Сэйл-мастер

Глава 3, о «зайцах» и капитанских башмаках

Вахта шла мирно. Покачивалась веревочка лага, тихо поскрипывала кукушка в кают-компании, а вахтенный штурман деликатно похрапывал. Заснул Сашка совершенно без зазрения совести: восьмичасовое дежурство – это безобразно много. Если уж Княгиня не позаботилась набрать достаточно офицеров, то пусть не переживает, если они стремятся сохранить жизнь и здоровье. А после вчерашнего выматывающего пре-старта искушению Морфея не смог бы противиться и самый стойкий стоик из всех древних греков.

И все-таки выспаться ему не дали: часа за два до конца вахты по корабельной трансляции разнеслось:

– Кормчий вызывает мостик, Белобрыскин, отзовись!

– Да! – гаркнул Сашка в хрустальную подвеску переговорника, со сна чуть ли не басом.

– Докладываю, – сказала Санька беззаботным тоном. – При попытке осуществить плановую проверку кристаллов я обнаружила, что вход в кормовой отсек заблокирован.

– Как заблокирован? – не понял Сашка.

– Заперт изнутри, – пояснила Санька. – Поскольку засова там нет, думаю, его кто-то припер бочкой с водой.

Сашка представил упомянутую бочку, и ему стало нехорошо. Весила она чуть ли не тонну.

– Кто мог ее сдвинуть?

– Любой, кто имеет власть над водой, например, – сказала Санька холодновато. – Капитана будить будешь, вахтенный?

Сашка в красках представил, какие на его голову обрушатся громы и молнии, если он в первую же свою вахту потревожит всемогущую Княгиню. Однако делать было нечего: ситуация и в самом деле из ряда вон. Посторонний на корабле, подумать только! Как будто не было, по меньшей мере, дюжины проверок и инвентаризаций.

– Тревогу бить, – мрачно ответил штурман.

– Да ладно, чего сразу тревогу! Сами разберемся.

Сашка сжал зубы: он за многое любил и уважал Саньку, но не мог поверить, что в подобный момент она проявляет такую безалаберность – по-хорошему, ей следовало самой объявить тревогу сразу же, а потом докладывать вахтенному офицеру.

– Ну ладно, тогда я сейчас в колокол позвоню, мне ближе, – сказала Санька, увидев его лицо, и отключилась.

Пока Санька бежала узким коридором до кают-компании, Сашка положил руки на хрустальный шар и вызвал капитанскую каюту. В сеточке для волос и розовой пижаме с сердечками капитан выглядела странновато. Она спокойно выслушала Сашкино сообщение о постороннем на корабле.

– А! Видно, пробрался в виде крысы.

Сашка только удивленно воззрился на Княгиню.

– Отставить тревогу, – снизошла та до объяснений. – Если ни мы, ни диспетчерская его не засекли, это или бес, или призрак, или домовой. Догадываюсь, – добавила она довольно сухо, – что на военных судах вы ни с чем подобным не сталкивались, штурман, но торговцев эти паразиты не боятся. Надеюсь, вы в состоянии справиться с мелкой нечистью?

Тут до Сашки с опозданием дошло, почему Санька осталась так неподобающе беззаботна. Он попробовал дотянуться до нее – скорости ради – по их личному телепатическому каналу, а не по общей связи, однако было поздно: корабль, от киля до верхней палубы, продрал до досок обшивки низкий, встревоженный звон большого колокола.

«Ну вот», – тоскливо подумал Сашка, представив себе выражение лица Берг и мрачную угрюмость пилота, по пустяковой причине выдернутых из заслуженного сна.

Все, однако, оказалось не так страшно: Белка, вскочившая на мостик меньше чем через минуту после объявления тревоги, просто хмуро посмотрела на Сашку, неожиданно широко зевнула, прикрыв рот рукой, и едко спросила, может ли она, раз ничего сверхъестественного не случилось, пойти доспать положенное ей время.

– Нет, – ответил Сашка извиняющимся тоном, – примите мостик, пилот; а я схожу, посмотрю, что там можно сделать.

Без особой радости Бэла плюхнулась в пилотское кресло.

– В чем дело, штурман? – спросил мрачный голос Берг из медного раструба.

– Ничего особенного, – сказал Сашка. – Посторонний в отсеке кристаллов. Капитан считает, что это домовой или призрак.

– А! – хмыкнула труба. – Glasklar[11]. Also,[12] предлагаю заскочить ко мне и взять бесогонного средства, сбор № 14. Кто у вас будет заниматься изгнанием?

