Вектор

Владельцем второго кабинета оказалась Эмили Рад. Это она – в очередной раз удивляюсь и поражаюсь судьбе и ее чувству юмора, которое может свести с ума, стоит лишь попытаться найти схему событий. Несколько минут, словно парализованный, стою перед дверью, не имея в голове следующих действий, будто размышляю, идти мне туда или нет, мысленно подкидывая монетку, желая, чтобы выпал вариант, которого нет. Сомневался бы я в этом несколько часов назад – вряд ли. Чувствую себя ущербным, сломленным, пытающимся найти ту волю, те силы и то стремление, что потерял вместе с последним представлением о рациональности. Оторвав взгляд от неизвестной точки по левую сторону двери, просто прикоснувшись к панели, вошел в открывшуюся дверь.

Передо мной стол, слева кровать, над ней большой календарь, причем на целый год, где нет ни одного чистого места – все исписано пометками и именами, также масса прикрепленных по бокам листовок – путаница жуткая. Повсюду много коробок с вещами, – целый склад, если быть честным. От такого количества пыли приходится прикрыть рот рукавом, это ужасно. Вентиляция, стол, кровать, небольшой шкаф в углу – все бессмысленно, здесь ничего нет, я лишь взбаламутил пыль годовой давности, отчего пришлось пару раз выбежать и отдышаться и так не самым чистым воздухом. Стоя прямо у двери, думаю, что же будет дальше, стоит ли пытаться улететь отсюда, когда знаешь, что неконтролируемая фантазия может просто не дать сделать этого. Например, забыть про такой вариант вообще или заставить меня думать, что все в порядке, попутно дав мне несколько собеседников, дабы не было скучно. Самое забавное в том, что я этого не боюсь, ведь по факту определить безумие, можно, лишь пока видна разница, а стоит тонкой грани исчезнуть, любая явь становится реальностью. И пока я размышляю об этом, взгляд падает на спинку кровати – той, которая ближе к двери. Она прислонена не вплотную – небольшая щель, и не знаю, почему это заинтересовало меня, но, отодвинув кровать, я увидел прислоненный к стене небольшой пластиковый контейнер, плоский, в котором лежит КПК, старый и грязный. Аккумулятор давно сел, заменил его со своего.

«Пять часов назад Нолан вместе с группой ушли к мостику, пока от них никаких известий. Зачем я все это записываю на видео? Думаю, что кто-то рано или поздно увидит это, и, надеюсь, мои слова помогут в чем-нибудь. Все равно сейчас всем остальным плевать, думают они сейчас совершенно о другом. Даже невзирая на постоянную психологическую помощь, моральную поддержку, лучше не становится, а, наоборот, скатываются вниз. Хотя, если взглянуть здраво, это я говорю лишь для себя, выплеснуть накопившееся напряжение. Обычно это надо делать с другими людьми – общаться, делиться тревогами, но сейчас, в нашем положении, каждый человек, каждый разговор идет через сильнейший анализ, поскольку я просто не могу довериться любому из оставшихся людей, а тот, кому могу, ушел нас спасать и почему-то молчит. Кто бы что ни говорил, какие бы оправдания ни находили власти или тот, кто виноват в этом, – не верьте, лгать они мастера, на себе проверено. Сначала утверждали, что усиленная безопасность – из-за убийцы среди нас, потом отделили жилой блок от исследовательского, словно из-за каких-то проблем. В итоге просто разделили станцию на карантинные зоны вместе с людьми, забыв про их права и жизни. Теперь же мы просто ждем в изоляции, как подопытные кролики, а они живыми не выходят. Постараюсь еще связаться с Ноланом, он наша последняя и единственная надежда».

Ее усталое лицо, грязные волосы до плеч, скрывающие слезы, – лишь еще один человек, который погиб в одиночестве и страхе. Только сейчас я понимаю, с самого начала пребывания здесь мне все время попадались такие истории, будь то на бумаге или видео – суть одна. И все они проявляли во мне сочувствие и даже жалость, но каждый раз, я не мог пройти мимо, словно и вправду жаждал новой дозы… Как найти силы и надежду, если все вокруг ее давно потеряли, оставляя лишь след боли и страданий в памяти? Лишь несколько минут спустя я смог включить вторую запись.

