Полная версия
Дом у дороги. Цикл рассказов
Ирина Лир
Дом у дороги. Цикл рассказов
Дом у дороги
Пролог
Белая «Тойота» мчалась по шоссе, всё больше удаляясь от города, его шума и разогретых июльским солнцем асфальта и бетона. И хотя в машине были опущены все стекла, Кире было очень душно. Неделю назад в их с Лёшей «Королке» сломался кондиционер. Кто-то клятвенно обещал его починить, но как всегда у кого-то «руки не дошли». Кира, отпивая уже теплую воду из бутылки, с упреком посмотрела на Лёшу, который, улыбаясь, уверенно обгонял другие автомобили. Тот, будто почуяв ее взгляд, повернулся в ее сторону и весело подмигнул.
– Кир, ну хватит дуться, – примирительно сказал ей Алексей, – У нас с тобой впереди целые выходные в маленьком домике на природе. Представь себе, никаких пробок, «горящих сроков», бытовухи. Только ты, я и лес с речкой. Дедок не в счёт. Саня говорил, его вообще не видно и не слышно.
Саня и Настя, друзья Киры и Леши, были женаты год и на прошлые выходные отдыхали в деревне, сняв комнату в деревне у одного деда. Как они рассказывали, домик чистенький, опрятный, стоит возле самой речки. Антип Матвеевич, или просто Матвеич, добродушный, словоохотливый старичок, но без дела с разговорами не пристает и, если видит, что люди хотят просто отдохнуть в тишине, уходит по своим делам и становится практически незаметным. Ну а если нужно места красивые в лесу указать, порыбачить всласть или поговорить по душам, Матвеич тут как тут. Берет он за постой сущие копейки, готовит здорово, по-деревенски. А уж какие байки по вечерам «травит», заслушаешься! Ребята говорили, что природа и воздух там удивительные! В общем, они приехали довольные и говорили, что отдохнули там лучше, чем за неделю в Греции, а по приезду в город настоятельно рекомендовали Алексею и Кире отдохнуть именно у Матвеича. Взяв номер телефона Антипа Матвеевича, Лёша на неделе с ним созвонился и договорился, что они с Кирой снимут у него комнату с вечера пятницы по воскресенье. Дедок с радостью согласился.
– Ты представляешь, – радостно сообщил Кире Лёша, – у него возле дома небольшой причал и, даже лодка старенькая и удочки есть. Ух, и порыбачу!
Кира неопределенно кивнула. Ее мучали абсолютно нерадостные размышления. Неделю назад Кира узнала, что беременна, восемь недель. Казалось бы, прекрасная новость. Они были вместе с Лешей уже четыре года, оба закончили один и тот же университет иностранных языков. Снимали вместе квартиру, купили подержанную тойоту в кредит. У Алексея хорошо было с английским и немецким, так что он без труда устроился на совместное русско-немецкое предприятие переводчиком. А Кира любила французский, считая его языком аристократов. Она работала дистанционно из дома, перебиваясь редкими заказами по переводу текстов с французского на русский. Алексей уже пятый раз делал ей предложение, с цветами и без, но Кира хотела большего. Им было по двадцать пять лет и, вся жизнь была впереди. Кира мечтала о путешествиях, мечтала о Париже, Риме, Вене, Барселоне, в конце концов. А ребенок мог спутать ей все планы. Прощай мечты, здравствуйте пелёнки и бессонные ночи. Три дня назад она была у гинеколога и записалась на аборт. О том, чтобы сказать Лёше о своей беременности и желанию от нее избавиться она даже и не помышляла. Тот сделал бы всё возможное, чтобы ее остановить. Так что Кира твердо решила, что в следующий вторник, пока Лёша будет на работе, решит эту проблему. Но что-то… Что-то не давало ей покоя. Кире казалось, что «мать» в ней отчаянно борется со «свободной и независимой женщиной». От этих мыслей она мрачнела всё сильнее.
