Колдовской замок. Часть VI. Ключ

– У, конфетка! – толи похвалила, толи отругала девушку почтенная мать драконьего семейства. – Так бы и съела! Ваш отец, говорит – вкусная!

– Ага! – мечтательно проговорил Огнеплюй. – Очень!

Мегги сердито пихнула его локтём в бок.

– Постыдился бы! Нажрался, понимаешь ли, нашей плоти!..

– Так ведь она вам была не нужна после трансформации! – театрально пожал плечами Огнеплюй. – Нет, конечно, если вы хотели стать двумя великаншами рода человеческого, тогда другое дело, но вы изъявили желание превратиться в обыкновенных людей. И куда, спрашивается девать несколько десятков тонн мяса? Я ведь взял-то понемножку от каждой туши… То-есть, от каждого тела. Мне надо было откуда-то набрать массу! Толку от меня было бы чуть, если бы я переродился этаким гномом размером с попугая. Сама по себе плоть не нарастает до нужных размеров – тело надо питать!

– Каннибал!

Она пихнула брата ещё раз и отвернулась с обиженным видом. Драконесса-мама, между тем, продолжала изучать спящую девушку.

– А ведь как было бы просто, – как бы про себя проговорила она, – ам, и нет!

– Мам, ну что ты! – всерьёз испугалась Мегги. – Драся ведь затоскует! И… и она моя подруга!

– А ещё, – вставил Огнеплюй, – я не уверен, что в её теле не осталось того противодраконьего репеллента, которым, как мне рассказывали её когда-то напичкали.

Последнее было явной ложью, и, конечно же, взрослая драконесса сразу поняла это.

– Ладно, раз вы её так защищаете, оставлю вам вашу игрушку, – сказала она, улыбнувшись. – Но ваш вид мне всё равно не нравится!

– Мам, но я же сказал, что это на время…

– Я не о том. Что вы за оборвыши такие? Во что вы одеты? Я за свою жизнь достаточно съела самых разных людей, чтобы разбираться в том, как должен выглядеть тот, кто стоит наверху или внизу их иерархии. Я бы поняла, если бы вы оделись по-королевски – в золото и блестящие тряпки, хоть они и гадость на вкус. А вы… Вы что, решили изображать из себя нищих?

– Нет, мы не изображаем нищих, – пожал плечами Огнеплюй. – Мы и есть нищие.

Из ноздрей драконессы-мамы вылетели два облачка дыма.

– Это ещё почему? – спросила она, видимо еле сдерживаясь.

– Потому что у нас нет денег. То-есть есть, но мало…

– Сынок, ты что, болен? Или может быть, в этом теле ты утратил чувство золота?

– Вообще-то в человеческом теле это чувство сильнее, чем в попугайском, хоть и слабее драконьего, – ответил Огнеплюй, – но дело не в этом. Добыть местное золото мы всё равно не в силах, даже если бы были в драконьих телах – слишком глубоко оно здесь залегает.

– А человеческие сокровищницы?

– Здесь всё немного по-другому устроено. Такие места называются банками и хорошо охраняются…

– Ха! И это я слышу от сына, который ещё подростком хвастал, что ему не страшны никакие армии, и что даже рыцарей он не боится? Нет, ты точно болен!

– Мам, я здоров! С тем, чтобы «взять банк», и Драська справится. Кстати, он здесь это проделывал и не один раз. Дело в том, что мы не хотим идти по пути насилия и преступности. Тем более что у меня это уже было – пятьсот лет пиратствовал, надоело немножко!

– И что же вы намерены делать?

– Мы хотим попробовать жить, как люди. А, чтобы быть среди людей своими, надо найти работу, обзавестись жильём и строить свою жизнь согласно человеческим законам, хоть они частенько такие глупые!..

– Чем же вы намерены заняться?

– Я могла бы заняться проституцией! – радостно воскликнула Мегги, но прикусила язык под взглядом брата. – Или стала бы врачом. Медицину я знаю, правда, больше в теории. Практики маловато…

При этом она оглянулась на спящую Анджелику.

– Я мог бы стать военным… – предположил Огнеплюй.

– Рыцарем?! – ужаснулась мама.

– Вроде того, – признался её сын. – Здесь это по-другому называется и не так выглядит, но суть та же. Мам, поверь, это совсем не так плохо, как кажется. Я тебе потом про рыцарей кое-что интересное расскажу. Но можно и по-другому – работать в полиции. Это что-то вроде стражи. Или пойти в охрану того же банка. Но это лишь на время, потому что я хотел бы стать учителем и преподавать историю!

