Жизнь российская. Том первый

А ещё на каторгу непослушных отправляли. Бузотёров… Декабристов…

В Туруханск. В Шушенское. В Бурятию. В Селенгинск. В Кяхту. В Читу тоже увозили. В Нерчинск. На Колыму. Ещё куда-то…

Россия большая. Огромная она. Места много. Всем хватит.

А теперь штраф! Штраф нынче в моде! В почёте сегодня штраф!

И это о многом говорит.

Цивилизация в общество извне пришла. Демократия забугорная.

Штрафы теперь в ходу. Денежные. За всё!

Плохо сработал – штраф.

Хорошо сработал – тоже штраф.

Почему? Да потому что этот «урюк» косо на начальника посмотрел.

И никто разбираться не станет, что смотрел-то он на него косыми от рождения глазами, а не от злости и неприязни… не от антипатии и ненависти.

Недаром их всех косоглазыми зовут.

И за глаза! И в глаза!

Что, мол, смотришь… на меня так… чего, дескать, уставился, чего зенки свои выпучил… Мало денюжек тебе дали? Ничё! И этого хватит!

Пшёл вон, дескать, иуда!

Могу, мол, ещё штрафануть!

Вот и весь разговор, вот и весь сказ.

Да-с. Так-с. Такой короткий сказ у теперешнего крутого начальника.

А чего делать бедному крестьянину? Не крестьянину, а дехканину?

Куда ему деваться? Куда соваться?

Дома семья ждёт: бабушка и дедушка со своими престарелыми и дряхлыми родителями, папа, мама, жена, детки… мал, мала, меньше…

Голодные они там, раздетые… необутые и неумытые… некормленые да неухоженные.

Любая копейка им, бедолагам и бедолажкам, спасенье от смерти неминуемой, от гибели, от кончины, от жизни такой пропащей.

Хорошо им в СССР жилось.

И сытно, и кров над головой. Школа рядом. Ясли. Садик детский. Дом пионеров. Станция юных техников. Станция юных юннатов. Клуб мичуринцев. Просто клуб. Дворец культуры. Кино. Театр. Больница под боком. Хошь болей, хошь не болей… Как хошь! Вылечат! А пока на больничном побудьте. Потом на работу извольте. Затем отпуск вам, товарищ дорогой, оплачиваемый полагается. Всё, что хошь. Живи и радуйся.

Люди и жили… и не тужили… горюшка не знали…

Так нет… свободы захотелось… демократии…

Настоящей! Европейской! Американской!

Вот и получили…

Гастарбайтеры теперь они. Работники. Рабы!

В букваре было написано: мы не рабы! рабы не мы! Ох… когда это было…

Советского Союза нет! Букваря тоже нет! Теперь на дядю пахать приходится за копейки, да штрафы платить.

А что делать? Охота пуще неволи!

Да и жрать хочется. Есть! Кушать! Питаться… Кормиться…

Хоть хлеба кусок, хоть риса горстку, хоть воды плошку.

Так что… смириться надо. Пахать! Пахать! И снова пахать!

И штрафы платить…

А не то… выгонят, выпрут, пинком под зад. Да ещё грубо и с матом.

И суд не поможет. Канитель одна. Да и затратно очень.

Поэтому… что начальство скажет, то и делать надо.

Как прикажет, так и исполнять.

Хоть с крыши прыгать.

Хоть в омут бросаться.

Хоть под поезд кидаться… хоть на рельсы ложиться.

Хоть куда. Беспрекословно. Как в армии. Без обсуждения.

Иногда и травку-муравку приходится красить засохшую.

Летом в зелёный цвет, зимой в белый. Чтоб вид был! Чтоб начальство радовалось. Чтоб глазу приятно было.

А то и мусор неубранный песочком закидывать. Хлоркой вонючие места засыпать или заливать. Хлорки нет, дихлофос пойдёт. Тараканов заодно меньше станет. Да и другой химии теперь полно. Крысиный яд тоже в ходу.

