч битв, мы поделили здешние пашни, луга, леса и шахты…

«Зе-е-емля-яки-и-и!»

– Вы перед этим несколько раз сказали «пирамида». Что это?

– Тебе не известно слово?

– В том-то и дело – знакомо. Вы его произносите как «темпел», но я слышу именно «пирамида», значит должен знать, о чем идет речь. Но нет, не пойму что такое. В голове возникает слишком смутный образ…

– А ты опиши, что оно для тебя значит? – оживился собеседник. – Просто расскажи все, что представляешь, когда произносишь его.

– Некоторая путаница, я думаю, потому, что «пирамида» для меня как раз наоборот, слишком много всего значит. Во-первых, это такая фигура, в основании которой многоугольник, а верхние грани состоят из полос с тремя углами. И этих треугольников столько же, сколько граней у основания. Есть так называемая «правильная пирамида», у которой в основании четырехугольник и треугольников, получается, у него четыре. Если это фигуру поставить основанием на землю, а сверху провести линию вниз, через то место, где сходятся все четыре треугольника, линия упрется ровно в центр основания.

– Да, именно так выглядят все наши «темпел». Но чтобы приносить пользу, самый малый из них должен быть высотой не меньше 15 человеческих ростов, а грани основания – не короче 34 ростов в длину. Здесь мы молимся нашим богам, и только здесь жрецы черпают силу «Сердец». Правда, их мы строим не полностью, а как если мысленно отсечь вершину на расстоянии одной двенадцатой части от высоты всей пирамиды. Иначе жрец не сможет получить доступ к «Сердцу Власти».

«О, значит пирамида у них означает скорее слово «храм», просто название образно так передается, из-за того, что он, скорее всего, не может быть другой формы. Название фигуры даже в образном мышлении стало нарицательным, – порадовался собственной догадливости Игорь, и тут же сделал шаг к еще одному открытию. – Так, пятнадцать ростов высоты – это же где-то 25-30 метров, а квадрат, лежащий в основании, это же почти в два раза больше. Здоровенная должно быть бандура».

– Ты сказал, что еще что-то представляешь, когда произносишь это слово?

– Очень-очень давно у нас жили несколько народов, которые строили такие же храмы. Некоторые мудрецы даже считают, что почти во всех землях раньше жили такие народы, но вот в это мало кто верит. Однако далеко на юго-восток от земель моего народа хорошо сохранились очень большие пирамиды. Какая-то из них высотой… так, примерно 140 метров – это будет… где-то 85-90 человеческих ростов.

– Должно быть, это были великие народы!

– Наверное. Прошло слишком много времени, приходили многие завоеватели, и сейчас в тех землях правят совсем другие – немного дикие племена. Они водят к пирамидам приезжих за малую цену, ненавидят их, но все равно уговаривают кататься на одно- и двугорбых животных, и разрешают, жрать и напиваться до свинского состояния, лежа у моря.

– Но это же так опасно! – вдруг пришел в волнение собеседник, подавшись вперед.

– Да нет, многие себе жизнь без постоянных пиров хотя бы раз в год и не представляют?! Нет, у нас, конечно, не так хорошо лечат, как у вас, – Игорь автоматически потрогал аккуратно заштопанный шелк на животе. – Но если кто совсем уж перестарается, его чаще всего спасают.

– Пусть себе пьют, я про «ушедших»! Диен ват ние хир!27

– Все равно не понимаю…

– Разве в них ни чего и ни кого не находили?

– В самих пирамидах?

– Да! В них находили комнаты разного размера?

– Про все не помню, но в самой большой точно были. По-моему, два помещения над землей, в самой пирамиде, и одно – ниже уровня земли. Считается, что те древние народы, которые их строили, создавали их для мертвых правителей, чтобы дождаться то ли конца времен, когда их призовут боги, то ли еще чего-то…

– Все правильно! И разве они не встают и не выходят убивать своей волей глупцов, что беспокоят их сон?

– Таких случаев у нас не известно. С пустым черепом и без внутренностей не особенно побегаешь…

– Что?

