Хроники летописцев: Настоящее

Шут внимательно следил за каждым подопечным. Он старательно подбирал мелодию, которая становилась то легкой как пух, то быстрой как мимолетное дуновение ветерка. То сильнее, то слабее.

По ногам пробежались тысячи мелких иголочек. Ничего хорошего это не предвещало. Где-то в груди выразительно прозвенел колокольчик. По телу волнами разливался страх. Даже используя чары недолго, на их запах начали просыпаться хищники. Эти существа обитали где-то под домом и служили ему фундаментом. На самом деле они просто паразиты, рожденные хищником. Он стал самим домом почти наполовину.

Мелодия остановилась.

Оглушительная тишина ударила по голове.

– Нам на чердак, – задумавшись на мгновение, сообщил Шут.

– И как, интересно, это сделать?

– Есть способ. – На губах появилась загадочная и в то же время немного пугающая улыбка. Он посмотрел под ноги, где прожорливая зелень начала «поглощать» обувь.

Отверженные сущности не являются частью одной реальности. Они существуют разом во всех, одновременно являясь чем-то чужим и неестественным в них. Они не живут – они паразитируют.

– И какой? – Я почти не смотрела под ноги, топчась на месте, чтобы избавиться от растительности.

– Держи равновесие, сконцентрируйся и не отставай, – скомандовал он.

Шут снова поднес к губам флейту. На этот раз из нее вырвалась детская озорная мелодия. В воздухе снова появились пузырьки. Только теперь они не пытались куда-то проникнуть, а парили недалеко от стен. Тут нитей было меньше. Шут взглянул на меня и дал знак следовать за ним. Слова о равновесии и концентрации стали предельно ясны. Он довольно легко привычными движениями переступал с одного пузырька на другой, не забывая уворачиваться от опасных витающих сплетений. Легкость, с которой он это делал, вызывала чувство зависти и давала понять: его ничто не остановит. Именно уверенность разжигала огонь интереса. Собственно говоря, ради чего он готов так рисковать? К чему это приведет? Что дальше? Какие тайны хранит разыскиваемое им «нечто»? И самое главное – чем все закончится?

Выбора не оставалось, так что я последовала примеру Шута. По крайней мере, попыталась. На удивление это походило на прыжки по камням. Поначалу я испугалась, что от прикосновения пузырек лопнет. Однако поверхность оказалась весьма крепкой. Вот это уровень чародейства!

Веселая мелодия создавала атмосферу игры. Правда, в какой-то момент чувство равновесия решило напомнить, что игра-то смертельная. Потеряв его, я начала падать, рискуя встретиться лицом с землей. По счастливой случайности или по воле Шута – так или иначе – удалось ухватиться за ближайшие спасительные пузырьки. Мимо носа, ужасая до мурашек и холодного пота, медленно извиваясь, как змея, пролетела тонкая черная нить. Кое-как восстановив равновесие, я неуклюже продолжила свой путь.

Пузырьки, на которые я опиралась, приподнялись и полетели дальше от стены, где нитей было поменьше. Там показалась едва заметная дыра – вероятность успешного маневра по восстановлению равновесия оказалась больше. Мне с трудом удалось встать на обе ноги.

– Большое спасибо, – только и оставалось сказать.

Шут никак не отреагировал. Мы были даже не на полпути, а он уже вымотался: лицо побледнело, на лбу выступил пот, руки затекли от долгой игры на флейте. Его чары вот-вот закончатся.

– Эй, может, стоит передохнуть? – Взгляд уцепился за окно.

На общем фоне его было сложно заметить. Как и все остальные, оно проваливалось в кромешную тьму. Тем не менее окно дружелюбно распахивало створки. К тому же было абсолютно целым – шанс получить рану в такой неподходящий момент был на минимуме.

В знак согласия Шут коротко кивнул и ловко преодолел небольшое расстояние – нужно было лишь немного продвинуться вперед. В этот момент он больше походил на маленького мальчика, который придумал увлекательную забаву для себя самого. Достигнув цели, Шут плюхнулся на победное ложе.

Я постаралась не отставать, но парящие вокруг нити пугали неизвестностью.

Узкий прогнивший подоконник позволил, может, и преждевременно, вздохнуть спокойно. Возможность перевести дух показалась глотком воздуха для утопающего. Она давала надежду и прибавляла сил, которые так необходимы для продолжения борьбы за свою жизнь. Ведь одно неправильное решение – и тебя затянет в пучину безысходности и отчаяния. Самое главное – не исчерпать лимит веры в собственные силы.