– Я, – сказал Сашка, сообразив, что его приказ Белке оставаться на палубе был вполне оправданным: как оборотень, она магическими силами владела в малой степени, а сваливать изгнание беса на одну Саньку было бы и нечестно, и неэффективно.

– Значит, вы и зайдите. Тревога отменяется, вахтенный?

– Отменяется, – согласился Сашка.

Еще через несколько минут они с Санькой, походной жаровней и маленьким пузатым мешочком бесогонного сбора стояли возле обитой заклепками двери в двигательный отсек. Каюта казначея располагалась отсюда неподалеку, в трюме, и Людоедка очень просила «воспевать не слишком громко, а то у меня до сих пор от заговоров таможни башка zerspaltet sich[13]».

Как вскоре оказалось, Людоедка не знала, о чем говорила.

Едва Сашка и Санька разожгли под жаровней небольшой магический огонек и бросили в пламя первую же щепотку сбора, дым пошел такой, что стало не до гимнов – прочихаться бы! Сашке даже показалось, что они с подругой сейчас изгонятся не хуже предполагаемого призрака.

Наконец, дым мало-помалу втянулся в узкую щель под дверью, и оттуда послышался неправдоподобный вой:

– Ой, матушки-батюшки! Что ж я, бедный-несчастный, вам такого сделал, за что живота лишаете!

Голос был противный, театрально плаксивый – какой-нибудь Петрушка из кукольной пьесы для детей, – но ни капли не призрачный. Значит, либо мелкий бес, либо бездомный домовой, который не побрезговал забраться на борт без приглашения.

– Отодвигай бочку от двери и выходи подобру-поздорову, – пригрозила Сандра зловещим голосом.

– Будь поласковее, девица-красавица! Как же баньку натопить и спать уложить, да? А потом уже расспрашивать!

– Сейчас я тебе покажу «поласковее», – пообещал Сашка самым тяжелым тоном, на который был способен, и на пробу врезал по двери кулаком. – Д-добрый молодец, you rotten horsecunt[14]!

Кулаки у штурмана были тяжелые, – недостаточно, чтобы чувствительно сотрясти обитую железом дверь, однако звук получился громкий. Демонстрация силы в сочетании со злобной руганью оказалась действеннее окуривания: их собеседник сдался.

– Все-все! – крикнул голос, на сей звучащий уже нормально, без кукольного издевательства. – Понял, начальник! Выхожу.

Из-за двери послышались сдавленные ругательства (исключительно на архаичном русском), потом – скрежет тяжелой бочки по полу.

– Только дверь не открывай! – крикнула вдруг Санька, побледнев. – Экипаж облучишь!

– Не первый раз замужем! – ответили из-за двери.

Тут же незваный гость просочился прямо сквозь заговоренные створки.

«Заяц» оказался моложе Сашки и Саньки лет на пять – или так выглядел. Совсем еще мальчишка, короче говоря. Одет он был в клетчатую рубашку, мешковатые штаны с большим количеством карманов и парусиновую куртку, которая, казалось, могла бы заменить ему парус, если бы он расставил руки. Босиком, но в грязно-серой шапочке, из-под которой ниже колен свисали длинные черные волосы. В руках парень виновато вертел белый истерзанный ботинок со шнуровкой.

– Ну, утро доброе, начальники, – сказал он, подняв на Сашку и Саньку невинные зеленые глаза, очень большие и яркие на бледном, скуластом лице. – А я чего поделаю, если они… и так, и эдак… и в башмак запихали… и не спросили!

– Кто в башмак? – спросила Сандра, а Сашка эхом повторил:

– Кого не спросили?..

Парень потупился.

…Для объяснений все собрались в кают-компании (подтянувшаяся Княгиня даже не подумала переодеться из розовой пижамы, хотя волосы уложила). Дело не терпело отлагательств: если бы домового – а уже стало окончательно ясно, что перед ними домовой – решено было высаживать, делать это следовало теперь. Прямо сейчас он мог добраться до Марса-2, эфирной станции на орбите реального Марса, в катере, дрейфуя по воле ветров, которые здесь дули по направлению к Солнечной Системе.

– Помилуйте, сжальтесь! – простонал домовой прежним дурашливо-плаксивым голосом. – Я этого вашего «ветра» от «течения» не отличу, а вы – в шлюпе!

– Ветер уже, но бьет сильнее, и его видно лучше, вот и все, – раздраженно бросила Сандра. – «Не отличит» он! Откуда? – она потрясла перед носом у домового бутылкой «Северного сияния», изъятой у него из кармана.