– Всё с вами ясно! – усмехнулась драконесса. – Нет ничего неосуществимого в ваших планах, но из того, что я знаю о людях, я помню, что такие дела быстро не делаются, а вам надо что-то есть и приодеться получше, чем сейчас. Вот что, дети – посмотрите-ка у меня между седьмым и восьмым зубцом. Ну, да, в районе копчика!

Брат и сестра обошли лежащую, словно на пляже, матушку, и заглянули, куда она им велела.

– Здесь что-то застряло! – объявила Мегги.

– Огги, сможешь вытащить? – спросила драконесса-мама.

– Легко! – хвастливо ответил Огнеплюй, поплевал на ладони и ухватился за странную занозу, засевшую между зубцами в мамином спинном гребне.

Однако это оказалось совсем нелегко. Огнеплюй напрягал могучие мускулы, кряхтел, ругался сквозь зубы, но неразличимый в темноте предмет, никак не поддавался. В конце концов, он забрался на материнский хвост, ухватился обеими руками за подобие какой-то конической трубки, и потянул так, что глаза у него чуть не вылезли из орбит!

Раздался хруст, драконесса ойкнула, а её сын взвился в воздух, как распрямившаяся пружина и улетел в ближайшие кусты!

– Мама, тебе больно? – воскликнула Мегги, (по-прежнему шёпотом).

– Нет, щекотно! – ответила большая драконесса. – Как-то непривычно, что этой штуки там больше нет.

– Интересно, почему это никто не интересуется, больно ли мне? – проворчал Огнеплюй, выбираясь из кустов.

– Это меч? – спросила Мегги, разглядывая широкий клинок почти два локтя длиной, который он держал в руках.

– Нет, это раннелемурийский наконечник копья, – пояснила мама. – Мне его оставил один очень решительный герой. Этакий проторыцарь. Храбрый, но костлявый и со странным привкусом. Почему он решил, что меня можно убить, воткнув копьё мне в задницу, я так и не поняла. Эх, давно это было! Ещё до того, как я встретила вашего папу.

– Но зачем он нам? – удивилась Мегги.

– Присмотритесь к нему повнимательнее.

Они присмотрелись.

– Ба! – воскликнул Огнеплюй.

– Ранние лемурийцы не знали иного металла, кроме золота, – пояснила мама. – Поэтому он и сохранился. Но по той же причине он застрял, не проникнув сквозь мои пластины. Золото не бронза, а тем более не сталь, иначе тот парень мог бы наделать мне неприятностей. Оно сохраняется без изменения уйму времени, но плохо работает в качестве клинка. Я даже вытаскивать не стала это копьё – не мешает, а смотрится круто! Есть чем прихвастнуть перед парнями. Ваш папа, тот вообще глаз отвести не мог от этой пирсухи! Потом древко обломалось, и даже обломок рассыпался, а про наконечник я почти забыла. Он потянет килограмма на три, а если удастся доказать его древность, то цена удесятерится.

– Ух, ты!

– Пользуйтесь на здоровье!

Драконесса поднялась и расправила крылья, затмившие звёзды.

– Передавай привет папе!.. – ляпнула Мегги, но тут же в испуге закрыла рот рукой.

– Лучше я скажу ему, что не нашла вас! – смеясь, ответила мама, и, подняв небольшой ураган, взмыла к облакам.

У Анджелики отлегло от сердца. Конечно, она не спала, и слышала весь их разговор до последнего слова, но боялась пошевелиться. Она знала, что друзья не дадут её съесть, даже собственной маме, но всё же… Тот, кто хоть раз побывал в пасти дракона, кого, словно виноградину сжимали между громадных зубов… Тот… Эх… В общем… Такого она никогда не забудет!

Глава 37. Быть взрослой дочери отцом – 3. Шифр.

– Я не уверена, что поступаю правильно, но – вот!

Фоллиана выложила на стол средних размеров тетрадь в пергаментной серо-зелёной обложке, без каких-либо надписей и обозначений.

– Хм, нет ни порядкового номера, ни кода… – неодобрительно проворчал библиотекарь, разглядывая рукопись.

– О чём вы говорите, коллега? – возразил ему профессор Прыск. – Это же не часть библиотечного фонда, а личные записи, которые сеньор капитан намеревался держать при себе, не делая их достоянием широкого круга читателей. Но, давайте, наконец, посмотрим, что там внутри!

