Хозяин барин

– Он купец особенный, не здешний. Прибыли с нас он и не чает получить, у него дела такие, что все наши товары для него тьфу. Он и не повезёт, поди, наш лес к себе за море. Подарит тут кому-нибудь, или построит что, может быть, даже церковь. А с меня он взял слово, что я никому о нём не расскажу, он тут на отдыхе, славы не хочет.

– А ты ему на что сдался?

– Сам не знаю. Но, думаю, вы снова всё правильно рассудили. Я человек Божий, видимо, тем ему и интересен. А то чем ещё?

Барыня надолго задумывается.

– А ты, Арсений, изменился. Вроде как поумнел.

– Так ведь при бабушке я не смел сильно умничать.

– Это да. При ней ты и рта раскрыть боялся. Да только, не обижайся, Арсений, а дура я буду, если сама с этим купцом не потолкую. Тебя, сироту, конечно, грех обижать, так что будет тебе от меня подарок. Не такой богатый, как эта твоя одёжа заморская, но для тебя и это много. А укорять меня не смей!

– Что вы, Пелагея Марковна, я ведь всё понимаю. Женщина вы умная, и хозяйствуете своим умом. Жалко только Марфушу, ведь в заморском платье, появись она только в Ярославле…

Да, я подозревал, что Марфуша подслушивает. Ну скучно девушке годами жить в лесу с мамой. Но Марфуша превзошла ожидания. Влетела, как фурия, вот-вот накинется на мать и расцарапает. После воплей и взаимных обвинений мама вынуждена обещать, что без платья Марфуша не останется.

– Ведь так, Арсений? – в голосе грозной барыни явный нажим.

– Так, Пелагея Марковна. Только бы его наш лес заинтересовал.

День в ноябре короткий, а вчера долгие. Что делать вечером? Хозяева пытаются меня развлечь игрой Марфуши на пианино. Да и само наличие такого инструмента демонстрирует уровень культуры. Играет, правда, Марфуша не очень. Как ученица средних классов музыкальной школы. Не из лучших ученица.

Долго я её постоянные ошибки не выдерживаю, и предлагаю дамам послушать сказку. Заморскую сказку, от того купца. Марфуша оставляет инструмент с облегчением, А вот барыня поджала губы, но наотрез не отказывается. И я начинаю легенду о Берене и Лучиэнь, когда-то дочке её рассказывал раза три, запомнил. Марфуша развесила ушки и слушает, а вот Пелагея Марковна поминутно перебивает меня вопросами. В результате сказка продвигается медленно, зато слушательницы узнают о Валиноре, Нолдорах, Телери и даже о битве Финголфина с Морготом.

На следующий день, после завтрака, Пелагея Марковна показывает мне имение. Возможно, хочет продемонстрировать превосходство. Но я вижу слишком много признаков бесхозяйственности и упадка. Земли у Копыловых даже чуть меньше, чем у меня, а вот пашни больше, больше и покосов, а главное – в полтора раза больше мужиков. Да, этому имению явно пошло бы на пользу, возьмись я им управлять. Но Марфуша – ну не в моём она стиле. Мне нравятся девушки умные и изящные, а у неё как раз с этим просто беда.

Я даже собирался уехать прямо после обеда, благо, добраться засветло успеваю, но…

– Уж сказку ты нам до конца расскажи, без этого не отпущу. Я думала, ты, наоборот, захочешь подольше погостить.

– В таком прекрасном обществе, конечно, хочется остаться хоть навсегда, но дела. Я ведь хочу хозяйство наладить, да и о купце забывать нельзя.

В результате, уезжаю я на следующее утро после завтрака. Пелагея Марковна поглядывает на меня из-под насупленных бровей, она явно задумалась. Марфуша раздирается противоположными чувствами: что жених я незавидный, ей твёрдо объяснили, да и внешне далеко не гусар. Но чем-то я ей понравился, а может, надоело в девках сидеть. Девушка простовата, и общее направление её мыслей легко читается.