– С собой пронес! – мигом ответил тот. – Нишкни, неточки, не брал я из ваших запасов, ничего не брал!

Еще одной способностью домовых, помимо хождения сквозь стены, была способность проносить с собой спиртное. Чаще всего в неограниченных количествах.

– Как тебя зовут, чудо? – с брезгливой жалостью спросил Сашка.

– Василий я, – домовой часто заморгал. – По батюшке Христофорович, Христофоровы мы.

– С ботинком мне все ясно, – сказала Балл. – Ботинки я выкинула перед самым стартом. Видимо, коллеги Василия, решили подшутить над ним, напоили и уложили в ботинок. А он очнулся здесь только после старта.

– Ни черта себе! – в голове Василия вдруг словно прояснилось, он перестал паясничать. – Они что, меня, выходит, в капитанском ботинке пронесли?!

– Это точно мой ботинок, – сказала Балл с непроницаемым лицом. – А я здесь капитан. Методом простой дедукции получаем, что капитанский ботинок.

– Так я теперь тут повязан! – Василий схватился за голову. – У меня же место на «Кассиопее»!

– Всем нам приходится чем-то жертвовать, – пожала плечами Балл. – Ладно. Ввиду этого обстоятельства, а также того, что лишаться катера я не хочу, я официально признаю вас домовым «Блика». Штурман, попросите Людмилу Иосифовну, когда она проснется, внести Христофорова в судовую роль как условного пассажира[15]. С гильдией домовых потом разберемся.

Глава 4, об особенностях музыкальных инструментов

– Временным штурманом я и останусь до конца полета, – меланхолично подвел итог Сашка, дергая струну. – А потом меня спишут на берег, и я буду искать себе какое-нибудь дырявое корыто на маршруте Земля – Проксима.

– Да с чего ты взял? Еще только третий день полета.

– Санька, она ко мне придирается, – они и так разговаривали очень тихо, вдобавок настраивая инструменты, но тут Сашка и вовсе понизил голос до шепота, чтобы даже малейшего отзвука не просочилось сквозь переборки. – Я с Княгиней не уживусь. Она еще после домового на меня косо смотрит. Во время огневой тренировки, опять же…

– Да ладно, во время огневой тренировки все плохо себя показали, – пожала плечами Сандра. – По две пушки на человека – это много. Если бы хотя бы Людоедка могла ворочать орудием, еще туда-сюда, а так… Ну, и мне ничего: пали и пали. А на тебе и маневры, и огонь…

– Да ладно, мелкими маневрами пилот ведает, поэтому ей Княгиня и отдала только одну пушку из семи, – махнул рукой Сашка. – Все дело в том, что я слишком мало знаю боевых заклинаний. Ну, сама понимаешь: на военных кораблях если ты штурман – то ты штурман, и к орудию по тревоге не становишься.

Сашка говорил фигурально: управление семью орудиями «Блика» (нос, два кормовых и четыре бортовых) выводилось на мостик, в каюту казначея и в двигательный отсек, на пост кормчего. Еще дополнительные терминалы можно было настроить в кают-компании, возьми Балл на борт дополнительных спецов. «Стоять» у них никому не приходилось: наоборот, обстрел заклинаниями требовал столько сил, что нужно было только сидеть или даже лежать.

– Все фигня, кроме пчел, – пробормотала Сандра, проводя смычком по струнам, – и пчелы тоже фигня… Все образуется. Разучишь ты заклинания, нам еще только до Аль-Карима две недели – как пять зачетов сдать. Я тебе книжку одолжу. Helvete[16], и где она умудрилась так расстроиться?

– Ты очень неосторожно обращаешься с инструментами, – сказал Сашка, с нежностью глядя на нее. Его собственный альт не слишком пострадал от переноски; впрочем, Сашка никогда не считал себя великим музыкантом и сам настраивал всегда только гитару: на альт слуха не хватало. Гитару он сломал о голову того самого капитана, которому заехал в челюсть, так что теперь любимого инструмента у него с собой не было.

– Зато инструменты ко мне привыкают, – со всей убежденностью произнесла Сандра. – И отражают мою индивидуальность.

Тут Сашка не мог не согласиться. Насколько он помнил, ее скрипки (а скрипки менялись каждые несколько лет, вырастая вместе с Сандрой, пока ей наконец-то не приобрели взрослую) всегда были украшены какими-то привесками, фенечками-мулечками, расписаны рунами и иероглифами (якобы ради улучшения акустических данных), щеголяли дополнительными отверстиями в корпусе или еще чем-нибудь этаким.