Тетрадь была сделана из толстой желтоватой бумаги, которая при хорошем обращении способна сохраняться веками. Практически, все листы её были исписаны ровным твёрдым почерком, говорившим о его владельце, как о человеке сильном, душевно и физически. А вот содержание записей опровергало представление о капитане Барбарусе, как о тупом служаке и бездушном головорезе. Да, это были стихи. Может быть среди утончённых ценителей поэзии они не получили бы высокую оценку, но всё же…

............................................................................................................

Я видел сон – в пустыне дикой,

Меж двух камней ручей пробился.

Поток хрустальный устремился

Средь острых скал к воде великой.

Но не достало ему силы,

Пробег он ровно семь саженей.

И поглотил его движенье

Сухой песок, как зёв могилы.

Но там, где пыль смочила влага

Проснулись к жизни три былинки.

Спрямили согнутые спинки

И потянулись ввысь с отвагой!

Росли и крепли дни и ночи

И каждый дал по восемь веток –

Раскидистых цветущих сеток,

Свободных от беды и порчи.

Их корни дерзко проникали

В земные тайные глубины,

Где вод подземные пучины

И царство мрака и печали.

Не думал путник прошагавший

Здесь год назад про это диво,

О доме, может быть, мечтавший,

Бросавший косточки от сливы…

........................................................................................................

Профессор Прыск и Библиотекарь переглянулись, Фоллиана пожала плечами.

– Немного тяжеловесно, но неплохо! – прокомментировал учёный крыс.

– Философская лирика, – констатировал Библиотекарь. – Но нам-то что с этого? Что всё это значит?

– Нда, пока ничего непонятно, – согласился профессор Прыск. – Ничего не остаётся, как читать дальше. Может быть, в остальных текстах встретим, м-м, хоть какой-нибудь намёк!

.............................................................................................................

Спустилась ночь и в вышине

Зажглись созвездий миллионы,

Как грозных армий легионы

Они сверкают в вышине.

Средь них созвездие «Мечей»

Первейшее среди подобных

Творений, грозных, но беззлобных

Есть украшение ночей.

За ним созвездие «Мехов»

Десятикратно проще будет.

Его неяркий свет остудит

Излишний пыл моих стихов.

Во мраке сфер небесный «Кот»

Из звёзд двенадцати родится.

По праву он хвостом гордится,

Что метеоров пыль метёт.

«Дракон» из тёмных соткан звёзд.

Их двадцать семь в его короне.

Лежит, как в ложе он на троне,

Не распрямляясь во весь рост.

На небо, глядя чрез окно,

Не постигаю сфер устройство.

Души смятенной беспокойство

Стихам утешить не дано!

....................................................................................................

– Первый стих мне больше понравился, – усмехнулся Библиотекарь.

– Мне тоже, – согласился профессор Прыск. – Но сейчас нас с вами не должна волновать художественная ценность этих произведений. Я надеюсь, что среди них найдётся указание на то, как нам решить нашу проблему и найти выход из этого измерения. А поскольку это указание зашифровано, нам нужен ключ.

– Барбарус говорил по поводу ключа, что он находится в замке, – задумчиво сказала Фоллиана.

– Это мы уже знаем! – ворчливо заметил Библиотекарь. – И что нам с этого знания?

– Возможно, что ключ – одно из этих стихотворений, – предположил крыс.

– Да, но какое? Их здесь две сотни!

– А почему вы вообще решили, что нужное вам указание находится здесь? – спросила девушка.

Повисло молчание.

– Мы в этом не уверены, – признался профессор Прыск. – Но если где-то и есть упоминание о портале, ведущем в мир, который нам нужен или в промежуточный, то оно, скорее всего, здесь, в этой тетрадке. Дело в том, что капитан Барбарус существо из иного мира…

– Как и все мы, – пожала плечами библиотекарша.

– Да, но он, в отличие от вашего покорного слуги и его друзей, свободно перемещается по измерениям. Логично предположить…

– Пап, а ты не мог бы их переместить своим путём? – спросила Фоллиана у белого кота, постепенно обретающего всё больше человеческих черт.

– Нет, – решительно ответил тот. – Я могу переместить тебя, поскольку ты моя дочь и сама библиотекарь. Сам ведь я не перемещаюсь фактически, а существую в библиотеках всех миров сразу и одновременно.

– А через книгу?

