Полная версия
Победивший смерть
Николай Ходаковский
Победивший смерть
«Счастье есть дело судьбы, ума и характера…»
Н.М. Карамзин
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
У Николая Александровича Морозова была необыкновенная, насыщенная случайностями и невыносимыми страданиями судьба, блестящий ум и необыкновенной силы характер. Судьба, ум и характер сделали его по настоящему счастливым человеком.
Оказывается, даже в тюрьме, в одиночной камере можно быть счастливым человеком.
Морозов был убежденным террористом. В статье «Значение политических убийств» (Листок «Земли и воли», № 2-3, 1879) один как идеолог терроризма писал, что «…мы признаем политическое убийство за одно из главных средств борьбы с деспотизмом». Однако далеко не все разделяли его взгляды. Наиболее последовательно, например, против терроризма выступал Г. В. Плеханов.
Терроризм в России конце XIX – начале XX веков был методом политической борьбы и входил в арсенал русского революционного движения с 1860-х гг. В российском государстве до 1917 историки выделяют два «пика» террористической борьбы – в 1878-82 и 1901-1911 годах.
4 апреля 1866 Дмитрий Владимирович Каракозов, ишутенец, то есть участник революционной «Организации» Н. А. Ишутина, стрелял в императора Александра II, но промахнулся.
Надо сказать, что ишутинцы, – тайное революционное общество в Москве в 1863-66 года. Николай Андреевич Ишутин родился в 1840году и в 23 года стал руководителем тайного революционного общества в Москве в 1863-66. Приговорен к смертной казни, замененной вечной каторгой. В Шлиссельбургской крепости сошел с ума. Умер на Карийской каторге в 1879 году. Ему было 39 лет.
Оно возникло из кружка, примыкавшего к «Земле и воле». Ишутинцы создавали кооперативные предприятия, готовились к пропаганде в народе. К началу 1866 – узкий центр («Ад»), тайное общество («Организация») и легальные «Общества взаимного вспомоществования». В С.-Петербурге – филиал (И. А. Худяков и др.). Ишутенцы осуждены по Каракозовскому делу.
Покушение было задумано и совершено Каракозовым по собственной инициативе. В прокламации, написанной им еще до покушения, он показал народу его главного врага. Каракозов был повешен по приговору Верховного уголовного суда.
Наиболее откровенное теоретическое обоснование террористическая тактика получила в «Катехизисе революционера». Сергея Геннадиевича Нечаева, в котором предписывалось физическое устранение своих противников.
Нечаев родился 20 сентября (2 октября) 1847, в селе Иваново-Вознесенское Владимирской губернии в семье мещанина, служившего в трактире. С 14 лет начал работать. О себе он рассказывал, что он сын крестьянина и выучился грамоте 16 лет от роду. В 1865 переселился в Москву, где пытался сдать экзамен на звание народного учителя, но провалился. Через год выдержал этот экзамен в Петербурге и получил место учителя в Сергиевском приходском училище. В 1868 поступил вольнослушателем в Петербургский университет. Зимой 1868-69, принимая участие в студенческих волнениях, пытался взять на себя роль лидера, но неудачно. Распустив слух о своем аресте и бегстве из Петропавловской крепости, скрылся за границей, опасаясь преследований властей.
В марте 1869 он оказался в Женеве у М. А. Бакунина, объявив себя представителем новой волны революционного движения. Бакунин был очарован Нечаевым, оказывал ему всяческую поддержку и даже поселил у себя. Нечаев встречался также и с А. И. Герценом, который отнесся к молодому революционеру с явным недоверием, но по настоянию Н. П. Огарева, также подпавшего под обаяние Нечаева (он даже посвятил ему стихотворение «Студент»), передал на бакунинско-нечаевские «революционные затеи» часть так называемого Бахметевского фонда. Этот фонд предназначался для финансирования революционного движения в России и находился в совместном распоряжении Герцена и Огарева.