Вот эта, нынешняя, скрипка пестрела ультрамариновыми и ярко-оранжевыми полосами, что вполне сочеталось с какими-то плетеными цветными шнурками в Сандриных коротких (едва закрывают уши) черных волосах, с ее сережками (в правом ухе четыре, в левом три), кольцами, браслетами и прочими украшениями, которые делали кормчего похожей на бродячую лавку амулетов.

Зато из прочей одежды Сандра изо дня в день носила один и тот же серый комбинезон на голое тело и высокие ботинки. Выглядело это впечатляюще, поскольку младшая из трех дочерей Свендаттир вымахала ростом с Сашку, и все остальные ее достоинства удались пропорционально. Сашка, пожалуй, реагировал бы на это впечатляющее декольте с большим ажиотажем, если бы между ним и Санькой не произошло уже столько всего, что он мог воспринимать ее сиськи исключительно в виде приятного фона.

Он также знал, что для мага-корабельщика Сандра отличалась прямо-таки редкостной умеренностью во всех своих проявлениях.

– М-м-м… – согласился Сашка. – Что сыграем?

– Веселую пиратскую? – предложила Санька, беря пару лихих плясовых аккордов.

Сашка хмыкнул и попробовал поддержать, но почти сразу выбился из темпа и взмолился:

– Давай что-нибудь полегче, братец!

– Грустную пиратскую?

– Избави боже! Я отстану на втором такте… ну ладно, на третьем. Нельзя ли что-нибудь человеческое?

– Что? «В лесу родилась елочка»?..

– Отчего нет? Для разогрева хотя бы…

– Златовласка моя, ты невероятно обленился и деградировал. Давай хотя бы… – она начала было «Турецкий марш», но тут дверь приоткрылась, и в кают-компанию скользнула Бэла Димина, закутанная в кусачую даже на вид серую шаль.

– Вы не на вахте? – спросила Бэла.

– Сейчас капитанская вахта, – ответила Санька за Сашку. – А у меня плановая проверка… – она бросила взгляд на часы, – через восемьдесят две минуты. Так что мы решили освежить наши школьные опыты… Мы тебе спать мешаем?

– Нет, – Бэла тоже посмотрела на ходики. – Я мало сплю. Я хотела спросить… к вам можно присоединиться?

– О, ты тоже играешь? – Сандра выглядела удивленной. – На чем же, если не секрет?

– Я ударник, – тихо пояснила Бэла. – У нас в училище была группа… Установку на корабль с собой не возьмешь, да у меня и нет своей. Но пару тамбуринов я прихватила.

– Ха, дело поправимое, – воскликнула Сандра. – Вот ка-ак доставим особо важный груз, ка-ак разбогатеем, ты сразу же купишь установку и попросишь Сашку ее сюда доставить.

– Не дотащу, – с достоинством возразил Сашка. – Она громоздкая.

– Не прибедняйся! – Сандра изо всех сил ударила его по плечу. – Для среднего вампира – так себе задачка.

– Вампира? – Бэла переводила взгляд с одного из них на другого.

Сашка понял его изумление: блондинистых вампиров не бывает. Хрен их знает, почему. Хотя на юге России и в Израиле живут несколько рыжеволосых кланов, которые очень пекутся о чистоте крови.

– Я наполовину, – пояснил Сашка. – Так-то менш, но у меня много типично вампирских фокусов получается. У меня мама из вампиров.

– А они разве… не инициируют? – Бэла как будто удивилась.

– Ты больше желтых газет читай, – хихикнула Сандра. – До двадцати процентов населения – неинициированные полукровки. А у всех остальных в каком-то поколении да затесались вампирские гены. Сколько у нас уже за межрасовые браки не преследуют, лет триста?

– Точно, обращать совсем не обязательно, – кивнул Сашка. – Это решают родители, когда разбираются, с какой родней ребенку будет удобнее расти: знаешь же, что вампир и человек долго жить вместе не могут… Когда вампир – мать, ребенка чаще всего инициируют. Просто в моем случае мама захотела уйти в монастырь почти сразу после моего рождения, так что решено было, что я останусь с папой. Но папу потом послали на каторгу, и я лет до десяти жил все-таки с материнской родней.

– А почему они тогда не?..