– Я уже дважды отправлял принцессу Анджелику через книги. Точнее первый раз она воспользовалась этим путём сама, по недосмотру безответственного Фиглориуса. И моему тоже… Во втором случае вина лежит полностью на мне. Я слишком доверился тому, что считал своим совершенным созданием, (я имею в виду формуляр возвращения), но в результате не учёл, что это совершенство может быть испорчено чьей-то злой волей. Всё обошлось малой кровью, но оба раза привели к неоднозначным последствиям. Нет, это слишком рискованно, тем более что мне до сих пор приходится исправлять технические сбои, возникшие при обратном возвращении принцессы и её консорта. Я не хочу нового провала!

– Значит надо расшифровать тетрадь, – подытожил профессор Прыск.

– Или хорошенько расспросить её владельца.

– Ну, так не будем больше откладывать – пойдём и отберём «Злопьессу» у Дульери!

Глава 38. «Проруха на старуху»

– Возвращаемся в город.

– Ты уверен?

– Да.

Друзья знали – спорить с Драгисом бесполезно, ослушаться его тоже было нельзя. Нет, между ними никогда не случалось такого, чтобы он силой подчинял членов своей банды или как-то наказывал их за неповиновение. Но почему-то они знали также, что сделать что-то не по его воле невозможно. Вот и теперь, раз он сказал – «В город!», значит, в город.

И они пошли, представляя собой весьма унылое зрелище. Странно одетая для сельской местности, троица небритых мужчин, в измятых костюмах, с самодельными мешками за плечами.

– Что думаешь делать в городе? – спросил Бык, в последний раз тоскливо оглянувшись на лес.

– Сперва навещу Дульери, – ответил Драговски, закуривая сигарету. (Первую за всё последнее время, так-как не курил с тех пор, как встретился с Анджеликой на крыше «Пирамиды».)

– Хочешь рога ему пообломать?

– Нет, надо кое о чём посоветоваться.

Они удивлённо взглянули на своего друга и главаря.

– Что тут странного? – спокойно спросил Драгис. – Он, конечно, заслуживает того, чтобы ему «обломали рога», и не только рога, но месть можно отложить на потом, а в случае положительного исхода, вовсе про неё забыть. Сейчас мне нужны его связи и осведомители. Мы достаточно ходили вслепую, по хорошо запутанным следам. Теперь попробуем искать, опираясь на данные разведки.

– А ты не боишься, – усмехнулся Фигольчик, – что он опять нас надует?

– Будем уши развешивать, как в прошлый раз – надует, – согласился Драгис. – Но мы не будем. Постараемся изо всех сил.

– Точно, постараемся! – кивнул Бык, не без иронии. – Мы уже недурно постарались, так можно ещё немножко.

В город они пришли к вечеру следующего дня. Это было на руку – меньше народу обращало внимание на их одичало-потрёпанный вид. Тем не менее, незамеченным их прибытие не осталось – едва три опытнейших гангстера пересекли окружную дорогу, как несколько десятков вооружённых полицейских возникли, словно ниоткуда, со всех сторон. Копы были настроены решительно, а встреча с ними не походила на случайность.

Бесполезно было затевать драку – на стороне противника имелось численное превосходство, стволы всех калибров смотрели друзьям в лица, животы и спины, а их собственные трофейные автоматы, в походном положении лежали в мешках. Оставалось сдаться, как это и было сделано.

Когда дверь предвариловки ближайшего отделения полиции захлопнулась за их спинами, в её, немазаных со времени строительства, петель, всем троим, послышался знакомый гаденький смех.

Глава 39. Шаг к цивилизации

Владелец мотеля с подозрением оглядел эту явную деревенщину, но деньги взял, и без лишних вопросов выложил на стойку ключ от комнаты с тремя отдельными койками. Видно было, что ему не очень-то хочется пускать к себе странную троицу, смахивающую на бродяг, но спорить с мужиком похожим на циркового борца, он не стал. В конце концов, если человеку удобно ходить в заплатанной рубахе, коротких штанах и шлёпанцах на босу ногу, то это его личное дело.

Две сопровождавшие этого здоровяка смазливые девицы, (одна кукольно-золотая, другая почему-то зелёная), выглядели тоже весьма подозрительно, так-как были одеты не менее неряшливо, и как-то странно жались за спиной своего рыжего спутника.

Искушение позвонить в полицию было сильным, но хозяин сам был с копами не в ладах, и, в конце концов, махнул на странную компанию рукой. Мало ли кем могли быть эти чудики? Может это паломники какой-нибудь из дочерних общин секты Святого Мика? А если даже нет, то ему, хозяину, решительно всё равно, чем они будут заниматься в номере, лишь бы мебель не ломали.