Маленькая передышка позволила лучше рассмотреть нового знакомого. Я наконец поняла, что напоминали его волосы – лучи солнца. Хотя они были крепко связаны на затылке шнурком, сразу становилось понятно: волосы весьма непослушны. Они выдавали непокорность и желание следовать только своим правилам. Скорее всего, это удавалось в редких случаях. Особенно «вредные» пряди выпадали то тут, то там. Выражение лица походило на неудобную маску. Интересно, это из-за отсутствия привычки выражать чувства? Или наоборот, они просто не успевали сменять друг друга?

И все же волосы никак не вязались со всем остальным, тем более с серыми глазами. Они существовали словно отдельно и вместе – причем одновременно.

По блестящим переливам на темной ткани зачарованной нити, которой было на порядок больше, чем обычно у других странствующих, сразу становилось понятно: он принадлежит к знатному роду. И даже витиеватые узоры было сложно разглядеть – такого же цвета, как и нити, парящие вокруг. От этого мурашки пускались в бешеный пляс.

– Что будем делать?

Нечто в глубине комнат свалилось набок, привлекая внимание. Медленно прокатилось по какой-то поверхности, давая понять: нам не почудилось. И, как очевидный итог, глухо упало на пол. Напряжение медленной волной разлилось по телу.

– Главное – попасть на чердак.

– Что мы вообще ищем?

В чисто голубом небе прямо над домом повисла маленькая серая тучка. Когда-то она предвещала, что над этим местом скоро начнется дождь, который смоет пыль и напитает влагой землю. Ворвется прохладой в открытое окно и принесет что-то новое. Так подсказывало неизвестное чувство, стоило лишь проследить за задумчивым взглядом Шута.

– Кое-что очень важное и опасное. Попади оно не в те руки, и случится страшное.

Он врал. Хотя эта ложь была какой-то не такой. Шут и сам готов был в нее поверить. В нем теплилась надежда. Большая надежда, что это поможет сделать что-то важное. И ложь совсем не обидная. Во мне крепло чувство, что я в начале очень интересной истории. И ее конец я обязательно увижу собственными глазами. Во мне зажегся маленький, но мощный огонек, открылось второе дыхание. Осталось преодолеть один этаж из трех.

– Хотя бы как оно выглядит?

– Узнаешь, когда увидишь. – Шут широко улыбнулся. – На чердаке способ не остаться тут навсегда. Начнем.

Он глубоко вздохнул, поток кристально чистой воды снова обрушился видением, и заиграла новая мелодия.

Сквозь время

Спокойствие окутало мягким пушистым одеялом. Стало так хорошо, как когда лег в кровать, а за окном развлекается непогода.

Из флейты вырвался маленький пузырек. Он отлетел на расстояние вытянутой руки и начал увеличиваться.

– Постой. Прежде чем пойдем на очередное самоубийство, объясни хоть, как действовать?

Он посмотрел так, будто я задала вопрос, ответ на который даже озвучивать – лишняя трата времени.

– Кхм. Начнем с того, что все эти временные линии связаны с тем, из-за кого или чего они здесь появились. – Шут взмахнул флейтой, как учитель указкой. Пузырь приблизился. – Поэтому сам паук, как маяк, служит ориентиром. Чтобы его найти, нужно двигаться в правильном направлении, поскольку линии постоянно меняют расположение. Из вполне достоверных источников мне известно: какая-то заимствованная часть будет работать как компас, ибо стремится вернуться в свое время. Паук хоть и существует одновременно во всех временных реальностях, натянутых на нитях, в каждой он разный: где-то сильнее, где-то слабее, больше или меньше. Так что сначала позаимствуем пару волосков у того, кто на чердаке. А дальше по обстоятельствам. Нам пора, прыгай в пузырь.

Что ж, если суждено наблюдать за тем, как он медленно теряет рассудок, ничего не поделаешь. В глубине души я все же понадеялась на благополучный исход. Не давая себе возможности передумать, я прыгнула. Напомнило прыжок в воду. Внутри оказалось довольно удобно. От стенок веяло прохладой. Не успела я и глаз открыть, как пузырь пошатнулся.

– Спокойно, – рядом раздался абсолютно ровный голос Шута. Еще бы, он-то, по всей видимости, давно занимается подобными вещами. А у простого человека от такого сердце в пятки падает с невообразимой скоростью. – Это я. Не переживай, скоро привыкнешь. – Он усмехнулся на мои нервные выдохи и снова заиграл на флейте.