– Ну улыбнись, – не понимая, той борьбы, что сейчас идет у Киры в голове, пытался развеселить ее Леша, – А вот и та деревня! – вдруг радостно крикнул он.
Свернув в сторону деревни, и проехав небольшой лес, Алексей стал внимательно всматриваться в номера домов. Проезжая мимо одного из них, он увидел на лавочке двух опрятных старушек, о чем-то мило беседующих. Подъехав к ним и заглушив мотор, Леша приветливо поздоровался с ними и спросил, не знают ли они, где находится дом Антипа Матвеевича.
– Это Матвеича, что ль? – отозвалась одна из бабулек, – Так он в самом конце деревни. Езжайте до конца. Домишко его там последний, в глубине сада стоит. А вы, чай в гости к этому бобылю или родня какая?
– В гости, – уже заводя мотор, ответил Лёша.
– Ну тогда понятно, – Улыбнулась ему в ответ словоохотливая старушка, – А то я думаю, отродясь у него родни не было. Всю жизнь один здесь живет.
Махнув на прощание старушкам, Алексей и Кира двинулись дальше. Уже подъезжая к краю деревни, они чуть не пропустили нужный дом. Он действительно стоял в глубине яблоневого сада, так еще и выкрашен был в темно-зеленый цвет и сливался с деревьями.
– Странно, – задумчиво произнес Алексей, идя по саду к домику, – Ни забора, ни собак.
– Значит место здесь спокойное, – предположила Кира, – Раз забор с собаками не нужны.
Уже подходя к дому, Алексей заметил, что дверь в дом открыта и завешана светлой тюлью, видать от мошки и комаров.
– Антип Матвеич! – крикнул Лёша возле самой двери.
– О, ребятки! Приехали? – раздался веселый голос позади них.
Кира и Леша разом обернулись. Рядом с ними стоял невысокий, сухонький старичок с седой, жиденькой бороденкой и улыбчивым морщинистым лицом. Он держал в руках небольшую лейку, которую, кряхтя, поставил возле крыльца. Сняв легкую белую кепку, дедок вытер пот с лысины и, всё также улыбаясь, продолжил:
– А я вас раньше ждал.
– Так пробки же, Антип Матвеевич, – невольно улыбнулся ему в ответ Лёша.
= Матвеич. Зовите меня, ребятки, Матвеичем. Меня так все кличут, – прояснил дед, – А вы, я так полагаю, Алёша и Кира?
Ребята дружно закивали головами.
– Ну вот и познакомились, – сказал Матвеич, поднимаясь на крыльцо, – А теперь пошли располагаться и за стол. Вечереет уже. Самовар давно горячий.
Миновав небольшую веранду и войдя в домик, Кира и Леша увидели небольшую комнату с выбеленной печкой в левом крайнем углу., на которой чинно расположился самовар. Вся мебель была довольно старой, но чистота здесь просто поражала. И это с учетом, что здесь много лет жил одинокий пожилой мужчина. Матвеич, не останавливаясь, провел ребят до конца комнаты, где за незатейливой занавеской оказался дверной проем во вторую комнату, размером поменьше. Здесь стояла небольшая кровать, застеленная цветным пледом, старенький шифоньер и небольшой письменный стол со стулом.
– Ну вот, – как бы смущаясь, пробормотал Матвеич, – Как-то так.
– Отлично! – радостно сказал Лёша и поставил сумки на пол.
– Ну вы тут располагайтесь, – засуетился Матвеич, – А я пойду, стол в беседке накрою. Вечерять будем.
Уже сидя в летней беседке и отпивая из большой кружки чай, Лёша вдруг спросил:
– А что, Матвеич, говорят, Вы байки сказывать мастер?
– Про байки не скажу, – хитро прищурился дед, – А вот, что народ сказывает и друг дружке шепотом передает, то мне ведомо.
– Ну что, например? – подмигнув Кире, подался вперед Лёша.