– В пирамидах народа, о котором я говорю, находили каменные саркофаги, где лежали тела, как считают наши мудрецы, правителей, их жен и, по-моему, ближайших слуг. У них извлекали перед захоронением все из черепа и живота.

– Но зачем?! О! – совсем другим голосом добавил ярл, прослушав длинную руладу в исполнении журналистского живота. – Ты же только недавно проснулся. Предлагаю, разделись со мной трапезу прямо здесь. Вне этого места я не смогу долго поддерживать наш разговор, и мы снова перестанем понимать друг друга.

– Сказать по правде, уже бы действительно надо, – смущенно признался Игорь.

– В этом нет стыда, – успокоил его собеседник. – Ты был тяжело ранен, и силу на исцеление плоти тебе передал я, но вот то, чем сращивались раны, твое тело брало из самого себя, поэтому ему нужно много чего восстановить. И для этого придется много съесть, – улыбнулся правитель. – Других способов пока не придумано…

* * *

Эверберг, тот же день

Остальные туристы собрались на втором этаже западной части цитадели. Сутки назад, сразу по приезду, их разместились в просторном зале со столом и камином, служившем центром отдельного закутка из почти дюжины комнат. Одолев плотный обед, путешественники раскинулись на широких обитых кожей лавках, меланхолично перебирая редкие сытые мысли.

За предыдущие день и ночь, пока Игорь был без сознания, они никуда не выходили, поэтому женщины успели обсудить все особенности своих очень небольших, но совершенно одинаковых и удивительно уютных после лесных ночевок, комнат. Мнение Анвара по всем особенностям размещения и питания, они тоже выяснили не по одному разу, поэтому проснувшиеся заметно позже, чем в предыдущие дни, сейчас больше прислушивались к птичьему гомону, время от времени прорывающемуся через немногочисленные бойницы.

– Знаете, до сих пор не могу поверить. Даже на фоне нашего необычного приземления… мы уже несколько раз видели настоящие чудеса, – вдруг оживилась Катя. – И вы, кстати, так и не рассказали подробности, как спускались в тот подвал вместе с Игорем.

Погруженные почти в медитативное спокойствие Анвар, даже вздрогнул от неожиданности, но в глубине души согласился, что ему и самому хочется поговорить об этом со спутниками. В 57 лет мало кто не знает, что можно и самому удивиться от глубины выводов, если проговаривать мысли вслух.

«Или подраться», – усмехнулся архитектор.

Задумавшись, он на мгновение снова, как в первый раз, прочувствовал всю недавнюю силу своего удивления. Когда предводитель средневековых воинов вдруг заговорил, и его слова неожиданно оказались понятны. В отличие от других местных, что-то лопотавших на какой-то странной и абсолютно не разбираемой смеси, с вкраплениями смутно знакомые западноевропейских слов.

– Как наш здешний хозяин «колдовал» над Игорем и своими воинами, а потом, пешком спускались с гор, вы и сами все видели. Когда через несколько часов, уже внизу, встретили коноводов, тоже думаю, ничего не пропустили. Во время почти суточной скачки на северо-восток, и до приезда в этот город-крепость, чего-нибудь необычного было еще меньше. А вот когда колесницы наконец-то поднялись по извилистой дороге на гору и расстались уже внутри, есть чего рассказать. Правда, не ждите особых откровений… Мы тогда подъехали к отдельной пристройке рядом с цитаделью. Она такая одноэтажная и накрыта почти плоской крышей…

– Да, когда мы на подгибающихся ногах наконец-то слезли с этих хлипких тачанок, ни вас, ни остальных раненных, не было возле коновязи, – подтвердила Наталья.

– …ну вот. Так и получилось, что стоило повозкам остановиться, солдаты подхватили носилки с Игорем и шестью другими, лежащими без сознания мужиками, и собрались их куда-то нести. Я же ехал в начале колонны, поэтому просто молча соскочил с повозки, и взялся за одну из ручек. Никто не возражал, вот и пошел вместе с ними. Сначала было два очень длинных лестничных пролета, потом еще несколько, но уже не таких больших, и один раз даже путь снова повернул куда-то вверх. Знаете, думаю фактически, мы спустились всего метров на десять ниже уровня той площадки, где выгружались. Просто переместились куда-то в сторону, и само помещение, куда в итоге попали, находится внутри какого-то сложного каменного сооружения. Из-за этого дорога, наверное, и получилась такой замороченной.