На обратном пути я задумываюсь. Про налаживание хозяйства я соврал, желая поскорее уехать. Но, может быть, мне и в самом деле заняться имением? Оно же теперь моё, на всю жизнь? История с курами, опять же, к этому подталкивает.

В последнее время я заметил, что уважение ко мне выросло. Крестьяне, конечно, и раньше шапки ломали, барина, вроде как, уже по праву рождения положено уважать. Но теперь тон, жесты, сама манера поведения стали уважительнее. И привели к этому не раздачи тряпья, а куры. Да, одежда крестьян очень порадовала. Но не сильно пошла на пользу моему авторитету. Барин чудит – ну, на то и барин, чтобы иногда чудить. На этот раз чудачество полезное – ну и слава Богу. А вот куры, которые даже зимой несут по пять яиц в неделю – это серьёзное дело умного человека.

Да, цыплята подросли, и «барские куры» удивили своей продуктивностью сначала дворню, а затем и всю вотчину. Уберечь яйца нереально: их тайно уносят в деревню и подкладывают местным курочкам. Выращивать цыплят крестьяне умеют, и даже не жалеют им зерна. Обычно то надеются, что куры сами найдут червячков каких-нибудь, а зимой кур оставляют по минимуму. Я не против: будут у крестьян породистые куры, ну и хорошо, крестьяне-то мои.

Кур в деревне не так много, меньше даже, чем людей. Я подсчитал, что на человека в год приходится примерно 30 яиц. Одна яичница из 2.5 яиц в месяц. Даже если теперь яиц станет в пять раз больше, на основной продукт питания они не потянут. Так, приятная добавка. Но, видимо, даже такую небольшую пользу от барина крестьяне сочли доказательством умения умно хозяйствовать. Так ведь можно же и не ограничиваться курами – зерно гораздо важнее и для питания, и для продажи. Правда, и нужно его немало. Если считать и яровые и озимые, то только на барские поля минимум тонн десять нужно. Не знаю, сколько это стоит, но у меня этих денег явно нет. Что ещё? Коровы, свиньи, овцы… Всё это дорого и сложно. Вот картошка – это да, но тоже её нужно немало. Конечно, до весны ещё полгода…

Хозяйство

Увы, отец Михаил ничем не радует, кажется, он приуныл, не найдя покупателя на брёвна. Единственная хорошая новость появляется перед Рождеством: отец Олег, настоятель в храме Дмитрия Солунского, объявил сбор детских вещей, и вот, готов собранное передать. Вещей не так много, четыре больших коробки, все влезают в одну телегу. Но качество в среднем высокое, много вещей малоношенных. Крестьянские дети получают хороший подарок, а я надеюсь на плюс в карму.

Но по-настоящему доброе дело мне удалось прямо в Рождество. Вернулся с извоза Сергей, один из моих крестьян. И вернулся настолько больным, что удивительно, как доехал. Температура под сорок. Всё как у Некрасова:

Случилось в глубоком сугробе

Полсуток ему простоять

Потом, то в жару то в ознобе,

Два дня за телегой шагать.

Классик не преувеличивал: вполне реальная ситуация. Гуманизм здесь уже известен, но распространить его на крестьян пока что не додумались. К чужим же крестьянам отношение как к скоту. И это не эпитет, это буквальная правда. Лошадь, корова, мужик – в чём разница? Мужик умеет разговаривать? Ну и что? О чём с ним говорить?

Я об этом случайно узнал, мне даже не доложили. А зачем? Помощи от меня никто не ждал. Вот была бы жива бабушка…

Я зашёл в избу, посидел там. Сергею нет тридцати, но он оброс бородой и выглядит немолодым. Жена, видимо, из красивых, но тяжёлая жизнь, трое детей… Вот дети – милашки, две девочки и мальчик. Да и горе её явно не красит: не надо быть врачом, чтобы понять – Сергей умрёт. И ей тогда, и детям хорошо, если удастся хоть как-то выжить…

Дольше нескольких минут я в атмосфере перенасыщенного горя не выдерживаю, иду в усадьбу. До заката ещё часа два, потом ещё сумерки, ну и снег белый, не так темно в лесу. И я решаюсь: велю седлать и Француза, и Бочку. На последней со мной поедет конюх Илья. До мини избушки рядом с шоссе тридцать километров, но есть дорога, накануне вернулись оттуда с детскими вещами. И, чередуя рысь с быстрым шагом, мы добираемся за три часа. Ещё даже и не до конца стемнело.

