Серпантин

Это нужно было видеть со стороны.

Пропитанный насквозь потом, небритый мужлан с бледным лицом, всклоченными длинными волосами и сгорбленной осанкой стоял с мертвым котом в руках напротив, ахуевшего от сказанного, господина никто, выкрикивая грозным голосом свое возмущение по поводу нарушения своего священного, по закону заслуженного, личного пространства, жестикулируя руками, как мельницей, визуально изображая все вышесказанное, попутно испепеляя взглядом психопата с лопнувшими капиллярами на глазах и, изредка, не сдерживая обильное слюноотделение.

Я смотрел на него исподлобья, тяжело дыша, и жаждал удостоиться парирования, по силе, если не равной моему красноречию, то хотя бы близкой к нему.

Но незваный гость предпочел остаться равнодушным к данной критике. Не меня безэмоционального выражения лица, он медленно поставил коробку на пол и пододвинул ко мне, став ожидать моей реакции.

Я с силой пнул коробку, отправив ее знакомиться со стеной.

– Катись в пизду, больной придурок! – закричал я сильнее прежнего и захлопнул дверь у него перед носом.

Сев у двери, я начал ожидать его ухода, но мужик оказался неумолим.

Он подобрал коробку, позвонил один раз и встал столбом перед дверным глазком. По праву, бить его я не смею, так как он стоит за пределами моего жилища. Ломиться он вряд ли собирается, как и, скорее всего, препятствовать моему уходу из дома.

Ладно, попробуем это проверить.

Я взял останки кота, вышел из квартиры, закрыв ее на ключ. От болванчика ноль реакции. Он лишь повернул голову в мою сторону и начал озадаченно таращиться, что показалось мне весьма жутким.

Медленно спускаясь вниз, я наблюдал боковым взглядом за его действиями. Он по-прежнему смотрел в мою сторону. Ну и стой тут, блядский Хатико.

На пути к месту назначения, которое я избрал задней стороной дома, повернутого на находящуюся вдалеке Новую улицу, я пытался прогнать дурные мысли на счет неудавшегося начала дня, и, по возможности не думать вообще ни о чем.

За домом как раз находилась детская площадка – аттракцион смерти для малышей и отличная поляна для взрослых детин, обычно посасывающих пиво на лавке и готовящих шашлыки.

Отличное место для обоснования местного кладбища домашних животных.

Достигнув нужной точки, я хлопнул себя по забывчивой голове. У меня же нет лопаты. Чем мне теперь рыть? Очень сомневаюсь, что у кого-то из соседей, да и вообще любых людей в городе, найдется лишнее приспособление для вскапывания земли.

Но не будь я собой, если бы сразу не смекнул, что на детской площадке вполне вероятно могут находиться забытые детские инструменты, вроде совка. Рыская в поисках нужного приспособления, я в упор не видел ничего подходящего.

Хотя, постойте. Это же…Нет, мои юные копатели, это не многофункциональная пластиковая лопата с регулированием глубины и объема вскапывания, хуй то-там. Размером с ладошку, облепленные песком, убогие грабли без одного зубца.

Что поделать. Надо уже покончить со всей это историей.

Вооружившись «трезубцем Посейдона», начинаю искать подходящее место для захоронения.

Это оказалось не так просто, потому что земля, по большей части, представляла гравий, насыпанный на твердую грунтовую породу, а несколько подходящих мест уже были кем-то заняты. Ну, как заняты. Судя по неровным местам на земле, явно перекопанным ранее, здесь обитает семейство кротов, которое изредка роет тоннели вверх, вылезая на поверхность. Слепые милашки.

Спустя продолжительно время, перепачканный в земле, вспотевший и обессиленный, стою над свежей могилой. Наверно, нужно произнести речь. Все-таки он был моим товарищем.