Крысы плодятся и расползаются… плодятся и расползаются… живут повсеместно, черти хвостатые…

Так что в последнее время весьма востребованы химпрепараты разного, так сказать, назначения и применения.

Наука придумывает и изобретает, производство штампует. Плати деньги и бери сколь хочешь… Пользуйся и радуйся. Живи в своё удовольствие! Как тебе хочется, как тебе желается. По-европейски! По-американски!

В стужу разлитые помои снегом надо припорашивать. Чтоб не стыдно мимо ходить. Да и чтоб не воняло… Вонь совершенно ни к чему. Тем более… в современном демократическом обществе.

Верной дорогой идёте, товарищи! Сказал бы умный человек.

Но… не судьба… Перевелись нынче умные. Подевались они куда-то.

Но жить-то надо как-то… в цивилизованном обществе.

К этому и шли… стремились… бегом бежали…

Для этого даже по парламенту из танков однажды стреляли.

Так бабахали по белому зданию, что во всём мире слышно было.

И вот… живём теперь… хлеб жуём…

Важно. С чувством. С толком. С расстановкой.

А для пущей важности… разлитые помои снегом надо в обязательном порядке припорашивать. Вот и хорошо! Вот и чудесно!

Это если вдруг другое начальство с проверкой едет: более высокое, более значимое и более достойное.

Начальство уважать надо.

Иначе это и не начальство… а так… филькина грамота… а то ещё хуже…

Фитюлька, например. Или… или козюлька…

А зимой ещё и со снегом, неожиданно выпавшим, борьба сумасшедшая… да и со льдом проклятущим такая же нервная и сумбурная.

Это в обязательном порядке.

Постоянно. Каждодневно.

А то и по нескольку раз за день: утром, в обед и вечером.

Это уж как положено. Это уж как пить дать.

Чтобы порядок был.

Чтобы люди, чтобы человеки, чтобы пешеходы, чтобы гуляющие, чтобы очень спешащие куда-то особи не поскальзывались, не падали на землю да не ломали себе головы, рёбра, руки и ноги.

Химические реагенты – это весьма чудная зимняя забава, это спасение от долбёжки и уборки льда и снега.

Чтоб шибко не потеть… не трудиться понапрасну себе в убыток… мозоли чтоб не натирать… чтоб быстрей это всё происходило: таяние и расползание…

Да и само оно потом всё делается.

Само! Без усилий человека. В силу химической реакции.

Наука такой способ нашла. Слава науке! Слава! И ещё раз слава!

Вот и сыпали их, химикаты эти, сколь ни жалко.

Едкая каша расползалась по свободным местам, заполняя буквально всё это незанятое обширное пространство. От сих пор и до сих. И вглубь, и вдаль, и вширь. Вплоть до самых верхушек бетонных бордюров.

Это в Москве так: до верхушек бордюров. Ну и в других городах нашей страны необъятной тоже.

А в Ленинграде (пардон, в Петрограде, Петербурге, Питере, Санкт-Петербурге) до верхушек поребриков.

В колыбели революции так принято бордюр именовать.

Да! Так! И только так! И никак иначе.

Так им, горожанам, хочется бетонный (или гранитный) боковой вертикальный дорожный элемент называть, который обычное асфальтобетонное или старинное булыжное дорожное или тротуарное полотно ограничивает с обеих сторон.

Что ж… пусть называют так, если им хочется.

На то их особая стать, интеллектуальная особенность и… волеизъявление.

Да! Стать у них особенная. Индивидуальная. Культурная.

Не будем вмешиваться во внутренние дела отдельно стоящей северной культурной столицы нашего прекрасного во всех смыслах демократического государства.