– Потому что только до года можно. Ну, и дальше, когда отец вышел и женился во второй раз, я своих вампирских родичей частенько навещал… – Сашка подкрутил колок, задумчиво провел смычком, прислушался и удовлетворенно кивнул. – Они меня научили всяким штукам. И с Сандрой мы там подружились.

– Ага, – кивнула Сандра, извлекая из скрипки длинный, ноющий звук. – Он был жутко несчастным ребенком! Ты же видела эти вампирятни: понятия о комфорте никакого… сквозняки, освещения ноль, чем они питаются – тоже знаешь… фу-у-у! – она сморщилась. – А мои родители тогда рядом жили с их замком, в деревне… ну, летом дачу снимали.

– Она меня подкармливала, – усмехнулся Сашка. – Отдавала мне свои конфеты, – ему удалось сыграть целую фразу, и он остался очень доволен собой.

– Половину, – хмыкнула Сандра. – Стала бы я отдавать все!

– Да и вообще, ты не ради любви к ближнему своему старалась: ты вербовала меня в сообщники, чтобы я помог тебе забраться в сокровищницу моей родни.

– Фу, как нехорошо с твоей стороны об этом вспоминать! – Сандра сморщила нос. – Как низко!

– Ты подорвала мою веру в человечество, и теперь вообще мне кругом должна, – парировал Сашка. – Ну что, «в лесу родилась елочка»?..

– Погодите, – сказала Бэла. – Я сейчас схожу в нашу каюту за тамбуринами. И еще у меня есть ноты пьесы Млацкого для скрипки и барабана, я думаю, ее можно на три партии разложить без особого труда…

Белка осторожно внесла в кают-компанию свои маленькие тамбурины. Пилот выглядела довольно потерянно, словно сомневалась, правильно ли поступила, заикнувшись о совместной музыке.

– Ставь сюда, – щедро предложила Санька, отодвигая в сторону стол и скидывая на пол подушку с дивана.

Белка с сомнением посмотрела на подушку, потом на диван, потом на Сандру, лицо которой прямо-таки светилось искренним предвкушением. Наконец, она, несколько нервничая, уселась на подушку, скрестив ноги, поставила перед собой тамбурины, вытащила откуда-то из-под шали палочки.

«Она будет играть на тамбуринах палочками!» – удивился Сашка.

Однако недоумение прояснилось: Бэла достала оттуда же, из складок шали, небольшую складную рамку и тарелочку. Подвешенная на рамке, тарелочка издавала тихое дребезжание.

– А саму рамку можно использовать, как треугольник, – сообразила Сандра. – Умно!

– Есть и портативные ударные установки, – сказала Белка отстраненным тоном; стеснения в нем, однако, уже не чувствовалось – точнее, чувствовалось, но не так сильно. Не стеснение, а некая сухость. – Но у меня такой нет. Млацкого, к сожалению, тоже. Забыла, наверное.

– Ничего, – сказала Сандра. – В этой книжице был Мартон, как раз очень хорошо подходит. Еще можно взять тот квартет, который я помню наизусть. Вам только надо будет подхватить.

– О нет, избавь меня бог от того, что ты помнишь наизусть! – Сашка поднял руки в защитном жесте. – Наверняка опять какая-нибудь жуткая головоломка. Да и Мартон, если подумать…

– Ну, хватит! – прикрикнула Сандра. – Этак мы и в самом деле договоримся до «В лесу родилась елочка».

– Давай «Турецкий марш»? – взмолился Сашка. – Ты же его начала.

– Это слишком легко, – непреклонно отозвалась Санька. – И не вздумай лениться!

С этими словами она протянула Бэле одну копию нот, с другой подсела ближе к Сашке. Они пристроили листки на стол между ними и почти одинаковыми движениями подняли инструменты к подбородкам.

Бэла посмотрела на них с некоторым сомнением, но ничего не сказала.

Это и впрямь был Мартон, Bittersweet symphony[17]. Сашка только не помнил: там должны были быть скрипка и альт, скрипка и виолончель или вовсе две скрипки? Ну ладно, в любом случае, решил Белобрысов, он более или менее справится, а если и возьмет пару-тройку фальшивых нот, так ничего страшного, все свои.

Первые ноты, низкие и протяжные, и впрямь принадлежали ему. Что ж, не так трудно, как показалось сначала. Потом ему помогла Сандра, включилась, и сразу стало легче – как глоток свежего воздуха. Белка послушно оттеняла их перекличку барабанной дробью то тут, то там, но пока это не имело особого значения: так, разминка.