«Все кончено. Вся эта нежить проломила выходы и входы, что сделало нас едиными. Никакого карантина, изоляции – добро пожаловать в кошмар. Краузен увел всех на другие уровни, дабы укрыться там. Он молодец, все еще играет роль командующего, у него здорово получается. Даже успел раскидать аудиосообщения на терминалы – с координатами убежищ. Правда, я никуда не ушла, все жду его, когда он придет. Нолан обещал прийти и спасти меня, лишь ради него я все еще держусь, не поддаюсь панике и страху, который, как сети, затягивает в пучину безнадежности. Убийца уже пытался поймать меня, но я успела убежать, правда, теперь новость о моем убежище ему известна, что ставит мою жизнь под угрозу. Но я уверена: любимый успеет, он спасет меня, он обещал – и я буду ждать».

Всегда становится лишь хуже. И по ней это видно, как никогда: отсутствующий взгляд, слезы и однотонная речь. Слова про брата: он идет, а значит, добрался до мостика. Во всяком случае, шел и, возможно, еще жив. Но тогда почему КПК еще здесь? Ответ прямо передо мной – осталось лишь нажать кнопку, что на пару минут становится самым страшным действием, которое может изменить все.

«Я больше не могу, каждый день, словно год жизни, приближает к смерти, заставляя видеть секунду как час, проектируя события, которых уже не будет, и людей, которых уже нет. Каждый удар по моей двери, как часы, отсчитывает последние минуты. Уже два дня я взаперти, этот здоровяк заблокировал дверь, чтобы я не убежала, чтобы сейчас не спеша выламывать ее ради моей смерти. Нолан так и не пришел, его нет рядом со мной. А страх, который вы видите на моем лице, – он лишь оттого, что я понимаю выбор между ожиданием смерти в одиночестве и единственным способом быстро и самостоятельно закончить эту боль и страх. Хотя бы это я должна сделать сама, этот выбор делает меня свободной от всего этого. Останусь я лишь воспоминанием, именно для этого это видео. Ведь он не оставляет тел».

Глядя на нее, видно: смерти она не страшилась. Даже непривычно видеть такую спокойную речь и умиротворенное лицо, когда за спиной по двери громыхают удары. Все это грустно, и я боюсь, что поиски брата опять зашли в тупик. Будто гоняюсь за призраком, блуждая кругами по коридорам, ожидая, когда хоть что-то изменится. Пока меняюсь лишь я, погружаясь в то, от чего тут все умирали и бежали, подтверждая отрицаемую мной теорию Наоми.

Запись 44

Минут двадцать наворачивая круги по комнате, думаю, ищу способ, возможность найти его в этом огромном муравейнике. Отправившись на мостик, он должен был связаться с помощью, но, так как никто не прилетел и хаос продолжил свое существование, значит что-то пошло не так… Он добрался до мостика, но связаться с помощью или кем-то извне не получилось, он смог лишь отправить сообщение, адресованное мне. Как же я был глуп: отправив мне сообщение о помощи, он тем самым показал, где его искать. Значит, надо найти обратный адрес из КПК Эмили и связаться с ним. Это даже больше, чем я ожидал, и, открыв историю сообщений между ней и братом, я нашел десятизначный код из букв и цифр. Введя его в координаты, можно найти точку сигнала. Пока я запускал поиск, нашел в шкафу на полу теплую куртку – черная, мужская, похоже, брата. Моя уже давно пришла в непригодность, и глядя на нее, можно чуть ли не составить анамнез моих ран. Новая, рассчитанная на Вектор была чуть длинней и плотней. Тут за дверью послышался некий шум, даже не имея пистолета, я сжал кулаки, готовый вступить в схватку. Открыв дверь, увидел здоровяка в земной комнате. Охотник стоит спиной к двери, словно наслаждаясь чем-то или просто отдыхая, что кажется странным, ибо он умиротворенно наблюдает за видами пейзажей. Медленно подхожу к комнате, в ту же секунду, как он заметил мое присутствие, я закрыл дверь на замок. Все произошло быстро – лишь малая доля страха, которая забавляет.