Мир вокруг начал увеличиваться. Темные парящие нити уже напоминали крепкую веревку. Небо стало еще больше. Маленькая тучка превратилась в остров, который окутал самый густой туман.

Словно маленькая птичка, мы взлетели к самой крыше и приблизились к разбитой форточке. Она была закрыта, однако в самом центре чернела дыра.

Холод, застывшие капли дождя в воздухе и запах мокрой, давно опавшей листвы заводили шестеренки воображения, как ключик музыкальную шкатулку. Пара минут на пыльном чердаке растянулись в несколько лет и отчетливо врезались в память каждой секундой.

Шут долго всматривался в темноту. Тени играли с крохами света, проникающего в нечестную игру. Чем больше освещения, тем чернее была каждая тень вокруг. А те места, куда все-таки удалось добраться, окружала черная чешуя. Она восхищала своей гладкостью, но вызывала чувство страха и отвращения.

Деревянные коробки, старые или сломанные стулья, стопки книг и газет создавали целую крепость. В центре под огромной дырой в потолке, греясь в лучах солнца, выглянувшего откуда-то из-за тучи, находилась огромная черная клякса. В ее переливающихся сгустках невозможно было разглядеть, что и где начинается и кончается. От сгустков в разные стороны тянулось множество нитей. Сомнений не было. Здесь, на этом чердаке, я воочию узрела Отверженную сущность. Ненасытного хищника, пустившего корни сквозь пространство и время.

Оценив обстановку, Шут повелительно взмахнул флейтой. Он не стал говорить, что собирается делать. Даже и не задумывался. В ситуациях, полных сомнений, нужно одно – не дать себе передумать. Одни сомнения порождают другие, а страх перед последствиями загоняет в угол. Пузырь резко дернулся, набирая скорость. Подобно хищной птице, мы начали кружить по чердаку. Флейта, почти не касаясь пальцев, ловко скользила между ними. И вот, выследив добычу, хищник пошел в наступление. С каждой секундой расстояние уменьшалось, а сердце стучало все быстрее. Губы непроизвольно растянулись в нервной улыбке. Флейта остановилась. Пузырь приземлился в большую черную лужу. Немного подождав последствий, мы дружно тихо выдохнули. Улыбка на лице Шута слегка задрожала. Нет, мы не врезались в черную кляксу, как мне показалось. Снова взлетев к потолку, я поняла: Шут просто выхватил из черной массы нечто похожее на змею. Она крепко обвила его левую руку, порываясь ее сломать. Большая клякса зашевелилась. Шут достал какой-то мешочек, зубами сорвал с него веревочку и высыпал порошок на руку. Черная змея ослабила хватку и растеклась по руке, словно Шут надел перчатку. Флейта снова рассекла воздух.

Голова закружилась, мы опять, с еще большей скоростью, падали вниз. Прямо под брюхо, в черный туннель-нить. Мы отправились в прошлое. В то время, когда этот «маленький домик на окраине города» уже покинули, а обветшать настолько сильно, как в нашем настоящем, он не успел.

* * *

Теперь взгляд метался из стороны в сторону. Картинка перед глазами двоилась. Напротив меня – бледная прозрачная стенка пузыря, который начал казаться самым защищенным местом. И тут же я заметила мокрый приближающийся дом с одиноко горящим окном. Свет казался чуждым и пугающим, чем-то ненужным в этом царстве серого и черного.

Тихое шуршание под ногами действовало гипнотически. Ровное дыхание, чтобы успокоить колотящееся сердце. Постепенно взгляд прояснился. А серые глаза моего спутника уже пытались найти лазейку внутрь. Шут смотрел на наполовину открытое и разбитое окно.

Он тенью проскользнул туда, прямо в большой округлый холл. Повторяя форму комнаты, по обе стороны расположились лестницы. Под ними притаились горшки со множеством растений. Они пестрили разнообразием форм и насыщенностью зелени. Лишь местами светились разноцветные фонарики цветов. На толстом замутненном стекле вместо стены и такой же двери, в тонкой лазурной обводке каждого квадратика стекла, остановили свой бег капли воды.

От разбившегося окна и до одной из лестниц вела полоска грязных широких следов. Медленно и аккуратно, выверяя каждый шаг, Шут пробирался сквозь тяжелую массу практически осязаемого мрака. Даже удивительно, что тропа следов осталась видна.