– Мистер Кот. Сегодня я провожаю тебя в последний путь с чувством глубокой скорби и невосполнимой потери, что недавно меня настигла. Я знал тебя еще совсем ребенком. Заметив на улице маленького, беспомощного котенка, я не смог смириться с мыслью, что если я пройду мимо тебя, то, возможно, в этот вечер мир содрогнется вновь, потеряв очередное милое животное, умершее от голода. Ты был моим верным другом, будившим меня своей мокрой мордочкой с утра на работу, когда я просыпал звук будильника. Во время моих болезней ты ложился на меня и урчал, забирая теплый сгусток простуды. По вечерам смотрел со мной фильмы и кривился, когда я давал понюхать тебе вино. И чем я тебе отплатил? Я забыл про тебя. Прости. Это не совсем моя вина. Память подвела, понимаешь. Я сам до сих пор понятия не имею, что мне сейчас делать со всем закрутившимся пиздецом в моей жизни, в какую сторону двигаться, с чего начать, у кого спросить. У кого спросить…Мать твою, я полный кретин! Очевидно, что тот мужик с коробкой может мне что-то рассказать. Или само содержимое коробки. Я проигнорировал два этих фактора, списав все на дешевый прикол, розыгрыш. Но теперь я понял. Жалкий пропойца с дырявой головой. Я буду не удивлен, если причина амнезии сокрылась в длительном алкогольном трипе, в котором я пребывал с месяц, а то и полгода. Спасибо, Мистер Кот. Ты как всегда меня выручил. Земля тебе пухом, братишка.

Закончив речь, я отряхнул черные ладошки о бока штанов, стер со лба пот тыльной стороной ладони и облегченно выдохнул.

– Ты всегда разговариваешь с собой вслух? – донесся голос за моей спиной.

Испугавшись, я резко обернулся на звук, источником которого оказалась девочка лет десяти, одетая в красное пальто с капюшоном, под которым виднелось печальное лицо.

От такого неожиданного появления я немного растерялся в поиске элементарного ответа на вопрос и выдал первое, что пришло на ум:

– Да, это очень помогает. Бывает, тебя терзает какой-то вопрос, который ты без конца прокручиваешь у себя в голове снова и снова, сомневаясь в достоверности своих рассуждений, и так и не находишь верного ответа. Тогда ты начинаешь думать вслух, что придает твоим словам осязаемости, глубины, веса. Слушая свой голос, ты ведешь диалог с самым частым и верным слушателем – самим собой. Ты споришь, выдвигаешь факты за и против, согласовываешь понятия, а после приходишь к выводу, все это время лежащему на поверхности. Именно поэтому говорят, что истина рождается в споре. Вот только не всегда с другим человеком.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – грустно ответила девочка.

– Да, извини. Я и забыл, что ты еще дитя. Но не переживай, ты сама придешь к такому выводу, когда повзрослеешь. Все приходят.

«You’ll never now, if you don’t go. You’ll never shine, if you don’t glow».

– Поэтому взрослые такие грустные?

– Так и есть. Представь, что единственная вещь, которой ты дорожишь – твое красное пальто. Ты становишься выше, крепче, толще, умнее. Одним словом – ты меняешься. Но пальто всегда остается одного и того же размера. Ты его изнашиваешь, вытягиваешь, рвешь по швам и перешиваешь, добавляя заплатки и куски ткани в необходимые места, чтобы оно было тебе по размеру, потому что тебя с ним многое связывает, и ты не хочешь менять его на что-то другое. А спустя много лет, ты понимаешь, что твой наряд похож на цирковую одежду, что ты ходишь в хаотичном наборе тряпок, которые ты протащила на себе через всю жизнь, миллион историй, событий, моментов. Которые износились до тех пор, что от них уже практически ничего не осталось. И вот тогда, ты печально бредешь в магазин, берешь себе новое пальто и понимаешь, что, по сути, эта та же самая вещь из разноцветных ниток, замков и карманов, чем несколько лет назад являлось и твое, но на которую ты смотришь по-обычному буднично, без восхищения и трепета, что ранее были в тебе. Понимаешь, что придавала ему слишком большое значение, а теперь сильно об этом сожалеешь.

– Все равно не понимаю, – пожала она плечами.

Знать бы мне детский язык, малышка. Но мне никогда не приходилось нянчиться с маленькими людьми.

– К чему эти глупые беседы? Лучше назови свое имя, – говорю.

– Не скажу, – твердо ответила она.

– Ты задала уже два вопроса, на которые я ответил непонятным тебе языком. Хочешь сказать, что я зря потратил время на человека без имени?

– Нет. У меня есть имя.

– И ты не говоришь его, потому что оно тебе не нравится? – предположил я.

– Возможно.

– Почему?

– Из-за папы.

– Он тебя обзывает?

– Он нас бросил. А имя осталось.