Он подошел к двери вплотную, глядя на меня сквозь свою маску. Это словно испытание: перебороть себя, показав и ему, и себе, что страх не управляет мной. Его выдержка даже поражает, стоит как каменная глыба, он словно ждет чего-то, но я не оборачиваюсь проверить территорию на наличие врагов – пусть знает, что я не боюсь. И вот, словно сорвавшись с цепи, его кулак ударил по стеклу, которое выдержало это, даже не потрескавшись. Затем последовал еще удар, и еще, и еще, ускоряясь как отбойный молоток, – он бил кулаком с огромным размахом, ревом и бешенством. Казалось бы, я победил, обманул опаснейшего противника, но грубая сила на то и грубая, что способна даже прочнейший материал подвергнуть трещинам, которые с каждым последующим ударом, словно паутина, рассеивались по поверхности.

В кулачном бою меня ждет лишь проигрыш, придется бежать, отложить расплату за все и за всех. Его попытки выбраться по-прежнему доносятся до моих ушей, это радует. Придется идти в неизвестность, налево по коридору, в конце которого я уже ничего не слышал, – значит, я слишком далеко, или же он смог выбраться. На первой двери по левой стороне сверху надпись «инженерная», две широкие двери. Отлично – смогу спокойно искать брата и, возможно, найду что-нибудь полезное. Свет все хорошо освещал, внутри пусто, заперев двери изнутри, я немного расслабился. Первые пару минут я просто стоял перед входом, слушал все, что мог услышать, и, наконец убедившись в отсутствии опасности, стал осваиваться. Довольно большое помещение, только половина заставлена шкафами и ящиками. Слева к стене приставлен стол с небольшой лампой над ним. Подтащив к нему стул, стоявший в паре метров от меня, я выложил на стол оба КПК. Включил тот, который был у Эмили, и, нажав на поиск адреса, отложил его, дабы не нервничать лишний раз: надо учиться держать эмоции под контролем. Но теперь, в отличие от последних часов, у меня есть преимущество, то, что ведет меня, дает силы, – и это даже не брат. Найдя адрес, КПК сразу вывел возможность позвонить, и большая зеленая кнопка затянула весь экран, заставляя меня замереть в ожидании того, что я должен сделать сам. Взяв его в руку, встав посреди помещения, вдруг понимаю, как искренне боюсь услышать его голос. Когда так долго к чему-то стремишься, перед самым финишем ненароком боишься пересечь его, ведь настолько привык к пути, насколько страшно покидать зону комфорта.

Идет гудок, что сказать – не знаю, но все словно замерло, будто от этого зависит моя судьба, а главное – и его тоже. И вот уже прошло больше пяти минут, что заставило КПК отклонить вызов, символизируя этим действием бесполезность моей пришествия на Вектор, ставя предо мной два пути, один из которых подтвердит теорию Наоми, а другой… Был ли вообще шанс моего успеха? Предполагая наихудший вариант, я понял, меня не пугают депрессия, боль утраты, разочарования, и то, с чем я улечу отсюда, не сведет меня с ума, лишив возможности жить дальше.

В ящике нашел нагрудный фонарик – очень кстати, видимо, теперь моя задача – выбраться отсюда. Какая ирония – пройти такой путь ради подтверждения смерти родного брата, и теперь предстоит путь обратно. Собравшись с силами, пропитавшись мыслью, долго обратного пути, я сделал всего пару шагов из помещения – и тут тишину нарушила мелодия. Достав КПК из внутреннего кармана куртки, увидел входящий вызов – вот она, шутка судьбы!

Запись 45

– Кто это?

Меня сковало, этот голос – я узнал его. Уставший и черствый. Прошло несколько секунд – и вместо шепота прозвучал крик, злой и несчастный:

– Этот КПК не твой, кем бы ты ни был, и либо говори, либо выкинь его!

Это он, первый настоящий голос, первый реально живой человек, именно тот, кого я искал, тот, ради которого я здесь! Я должен пересилить себя и что-то сказать.

– Я вешаю трубку, больше не звоните.

– Стой! – вырвалось из меня, словно от этого зависит жизнь.

– Так это правда, невероятно… – он замолчал, голос его стал приятнее, а мое волнение просто невыносимо, и я готов заплакать, – если ты и вправду существуешь.

– Это я…

– Знакомый голос.

Кажется, все это – самое настоящее, способное случиться, а все пережитое было лишь сном, чем-то нереальным. Все еще находясь в коридоре, осматриваюсь, хочется найти кого-нибудь и закричать от радости, но это может убить меня, поэтому я забегаю обратно и запираю дверь, дабы никто не мешал.

– Я уже и не верил, что смогу найти тебя, брат. Наверное, пара дней прошла, как я прилетел. Это Харви, ты уже забыл про свое сообщение?