Так вот… господа и товарищи свободной республики… процесс пошёл: сухая химия после реакции со снегом и льдом постепенно… постепенно… постепенно… превращается… превращается… превращается… в жидкость обычную, в смесь разных химических элементов и обычной воды… но уже, пардон, не чистой…

И она расползается… расползается… и снова расползается…

Особенно в низких местах этой мерзости и пакости скапливается полно; а также на пешеходных переходах и на обочинах, скрывая люки, колодцы, каналы, лотки, ямы, рытвины, ухабы и выбоины, в которые можно угодить, попасть, провалиться, грохнуться, шмякнуться, ну и так далее… со специфическими последствиями… – как то переломы, гематомы, раны, порезы, ушибы и ссадины… Ну и неприличные слова… соответственно, в воздухе витали и летали при этом.

Ну, это любому и каждому известно. Все попадали в такие скверные истории. Многие побывали в таких дрянных ситуациях. Знают всё из своего собственного опыта.

Не обошло это и всеми уважаемого Кулькова Василия Никаноровича.

Ну, а как же… Никто от этого не застрахован. Ни бог, ни царь и ни герой.

Правда, они-то… – царь и герой… – пешком-то мало ходят. На авто они зачастую перемещаются.

Бог вообще не ходит, чего ему тут расхаживать… Но зато присутствует он везде, в любом месте, ежечасно, ежеминутно и ежесекундно.

А как же ещё-то… Он же Всевышний… По рангу ему положено.

Но разговор сейчас не о том и не об этом.

Разговор сейчас о другом, о настоящем: о лужах и кашах на земле… о рукотворных болотах… которые осуществляли свою предательскую деятельность. Так им было самой судьбой предписано и предначертано. Да, судьбинушкой горькой предназначено…

И с этим не поспоришь. Какой уж тут спор…

Так и тут… Так и здесь… Так и в этот зимний вечер, когда Василий Никанорович с работы к себе домой возвращался.

Время от времени всё же случалось непредвиденное, но предсказуемое, и Кульков, с озорными возгласами, восклицаниями и выкрикиваниями проваливался в ту лужу, в ту жуткую кашу по щиколотки и даже глубже.

Ах, какой пассаж… Ох, как неловко… Ой, как стыдно…

Вот кулёма… Вот балбесик… Вот Вася-Василёк… Вот неумеха…

Не повезло ему, окаянному…

Не повезло уважаемому Кулькову Василию свет Никаноровичу…

Проваливался иногда Вася-Василёк в те тайные глубокие ямы…

Но тут же он находил в себе силы, выбирался из той грязной вонючей лужи, руками и ногами карабкался, из сил выбивался, становился на ноги.

Но не сразу. Сразу не получалось.

Сразу, вообще-то, ни у кого не получится.

Ни у кого на всём белом свете.

Будь ты хоть семи пядей во лбу. Будь ты хоть рекордсменом в спорте силовом. Хоть самым первым на мировом первенстве. Хоть чемпионом олимпийским.

Сперва лёжа, цепляясь за всё, за что можно, хватался Василий пальцами. Держался за острые края и ветки торчащие. Вдох делал всей грудью, чтоб силёнок прибавилось.

Со спины на живот тихонечко перекатывался. Занимал нужную позицию.

Потом на на четвереньки поднимался. Как собачонка. Охая и ахая. Скуля нещадно и хвост испуганно поджимая.

Затем выпрямлялся. Уже как человек. Как настоящий.

Отряхивался тщательно.

Одежду поправлял.

Шарфик на сто рядов перекрученный старательно выпрямлял.

Шапку скособоченную глубже натягивал.

Далее продолжал путь, стараясь найти проходы в местах повыше, где оставались нетронутыми «материковые» лёд и снег и по которым было гораздо легче идти и более привычно. И без опаски снова грохнуться… опять в болото угодить…

Скользко, конечно, там было и даже боязно, но всё же не по рассолу этому скверному шагать, не по солевому ужасному сумбуру шлёпать, не по морю разливанному брести… едва топоча… нервно шаркая ногами и шепча разные непристойности…

Василий Никанорович торопился. Сам себя подстёгивал и подхлёстывал.