Лошади остаются под присмотром Ильи, а я иду к дороге, по пути переместившись на двести лет вперёд. Ловлю попутку, и, не торгуясь, еду к отцу Фёдору. Священник несколько зависает, зато матушка Антонина немедленно начинает собираться в дежурную аптеку. Я отправляюсь с ней, вечер хоть и не поздний, но темно же. На такси мы экономим, всё равно я до утра обратно не поеду. Матушка ещё раз обстоятельно благодарит меня за зайчиков, которых я уже десятка полтора священнику перетаскал. Дети мясо видят нечасто, а тут – хорошая, свежая зайчатина, если её умело потушить с луком и картошкой…

Я покупаю антибиотик, всего то четыре таблетки, но не дешёвые. А колдрексом меня обещает снабдить матушка. У неё есть запас, а срок хранения скоро истекает…

На самом деле, срок хранения уже истёк почти год назад, но… Что ему сделается, парацетамолу? Зато сразу четыре пакетика и с лимоном.

Ночью я снова сторожу храм, но ещё за час до рассвета вызываю такси и отправляюсь в путь. А когда ночь посерела, я уже взбираюсь на Француза. Илья отстаёт: ему ещё Бочку седлать, да и помедленнее она рослого жеребца. Я его не жду. Еду сразу к Сергею, не заезжая в усадьбу.

За ночь больному стало ещё хуже, горло распухло, он дышит уже с трудом. Видимо, умрёт сегодня, в ближайшие часы. Жена совсем пала духом, даже печь не растопила. Но я на неё прикрикнул, и она метнулась как ошпаренная. Через 20 минут я уже разводил в кипятке первый колдрекс.

Проблема: больной с трудом может глотать, да и не слишком стремится. Уже больше о том свете думает. Но я ему показываю детей: давай, ради них, заглоти хоть немного. И он, преодолевая себя, отпивает грамм, наверно, 30. Я с ним уже замучился, да и с дороги устал, и минут десять его не трогаю. За это время кисло-сладкий напиток остыл, уже просто тёплый, а не горячий. А больной, кажется, немного пришёл в себя. И стал потихоньку, по полглоточка, отпивать лекарство. Когда в кружке осталось грамм сто из первоначальных трёхсот, даю ему таблетку антибиотика. И он смог её заглотить, запивая колдрексом.

– Завтра ещё приду. Вот тебе пакетик, разорвёшь его, там порошок. Порошок в горячей воде размешай, и дай ему выпить, если вечером хуже станет. А если на поправку пойдёт, так и не разрывай, я утром посмотрю.

Антибиотик я не оставляю, ибо скормит она его весь мужу сразу же. И колдрекс скормит. Дело в том, что крестьяне – народ прижимистый. Отдать барину обратно редкое и явно дорогое лекарство – это несусветная глупость. Крестьяне понимают, что лекарство может и повредить, они вовсе не тупые. Но, трезво взвесив шансы, приходят к выводу, что положительный эффект всё же вероятнее, поэтому надо использовать дорогую вещь на себя, пока есть возможность.

Вечером я не выдерживаю, и снова захожу к Сергею. Температуру удалось сбить, тем более, что второй колдрекс уже выпит. Термометра у меня нет, но явно ниже 38 температура. Но теперь он очень слабым выглядит. Хотя… Человек явно тяжело болен, но на умирающего уже не похож. Да и Таня, его жена, изменилась. Глаза просто лучатся, чуть ли не светятся надеждой. Да, даже завидно – меня бы кто так любил…

– Таня, сходи в усадьбу, возьми курицу, не барскую, а из старых. Скажи, я велел. Свари её, и бульон, воду то есть, в которой курица варилась, давай мужу пить. Ему сейчас силы понадобятся, а откуда они, если не есть?