Он молчит уже около минуты, но я слышу его там, его дыхание, дающее надежду и тепло, силы и цель.

– Невероятно, это ты… Ты все же получил его. Это… это что-то невероятное, – его голос был настолько радостен и перевозбужден, что и не узнать. – Слушай меня внимательно, тут такое творится, что лучше вызови армию и… – он замолчал, словно задумавшись.

– Поздновато, брат.

– Пара дней…?

– Может, больше.

– Сколько вас осталось? – Он стал серьезней, обдумывает каждое слово, это не совсем слышно, но я знаю его – такой тон неспроста.

– Я прибыл один. Твое сообщение было повреждено. Ясно было лишь то, что тебе нужна помощь. Не знаю, честно, я думал, что все это связано с причиной твоего прилета на Вектор. Оказалось, это не так, и да, я отправил сигнал помощи, но связи не было, так что поставил на повтор. И… и пошел искать тебя. – Как непривычно все это рассказывать, но намного непривычнее говорить об этом с братом.

– Если ты здесь уже несколько дней, то представляю, через что ты прошел.

Минуту мы помолчали.

– Будет здорово, если ты расскажешь, что же здесь происходит.

– Ты еще не знаешь?

– Да, я ничего не знаю! Я не встретил ни одного живого человека. Повсюду находил видео, записки людей, только все это похоже на бред сумасшедших и фанатиков. Отчего у самого крыша едет, не говоря о совершенно несуразных существах, пытающихся сожрать меня при каждой встрече. Чуть не забыл – еще этот Охотник разгуливает в орбитальном скафандре!

– Постой, этот Охотник – ты встречал его?

– Да, встречал. Он тут типа самый безумный и страшный, а почему ты…

– Я знаю, кто это, – перебив меня, он сказал то, что я меньше всего ожидал услышать: – Его имя Маркус Кетчем (я уже слышал это имя здесь), он был моим другом, лучшим другом.

– Знакомое имя, его ты упоминал в дневнике?

– Читал мои записи, видимо. Хотя это было самое логичное – искать меня там, где я должен быть. Все убийства – его рук дело. Все это время он был рядом, а я даже не задумывался о том, чтобы его подозревать. Если бы я догадался раньше, возможно, был бы шанс. Пока не будем об этом, лучше скажи, где ты.

– Недалеко от лазарета. Хотя, честно скажу, понятия не имею, где я только не побывал. Как раз спрятался от этого Маркуса. До чего непривычно звать его по имени.

– Хорошо, там безопасно, монстров не много.

– В смысле – не много, есть разделение территории?

– Мы это давно заметили, эта станция для них как дикий мир, даже невзирая на свое неестественное происхождение, животные есть животные. Мы изучали их, старались понять, откуда это все, как с этим бороться и есть ли лекарство. Но они оказались более доминирующими, нежели люди.

– Откуда они? – Все становится на свои места, наконец-то.

– С другой стороны. Называй это место карантином. Наши ученые что-то сделали, некую заразу или нечто подобное, из-за чего пришлось разделить Вектор на чистую зону и зону карантина. Конечно, теперь все это можно считать карантином.

– Немногое вы могли сделать, да.

– Будто были варианты, словно от нас что-то зависело, когда станция разделилась на две зоны, людям осталось только пытаться протянуть как можно дольше, пользуясь совершенно разными мотивациями.

Странно, но, не будь Нолана, продолжая находиться в одиночестве, я просто мог забыть все словно дурной сон: никто ведь не оспорит мою историю, никто не скажет, что я лгу, а теперь, благодаря голосу человека, мне придется знать все это и помнить всю свою жизнь.

– Боюсь даже представить, какие ужасы пришлось тебе пережить. Но, как бы то ни было, я здесь, чтобы вытащить тебя с Вектора. Ты можешь добраться до уровня администрации?

– Я на мостике. Взаперти, и мне не выйти, – лишь через минуту ответил он.

– Тогда дай свои точные координаты. Я доберусь до тебя, вытащу – и выберемся отсюда.

Я уже на взводе, адреналин, словно лекарство, избавляет меня от страха и сомнений, когда имеешь цель, остальное – лишь временное препятствие.

– Ты не понял – мне пришлось изолироваться, я заслужил это. И я благодарен тебе за твое прибытие ради меня, правда. А теперь разворачивайся и уходи, ты не поможешь ни мне, ни кому либо.