Он возвращался с работы, со службы, со смены, с суток. Он спешил. Он бежал.

Кроме своего законного дежурства, кроме своих очередных суток, ему пришлось сегодня денёк целый ещё прихватить.

За коллегу отсутствовавшего поработать.

Попросили его. Припахали. Начальство попросило.

А отказать он не мог. Совесть не позволила.

Кульков – совестливый человек. С совестью у него всё в порядке. Есть она!

Василий Никанорович вежливый и образованный человек. Грамотный!

А ещё доверчивый он и добрый. С рождения самого. Так воспитали его.

Поэтому не мог он отказать в помощи. Согласился поработать за отсутствующего товарища. Кто же ещё это сделает… если не он…

Вот и результат – сверх своей «родной» смены суточной отмутузил Кульков ещё целых десять часов вдобавок.

Да, пришлось оттрубить.

Поэтому сейчас он бежал вприпрыжку.

Мчался. Скакал, перепрыгивая через препятствия.

Домой! К себе! К семейному очагу. К уюту.

Спешил к жене любимой. К супруге.

К своей дорогой Антонине. К Тоне. К Тонечке. К Тонюльке.

И не думал, даже не предполагал, что в этот вечер предстоит остаться одному, без милой своей. В мыслях даже такое не привиделось.

Глава 2

"Нежданное одиночество"

Печаль беде не помощник.

Русская пословица

Не было печали, так черти накачали

А дома Кулькова ждала записка.

Из неё он узнал, что супруга поехала к своей дочери Галине; мол, та попросила посидеть вечером с Лёнькой, с внуком.

Стало ясно – жена вернётся поздно.

Ох и ах! Эх, как некстати… как не вовремя…

А он, бедолага, так торопился… нёсся… стремился… на крыльях летел… мечтал о встрече… грезил о хорошем…

Настроение мгновенно изменилось! И не в лучшую сторону.

Ему стало тоскливо и горестно от того, что в этот тихий вечерок придётся куковать одному в пустой квартире.

Видно, злые потусторонние силы ужасно постарались, чтобы произошло именно так. Да… не было печали, так бесы накачали. И именно сегодня.

Ах, какая жалость…

Обидно. До слёз обидно.

Тоска нахлынула. Уныние и хандра появились. Меланхолия вселилась.

Супруг помрачнел. А как не помрачнеешь-то… Жены дома нет. Кошмар!!

Надо же. Вот незадача. Вот как произошло. К дочке поехала… Тонечка милая…

***

Галочка перебралась в Москву вслед за матерью с отчимом.

Поначалу она жила с сынишкой у них, а когда появилась возможность на новой работе получить служебное жильё, то непременно воспользовалась таким неожиданным для неё предложением; даже несмотря на то, что общежитие, в котором ей выделили комнату, располагалось довольно далеко от квартиры родителей, – в противоположной стороне, на самой окраине.

Зато оно находилось совершенно рядом с местом её службы.

А работать в столице вблизи дома, в котором живёшь, – это великое дело, это подарок судьбы, это счастье.

И школа, в которую Лёнька нынче пойдёт, расположена буквально в двух шагах от их нового пристанища. Вот как здорово. Повезло им несказанно в этом плане: двор только перейти… и всё… ты уже в школе своей.

Это же превосходно. Это же замечательно. Не всем так везёт. А им повезло!!

И они с сынишкой, не раздумывая переехали и стали жить-поживать да добра наживать на другом конце города.

Галя ликовала и торжествовала, что у неё теперь есть своё собственное жильё и что на работу ходить совсем близко, рукой подать.

Тоня тоже очень радовалась за дочь: пусть у неё всё хорошо сложится в жизни, мечтала она. Пусть у неё всё получится. Дай-то Бог…

Но вот ездить в гости друг к другу им стало явно неудобно, в смысле – далеко ехать и долго добираться.