– Ну, к примеру, ты, когда к деревне подъезжал, хоть один заброшенный дом видал?
– Нет, – уверенно ответил ему Лёша.
– Вооот, – многозначительно протянул старик, – А он там есть. Стоит точно на свороте к нашей деревне, в лесу. Только простому глазу он не виден. Хоть целый день по лесу там бегай, всё равно не сыщешь. Видят его только те, кто заблудился в этой жизни, кто потерял свой истинный путь и забрел в тупик или, кто так думает. Вот тогда сама судьба приведет его в этот дом. Люди говорят, что выглядит он, как давно заброшенная лачуга, разрушенная временем. И те, у кого на пути встает этот дом, не осознают, что попали в руки к самой судьбе. Сказывают, что войдя туда, человек может изменить себя, а может и нет. Там ему дается выбор. А уж решает он сам.
– И многие попадали в этот дом? – затаив дыхание, спросила Кира.
Матвеич тяжело вздохнул и тихо сказал:
– Да кто ж их всех сосчитает. Знаете, сколько горя людского по миру бродит, сколько судеб порушенных да жизней покалеченных? И не каждому дается шанс всё исправить и найти верную дорогу. А этот дом дает, пусть небольшой шанс, но дает.
– Ну а Вы сами-то, Матвеич, – не унимался Лёша, – хоть одного такого знаете?
– Я же говорю тебе, Алёша, это не я, а людская молва, – уклончиво ответил Матвеич. Потом призадумался и продолжил, – Вот люди сказывали, жил у нас в деревне один парнишка, Ванькой звали…
История первая
Ванька
«Да пошло оно всё! Да пошли они все!» – думал Ванька, плетясь по ночной деревне в сторону железной дороги, что проходила у них за лесом. В руке он нес недопитую бутылку водки, из которой раз за разом отпивал для храбрости. Он был сильно пьян и еле стоял на ногах, но упрямо шел, как ему казалось, к своему избавлению.
Всю жизнь, с самого рождения, Ванька прожил в этой деревне. один он был у матери. Отца он не знал. Тот бросил мать, когда узнал о ее беременности и свалил куда-то на Север, да там и сгинул. Из всей родни у них с матерью остались только старая бабушка в соседней деревне и сестра матери, которая жила в Казахстане. Вот и всё. Ванечка, как называла с любовью его мама, Елена Васильевна, был ее отрадой и опорой. Парнем он был спокойным и работящим. Плюс ко всему, в поселковой школе Ваня показывал отличные результаты и имел все шансы поступить в приличный вуз. Вот только его удивительное спокойствие и неумение давать отпор были на руку местной шпане и давали им кучу поводов для издевок, а иногда и откровенных издевательств над добрым и неконфликтным пареньком. Но Ваня терпел и стойко сносил все издевательства. У него была мечта. Он мечтал получить хорошее образование и достойную профессию, переехать жить в большой город и перевезти туда маму, подальше от тяжелого физического труда и поближе к благам цивилизации.
Ко всем своим неприятностям, в конце одиннадцатого класса Ваньку угораздило крепко влюбиться. В том году, в апреле, в соседний дом приехала семья из города: отец, мать и их двадцатилетняя дочь Лиза. Они купили его под дачу. И как только Ванька увидел Лизу, то понял, что пропал. Высокая, стройная блондинка с длинными волосами и надменным взглядом в один миг покорила сердце семнадцатилетнего паренька. Из слов матери, которая быстро подружилась с соседями, он узнал, что Лиза училась на третьем курсе филфака. Но для влюбленного Ваньки это не было преградой. Это было еще одним стимулом поступить в городской вуз и обязательно найти в городе Лизу. А уж там… Эх, первая любовь и подростковые мечты…
И вот сейчас всё рухнуло на глазах. Выпускные экзамены Ваня сдал успешно. Подав документы на зачисление в один из политехнических вузов на специальность инженера, он нисколько не сомневался в своем зачислении. И только в начале августа поехал в город узнать, в какую группу будет зачислен и в какое общежитие заселен. Мама на это время уехала на три дня к бабушке, которая была к тому времени очень стара, но категорически отказывалась переезжать жить к дочери с внуком. Вот Елена Васильевна и моталась туда-сюда.