Запись 46

– Не смей этого говорить. Знал бы ты, через что мне пришлось пройти, чтобы найти тебя, и теперь ты смеешь говорить, чтобы я оставил тебя умирать!

– Я понимаю, каково тебе сейчас, после моих слов, но пойми и ты: я не заслуживаю спасения. Из-за меня надежда утратилась и все погибли, я не смог вызвать помощь, я не смог спасти людей, – еле сдерживая злость, словно умоляя понять его, говорит Нолан размеренно.

– Хватит карать себя и быть мучеником, все это напрасно, ведь ни людей, ни время вернуть невозможно. Я здесь, как и ты, и, будь твое желание смерти реальным, это уже случилось бы. Но ты жив, как и я, и будет глупо вот так все оставить.

Я не могу его потерять и не дам вот так все закончить, это словно жуткий кошмар, и, честно скажу, если спасти его не удастся, то я буду жалеть о том, что его смерть не случилось раньше. Дать ему умереть вот так, куда хуже, нежели узнать о его смерти уже после, ведь всегда хочется кого-то обвинить, и при первом случае – это буду я.

– Что бы ты ни говорил, факта это не изменит, Харви. Вместо того чтобы вызвать помощь, я отправил последнюю весть тебе. И это лишь половина греха – я не помог ей. Не помог Эмили, не пришел за ней, не спас от лучшего друга, сошедшего с ума. Она ждала меня, а я просто не пришел – а знаешь почему? Из-за письма, что я отправил тебе, вместо того чтобы бежать к ней, спасти от смерти, мне пришлось остаться. Знать бы мне, почему я это сделал…

Теперь, зная, как все случилось, как брат обрек себя на мучения, я даже готов оставить его умирать и последовать его воле все сильней, что затмевает догматичные понятия заботы и оберегания родного человека. Но все это становится не важно, стоит мне понять одну простую вещь: я – не он. Слишком много смертей и слишком много безумия вокруг – оставив его тут наедине со своим кошмаром, я ничем не буду отличаться от ненормальных, да и я так уже один из них. Лучше я умру, пытаясь стать человеком, чем выживу монстром.

– Знаешь, когда я получил твое сообщение, я подумал, что это отличный шанс все исправить, сделать нас семьей снова. Но, когда я прилетел и мне пришлось выживать и даже убивать, я лишился вообще какой-либо надежды найти тебя живым, и единственное, что вело меня все это время, – это простое желание узнать, что с тобой произошло, что стало с моим родным старшим братом. Я бы узнал, как ты умер, благодаря чему просто избавился бы от чувства вины за твою судьбу и улетел домой. Но ты выжил, спустя столько времени ты жив – и как мне прикажешь действовать? Умереть ты сам не можешь, а бросить живого я не смогу.

– Ты прав: я не смогу убить себя. Поверь, я уже давно смирился со смертью, но каждый раз понимал, что сейчас не время, каждый раз на краю жизни что-то словно удерживало меня, ибо я не хочу умирать, как все. Так что, проведя тебя сюда ко мне, я, наконец, заплачу за содеянное, а ты отдашь долг.

– Я не согласен, нет. Ты все слишком усугубляешь, тебе плохо, ты пережил невыносимое, но это не дает тебе право так обходиться со мной. Я спасу тебя, я смогу, ты слышишь – смогу! – злость вылилась в крик, так же как реальность в кошмар, по сравнению с которым все остальное – пустяк.

– Прости, но смысл спасения сильно изменился за последнее время. Твои слова, насколько бы оптимистичны они ни были, не помогут тебе избавиться от моей просьбы. Я принял решение – сделай, наконец, именно так, как я прошу. Иначе наше общение закончится навсегда, и если ты самостоятельно продолжишь мои поиски, то тебя просто убьют, как и всех на этой станции.

Грубые и депрессивные слова, доходившие почти до крика, словно яд, убивали мой мир – тот, в котором я встречаю Нолана и все заканчивается нашим отлетом с Вектора. Как же я был наивен, как глуп! Понимание его жалкого и трагичного существования все это время на станции дает мне преимущество – насколько бы ужасно это ни выглядело, я приму его предложение. Но сил убить его у меня не хватит, я так думаю. Во всяком случае, пусть он думает об обратном.

– Ты действительно хочешь этого? – после нескольких минут молчания начал я. – Все может быть иначе.