Нечаев совместно с Бакуниным издал от имени несуществующего «Всемирного революционного союза» ряд ультрареволюционных манифестов: «Постановка революционного вопроса», «Начало революции» (журнал «Народная расправа», №1). Тогда же им, по-видимому, был написан и «Катехизис революционера», автором которого длительное время считался Бакунин, и только после публикаций последних лет авторство Нечаева можно считать доказанным, хотя влияние бакунинских идей в этом знаменитом тексте, как отмечают историки, несомненно, чувствуется.
«Катехизис» состоял из четырех разделов, в первом из которых «Отношение революционера к самому себе» провозглашалось, что «революционер – человек обреченный… он… разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью «этого мира». В разделе «Отношение революционера к товарищам по революции» эти товарищи классифицировались по степени их полезности для революции, причем революционер более высокого разряда должен смотреть на «революционеров второго и третьего разрядов» как «на часть общего революционного капитала, отданного в его распоряжение». Формулируя «Отношение революционера к обществу» (третий раздел) Нечаев подчеркивал, что он не должен останавливаться «перед истреблением положения, отношения или какого-либо человека, принадлежащего к этому миру, в котором все – и все – должны быть ему равно ненавистны». «Все это поганое общество» Нечаев предполагал разделить на несколько категорий, причем первая из них составляла «не отлагаемо осужденных на смерть». При вынесении смертного приговора следовало руководствоваться не личной виной того или иного человека, а пользой его убийства для революционного дела. Далее следовали еще пять категорий людей, которых следовало уничтожить позднее или использовать в интересах революции, не останавливаясь перед шантажом, и лишь немногие могли «выработаться» в настоящих революционеров.
Наконец, «Отношение товарищества к народу» (четвертый раздел) заключалось в том, чтобы освободить его, подтолкнув к «поголовному восстанию». Для этого требовалось сблизиться с теми элементами в народе, которые были наиболее подготовленными к бунту. «Соединимся с лихим разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России», – призывал Нечаев.
Публикация в газетах «Катехизиса» вызвала широкий общественный резонанс. «Нечаевщина» дискредитировала революционеров в глазах общества и обусловила в нем стойкую «аллергию» к терроризму.
В августе 1869 Нечаев с бакунинским мандатом представителя «Всемирного революционного союза» вернулся в Россию. Здесь он организовал тайное общество «Народная расправа», главным образом из студентов Петровской сельскохозяйственной академии. Тайная организация состояла из «пятерок», подчиняющихся «комитету», в который на самом деле входил один Нечаев. Организация строилась на принципах жесткого централизма и безоговорочного подчинения. Столкнувшись с сопротивлением своим авторитарным методам со стороны студента И. И. Иванова, Нечаев организовал 21 ноября 1869 его убийство, причем привлек к его осуществлению еще четверых членов организации – И. Г. Прыжова, А. К. Кузнецова, П. Г. Успенского и Н. Н. Николаева, стремясь «повязать» их кровью.
«Прежде всего должны быть уничтожены люди, – считал Нечаев, – особенно вредные для революционной организации, и такие, внезапная и насильственная смерть которых может навести наибольший страх на правительство и, лишив его умных и энергических деятелей, потрясти его силу».
Иванова заманили в парк при академии под предлогом поисков типографского шрифта, якобы спрятанного в гроте еще «каракозовцами». После недолгой ожесточенной борьбы Нечаев прострелил голову полузадушенному Иванову, труп которого был сброшен в пруд, но вскоре обнаружен окрестными крестьянами. Нечаев бежал за границу, другие участники убийства были арестованы. По завершении следствия перед судом предстали 85 «нечаевцев». Процесс подробно освещался в прессе – правительство рассчитывало дискредитировать революционеров, заклеймить их цели и методы борьбы. Тогда же в «Правительственном вестнике» был опубликован обнаруженный при обыске у П. Г. Успенского текст «Катехизиса».
По поводу опубликованного нечаевского текста один из ведущих публицистов консервативного толка М. Н. Катков писал: «Послушаем, как русский революционер понимает сам себя. На высоте своего сознания он объявляет себя человеком без убеждений, без правил, без чести. Он должен быть готов на всякую мерзость, подлог, обман, грабеж, убийство и предательство. Ему разрешается быть предателем даже своих соумышленников и товарищей… Не чувствуете ли вы, что под вами исчезает всякая почва? Не очутились ли вы в ужасной теснине между умопомешательством и мошенничеством?».