Мы пришли в не очень большой зал из одинаковых каменных блоков. И вот здесь остальных раненных положили на пол, а нашего боевитого журналиста на что-то вроде алтаря. Такой продолговатый кусок гладкого и красивого булыжника пару метров в длину и по метру в высоту и ширину. По бокам весь украшен барельефами с людьми, несущими носилки к здоровому мужику то ли с копьем, то ли с факелом в руках в руках.

– А статуи какие-нибудь там есть? – заинтересовалась Наталья.

– Нет, ничего такого. На стенах что-то было, но мне оказалось не до экскурсий. В общем, парня же видели перед этим? Весь в крови, бледный, дырки в животе и в спине ему вроде перетянули, но, думаю, не они самое опасное. Игорь же еще и изрядно удариться мог, когда пролетел метров десять со скалы. Хорошо хоть упал на трупы, а не на валуны. И когда мы его положили на этот алтарь, вспыхнул зеленый свет… точнее не так. Начало светиться, как будто бы такое зелено-голубое облако. Над тем постаментом-лежбищем, о котором рассказывал. И светилось довольно ярко, но на стенах никаких бликов или еще чего. Оно как бы само по себе висит и клубится, а их предводитель водит поверху руками и чего-то про себя бормочет негромко…

Сколько по времени это продолжалось – не скажу, – Анвар задумчиво почесал нос, – но тут хозяин достает здоровый ножик и начинает срезать повязки. А там… нет, не гладкая кожа, как по щучьему велению, но такое ощущение, что раны нанесли не около суток назад, а месяц, или даже больше. На груди, в районе ключицы, огромный синяк, уже не то, что проявился, а даже пожелтел и выцвел. Все раны по-прежнему видно, но их края сомкнулись. Хоть и ничем не прошиты, а при этом не расходятся. Когда Игоря стали ворочать, чтобы перевернуть на живот, я очень за него испугался, но нет, все оказалось правильно. Потом поверху раны ему чем-то смазали, и заклеили кусками ткани. Когда начали то же самое делать для остальных, я уже не смотрел, потому что помогал тащить парня, только уже куда-то наверх. Позже оказалось, что в крепость. Могу поклясться, что в ближайшее время он присоединится к нам совсем здоровым…

* * *

Надо признать, что Анвар почти не ошибся. К этому моменту журналист уже вовсю общался с местным правителем. Но вот сам Игорь, спустя несколько часов, начал в этом очень сильно сомневаться.

Привыкнув за первые две недели отпуска и почти шесть дней пути только лежать или идти, он страшно измучался, просидев с раннего утра и почти до вечера. Позвоночник, да и спину вообще, отчаянно ломило, зад стал как деревянный, а ноги прямо крутило от желания хоть немного пройтись. Но боясь разрушить невзначай возникшую приязнь, и понимая, насколько они зависят от доброго отношения местного «губернатора», стоически переносил неудобства.

– А кто сейчас под вашим небом самый сильный? – задал очередной нескончаемый вопрос Эрвин Сильный.

– Сила, это же не только мечи. Это и накопленные богатства, и оружие, и внутреннее единство, и решенные вопросы наследования…

Ярл Эрвин утвердительно покивал, и как-то более уважительно посмотрел на разошедшегося политобозревателя.

– Те, кто сегодня сильнее всех, живут с другой стороны большого моря…

– …ты про два острова недалеко от наших бывших земель? – уточнил правитель, подразумевая, очевидно Британию.