Когда Ваня приехал в университет, то узнал, что его нет в списках на зачисление на бюджетные места. А на платное отделение, ясно-понятно, у них с матерью денег не было. Возвращался домой Ванька как в тумане. «Что же теперь будет? – думал он, – Что же я теперь скажу маме?». Жизнь Ваньке представлялась сплошным кошмаром. Он даже думать боялся, чтобы еще хотя бы год жить у себя в деревне. кем он теперь будет? Пастухом? Скотником? Трактористом? Нет, это не для него! А Лиза? На кой черт он ей такой сдался, без образования и перспектив.
Подходя вечером к своему дому, Ваня еще издалека услышал музыку во дворе соседей и громкие голоса. Родители Лизы были людьми тихими и приличными. Данные звуки могли говорить только об одном, Лиза приехала сюда без родителей и привезла друзей. Войдя к себе во двор, Ванька мельком взглянул через забор. Так и есть. Возле дома соседей горел свет. Несколько молодых парней и девушек смеялись и танцевали. И тут, возле самого забора, в тени деревьев, Ванька увидел Лизу с каким-то высоким парнем. И они целовались!
Всё! Для Ваньки это было уже пределом! Он ворвался к себе в дом, громко хлопнув дверью, рывком открыл холодильник и схватил бутылку водки. В обычной жизни ни Елена Васильевна, ни Ванька не употребляли алкоголь, но дома он всегда водился. Водка, спирт и самогон в их деревне были «ходовой валютой» и, иногда, в плане оплаты, ценились даже больше денег. Раньше Ванька не понимал, как можно продавать свой труд за «пузырь» и для чего напиваться до беспамятства и потери человеческого облика. Но именно сейчас он хотел этого. Он жаждал уйти в то состояние небытия, в котором все «непомерные» проблемы, по его мнению, ушли бы безвозвратно. С яростью открутив крышку, Ванька сделал два больших глотка из бутылки и сморщился. «Гадость! – тут же подумал он, – Как ее вообще пьют?». Но тут в голове зашумело и по телу стало разливаться тепло. «А неплохо!» – ухмыльнулся про себя Ванька, сделав еще пару глотков. Ваньке стало так жалко себя, стремившегося к победе и всё потерявшего! Сидя у себя на кухне, и продолжая «впихивать» в себя огненную жидкость, он не прекращал думать, как несправедлив мир и люди, живущие в нем, как он одинок и несчастен. И здесь подростковая психика, разбавленная алкоголем, сыграла с ним злую шутку. Вместо того, чтобы расслабиться и уснуть, он стал накручивать себя и, в результате, уже сильно «набравшись», нашел, как он считал, выход. «Всё это конец! – обреченно думал уже еле сидевший на стуле, Ванька, – Зачем мне такая жизнь? Ничего не добился. Мать разочаровал. Лизка, сучка, изменила. (Ванька на полном серьезе считал себя преданным). Эти твари (имея в виду деревенскую шпану) меня точно добьют. Вот пойду и повешусь в сарайке! Пусть они все узнают, до чего меня довели!».
Хлебнув еще для храбрости и, прихватив с собой полупустую бутылку, Ванька поплелся к сараю. Доносившаяся с соседнего двора музыка и смех еще больше раздражали Ваньку, придавая ему решимости в задуманном. Войдя в сарай, Ванька взглянул на верхнюю балку и представил себе, как он болтается в петле мертвый, а Лиза хватает его за ноги и рыдает навзрыд. От этих мыслей он пьяно улыбнулся, но тут его голова закружилась и он, не удержавшись на ногах, плюхнулся на пол. «Не, – подумал Ванька, – до балки я не доберусь. Еще веревку искать, узел вязать… Это долго. Нужен способ попроще». И тут он вспомнил, что за деревней проходит железная дорога. «Вот это самое оно, – поднимаясь на ноги, ухмыльнулся он, – Главное до нее дойти».