Но ничего не поделаешь, зато теперь у неё, у дочурки, свой отдельный угол.

***

И вот сейчас поездка Антонины туда занимала довольно много времени. Поэтому Василий жену скоро не ждал.

Ужин она ему приготовила, на стол поставила, салфеточкой льняной с выбитым узорчатым рисунком прикрыла: знала, что вернётся поздно.

Огорчённый муж поначалу всё же хотел потерпеть до возвращения супруги, чтобы потом вместе, вдвоём посидеть за славным их кухонным столиком, уставленным яствами, похлебать, пожевать, похрумкать, попить, пошвыркать, погутарить, поговорить, обсудить, помечтать, пошептаться, помиловаться…

Но ожидать пришлось бы долго. И голод брал своё…

Василий терзался в сомнениях: как быть? что предпринять? ждать иль не ждать?

Ему в голову пришла совсем даже неплохая мысль – пока хотя бы попробовать Тонину стряпню: отломить, отщипнуть, куснуть по чуть-чуть…

Такая думка ему понравилась.

Он стал прикладываться к еде мало-помалу и не заметил, как смолотил кушанье полностью. Всё, что там лежало ему приготовленное, он разжевал и проглотил.

Да. Так. Подчистую Вася схрумкал. Под метёлку. До дна выскреб. До самой-самой последней меленькой крошечки.

На что, на что, но на отсутствие аппетита Вася-Василёк никогда не жаловался.

Любил он покушать. Да уж. Точно так. Любил! Чего уж тут говорить понапрасну. Такой он человек. Особенно… когда очень вкусное перед ним стояло.

А Тоня готовила – пальчики оближешь. Вот он их теперь и облизывал…

***

Телефон забренчал неожиданно.

Как гром среди ясного неба.

Как выстрел в ночи.

«Кто бы мог это быть? Кому не спится в ночь глухую?..» – полушутя-полусерьёзно пробормотал Кульков, вытирая салфеткой рот и руки на ходу к аппарату.

Звонила Антонина.

Она ошарашила мужа вторым неприятным для него известием: с великим огорчением сказала, что случилось так, что Галина задерживается на работе, когда вернётся, – неизвестно. У них, мол, там такое творится… такое происходит… такое деется… – сам чёрт, дескать, не разберёт.

Так что ей, мол, придётся остаться у дочери с ночёвкой, а утром, да и днём тоже, придётся с внуком Лёнькой во дворе погулять. Не пойдёт же он туда один, маленький ещё… неопытный… неискушённый. Да и не позволит она ему, малышу, совершить такое форменное безобразие. Шаромыг-то разных на улице – пруд пруди! Вон сколько оглоедов болтается! Бездельников! Лодырей да тунеядцев! Прощелыг да хулиганов! Грабителей да разбойников! Убивцев да насильников! Не дай бог, что случится.

Супруга попросила, чтобы Вася не ждал её сегодня. И не беспокоился.

Остаться ей, мол, у дочери надо. И на работу к себе она, дескать, уже позвонила, предупредила, что завтра чуток задержится… либо вообще не придёт, с внуком, мол, некому остаться.

Далее Тоня подробно растолковала, где стоит приготовленный ею ужин, и что и как сварить утром на завтрак.

Яйца, сосиски и сардельки мясные, дескать, в холодильнике лежат.

Там… в лоточке…

Яйца надо кипятить ровно две минуты, чтобы в мешочке были, как он любит, а колбасные изделия до полной готовности – пока кожура не лопнет, тогда уже и доставать можно из кастрюльки. Только вилкой! Не рукой. Ни в коем случае. А то волдыри будут водянистые.

Тонечка все тонкости готовки ему поведала.

Предупредила и о возможных негативных последствиях.