– О нет, они сильны, но их время давно прошло. Я говорю о землях, намного дальше. В той стране всю власть поделили несколько богатых семей, и они часто сменяют правителей. Из-за чего действуют, как разбойники, нападая и грабя других, даже если совсем недавно обещали защиту. Каждый их следующий правитель всегда может сказать, что ничего не должен. Они выделяют денег своим дружинам больше всех остальных великих народов, но лет сорок-пятьдесят назад их побили желтокожие и немногочисленные храбрецы маленького роста, заманив в свои леса. И с тех пор, они бьются только с совсем слабыми. Еще и нападать стараются не в одиночестве. У них так давно не было достойных противников, что даже их собственные хевдинги иногда начинают говорить, что увидев сильных врагов, хускарлы разбегутся как испуганные дети. Да и благополучие их пошатнулось. Народ заметно обеднел, по сравнению с недавними временами, поэтому многие мудрецы считают, что их время заканчивается. Но пока они все еще впереди.

Вторыми по силе считается самый многочисленный под нашим небом народ. Желтокожий. Их долгое время грабили все подряд, но с полвека назад они снова сплотились, а в последние годы и вовсе набрали большую силу и богатство. Их достижения все признают, но опытные вожди помнят, что воины этого народа никого и никогда не побеждали. Ну, понятно, кроме своих же родичей.

Третьими по богатству и влиянию стоят те, кто живет на покинутых вами землях. Они объединились с живущими у теплого моря, вашими бывшими врагами, но по-прежнему разобщены, да и изнежены неимоверно. Поэтому третьими по силе я считаю свой народ. Хотя многие годы мы были очень слабы.

«Ну и ладно, потерплю, от этого не умирают… в отличие от стрелы в пузо. Как и от копья в печень или куда там, у местных, тыкать принято. В конце концов, все, что сейчас узнаю, оно же не только полезно, но и действительно интересно…»

Как будто почувствовав внутренние метания, ярл прервал попытки разобраться в нынешнем мироустройстве на Земле, и предложил пройтись «тут не далеко».

– Сегодня ничто не указывает на необходимость спасать жизни, поэтому сил у меня хватит на некоторое время, чтобы понимать друг друга и вне трона. Пойдем, ты должен это видеть сам, – телохранители привычно заняли свои места впереди и позади процессии.

Оказалось, что толщина стены в том месте, где тронный зал соединяется с цитаделью, те же пять с половиной – шесть метров, как и с южной стороны, а за пышной занавеской скрываются невысокие, но очень крепкие ворота из широких деревянных плах, практически скрытых под сантиметровыми бронзовыми полосами. Проход в стене вывел в прямоугольный крытый двор размерами примерно тридцать на пятнадцать метров. Потолком этой полости, в теле пятиэтажной крепости, служил пол, наверное, минимум третьего этажа.

Бывший репортер успел рассмотреть, что с широких балконов справа и слева от перехода, можно очень удобного закидывать потенциальных нападающих копьями и расстреливать из луков. И судя по всему, само помещение служило для временного хранения седел, колесниц и упряжи к ним. Самих лошадей в тот момент не было, но полтора десятка надежных коновязей и неистребимый запах, нельзя было не заметить.

До цели идти пришлось действительно недалеко.

После защищенного дворика они пересекли помещение с полусотней узких комнат-пеналов, судя по развешанным щитам с одинаковым рисунком кабаньей морды, коротким копьям и узнаваемому запаху, не могущую быть ни чем кроме казармы. Затем двадцать ступеней вниз по спиральной лестнице, и вот она точка назначения – огромный каменный подвал, перегороженный пополам частым переплетением бронзовых прутьев.

С наружной стороны решетки остались столы и полки с кузнечными, или скорее слесарными инструментами (судя по отсутствию горнов или каких других источников огня, кроме пустых сейчас держателей для факелов). Изнутри же хранились просто горы разных приспособлений для смертоубийства: всевозможные мечи, копья, стрелы, щиты. Когда не замеченный в свете единственного светильника кривоногий здоровяк зазвенел ключами и открыл новый проход, Игорь, зависший от всего этого богатства, как раз успел про себя пообещать, что не даст себя увести отсюда слишком быстро. А уж если мелькнет шанс чего выцыганить, то грош ему цена, если не сможет воспользоваться моментом.

«О, Боже, не дай мне оказаться конченным лошарой, удержи от излишней наглости, и научи отделить одно от другого!» – мысленно взмолился впавший, от вида острых мужских игрушек, в детство журналист.