Полный решимости, он вышел за калитку и, пьяно пошатываясь, поплелся в сторону железнодорожных путей.
Миновав деревню и подойдя к лесу, Ванька остановился. Он помнил, что здесь была тропинка, ведущая через лес, напрямки к железной дороге. А вот и она. Крепче сжав бутылку с водкой, он свернул на нее.
Ванька уже долго брел по лесу и, кажется, потерял заветную тропинку. И еще, его стало клонить в сон. Но он упрямо двигался вперед. И тут ему показалось, что среди деревьев он увидел свет. «Твою мать! – выругался про себя Ванька, – Опять вернулся в деревню! Значит всё-таки сарай!». И он направился в сторону огней.
По мере приближения, Ванька стал осознавать, что идет на свет окон дома. Но когда он вышел к этому дому, то понял, что тот стоит посреди леса, а рядом нет ничего, кроме деревьев. Да и домом это назвать было сложно. Посреди леса стояла полуразрушенная лачуга, покосившаяся от времени, с прохудившейся крышей, разбитыми окнами, в которых, тем не менее, был виден свет. «Что за черт, – подумал Ванька, – Всю жизнь здесь живу, каждую тропку тут знаю. А эту рухлядь вижу впервые». Подойдя ближе, он почувствовал, что от дома веет теплом, словно там топилась печь. Но дыма из полуразвалившейся трубы видно не было. «Да и хрен с ним. Свет горит, значит там кто-то есть. Зайду, спрошу, далеко ли до железной дороги, – подумал Ванька и шагнул в полусгнивший дверной проем.
Войдя в дом Ваня увидел кругом следы разрухи и запустения. Здесь была всего одна комната с круглым столом посредине, односпальной кроватью с желтым матрацем у стены и креслом-качалкой в противоположном углу. Всё было покрыто пылью и паутиной. Стены комнаты были оклеены вырезками из старых газет, фотороботами «Их разыскивает милиция!» и какими-то заметками, написанными от руки. Ванька стал оглядываться по сторонам, пытаясь найти источник света. Но его нигде не было. Комната просто светилась и всё.
– Есть тут кто? – решился все-таки спросить Ванька, – Эй!
Но в ответ была лишь тишина.
– Ну и ладно, – устало пробормотал Ванька и плюхнулся на кровать, – Сейчас допью и двину дальше.
– Добрый вечер, – услышал он приглушенный мужской баритон рядом с собой.
Подскочив от неожиданности, Ванька вскинул голову и посмотрел вперед.
Напротив него, в кресле-качалке, положив ногу на ногу, сидел высокий брюнет в строгом черном костюме-тройке. Его лицо практически находилось в тени, но Ванька явно чувствовал, что глаза незнакомца внимательно смотрят на него.
– Эээ, – удивленно протянул Ванька, – Здрасте… Я… Тут… Нечаянно забрёл… Заблудился, в общем…
– Нечаянно? – переспросил незнакомец и наклонился вперед.
Ванька увидел лицо незнакомца. На вид ему было лет сорок. Спокойное смуглое лицо с карими глазами ничем не отличалось от сотни других. И если бы завтра Ваньку спросили, как выглядел этот мужчина, он не смог бы воссоздать в памяти ни одной отличительной приметы. Тем временем мужчина продолжил:
– Видите ли, юноша, сюда просто так никто не попадает, – затем еще пристальней посмотрел на Ваню, – А то, что ты заблудился – это правда. Но заблудился ты в своей жизни. Скажи мне, Иван, зачем ты так рвёшься умереть?