– И теперь ты не хочешь, чтобы оно напоминало тебе его?

– Угу.

– Я Соу. Это имя я дал себе сам. Если хочешь, можем и тебе придумать.

– А так можно?

– А кто запрещает? Ты можешь быть той, кем хочешь быть. И никто ни вправе отнять у тебя саму себя.

– Я.

– Что ты?

– Ты сказал, никто не заберет меня саму. Значит, меня зовут Я.

– А ты умная.

Она снова пожала плечами.

– Почему ты гуляешь одна, Я?

– Я ищу своего папу. В школе говорят, что он ушел, потому что не любит меня. А мама говорит – любит. Как можно любить человека, которого ты оставил?

Сложный вопрос. Никогда не испытывал чувство любви или нечто похожее на данное ощущение.

Любовь, как таковая, вещь весьма эфемерная и абстрактная, всегда являлась для меня обычным определением из книги по биологии – комплексное действие химических реакций организма на определенный возбудитель, объект желаний, с которым ты желаешь совокупиться.

Все мои прошлые отношения тянулись далеко не на мне, потому что каждая сторона преследовала свою корыстную цель, которая, по большей части, заключалась в удовлетворении сексуальных потребностей.

Не спорю, была привязанность, влюбленность, зависимость, разве что одержимости не было, но никогда не было любви.

До настоящего момента, я думаю. Того, что происходит сейчас между мной и Эс. Хотя, я даже не уверен во взаимности ее чувств.

Не знаю, как описать настоящее состояние. Не то, чтобы это было ураганом эмоций, бабочками в животе и прочими розовыми соплями, которые я всегда не особо переносил, но толика легкого волнения от предстоящей встречи с ней начинает переходить в нестерпимый тремор всего тела.

В первые часы нашего общения я боялся ляпнуть глупость, отморозить дурацкую шутку, выставить себя в негативном свете, хотя мне это совершенно не свойственно. Ранее меня не беспокоило то, как я говорю, выгляжу, веду себя с людьми, доношу правду или решаю солгать.

Я всегда занимал нишу презренного отношения к выродкам, заслуживавших это, и нейтрального ко всем остальным. Извинится я никогда не умел, а по большей части просто не хотел.

Что уж говорить о теплых чувствах, которые я бы предпочел утаить в себе, не дав знать человеку о том, что он далеко не кусок дерьма, чем высказать об этом прямо в лицо.

До настоящего момента, я думаю.

Сейчас я в полной мере могу заявить, что близок к данной человеческой способности. Способности любить – делать приятное для другого просто так, без всякой причины, помогать, не ожидая просьбы, доверять, советоваться по каждому вопросу, ждать, не теряя терпения, наслаждаться друг другом и моментами, проведенными вместе, с улыбкой встречать, не находить места от сорвавшейся встречи, беззаботно гулять босиком по холодным лужам, а потом выздоравливать от простуды, встречать рассвет, смотреть сериалы и фильмы, читать книги, посещать культурные мероприятия, целоваться, как в последний раз, засыпать в обнимку, бесконечно радуясь тому, что рядом родственная душа – человек, понимающий с полуслова, готовый поделиться с тобой всем, готовый поддержать и утешить в грустное время, не порося ничего в замен, готовый приумножить твои достоинства и нивелировать недостатки, готовый слиться во едино, став общим организмом, дополняющим друг друга, перерождающимся в нечто совершенное.

Близок, несмотря на то, что всегда отрицал свою сентиментальность, ухмылялся в лицо сценам, нарочно выдавливающих слезу и негодовал при виде воркующих парочек, сидящих на скамье и пожирающих друг друга взглядом.

Черт, а ведь я думал, что особенный.

–Думаю, он просто боится ответственности, которую обычно несут взрослые за своих детей, – наконец ответил я после долгих размышлений.

– Ответственности?

– Ну, да. Это случай, когда ты не особо представляешь, что делать с человеком, появившимся недавно на свет. Человеком, которого нужно вводить во всю эту непонятную и многоструктурную жизнь, что ждет его или ее в будущем. Ты, элементарно, боишься совершить ошибку. Ошибку в воспитании, передачи: знаний, собственного опыта, полученного в течении жизни и не всегда являющимся положительным, варьирующихся ценностей, образа мыслей, стремления к развитию, становления личности, общественного поведения. То, что обычно пытаются передать родители, слепив из тебя снеговика с разносторонним набором информации, помогающей жить самому, без подсказок. Либо это будут родители, не получившие в свое время должного направления от своих потомков, и которые попытаются отыграться на ребенке, засовывая его в бесконечное количество музыкальных кружков, спортивных секций, математических курсов – во все, что ребенку может не понравиться или быстро надоесть, но который должен будет уметь все, только потому, что у его родителей этого не было.