Я боялся, что мне станут целовать руки, но Татьяна благодарит, сохраняя достоинство. Зато обещает не только молить за меня Бога, но и детей заставить.

Вот дети мне очень понравились – красивые, чистые, мордашки смышлёные. Особенно младшая девочка, Капитолина. Два года, но уже пытается говорить, сама залазит на печку. Такой беленький синеглазый ангелочек. Кроме того, очень послушные, совсем не капризные. Должны, вроде, быть невоспитанными, а я таких воспитанных детей в наше время не встречал. Старшей девочке, Серафиме, нет и десяти, но это ценная помощница. О ребёнке маме вообще не надо беспокоиться, всё сделает Сима. Или вот сейчас, мама в усадьбу ушла, а Сима заварила шиповник и даёт отцу. Это я посоветовал, вместо холодной воды давать отвар шиповника.

– Я знаю некоторые сказки. Если соберёте ещё детей, так приходите в усадьбу, я расскажу.

– А с ней можно? С Капой?

– Да, но пусть не мешает.

– Она и не пискнет, да, Капа?

Я боялся, что ребёнок сейчас съёжится от страха, но Капа лишь важно кивает, и говорит «хосё».

Через 20 минут я ухожу, а ещё через час приходят дети, 13 человек. Из них девочек почти половина, дискриминации нет. Дети располагаются в гостиной прямо на полу, благо, там есть ковёр и натопленная печка из стены выступает. Я усаживаюсь в кресло, и начинаю сказку о рыбаке и рыбке. Я её почти наизусть помню. Большинство детей не старше 10 лет, вот я и выбрал несложную сказку.

Дети слушают, стараясь не упустить ни одного слова. Кажется, этой сказки они не знают. Здесь, в глухой деревне, вообще острый сенсорный голод, и любое искусство идёт на ура. Сказка заканчивается, а дети смотрят на меня в полной тишине. И я не выдерживаю:

– Есть ещё сказка подлиннее, о Руслане и Людмиле…

Дети начинают перешёптываться и хихикать – оказывается, одна из девочек как раз Людмила.

– … но она не совсем для малышей, скорее, для детей постарше…

Дети молчат, не смеют с барином заговорить, но смотрят так, что…

– Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой…

Начало и какие-то куски из середины я помню наизусть. Именно эти «складные» строки вызывают у малышей особенный восторг. Кажется, для них это сродни магии. Но уже поздно, и сразу после похищения Людмилы я предлагаю отложить продолжение до завтра. Дети безропотно и тихо уходят, но выйдя на улицу начинают наперебой вспоминать интересные моменты, перекрикивая друг друга. Да, успех полный, мультики отдыхают.

С утра иду, разумеется, к больному. И… А нет его в постели! Оказывается, пошёл лошадь посмотреть. Он её когда рассёдлывал, почти без сознания был, вот и беспокоится. Я довольно грозно ору и на него, и на Таню: я ради них ездил в город, привёз дорогое лекарство, причём прямо ночью. А он не лежит в постели, хочет умереть, нанеся мне убыток. Лежать не вставая ближайшие три дня, горшок рядом с кроватью поставить. А там посмотрим. Отвар шиповника как раз готов, и я скармливаю Сергею вторую таблетку антибиотика. Обойдётся без колдрекса, температура на ощупь совсем небольшая, возможно, 37.5.

– Барин, детям можно к вам прийти? Сказку послушать?

– А пусть приходят. Через час, я как раз позавтракаю.

Убедившись, что покормить больного есть чем, я ухожу.

Детей на этот раз приходит аж 23. Я даже задумываюсь, а сколько их всего. Если считать, скажем, с четырёх лет и до четырнадцати, то, пожалуй, с полсотни есть. Может, и побольше. А ведь они теперь повадятся, развлечений у них немного, особенно зимой. А тут ещё я распорядился давать каждому кусочек хлеба и молока грамм по двести. Хороший белый хлеб мало где пекут, больше ржаной, и очень низкого качества.