У Ваньки аж челюсть отвисла! Откуда он знает? Будто бы прочитав немой вопрос в его голове, незнакомец усмехнулся и сказал:
– Я знаю всё, о чем ты думаешь, чего хочешь и к чему стремишься.
– Кто Вы? – испуганно спросил Ванька.
– Зови меня Проводник, – ответил незнакомец, – Я тот, кто чувствует заблудшие души и помогает найти выход. Я всего лишь показываю пути, по которым может пойти жизнь. А может и нет. Никаких уговоров и увещеваний. Только факты и видение возможностей. Поэтому меня и зовут Проводником. Но выбор всегда за самим человеком. Итак, – еще раз настойчиво повторил мужчина, – Я задал тебе простой вопрос и жду ответа.
– А Вам-то чего с этого? – немного придя в себя, огрызнулся Ванька, – Вы что, психолог? Будете в душу ко мне лезть?
Проводник тяжело вздохнул и ответил:
– Никто туда к тебе не лезет. Тем более твоя душа – она только твоя. И как ей распорядиться, решать тоже, только тебе. Мне лишь нужно, чтобы ты сказал, что тебя толкает расстаться с самым бесценным даром.
– Каким даром? – недоуменно спросил Ванька.
– Жизнью, – ответил Проводник.
– Да Вы хоть знаете, какая она у меня?! – расхрабрился Ванька, – Такой жизни и врагу не пожелаешь!
– Ну так поведай мне, – опять же спокойно обратился к нему Проводник, – Хочу узнать, как ее видишь ты.
– А к чёрту! – выпрямился Ванька и махом осушив остатки водки и отшвырнув пустую бутылку, с жаром начал рассказывать о своей никчёмной жизни.
Он говорил и о надеждах матери, которая мечтала видеть сына уважаемым человеком, а в итоге получит спившегося скотника. Говорил о тех уродах, которые «Чмырят» его при любой удобной возможности. А он, бесхребетный, ни разу даже словом не мог дать им отпор. И, конечно же, предательница Лизка, которая не оценила высоких порывов его души. И в этом монологе Ванька так распалился, что жалость к себе и ненависть к несправедливости мира и, окружающих его людей, возросла у него до вселенских масштабов, а желание покончить с этим всем окончательно закрепилось в нем, как единственный выход.
Проводник слушал его очень внимательно, не меняя выражения лица. Когда Ванька закончил свою тираду и посмотрел на Проводника, в ожидании понимания и сочувствия, тот лишь спросил:
– Так ты решил послать всё к черту и сдаться?
– А что мне еще остается? – резко спросил его Ванька, – Я устал.
– Устал? – усмехнулся в ответ проводник, – Тебе всего лишь семнадцать.
– Вот только не надо меня агитировать! – зло уставился на Проводника Ванька, – У тебя всё впереди! Ты сможешь! Ты справишься!
– Никто тебя агитировать и не собирается, – также не меняя тона, продолжил Проводник, – Ты уже принял решение. И как же ты намерен покинуть этот жестокий к тебе мир?
– Не знаю, – задумчиво ответил Ванька, – Может под поезд брошусь. А не получится, то с утра по шоссе машины гоняют. Прыгну под одну из них, и дело с концом. Там такие скоростя, мокрого места не останется. Ну, или в сарайке повешусь. Тоже лёгкая смерть. Раз и всё.
– Значит легкой смерти ищешь… – поднимаясь с кресла-качалки, скорее утвердительно, чем вопросительно, сказал Проводник и подытожил, – Ну что ж… Тогда нам сюда.
Он указал рукой на стену, где, как Ванька помнил, были вырезки с газет и милицейские ориентировки. Но сейчас там были четыре двери, из-под которых выбивался свет.
Сказать, что Ванька был удивлен, ничего не сказать. Проводник, тем временем, уверенно шагнул к крайней из дверей и распахнул ее. Ванька, поднявшись с кровати подошел к Проводнику и осторожно заглянул вовнутрь.