Но что-то постоянно его отвлекало. Как навязчивая мысль, не дающая покоя. Когда Шут вступил на первую ступеньку, что-то издало непонятный булькающий звук. Он показался таким чужим, что по спине в очередной раз пробежал галоп мурашек. Сердце забилось с еще большей силой, а на лбу выступил холодный пот. Свободно гуляющий мрак не упустил этой возможности, поднимая каждый волосок на теле ледяными липкими пальцами и пропитывая каждый сантиметр одежды своей слюной, дыша сквозняком на уровне ушей. Взгляд серых глаз упал на крепкие дубовые двери. Шут глубоко вздохнул. Непонятное тепло нежно разлилось по телу. Нос защекотал легкий запах, сначала ванили, затем корицы и свежеиспеченного хлеба, приятно карамельного цвета с хрупкой, рассыпающейся на осколки от легкого прикосновения, корочкой. Взгляд снова переместился на ступеньки.

По темной лестнице пришлось подниматься, опираясь о стену. Второй этаж встретил Шута приглушенным светом ночных бриллиантов. Эти белые маленькие бутончики одно время было модно иметь в качестве ночного или праздничного освещения. В темное время суток они становились похожи на искусно сделанные из драгоценного камня цветы. Прозрачно-белое сияние отражалось от таких же драгоценных листьев и стеблей, заставляя их переливаться всеми оттенками зеленого. Ночные бриллианты опутывали собой большую часть стен по обе стороны коридора, давая достаточно света, чтобы не споткнуться. Держась ближе к освещению, Шут пробирался вперед. Почти в самом конце коридора он увидел узкую полоску света.

Встреча

Полоска света походила на ящерку, которая задремала под лучами летнего солнца. Но стоит подобраться поближе, и она, резко сорвавшись с места, убежит, петляя среди травы. Шут остановился, выжидая. Ничего не произошло. Он подошел ближе. Сквозь приоткрытую дверь, перепрыгнув через желтый свет, лишь выбежал легкий сквозняк. Он слегка задел листья и растворился в глубине коридора. Шут подошел к двери вплотную.

Маленькая комнатка, с окном почти во всю стену, была наполовину кабинетом, наполовину лабораторией. Почти в центре стоял широкий стол. На нем расположились пара стопок книг вперемешку с бумагой, чернильница с испачканным пером, аккуратно расставленные пробирки с колбами, ряд коробочек разного размера и разнообразные инструменты. От окна тянулись маленькие шкафы, набитые книгами, исписанной сшитой бумагой и разнообразными инструментами для исследований. Над шкафами нависли полки со все теми же пробирками, колбами и баночками. Только эти – с этикетками, и к каждой прилагалась стопка сшитой бумаги. Содержимое некоторых переливалось оттенками всех цветов, светилось, слегка расшатывало сосуд, будто пытаясь вырваться наружу, или же просто шевелилось.

На полу, в неровном небольшом круге, стояли несколько свечей. Вокруг тянулись неровные дорожки из следов. Длинные, короткие, тонкие и широкие отпечатки грязи заплетались в лабиринт, начерченный безумцем. Взгляд Шута начал бегать по полу из стороны в сторону, но «нечто» не находилось. Зато над столом показалась растрепанная кисточка. Она начала энергично раскачиваться из стороны в сторону, как маятник часов, рисуя на невидимом холсте плавные волны. Шут уже потянулся обратно к карману, в который еще у окна отправил флейту, но кисточка исчезла. Вместо нее из-под стола вырвался непонятный комок. Одним прыжком он преодолел расстояние между столом и дверью. Послышались скрежет потревоженной двери и звук запоздалого мягкого приземления. Существо, будто слепленное из грязи, уставилось грязно-желтыми суженными глазками в туманно-серые. Раздвинуло широкие ноздри и с сопением втянуло воздух. Спрыгнуло на пол, распахнуло дверь и вернулось обратно к столу. По лицу пробежал теплый, едва ощутимый сквознячок. Шут немного помялся и шагнул внутрь.

Теплый желтый свет успокаивал. Мрак перестал казаться склизким чудовищем. Стало немного стыдно за себя: Шут сам пришел сюда, осознавая весь риск, а теперь мысли в голове заметались с невообразимой скоростью, путаясь. Он не мог понять, что сделать, и поэтому просто стоял и выжидал.

– Ну, чего встал? – послышалось из-под стола. – Проходи, располагайся. Или ходить разучился? – хохотнуло существо звуком, больше похожим на звук открываемой двери с несмазанными петлями.