За границей Нечаев издает второй номер журнала «Народная расправа» с программной статьей «Главные основы будущего общественного строя». Ссылаясь на Коммунистический Манифест, Нечаев изображает коммунизм как строй, при котором господствует принцип «производить для общества как можно более и потреблять как можно меньше». Труд обязателен под угрозой смерти, а всеми делами распоряжается никому не подотчетный и никому не известный комитет, принудительно регламентирующий все человеческие отношения в обществе. В 1870 он пробовал возобновить вместе с Огаревым издание «Колокола», но не слишком удачно – вышло только шесть номеров.
Нечаев и в эмиграции пытался применять методы шантажа и угроз для достижения своих целей по отношению к Бакунину и дочери Герцена Наталье Александровне. Постепенно он оказался в изоляции, от него отшатнулся даже Бакунин, назвавший нечаевский «Катехизис» «катехизисом абреков». Отвергнутый всеми, Нечаев вынужден был скитаться по Европе, скрываясь от преследований царского правительства, но в 1872 был выдан Швейцарией как уголовный преступник. В 1873 на суде Нечаев вел себя мужественно, а на приговор – 20 лет каторжных работ – ответил возгласом: «Да здравствует Земский собор! Долой деспотизм!». По личному распоряжению Александра II вместо отправки в Сибирь Нечаева «навсегда» (это слово было подчеркнуто царем) заключили в одиночную камеру Петропавловской крепости.
Но одиночка не сломила Нечаева. Он занимался самообразованием, работая над статьями, и написал даже роман «Жоржетта». Нечаеву удалось привлечь на свою сторону охрану, которой было запрещено с ним разговаривать, и установить контакт с народовольцами. 21 ноября 1882, ровно 13 лет спустя после убийства Иванова 35-летний Нечаев умер от «общей водянки, осложненной цинготною болезнью».
*.*
«Нечаевщина» была осуждена большинством русских революционеров, и в течение почти десяти лет терроризм не применялся как метод борьбы. Однако это оказалось отнюдь не случайным и не преходящим явлением. Нечаевская традиция физического уничтожения или терроризации «особенно вредных» лиц, беспрекословного подчинения низов вышестоящим революционерам, оправдания любого аморализма, если он служит интересам революции, прослеживается в течение всей последующей истории русского революционного движения. Террор и заговоры становятся неотъемлемой его частью, а нравственные основы, заложенные декабристами и Герценом, все больше размываются.
Нечаевское дело легло в основу знаменитого романа Федора Михайловича Достоевского «Бесы» (1873), в котором прототипом Петра Верховенского стал сам Нечаев.
Неудачи пропагандистской кампании народников в 1870-х гг., вызванные явной невосприимчивостью русского крестьянина к социалистическим идеям, ужесточение преследований со стороны правительства, вновь заставили революционеров обратиться к радикальным средствам борьбы. Особую роль в переходе народников от пропаганды к террору, от анархизма к политической борьбе сыграл провал «хождения в народ», массовые аресты и последовавшие за ними «Процесс 50-ти» (1877) и «Процесс 193-х» (1877-78) и др., в результате которых многим подсудимым были вынесены весьма суровые приговоры.
Ключевым моментом в дальнейшей истории российского терроризма стал выстрел В. И. Засулич, которым 24 января 1878 был тяжело ранен петербургский градоначальник Ф. Ф. Трепов. Причиной покушения послужил его приказ, по которому был незаконно высечен розгами политический заключенный Боголюбов (А. С. Емельянов).
Суд присяжных оправдал революционерку, которая была немедленно освобождена из-под стражи. Оправдательный приговор вселил надежду, что революционеры-террористы могут рассчитывать на сочувствие общества.
В программе крупнейшей в то время в России социально-революционной организации «Земля и воля» (1876-79) террор рассматривался как орудие самозащиты и мести, но в реальной жизни террор стал играть более значительную роль.
В 1878 последовал целый ряд террористических актов – убийства жандармского офицера Г. Э. Гейкинга и агента сыскной полиции А. Г. Никонова, покушение на киевского прокурора М. М. Котляревского.