Там в просторной современной кухне, освещенной ярким солнцем, за столом сидела молодая семья: муж, жена и двое сыновей-близнецов, лет пяти на вид. Женщина была очень красивой и, казалось, что она светиться от счастья, глядя на мужчину и мальчишек. Ваньке показалось, что мужчина, который смеялся и шутил, очень сильно напоминает его самого, только тридцатилетнего.
– Ух ты, – услышал он за спиной голос Проводника, – Промахнулся. Эта не та дверь. Нам не сюда. Ты же всё уже решил. Этого никогда уже не будет. Ты не дашь этой женщине право любить и быть любимой, быть счастливой женой и матерью. А эти малыши никогда не родятся. Ты лишил их права на жизнь.
И Проводник резко захлопнул эту дверь. Подойдя к следующей двери, Проводник приоткрыл ее и взглянул вперед.
– А вот и то, что нужно, – удовлетворенно сказал он и кивком головы подозвал к себе Ваньку.
Не успел Ванька подойти к Проводнику, как тот схватил его за шиворот и швырнул того в дверной проем.
Ванька почувствовал болезненный удар обо что-то железное и, казалось, отключился. Через какое-то время он, сквозь туман в голове, услышал протяжные гудки. Кое-как открыв глаза в предрассветных сумерках, Ванька увидел перед собой рельс и стал осознавать, что лежит на железнодорожных путях. С усилием повернув голову вправо он с ужасом увидел несущийся на него поезд, машинист которого, видимо заметив Ваньку, стал экстренно тормозить и отчаянно сигналил ему. Осознав весь ужас ситуации, Ванька попытался встать и отскочить в сторону. Но было уже поздно. Локомотив уже был в метре от Ваньки и, тот закричал. Как вдруг всё исчезло.
И вот он уже стоит над кровавой грудой мяса, с ошметками одежды на ней. Которую медики, собрав по частям, укладывают в черный пакет. Кругом ходят люди: медики, железнодорожная полиция. Но внимание Ваньки привлек молодой восемнадцатилетний паренек. Видимо стажер. Он сидел на рельсах, опустив голову на руки. Он был бледным, как полотно, и его трясло. К нему подсел машинист поезда, суровый мужик с печальным лицом и, приобняв паренька, уныло сказал:
– Ничего сынок, ничего. Такое случается…
Но паренек ничего не отвечал. Казалось, он был не в себе. Рядом с ними стоял угрюмый молодой помощник машиниста и задумчиво курил.
– Ну как тебе? – раздался голос Проводника слева.
Ванька посмотрел на него, не находя слов.
– Молчишь, – ответил за него проводник, – Нечего сказать? Вот ты и исполнил своё желание. А как насчет него? – продолжил проводник, указывая на паренька, – Он в чем виноват? Он тоже хотел быть счастливым. С самого детства мечтал водить поезда. Он был полон жизни и планов. Скажи мне, Ваня, чем он провинился перед тобой, что в первый же день его стажировки, ты решил покончить с собой и бросился под этот поезд? Теперь ты будешь сниться ему каждую ночь. И речь уже не идет, будет ли он работать в поездах. Речь теперь о страхах, что ты посеял в его душе.
– Я не хотел бросаться именно под этот поезд… – пытался оправдаться Ванька.
– Этот или другой, не важно, – всё так же глядя на тех троих продолжал Проводник, – Ты думаешь, что для них, – он махнул головой в сторону машиниста и помощника, – самоубийцы или пьяницы, уснувшие на путях и раздавленные поездом, обычное дело? Ошибаешься, дружок. Каждый такой случай оставляет неизгладимый отпечаток в памяти и шрам на сердце. Каждый из них будет помнить об этом всю жизнь и думать о том, что можно было что-то исправить. И это ты сделал их невольными убийцами. Ответь мне, что сделали тебе эти люди?!!! – вдруг резко крикнул Проводник и они снова очутились в доме.