– Я поняла часть твоих слов, ты можешь говорить яснее?

Выражение моего грустного лица своей силой могло бы, на данный момент, устроить геноцид небольшой страны.

– Хорошо, попробую донести до тебя вещь, доступную всем возрастным категориям. Ты согласна? – спрашиваю.

– Да, – с сомнением произнесла она.

– Твой отец притворщик.

– Что?

– Он убедил твою маму в том, что представляет из себя большое значение для семьи, умаслив ее обещаниями и заверениями.

– Откуда тебе знать?

– Я проходил через это. И, поверь мне, он может вернуться в любой момент, вымаливая прощение, либо не вернуться вовсе.

– Что же мне тогда делать?

– Жить, не предавая значения проблемам, которые ты даже не видела.

– Не видела, но ведь я знаю, что они есть.

– Представь…

– Не нужны мне твои дурацкие заумные сравнения, – злобно отрезала Я.

– Хорошо, что тебе нужно?

– Мне нужно вернуть папу.

– В этом я тебе не помощник. Найми детектива, с полицией свяжись, порыскай в интернете, расклей объявления о пропаже, посмотри в каждой канаве, покричи в окно, или сходи на кладбище, вдруг он умер. Делай что хочешь, у меня своих дел по горло.

Она начала плакать. Гадство. И что теперь делать?

Я подошел к ней, положил руку на плечо и опустился на одно колено.

– Послушай, не хотел тебя обидеть. Такой уж я человек. Не подходящий для чего-либо. Я честно не знаю, куда пропал твой отец. ― Мама говорит, что он вас любит? – переспросил я.

– Да, – сказала Я заплаканным голосом.

– Может, это действительно так. Может, случилось определенное обстоятельство, которое не дало вернуться обратно, а мама просто скрывает это от тебя, чтобы уберечь от неприятной правды.

Она лишь продолжала шмыгать носом.

– Знаешь, какая штука случилась со мной? – спрашиваю.

– Какая?

– Я что-то забыл, но не знаю, что именно.

– Забыл?

– Да, мне так об этом написали в записке.

– Ты говорил про мужика с коробкой, – успокоившись, сказала Я.

– Верно, именно он – тот, кто мне сейчас все и расскажет. А если не расскажет, я все дерьмо из него вытрясу, из-за того, что впустую потратил мои нервы, ублюдок, мать его.

Я рассмеялась.

Ругательства, да. Небольшая детская забава, за которой они наблюдают со стороны и улыбаются, потому это удовольствие для них еще под запретом.

– Ты смешной, – сказала она, немного взбодрившись.

– Временами бываю.

– И ужасный зануда.

– Без этого я не я.

– А я – Я! – весело воскликнула она.

Я улыбнулся такой маленькой детской радости. Может, мне стать новым целителем Адамсом, который бы не смешил, а материл бы пациентов, доводя до коликов в животе.

– Мне пора идти. Увидимся! – крикнула она и побежала куда-то вдаль.

Странная девочка. Увидимся мы вряд ли, а если это и произойдет, то даже представить себе не могу, насколько насыщенным будет наш диалог.

Тем временем, я побрел обратно домой.

6

Старые раны опять берут свое. Акатизия в совокупности с алкогольным делирием без предупреждения врываются в мое, и без того шаткое, самочувствие, заставляя биться в ознобе и перебирать все возможные положения тела для более комфортного существования.

Был бы под рукой хоть один, пусть даже самый слабый, нейролептик – я бы на время решила насущную проблему. К сожалению, таковых не имеется и не предвидится до тех пор, пока я не получу новый рецепт у врача. А сегодня, в воскресенье, мне его точно не достать.

Так что, вместо того, чтобы глотать кучу пустышек и набивать синяки на ноге непрекращаемыми ударами о кровать, я возьмусь за исполнение более гуманного замысла – замены легальных препаратов на не совсем такими являющиеся.