– Мое решение неизменно, и тебе не понять, чему я очень рад. Ведь это самое страшное – лишить людей надежды. Видеть и слышать, как из-за твоей оплошности и честолюбия гибнут сотни нуждавшихся в спасении. Я заслужил ту же участь, что и другие.

– Знал бы ты, с какой неохотой я соглашаюсь с твоим условием!

– Не хочу умирать от рук убийцы или одного из животных. Ты должен сделать это, и все будет честно. Сейчас перешлю тебе мое местоположение, следуй отмеченному пути и будь осторожен, ты нужен живой, чтобы избавить меня от мучений, даровав покой. Если ты хочешь меня спасти, это и есть самый верный способ.

Запись 47

«Избавить от мучений» – это не выходит у меня из головы, так как я могу поставить себя на его место, приняв весь груз трагедии, согласиться с его решением, которое так рьяно проповедовала Сара. Можно ли винить человека за то, что он хочет избавиться от страданий самым банальным образом? Наверное, нет. Но что если его путь, пусть даже к заслуженному счастью и покою, принесет людям, которых он оставит, те самые страдания, от которых избавился виновник слез родных и горюющих? И как понять, где это желание вызвано догматичными инстинктами к счастью, а где оно выражается фанатичностью тех, кто оставлял надписи на стенах?

Спокойно отложив КПК на полку стеллажа позади себя, я стараюсь более реально и рационально осознать весь наш диалог, сам смысл происходящего, сдерживая себя от гневных и агрессивных способов выплеснуть все это, дабы найти нечто большее в словах брата. Что же из этого выходит: спасая его, мне придется убить родного брата. Нервы не выдерживают – и все хранящееся под слоем годовой пыли оказалось на полу, а что-то перед этим столкнулось со стеной. Опять заболели руки – такие укусы проходить будут долго. Может, я заслужил все это, ибо на моей совести нелегкая судьба брата, и вот оно – главное наказание. Забавно: убив его, я облегчу его и так ужасную судьбу, которую я же сам и развил, но только его утешение, его упокоение и, наконец, счастье принесут мне как наказание, так и ужасные муки, от которых мне всю жизнь придется бежать. Вроде бы рано судить: вдруг мне станет легче, как и ему? Вдруг именно этого мне не хватало, чтобы жить дальше, а ему – чтобы умереть? Но тогда почему сейчас я сижу на столе и меня всего трясет, и то ли злость, то ли боль готова сожрать меня изнутри? Рядом со мной лежит КПК, в тот момент, как брат пришлет план уровня, мне придется смириться с тем, чтобы убить его, если я не смогу придумать, как изменить это, переубедить его или, на крайний случай, заставить силой.

Координаты пришли, теперь придется идти навстречу самому жуткому кошмару – или же самому приятному моменту: зависит от того, смогу ли я придумать, как обмануть его. Я вышел из помещения и оказался в коридоре, когда меня накрыло удивление с примесью страха, словно я в первый раз в тишине и страхе пробираюсь через джунгли, которые принадлежат совсем не дружелюбным созданиям. Кажется, начинается озноб, после следует еле заметная головная боль – неужели все из-за брата, из-за его появления, настолько я привык к образу жизни здесь. Звонок, как грохот, пронесся по коридорам.

– Пришло? – резко спросил брат.

– Да. Ближе, чем я думал. – Мне становится хуже, но дрожащим голосом я все же спросил: – Ты действительно уверен в том, о чем просишь меня?

– Мы договорились, помнишь? Я выслал свое местоположение, твоя очередь, – строгий голос, но все же я уверен, в глубине души он не хочет этого, и, когда мы встретимся, я докажу это.

– Ты прав, мы договорились, но я знаю, где ты, и могу не убивать тебя, верно?

– Слушай, не поможешь мне – я останусь здесь и просто буду ждать еще несколько месяцев, пока еда окончательно не закончится, хотя, скорее, до меня доберется любое из существ и сделает это. А ты будешь жить с тем, что ничего не смог сделать. Уверен, тебе не надо это – зачем усложнять то, что уже и так на пике сложности? – Он стал злиться, отчасти я понимаю его.

– Жди, иду.

– Давай. Только не звони лишний раз – может сесть аккумулятор, а их у меня мало. К тому же и внимания лучше лишнего не привлекать. Я рассчитываю на тебя младший братец. – И он сразу повесил трубку, оставив меня опять одного.