Непонятный комок с поддельным безразличием вышел из-за левого угла стола. Глубоко в душе он ликовал просто от возможности вести диалог. Ведь долгие годы он был здесь один, и даже разговоры с самим собой давным-давно наскучили. Так мне почему-то казалось. В правой лапе у него была небольшая горстка каких-то ягод: он насаживал их на коготь левой лапы и клал в пасть. Существо подошло к одной из свечей, насадило очередную ягодку на черный коготь и поднесло к язычку пламени. Та начала морщиться, издавая свистящий нарастающий звук. Ягодка лопнула, и оттуда вырвалась полупрозрачная капля сока. Она сползла по сморщенной кожице на коготь, оставляя после себя влажную дорожку, прокатилась по пальцу и упала на пол. Существо отправил ягодку в рот. Почмокало, распробывая. Затем довольно хмыкнуло и принялось запекать ягоды.

– Не горячо? – поинтересовался Шут, опасливо наблюдая за ним.

– Здесь все существует отдельно друг от друга. Боль там, где боль, тепло там, где тепло, холод там, где холод. Не знал, что ли, куда шел?

– Это как? – спросил Шут, проигнорировав вопрос.

– Ты почувствовал запах булочек внизу? – Существо запихнуло коготь с ягодкой в пасть.

– Да. – Шут отвел взгляд.

– Ну вот так здесь. – Существо подняло тощий указательный палец с очередной насаженной ягодкой. – Если попробуешь съесть, то не почувствуешь ни вкуса, ни даже куска во рту, только запах, потому что они появились раньше, чем сюда проникла паутина этого паразита. Поэтому и время здесь существует по своим правилам.

– По каким же?

– А мне откуда знать? – Кисточка хвоста описала большую волну и согнулась, упираясь в спину. – У меня совсем другие знания.

– Да. – Почему-то ни лохмотья, ни грязный вид, ни когти, ни клыки, торчащие между тонкими губами, ни безобразные конечности, будто у сломанной куклы, которые кое-как потом склеили, не вызывали страха, отвращения или недоверия. Ему хотелось доверять. Может, потому что Шут уже понял, кто он, а говорить казалось неуместным. – Какие тогда твои?

– Дом этот я знаю.

– Тогда, может, знаешь, здесь раньше жил ученый. Его Тораном звали…

– Знаю, – недовольно ответило существо, не дав закончить. – И чего вас так тянет к этим знаниям?

Оно запихнуло остатки ягод в рот, поморщилось и облизнуло коготь и бледно-серую лапу. Подхватило с пола самую длинную свечу и шуршащей походкой прошло мимо Шута.

– Ну что, все-таки ходить разучился? – снова хохотнуло существо, обернувшись в дверях.

В углу, который скрывала открытая дверь, послышалась возня, будто копошилась огромная простуженная мышь. Сначала и правда показалась черная лапа с серыми поломанными когтями. Вслед за ней вывалилось остальное тело. Безумный взгляд метался из стороны в сторону. С густых, мокрых, черных волос кое-где еще капала вода. Мокрая одежда облепила крепкое тело. Тяжелые сапоги оставляли за собой грязные следы.

Безумец заполз под стол, что-то бормоча. Послышалось, как трясущиеся руки стараются открыть ящики. Вот какой-то все-таки открылся, и содержимое то ли нервно перебирали, то ли выкидывали наружу. Шут напрягся, повернулся к столу и попятился к двери. На этот раз из-за стола показалось сначала лицо. Странный мужчина подполз к ближайшему шкафу и начал беспорядочно выдирать книги и бумаги. У самой двери Шут споткнулся и неуклюже сел на пол. Безумец, как испуганный зверек, начал осматриваться по сторонам. Их взгляды встретились. Мужчина прищурился, облизнул губы, слегка качнул головой и снова начал ползать по комнате, продолжая свое занятие.

– Пошли, – вздохнуло существо. В этом вздохе с легкостью распознавалась грусть. – Совсем с ним скучно стало.

Оно подошло к двери и начало ее закрывать.

– Где же? Где? – донеслось в закрывающуюся дверь.

– Он тоже пришел за знаниями, – ухмыльнулся бывший домовой. – Да только пока ключ найти пытался, его паразит и поймал.

– Ключ?

– Каждый, кто приходил сюда, хотел получить знания. И я говорю не только о тех, за которыми ты явился. – Шут и существо прошли вглубь коридора, свернули налево. – Так что здесь «их» полно. А самые ценные хранятся внизу, в подвале, просто так туда не попадешь.