Участниками николаевского кружка С. Я. Виттенберга – И. И. Логовенко готовился взрыв царского поезда. Но за два дня до проезда императора через Николаев террористы были арестованы и впоследствии казнены.
4 августа 1878 средь бела дня на Михайловской площади в Петербурге был заколот кинжалом шеф жандармов генерал-адъютант Н. В. Мезенцов. Он был убит С. М. Кравчинским (литературный псевдоним – С. Степняк) из-за того, что генерал убедил Александра II не смягчать приговор осужденным по «Процессу 193-х». Кроме того, теракт Кравчинского был расценен как немедленный ответ на казнь революционера-народника И. М. Ковальского, который по случайному совпадению был расстрелян в Одессе 2 августа 1878, оказав вооруженное сопротивление при аресте.
В начале 1879 покушения следуют одно за другим. В феврале были убиты – в Харькове генерал-губернатор князь Д. Н. Кропоткин, в Москве агент полиции Н. В. Рейнштейн, в марте в Петербурге Л. Ф. Мирский стрелял в шефа жандармов А. Р. Дрентельна, но промахнулся. Характерно, что ни один из террористов не был задержан на месте покушения. Наконец, в марте 1879 при обсуждении вопроса о покушении на Александра II сразу трое землевольцев объявляют о своем намерении убить царя. Выбор пал на А. К. Соловьева, кандидатуры поляка Л. А. Кобылянского и еврея Г. Д. Гольденберга были отвергнуты по национальным мотивам. 2 апреля 1879 Соловьев стрелял в царя на Дворцовой площади, но ни один из его пяти выстрелов не достиг цели. Террорист был схвачен и вскоре повешен. После этого покушения Россия по распоряжению царя была разделена на шесть генерал-губернаторств с предоставлением генерал-губернаторам чрезвычайных прав вплоть до утверждения смертных приговоров.
Нарастание террористических тенденций привело к острым разногласиям внутри «Земли и воли»; многие ее члены решительно выступали против покушения Соловьева, полагая, что оно приведет к усилению репрессий и погубит дело пропаганды. Было найдено компромиссное решение – организация не поддерживает террориста, но отдельные ее члены могут оказывать содействие ему как частные лица. Полемика выплеснулась на страницы землевольческой печати.
Расхождения в подходах к тактике терроризма (шире – по отношению к политической борьбе) привели к расколу «Земли и воли» на «Народную волю» (сторонников политической борьбы, признающих терроризм как ее средство) и «Черный передел», в который вошли адепты прежней народнической тактики. Раскол оформился к осени 1879. В «Программе Исполнительного комитета» «Народной воли» террористической деятельности отводилось достаточно скромное место, но в реальности терроризм оказался наиболее эффективным средством политической борьбы.
«Народная Воля», стала наиболее крупной и значительной революционной народнической организацией. Возникла в Петербурге, в августе 1879. Программа: уничтожение самодержавия, созыв Учредительного собрания, демократические свободы, передача земли крестьянам. Во главе – Исполнительный комитет (А. И. Желябов, А. Д. Михайлов, С. Л. Перовская и др.), печатный орган – газета «Народная воля». В 1879-83 отделения в 50 городах, около 500 членов, несколько тысяч участников движения. Деятельность: агитация во всех слоях населения, террор – 8 покушений на Александра II (убит 1.3.1881). После 1881 – массовые аресты, идейный и организационный кризис, предательство С. П. Дегаева. Попытки Г. А. Лопатина (1884), П. Ф. Якубовича (1883-84), Б. Д. Оржиха (1885), А. И. Ульянова (1886-1887), С. М. Гинсбург (1888) и других возродить организацию не удались.
Главным делом руководства партии стала «охота» на Александра II, которая аккумулировала все ее немногочисленные силы.
19 ноября 1879 прогремел взрыв царского поезда под Москвой при возвращении императора из Крыма. Под полотно железной дороги был сделан подкоп из домика железнодорожных служащих супругов Сухоруковых, в роли которых выступили Л. Н. Гартман и С. Л. Перовская. Из-за неточной информации народовольцы пропустили поезд, в котором следовал царь, и взорвали один из вагонов свитского поезда. При взрыве никто не пострадал.