За сорок минут я заканчиваю сказку, и разъясняю малышне перспективы:

– Я ещё и другие сказки знаю, но не всё котам масленица. Буду вас учить, чтению, письму, счёту. Так что кто хочет послушать – тем и поучиться придётся. В следующий раз в понедельник приходите, в это же время.

Следующим утром я нахожу Сергея уже почти здоровым, но послушно лежащим в постели. Не то антибиотик подействовал так сильно, не то крестьянин от природы крепок.

– Слушай, вот тебе третья таблетка, сейчас же и запей её. Так, хорошо. А всего таблеток четыре. Ты ещё полежи до завтрашнего утра, не выходи никуда. А завтра посмотрим. Если всё хорошо пойдёт – начнёшь потихоньку ходить, даже и во двор. Только учти – ты сейчас ослаб, заболеть тебе очень легко. В полную силу работать нельзя, следующую неделю дома сиди, никакого извоза. А там, если Бог даст… В общем, молись.

Я, наконец, начал получать серьёзный доход от охоты. Волки и лисы уходят по пять тысяч, зайцы по тысяче. Зайцы – красавцы в зимней шубе. Десять процентов забирает отец Михаил, ещё десять – Василий Фёдорович. И всё-таки за месяц сорок тысяч я получил. Так что покупка полусотни тетрадей и стольких же шариковых авторучек меня не разорила. А вот небольшую доску на ножках удаётся достать бесплатно. В каком-то офисе стояла, фирма разорилась, а у отца Михаила знакомых немало. Писать, правда, приходится не мелом, а фломастерами на белом фоне. Зато видно хорошо.

Моя затея с обучением детей… Даже трудно сказать, удалась или провалилась. Дети-то неплохие, и слушаются барина точно лучше, чем наши школьники учителя. Меня иногда смешит их вид: причудливое сочетание одежды из 21-го века и самодельных вещей. Они не против того, чтобы учиться: барин сказал, значит надо. Взрослые вон тоже на барщину ходят. Но слишком они разные, от совсем маленьких до подростков. Тут ещё и посещаемость нерегулярная. В среднем примерно треть уроков они пропускают. В основном потому, что верхняя одежда понадобилась кому-то другому, или работать надо.

А ещё – они не глупые, но они другие. Мультиков не смотрели, в интернет не лазили. Знают хозяйство да лес, да немного старых сказок. Не очень понимают, зачем им учиться. Есть у Некрасова стихотворение «В дороге», из него выходит, что учить крестьян не надо. Они потом мучиться будут, трудно образованному быть крепостным в глухом углу. Но я с поэтом не совсем согласен. Если не поощрять гордыню, мол, я образованный, выше этих пентюхов, то, может, и не помешает образование. Вон, в Европе не дали возгордиться тамошней интеллигенции. Знает своё место, не то, что наши образованцы.

В общем, план планомерно учить чтение, письмо и математику, как в СССР, не удался. Но эмпирически я нашёл другой подход. Сначала 40 минут рассказываю сказки. Благо, Толкиена или Лукьяненко можно долго рассказывать. Потом – хлеб и молоко каждому. Немного, но им нравится. Следующий урок самый серьёзный: устный счёт. Квадратные уравнения и тригонометрия крестьянам и вправду не нужны, а вот быстро посчитать – это надо уметь. Причём именно в уме, без всяких записей. И я задаю им задачи, сам выдумываю. Типа, что выгоднее: рожь сеять, или горох сажать? С подсчётом всех расходов и доходов. И надо не только считать, но и соображать: а какие будут расходы? А купят ли горох в таком количестве? Дадут ли цену? Про ботву не забыть, она на корм корове пойдёт.

И затем, после короткой перемены, урок естествознания. Тут я намешал всего, например, география с показом карт и просто рассказами о разных странах. Да и о нашей стране, они ведь мало что знают. Ещё история. Вообще, естествознание – это в основном мои рассказы и я же отвечаю на вопросы. Биология, немного физики и химии вставляю, например, про удобрения. Они, впрочем, хорошо знают, что навоз надо на поля вывозить.