Играть в паре с Санькой всегда было сущим наслаждением: Сашка шел за ней, почти не глядя, полностью полагаясь на ее чуть более высокое мастерство и гораздо большую уверенность в своих силах. Когда же она покидала его, устремляясь вверх, он вполне уверенно держал партию, встречая ее ласково, когда она возвращалась – словно акробатический этюд, когда Сашка в роли нижнего гимнаста подбрасывал партнершу вверх (в реале он бы проделать этого не мог: Санька, скорее всего, весила немногим меньше него).

Теперь дело оставалось за барабанщицей: сможет ли она держаться с ними вровень? За взрывом первой трети пьеса успокаивалась: игру вела скрипка, альт ее поддерживал, а ударным оставалось только отбивать ритм. Если они не сорвутся с самого начала…

Они сорвались. Барабаны не вступили, какое-то время скрипка и альт продолжали вдвоем, но было совсем не то: мелодия потеряла половину прелести, утрачивая законченность и превращаясь из мощного и радостного отрывка в нечто куцее, даже одинокое: без ударных мелодия сразу же утратила большую часть энергии, став почти примитивной.

– Ну и чего? – спросил Сашка довольно сердито, глядя на Белку.

– Я не успела дочитать, – буркнула она довольно резко и повела плечами, скидывая шаль. Под шалью обнаружились белая футболка и темно-синие шорты.

– Ну, извините!

– Там легко, потом одна вариация все время повторяется, – сказала Сандра. – Теперь дочитала?

– Теперь да, – нейтральным тоном ответила Бэла. – Прошу прощения. Давайте сначала?

– Давай… – недовольно сказал Сашка. Ему казалось, что второй раз он точно не сможет повторить вступление, не сфальшивив – кажется, первый раз ему удалось только чудом. Однако чудо повторилось: ноты пошли ровно, гладко, словно упали на уже проторенные рельсы, как эфирный поезд; фарватер был знаком. Низкие, саркастические ноты заскользили ровно и плавно, потом в него влилась новая струя – Санька, – и в нужном месте таки прервались дробью радостных ударов. Сашка чуть было не сбился: это было неожиданно. У девчонки оказалась твердая рука и та самая сумасшедшая страсть, которая отличает барабанщиков и скрипачей – но в барабанщиках она сочетается, вдобавок, с настоящим безумием. А что вы хотите от людей, которые целыми днями только и делают, что колотят по всему палками. Безумный удар, дробь… второй удар… helvete, как говорит Санька, а ведь пошло! Пошло! Хотя и странновато звучат глухие удары тамбурина там, где должен быть барабан, но уж ладно.

Они повторили первую вариацию несколько раз, потом Сандра разразилась вдохновенным пассажем, из-за которого Сашка потерял нить беседы, а Бэла так увлеклась, что упустила ритм – но начало, тем не менее, было положено.

Сашка взял особенно неловкую, сомнительную, скособоченную ноту, и так она жалко прозвучала во внезапно наступившей тишине, что все трое просто не могли не расхохотаться.

– Чудно! – сказала Сандра с удовольствием. – Совместная игра – лучшее средство для сплочения команды! Еще, конечно, помогает секс, но это трудновато, когда речь идет о большой компании… – на этом месте Сашка фыркнул, опознав давний прикол: «Чтобы пилота потом не поимел капитан, ему лучше поиметь штурмана еще на трапе».

Бэла покосилась на Сандру с такой опаской, что Сашка не мог не расхохотаться снова.

Глава 5, в которой капитана похищают, а штурман пускает пузыри

Три с половиной недели вояжа – совсем малый срок. Но уже через пару дней, как только стих ажиотаж после появления домового, а расписание дежурств на камбузе перестало вызывать жаркие споры (Сашка, вопреки воле капитана, хотел избавить Саньку от большинства обязанностей не по судовой роли: мол, пусть он лучше пожертвует частью отдыха, чем будет есть это), на корабле установилась размеренная рутина вахт, сна, приемов пищи и посиделок в кают-компании. На последних старшие члены экипажа – капитан и суперкарго – когда появлялись, а когда и нет. Они не то чтобы игнорировали более молодых и менее опытных, но дистанция возникла сама собой, и обе стороны, кажется, были ею вполне довольны. Княгиня как-то раз принесла свою арфу и присоединилась к Сашкиному с Сандрой дуэту, предложив исполнить божественно прекрасную «Арию» Баха – мол, это единственное, что она помнит хорошо и за что ручается. Бэла оказалась исключена из трио по вполне естественным причинам, Сашка чуть было не дезертировал, но в последний момент укрепился духом.