5 февраля 1880 новое, беспрецедентное по дерзости покушение на императора – взрыв в Зимнем дворце, осуществленный С. Н. Халтуриным. Ему удалось устроиться на работу во дворец столяром и, как многим неженатым мастеровым, поселиться в одном из подвальных помещений, расположенных под кордегардией и царской столовой. Халтурин сумел в несколько приемов пронести динамит в свою комнату, рассчитывая осуществить взрыв в тот момент, когда царь будет находиться в столовой. Но царь в этот день опоздал к обеду. Тем не менее при взрыве были убиты и ранены несколько десятков солдат охраны.
Взрыв в Зимнем дворце заставил власти принять неординарные меры. Правительство было также озабочено поисками поддержки в обществе с целью изоляции радикалов. Была образована Верховная распорядительная комиссия во главе с популярным, авторитетным в то время генералом М. Т. Лорис-Меликовым – в свою бытность харьковским генерал-губернатором он обошелся без применения смертных казней. Фактически он получил диктаторские полномочия, но поскольку одновременно проводил политику завоевания доверия в обществе, то получил прозвище «бархатного диктатора». При нем в 1880 было упразднено Третье Отделение Собственной его императорского величества канцелярии (тайная полиция). Полицейские функции были теперь сосредоточены в департаменте полиции, образованном в составе министерства внутренних дел.
Около года продолжалось «затишье» – ни террористических актов, ни смертных казней. Но, после того как в ноябре 1880 были повешены народовольцы А. А. Квятковский, в бумагах которого был обнаружен план Зимнего дворца с помеченной крестиком столовой, и А. К. Пресняков, оказавший вооруженное сопротивление при аресте, цареубийство становилось актом возмездия и делом чести партии.
Тщательно проследив маршруты царских выездов, народовольцы по возможному пути следования самодержца, на Малой Садовой улице, сняли лавку для торговли сыром (в роли хозяев Кобозевых выступали А. В. Якимова-Диковская и Ю. Н. Богданович). Из помещения лавки был сделан под мостовую подкоп и заложена мина. Неожиданный арест одного из лидеров партии А. И. Желябова в конце февраля 1881 заставил ускорить подготовку покушения, руководство которым взяла на себя С. Л. Перовская. Разрабатывался еще один вариант. Были срочно изготовлены ручные разрывные снаряды на тот случай, если бы Александр II проследовал по другому маршруту – набережной Екатерининского канала. Там его ждали бы метальщики с ручными бомбами.
1 марта 1881 царь поехал по набережной. Взрывом первой бомбы, брошенной Н. И. Рысаковым, была повреждена царская карета, ранено несколько охранников и прохожих, но Александр II уцелел. Тогда другой метальщик, И. И. Гриневицкий, подойдя вплотную к царю, бросил ему бомбу под ноги, от взрыва которой оба получили смертельные ранения. Александр II скончался через несколько часов.
В результате предательства Рысакова и массовых полицейских облав большинство непосредственных участников покушения были арестованы. На процессе по делу «первомартовцев» к смертной казни были приговорены С. Л. Перовская (первая женщина в России, казнефнная за политическое преступление), А. И. Желябов, Н. И. Кибальчич, изготовивший взрывные устройства, Т. М. Михайлов (член отряда метальщиков) и Н. И. Рысаков. К смертной казни была также приговорена Г. М. Гельфман, хозяйка конспиративной квартиры. Но из-за беременности ей смертная казнь была отсрочена до рождения ребенка, а затем под давлением мирового общественного мнения заменена вечной каторгой, которую отбывать ей не пришлось – она умерла вскоре после родов.
Любопытно, что, бегло рассмотрев движение терроризма в России, мы не увидели, что среди участников террора не было его идеолога – Н.А. Морозова. Он был идеологом терроризма, но кровью себя не запятнал.
Морозов Николай Александрович. Из Энциклопедического словаря.