Но если вдруг ожог ненароком случится, молвила она, то целебное облепиховое масло в шкапчике белом стоит. С красным крестиком на двёрке. Там оно – на самой верхней полочке в небольшой тёмной бутылочке. Чуток им намазать – и всё пройдёт!

Василий Никанорович в ответ благоверной отчаянно кивал своей буйной головой и приговаривал: «Угу… угу… угу… Ладно… Ясен пень… Бу сделано… Лады… Есть… О-кей… Хорошо… Конечно… Обязательно… Да… Ага… Йес. Нет. Да. Отлично».

Что он уже слупил всё, ею приготовленное, – муж скромно промолчал.

В завершение разговора жена попросила долго вечером не засиживаться, а лучше пораньше лечь спать.

Настроение у Василия испортилось напрочь, как бы он этому не противился.

Но деваться некуда. Раз жене надо – значит надо. И он смирился. Сподобился.

Да и как не смириться, коли стечение непредвиденных и не зависящих от тебя обстоятельств диктует свои условия.

Против судьбы не попрёшь. Нельзя этого делать. Да и не получится.

По этой причине расстроенному и поникшему Василию Никаноровичу пришлось весь вечер одному домовничать. Да и ночь одному коротать.

Скучно ему стало в осиротевшей квартире.

Давно он один на один не оставался. И давненько сам с собой не разговаривал.

Уже забывать стал те далёкие времена, когда жил в одиночестве. Но, нет-нет… да и всплывёт в памяти… Видит Бог. Вот и сейчас.

Случалось, что один он жил. Как перст.

И утром, и днём, и вечером. И ночью тоже.

Такое вот глобальное одиночество происходило с ним в его личной жизни.

Давно, правда, это было. Ой, давно…

Только воспоминания грустные остались о тех нелёгких временах. Понатерпелся он… Понастрадался… Поизводился…

Но времена меняются. И у него они изменились. И переменились к лучшему.

Сколько уж лет с Тонечкой вдвоём живут. Всё время вместе. Хорошо им. Привыкли. Прикипели друг к дружке. Спаялись. Спелись. Сжились.

А теперь… надо же такому стрястись, – не повезло – один дома остался.

Как тот смышлёный пацан из одноимённого американского фильма.

«Ха-ха-ха…» – начал было смеяться Василий, вспомнив, как в кино тот милый смекалистый смазливый волшебный парнишка лихо и бесцеремонно расправился с дураками-грабителями. Но тут же прекратил хохот, уяснив, что сегодня-то… сегодня в дурацком неприглядном положении оказался он сам. Лично.

Да! Именно он. А не кто-то другой…

Это его повергло в шок. Не хотел он этого.

Нет! Ни за какие коврижки. Ни за какие коржики. Ни за какие печеньки. Ни за какие ватрушки. Ни за какие пряники.

Настроение совсем упало. Даже ниже плинтуса. В душе на тоску наслоилась печаль. Ох… И ах…

Попытался Василёк поставить себя на место.

Без устали повторял, повторял и повторял: сейчас главное не сломаться! быть сильнее! и мощнее! несмотря ни на что! тяжёлые времена пройдут! и… рано или поздно всё будет хорошо! обязательно!

Но… слова – словами, а дела – делами. И лучше раньше, чем когда-либо…

Жизнь, вообще-то, научила его многому. В том числе ничего ни от кого не ждать. Всё делать самому. Лично. Своими руками. Терпение и труд всё перетрут. Ну и так далее.

И он помнил, что пока жив человек, возможно всё: и худое, и хорошее.

«Всё! – сказал он себе. – Хандру прочь. Жизнь наладится. Не сегодня, так завтра… Обязательно так будет. Надо взять себя в руки! Вася! Всё у тебя сложится хорошо!»

Но… установка на лучшее почему-то не сработала. Стороной прошла.

Настроение не улучшилось, а наоборот… – ухудшилось.

На первую печаль наползла вторая.

На горизонте замаячила третья печалька.