Шут остановился.

– Э-э-э… – протянуло существо. – Чего опять встал-то? Не боись, вам я помогу. – Грязно-желтые глаза опять уставились прямо в туманно-серые.

– Почему? – Шут снова потянулся в карман. – Выслуживаешься или хочешь потешиться?

Существо громко рассмеялось.

– Мир дрогнул сильнее, чем могло показаться человеку. «Он» начал просыпаться.

– И почему обязательно говорить загадками? Это так весело? – сквозь зубы процедил Шут. – У меня и так головной боли хватает. – Существо снова повело его по коридору.

– А я и не говорю загадками. Я говорю то, что знаю. Хотя ничего и не знаю, но чувствую.

– Но…

– Никто не знает. – Существо снова подняло вверх когтистый палец. – Но «он» – это что-то могущественное и древнее всего живого. Хотя парочка, может, и помнит, кто «он», – уже себе под нос бормотало существо.

Они остановились у большой двери.

Существо поднесло свечу ближе к лицу. В грязно-желтых глазах заиграли оранжевые блики. Вся мутная серость, испугавшись света, сползла с радужки на белки. Грязная лапа прикрыла язычок пламени. Притаившаяся тьма сразу оскалила пасть. Острые клыки угрожающе приближались, заставляя напрячься. Существо заговорщицки что-то шепнуло в руку. Язычок пламени бодро зашипел, словно рассмеявшись над услышанным, и увеличился в размерах. Когтистая лапа переместилась на ручку.

Стоило двери приоткрыться, как пламя ловко юркнуло в щель. В ту же минуту комната осветилась теплым светом. Язычок превратился в маленькое подобие змейки. Он ловко скользил между узорами люстры и многочисленных свисающих то ли стекляшек, то ли каких-то драгоценных камней. Они слегка раскачивались из стороны в сторону, почти неслышно выбивая какую-то мелодию.

Комната чем-то напоминала калейдоскоп. По правую руку стена пестрила множеством зарисовок: какие-то бутоны, листья, завивающиеся так, будто неумело и грубо прошитую ткань затянули на конце стежка, и теперь она чем-то напоминала лист салата; пучки и отдельные стебельки. Тут было и что-то похожее на анатомические рисунки растений. Всю стену напротив двери занимали полки, напоминающие пчелиные соты. Почти в каждой стоял совсем маленький аквариум. От некоторых к полу тянулись тонкие нити. Их обвивали совсем редкие стебелечки с едва распустившимися листочками. Каждый аквариум походил на маленькую вселенную. Где-то водную, где-то песчаную или пустынную, где-то болотистую, а где-то скалистую. Но в каждой вселенной обязательно росло древо. Крепкое и могучее или погибшее и засохшее, но от этого не менее манящее. У последней стены стоял стол. Столешница вся была покрыта чернильными пятнами. И только микроскоп, набор пробирок, пустых и наполненных, каких-то приспособлений, стопки книг с одного края, кучкой исписанных листов стыдливо прикрывали грязь. Над столом возвышалась пара полок с уже погибшими в своем заточении бабочками. Коллекция из них же украшала половину стены. Если скользить по комнате взглядом, он натыкался только на одиноко стоящий телескоп. Как-то непроизвольно начинаешь сомневаться, что вызывает большую жалость: засохшие цветы, бабочки или же этот телескоп, который явно лишний. А еще в легком мерцании света улавливалось что-то призрачное.

Легкое уплотнение воздуха. Очень опасное. Самое близкое расположилось в паре шагов от двери, второе чуть правее, ближе к правому дальнему углу, а третье у стола. Призрачные сгустки по большей части были овальными, хотя кое-где торчали отростки. По всей видимости, это руки или ноги тех, кто наведывался сюда раньше.

– Молодец, – похвалило существо.

Шут не спешил заходить. Он внимательно осматривал комнату. И каждый раз деталей становилось больше. Существо без тени страха вошло в комнату. Оно аккуратно пробралось к правому дальнему углу. И даже если бы в комнате не было света, ему это нисколечко не помешало бы пройти через невидимую паутину, заполнившую всю комнату. Более того, оно сделало бы это даже с закрытыми глазами, настолько уверенными были движения. Существо что-то поскребло и аккуратно отошло чуть назад. От пола до потолка засияла полоска символов. Угол начал расширяться.