МОРОЗОВ Николай Александрович (1854-1946), российский ученый, почетный член АН СССР (1932). Член кружка «чайковцев», «Земли и воли», Исполкома «Народной воли», участник покушений на Александра II. В 1882 приговорен к вечной каторге. До 1905 – в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях. Труды по химии, физике, астрономии, математике, истории. Стихи, повести, воспоминания «Повести моей жизни» (т. 1-2, 1965).
РОЖДЕНИЕ ТЕРРОРИСТА
Богатому помещику Петру Алексеевичу Щепочкину, мужчине высокого роста, крепкого сложения, приглянулась миловидная крепостная девушка Анна, дочь Василия Морозова.
Статный барин, с длинными каштановыми волосами, которые касались широких плеч, тоже нравился Анне, но он казался ей гордым и недоступным, и она только с восхищением украдкой поглядывала на него, когда он выходил из усадьбы или проезжал в своей двуколке. Орловский рысак был под стать барину и величаво, играючи, нес двуколку, за которой бежала любимая легавая барина.
Однажды Анна пошла в лес по ягоды. Барин и крепостная встретились случайно на поляне. Анна от растерянности покраснела и поклонилась барину. Петр Алексеевич стал расспрашивать Анюту, не обижает ли кто ее, и вдруг, протянув руку, попросил землянички, которая с краями наполнила ее лукошко. Анна насыпала ягоды в его широкую ладонь. Барин высыпал пригоршню в рот. Сок ягоды потек по его губам и подбородку. Барин засмеялся и поблагодарил Анюту.
После этой случайной встречи Петр Алексеевич искал любой случай свидеться с Анютой. Она тоже старалась чаще попадаться барину на глаза.
7 июня 1854 года в имении Борок Мологского уезда Ярославской области крепостная Анна родила барину сына. Назвали его Николай. Петр Алексеевич любил Анюту и малыша, не скрывал свою связь с крепостной, но венчаться в церкви не решился.
Мальчик рос здоровым и подвижным. Отец заботился, чтобы малыш получал достойное воспитание и образование. Мальчик рано научился читать и вскоре стал проглатывать книги из кабинета отца.
У отца была подзорная труба, и Николенька часто ночами смотрел в нее на звездное небо. Небо завораживало его. Он так увлекся этим занятием, что вскоре знал расположение звезд, что мог сам нарисовать небо со всеми, самыми мелкими звездочками. Отец, увидев эти рисунки сына, был крайне удивлен и буквально потрясен этим. Его сын обладал феноменальной памятью. С этого момента Петр Алексеевич стал уделять еще больше внимание образованию малыша.
Позднее в 1928 году об этих годах своей молодости известный ученый Морозов скажет:
«Еще в ранней юности я увлекался астрономией и лазил с подзорной трубой на крышу своего дома, чтоб наблюдать небесные светила, и так запомнил все небо, что представлял его с закрытыми глазами.
Я заинтересовался и геологией, и физикой, и математикой, и органической природой и еще гимназистом исполнял недалекие командировки по поручению тогдашнего ректора Московского университета геолога Щуровского и в геологическом кабинете Московского университета до сих пор хранятся несколько найденных мною редких окаменелостей.
Одним словом, я готовился стать естествоиспытателем, а из меня насильно хотели сделать филолога, и отдали в классическую гимназию, представлявшую в семидесятых годах XIX века настоящий институт древних языков, которые мне и пришлось усвоить».
4 апреля 1866 года, когда Николаю Морозову было 12 лет, было совершено неудачное покушение московским студентом Каракозовым на Александра II. Это известие, о котором все говорили в имении его отца, сильно потрясло мальчика.
Мальчик до 15 лет получал домашнее образование и только когда повзрослел, его отправили учиться в Москву, где он был определен во 2-ю Московскую гимназию. Мальчик стал жить без родителей. Уже с третьего класса гимназии он стал вольнослушателем естественного факультета университета и сразу окунулся в науку. Будучи гимназистом и студентом одновременно, он делает первое научное открытие в области палеонтологии. Все пророчили ему профессорскую карьеру.
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ
21 марта 1921 года в Колонном зале Дома Союзов было учреждено Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. На съезде был и Николай Александрович Морозов. Тогда ему было уже 67 лет. Половину из этих лет он отсидел в одной из самых страшных тюрем России Шлиссельбургской крепости.