Времени у меня всё равно много остаётся, поневоле займёшься хозяйством. У меня, например, есть мельница на речке. Много раз я слышал, что мельница плохая, с трудом удаётся обеспечивать нужды Андреевки и усадьбы. И даже, того и гляди, придётся везти на Грешневскую мельницу. Это далеко, дорога плохая, да и платить надо за помол, и ждать в очереди. Я думал, дело, конечно, в реке, она небольшая совсем. Но побывал на мельнице, посмотрел, поговорил. И выяснил, что на самом деле расход воды в речке достаточен. Тем более, что сделана неплохая плотина из камней и досок. Проблема в самом оборудовании. Самое слабое место – ось, на которой вращается мельничное колесо. Ось деревянная, и стоит ей искривиться, как весь механизм застревает, и требуется серьёзный ремонт с заменой оси.

Сейчас мельница уже не работает, речка замёрзла, хотя подо льдом вода течёт. Мельник у меня не освобождённый – просто крестьянин, который подрабатывает, в основном осенью. Так же и кузнец – в кузне он работает не так много, и больше зимой, а в основном своё хозяйство ведёт.

Я занял у отца Михаила рулетку, обмерил ось, колесо, и отправился в Ярославль-21. Оказывается, какая-то промышленность в России ещё есть. Отец Михаил делает звонок, и я еду на завод, в прошлом большой, а сейчас работающий процентов на 10-15. Токарь, которому рекомендовал меня священник, рассмотрел мой эскиз, и, узнав, что колесо весит килограмм 100-150 примерно, направил к инженеру. Мол, без расчёта нет гарантий, что ось выдержит. Инженеру лет, наверно, 70. А чё тогда меня выгнали?

– Колесо весом больше центнера? Где вы такое отыскали? Нет, можно поставить трубу, есть у нас хорошая. Сюда и сюда втыкаем прут, обтачиваем, и ставим подшипники. А сюда можно ещё одну трубу, а на неё уже шестерню. Но странно, зачем вам? Мельница? Вам нужно сохранить старинное колесо? Нет? А тогда зачем вам этот монстр? Расход воды какой?

– Примерно полтора кубометра в секунду.

– А высота падения? Меньше метра? Ну, тогда всё просто. Больших нагрузок нет, так что… Обычная труба, стальная, из нержавейки. С подшипниками то же самое, но поменьше, это и дешевле выйдет. А колесо – берём два велосипедных колеса, навариваем уголок, вот так их соединяем уголками, примерно в тридцати сантиметрах одно от другого. На уголок болтами лопаточки, из старых плат. Это пластик с тонким слоем меди. Дёшево и сердито, и вес будет около двадцати кг, это всего, с осью, подшипниками и шестернёй. Согласны? Тогда… Всё вместе за 20 000. Конечно, колёса не новые будут. А если хотите ось для тяжёлого колеса – то 12 000, там труба толстая нужна.

Вот так в конце января я привёз в имение ещё одну, после цыплят, полезную в хозяйстве вещь.

А в феврале всё закрутилось, прямо с первых чисел (а в 21-м веке уже и середина февраля). Отец Михаил нашёл покупателя на брёвна. Даёт нормальную цену, 5000 рублей за бревно длиной 6 метров и диаметром не меньше 30 см. Не долго думая, я велю Власу собрать на завтра команду лесорубов, человек двадцать, и с лошадями, с санями. Заезжаю к Копыловым – Пелагея Марковна немедленно даёт добро. И даже не спросила о количестве брёвен, а ещё меня глупым считает. Я немедленно еду искать делянку. Надо чтобы и от дороги недалеко, и лес подходящий, и чтобы в 21-м веке была поблизости удобная полянка. Нахожу такое место уже на закате, и возвращаюсь в усадьбу уже в темноте. Морозец заметно крепчает.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.