А там и четвёртая показалась. Пятая зарождаться начала… Шестая… Седьмая… Восьмая уже из-за угла торчит…

Ну что это такое… Как? Откуда? Почему? Зачем? За что?

Поплохело Кулькову. Ужас им обуял. Жуть вселилась в него… Страх появился…

И вечер в дальнейшем своём развитии у него от этого совсем не заладился.

Нет! Не сложился. Так неожиданно всё произошло. И так некстати.

Всё сразу не так начало происходить. Всё из рук валиться стало.

И на сердце муторно и уныло!

Потерялся он в пространстве. И во времени. И не знал, чем заняться.

«Что делать? Как мне быть? Как поступить?» – вертелось в голове.

Сначала включил телевизор в надежде посмотреть что-нибудь интересное.

Дабы забыться и тоску развеять.

Но ни на чём глаз не остановился, не нашёл он там ничего подходящего, не показывали там ничего стоящего. Ерунда одна. Муть. Выключил.

Затем газеты с журналами пытался штудировать.

Начинал одну статью читать, перескакивал на другую, после этого опять возвращался к предыдущей, – не шло ничего в голову.

Чертовщина какая-то. Мура. Мурища…

Принялся кроссворды разгадывать, – и те не закончил. На, казалось бы, совсем простые вопросы ответить не мог. Такого раньше не было. Никогда!! Почему так-то??

«Неужели отупел? – шипел сам на себя Кульков. – Рано что-то… Да и не должен отупеть. С чего бы это? С какой такой стати? Отчего? Не может такого быть! Подобному не бывать! Это оттого, наверное, что кроссворды – неправильные… И составлены они неправильными людьми, каких нынче полно на белом свете. А может, и откровенно тупыми. Таких тоже пруд пруди. Да! Сплошной пеленой идут они по жизни этой. Море разливанное. Окиян!! Не повезло мне сегодня с кроссвордами этими дурацкими. Ляпов откровенных в них много. Ошибок и неточностей. Неужели это так? Или по другой какой причине?.. А? Вася!.. Василёк! Оппа! А может… из-за того, что кроссворды решать надо, а я их разгадывать собрался. Как же так? Как быть? Что теперь делать?» – разные вопросы нахально лезли Кулькову прямо в мозг, в самый центр, меж двух полушарий.

Полярность их поменялась: одно полушарие с плюсом стало, второе с минусом. А плюс и минус – это две противоположности! Это борьба за выживание!

Мозг плавиться стал, затем закипел, забурчал, пар пошёл.

Клубы взбесившегося пара барашками полезли из-под черепной коробки.

Горячая пена выплеснулась через все отверстия: через глаза, рот, нос и уши… на щёки, на шею, на плечи…

«Ой! Больно! – лихоматом заорал бедолага Василий, а руками стал виски сжимать. – Что делать? – снова такой вопрос возник. Ответ не заставил себя долго ждать: – Вася! Милый… Уже не исправить ничего: хоть решай… хоть разгадывай… хоть ещё что-либо с ними делай… Кроссворды-то и вправду неправильные. Какие-то они не такие, несовершенные, липовые, безграмотные».

Время не стояло на месте, оно шло, шагало, вперёд стремилось; минуты мелькали одна за одной, секунды тикали.

Вот часы пробили время отхода ко сну.

Но Василий Никанорович этого не заметил.

Он терзался самоедством, он лютовал, что сегодняшний вечер не удался, всё валится из рук и голова не работает. Не фурычит!

Почему так происходит? Отчего у него сегодня такая неразбериха творится во всём теле? Кто в этом виноват? Кто? Кто?? Кто???

Кульков хотел уже за это сам себя высечь, как та вдова унтер-офицерская, но резко передумал. Тогда решил в угол себя поставить, но тоже не смог это совершить оттого, что все четыре угла в комнате были заняты другими предметами, а пятый он не нашёл…