«Baby, did you forget to take your meds?».

Знаю одно место поблизости, в которое можно было бы наведаться, но которое крайне нежелательно посещать. Почему? Ответ вас ждет у порога, заросшей шприцами, квартиры.

Ответ с красными, обкуренными глазами, что встречает тебя в зассанной одежде, выдыхает помои, нечищеного неделями, рта, и, с блаженным лицом младенца, разводит руками, в очередной раз не признав тебя и цель твоего визита.

Зачем же я направляюсь именно туда? Смешной вопрос, с учетом того, что я испытываю невыносимые спазмы всего тела. С убавленной яркостью в глазах, дрожащими руками, я натягиваю первое попавшееся темное платье, накидываю сверху пальто, попадаю с третьего раза ногой в каждую туфлю и, подкашиваясь на каждом шагу, медленно покидаю квартиру.

Дорога до места назначения расстилается передо мной желтым кирпичом с чередой истязаний над собственным телом. Скрипя зубами, почти карабкаясь на четвереньках и держась за все возможные предметы, едва сохраняя равновесие и рассудок, я все же добираюсь, куда запланировала, и тяжело вздыхаю.

Неудачные попытки постучаться в дверь обессиленной рукой приходится оставить, поэтому применяю в ход туфли с высокой платформой, которые неспешным отбойным молотком врезаются в, уже помятую, дверь. Через несколько минут этот козел соизволил выйти.

– Чего? – сонным голосом спрашивает он.

– Мне нужны таблетки, – произношу сдавленным голосом.

– Какие из нескольких тысяч возможных названий?

– Ты знаешь.

Он пристально посмотрел на меня и, кажется, распознал.

– Ах да, это же ты. Ты… – начал он пощелкивать пальцами.

– Эс.

– Точно. Странная мадам, называющая себя разными именами.

– Полегче, ковбой.

– Ладно, ладно. Сейчас притащу твои «лекарства», вот только цена поднялась на пару сотен.

– Какого…Не суть, неси быстрее.

Он скрылся в недрах своей пещеры и начал громко рыскать по всей ее площади. Когда он вернулся и вручил таблетки, я расплатилась, разом заглотила около стандартного блистера и запила остатками пива, что оставались в маленькой бутылке, лежащей в сумке.

– Не налегай, это тебе не желтые витаминки, – безразлично предупредил он.

– Я знаю, что делаю, лучше тебя самого, так что не устраивай мне ликбез по подпольной фармакологии.

Он лишь манерно вскинул руки ладошками вперед на уровень плеч, а потом закрыл передо мной дверь.

Поступательный прилив сил окропил меня дождем благодати, дав ясность ума и волю к свободе действий. Мне стало так хорошо, что первые несколько минут я простояла на одном месте с закрытыми глазами, наслаждаясь моментом, фантазируя о том, как было бы чудесно запереть это мгновение во временном кармане и возвращаться к нему всегда, когда появится нужда.

Но стоять долго около этого места небезопасно, так как в любой момент могут заглянуть добропорядочные граждане, ратующие за соблюдение законов.

Возвращаться домой нет особого желания, но пока не пройдет эффект стимулятора, первое время, лучше пересидеть в каком-нибудь месте, чем слоняться по улицам, целуясь со столбами и привлекая внимание.

Своим перевалочным пунктом я обозначила неприметный бар неподалеку, который, насколько я знаю, не посещает практически никто.

Казалось бы, скверный запах, просроченные слабоалкогольные напитки, завышенные цены на еду, хамское поведение персонала и быдловатый контингент – при соединении, все эти структуры создают новый химический элемент по дегенерации большей части общества, что потом берет гордое название бар.

Особых отличий между ними практически нет, но именно тот, в который я направляюсь, чересчур непопулярен от слова совсем. Скорее всего, сказывается его репутация, как бара без каких-либо происходящих там событий. Вообще. Говоря, там настолько скучно, что люди в этом месте впервые почувствовали обратное действие алкоголя – тоску и уныние.

Впрочем, шумная компания мне совершенно ни к чему. Порой, хочется подрыгать костями в клубе, усилив действие таблеток, но в таком случае я смогу остановиться лишь к концу этого года. А меня сегодня будет ждать Соу. Не расстраивать же мальчика.

Я правда назвала его мальчиком? Он действительно выглядит моложе меня, однако его вид говорит о том, что ненамного, и что недавно он пережил, как минимум, кризис среднего возраста: хмурые брови покрываю тучами тяжелый взгляд серых глаз, что изредка скрываются под длинными, черными, как гудрон, волосами; выразительные черты худого лица в виде аккуратного контура губ, выступающих скул и широкой челюсти, которые несут на себе неухоженную бороду, больше похожую на свернувшегося ежа; хорошая форма тела, никак не сопоставимая с его образом жизни.

Все это поверхностное определение его внешности. Будь у меня еще слова, подходящие под описание этого человека, я бы обязательно ими воспользовалась.

С этим у меня всегда возникали проблемы. В голове ты можешь досконально перебрать каждый волос, морщинку или пору, дать им кодовые названия, измерить площадь поверхности, обозначить изменения в цвете и положении, а потом рассчитать по формуле степень сексуальности. Но, возвращаясь из своих чертог, ты обходишься односложным высказыванием – красивый.

Еще он виднеется мне привлекательным максималистом, который беспрестанно курит, ловко вставляет ругательства для окраса речи, надменно смотрит на всех, кто глупее его и, скорее всего, имеет несколько незаурядных талантов. Этакий трущобный поэт, никогда не публиковавший свои стихи. Сноб, не попавший в слои богемы. Властитель грез и мечтаний и, одновременно, изгой собственного мира фантазий. Сам себе заклятый враг и закадычный друг.

Красиво сказала. Скорее всего, эти мысли попадут в мой дневник, так что не буду лишний раз смачивать трусики девочек-подростков своим убийственно-эротичным слогом. К тому же, я уже пришла, поэтому на время пора прекратить поток мечтаний.

Забегаловка встречает меня безвкусным внутренним убранством, холодным воздухом из кондиционера и музыкой прошлого века. Не знаю, в каком сейчас живете вы, но раньше были популярны группы вроде «Битлз», «Пинк Флойд», «Лед Зеппелин» и другие из списка тех, что сейчас слушают только старики. Видимо, я была стара еще со своего совершеннолетия, потому что мне они до сих пор нравятся.

Лысый бармен так оживляется, при виде нового посетителя, что сразу же подзывает меня к себе. Усаживаюсь за стойку, прошу сделать музыку погромче и заказываю коктейль. На данный момент настроение отличное. Очень бы хотелось сохранить его до конца дня.

– Можно присесть? – спросил, сразу же подсевший ко мне, дедуля, украв это настроение.

– Вас через дорогу перевести или мелочи покинуть? – язвлю.

– О, что Вы, дорогая! Я впечатлен вашим музыкальным вкусом, и посему, хочу угостить вас любыми напитками, которые только пожелаете. Взамен прошу пару вещей – Ваше внимание и улыбку.

Он поднял мою кисть и слегка притронулся к ней сухими губами, а потом начал медленно опускать свою ладонь на мое бедро.

– Эй! – воскликнула я, отдернув руку. ― На молоденьких потянуло, извращенец?

– Извините, не хотел обидеть столько очаровательную диву. Я, дурак, понадеялся, что еще способен произвести впечатление на даму.

– Производи его в доме престарелых на бабушек с синдромом Альцгеймера, а мне дай спокойно насладиться компанией себя самой и этого ароматного коктейля, – говорю, уже скрепя зубами от раздражения.

– На что Вы намекаете?

– На то, чтобы ты отсел от меня.

– Нет, когда сказали про бабушек и эту болезнь.

– Я должна пояснить смысл шутки? Ладно. Она заключается в том, что они все равно не запомнили бы твоего обвисшего лица, так что ты с невероятным успехом мог бы проворачивать подобные попытки обрести новое знакомство по несколько раз на дню, постепенно совершенствуя свои результаты.

Он резко изменился в лице, медленно встал со стула, повернулся ко мне спиной и, не оборачиваясь, произнес:

– Я проворачиваю эти попытки каждый день на своей жене. Как видите, два года таких вот ежедневных знакомств с человеком, с которым ты прожил почти всю жизнь, подкосили бы выдержку любого человека. Я не знаю, зачем я вернулся к ней. Наверно потому, что мечтал о воссоединении семьи. А по итогу превратился в сиделку для старой женщины, витающей в облаках, которую бросил раздолбай сын.