Едва дверь захлопнулась за ними, Анджелика в изнеможении опустилась на стул и уронила голову на колени. Дело было не в физической усталости. Она устала от всего – от скитаний, от неизвестности, от разлуки с Драсей… Хотелось улечься на низенькую кровать, вон там, в углу, закрыться одеялом с головой и ни о чём не думать.

В отличие от подруги, Мегги всё было здесь интересно! Она перебегала от одного предмета скромной обстановки их номера к другому и восхищалась всем подряд. А ещё, она постоянно задавала вопросы:

– А почему здесь каждая лежанка на коротеньких столбиках? А что это за квадратные пеньки возле каждого спального места? А затем нужен этот ящик с одной стеклянной стенкой?

Анджелике хотелось наговорить ей резкостей и попросить заткнуться, но она пока что сдерживалась и монотонным голосом отвечала:

– Кровати делаются на ножках для того, чтобы спать было теплее, и на бельё не летела с пола грязь. Это не пеньки, а тумбочки, в них можно положить всякие мелкие вещи. А это телевизор, я тебе о нём рассказывала…

Но вчерашняя драконесса уже прошла в ванную. Анджелика едва успела подумать, что не стоило пускать её туда одну, как Мегги выскочила оттуда с глазами на лбу!

– Т-там странная девушка! – воскликнула она. – Как будто из стены выглядывает.

– Это зеркало, – устало произнесло Анджелика, – а в нём твоё отражение. Зеркало стеклянное, с его обратной стороны нанесена особая амальгама…

– Ах да, я помню! – сказала Мегги, краснея от смущения. – Тогда я пойду ещё посмотрю…

Через минуту тишины, после того, как она вернулась в ванную комнату, включился душ, и Мегги взвизгнула.

– Там… вода… с потолка! – задыхаясь, на сей раз от восторга, объявила она, снова появившись в комнате, мокрая с головы до ног.

– Пойдём, – сказала Анджелика, заставив себя подняться со стула, – это душ, я научу тебя им пользоваться.

Помыться стоило. Неплохо было бы также устроить постирушку, но не делать же это посреди ночи! После купания, (мыло пришлось Мегги по душе и на ощупь, и на запах, и на вкус), особенно сильно потянуло в сон. Огнеплюй в этом всех опередил, и когда они появились из ванной комнаты, уставшие и распаренные, уже вовсю храпел, но не в кровати, а развалившись в единственном в номере кресле. Девушки не стали его будить и только накрыли старым, но чистым пледом, лежавшим здесь же.

Наконец-то Анджелика вытянулась на жестковатом, но показавшемся удобном и уютном ложе. После мытья нервы её немного успокоились, и даже пришло чувство умиротворения. Проблемы не исчезли, но отодвинулись и уже не казались неразрешимыми, как накануне.

Едва она устроилась, откинув чуть в сторону, не успевшие просохнуть волосы, как почувствовала, что проваливается в сон, граничивший с блаженством. Но поспать спокойно ей удалось всего часа два или три. Анджелика проснулась от ощущения, что на неё кто-то смотрит.

Она открыла глаза и с удивлением оглядела их временное пристанище. Всё было тихо. Мегги спала, свернувшись калачиком поверх одеяла. Огнеплюй…

Огнеплюй по-прежнему сидел в кресле укрытый пледом, но он не спал, а смотрел на Анджелику долгим и задумчивым взглядом. Это его она почувствовала сквозь сон. Почувствовала тяжесть этого взгляда, его неожиданную пронзительность. Нет, в нём не было ничего враждебного, но в глазах недавнего дракона таилось что-то хищное, алчущее!

Анджелике стало не по себе. Она хотела было спросить друга, что случилось, но не решилась и просто повернулась к стенке лицом. Вскоре сон вернулся к ней, но теперь он был уже не безмятежным, а беспокойным, поверхностным и принёс несколько мелких кошмаров, из тех, что оставляют неприятный осадок после пробуждения.

Глава 40. На ковре у шефа – 2. Ловкач

При виде выплывшего из стены призрака, Мышкевич коротко пискнул, закатил глаза и обмяк в кресле, словно превратился в пустую, без тела, одежду, плоскую, как тряпочка.

Дульери, хоть и не лишился чувств, но попятился, отступив за тяжёлый прочный стол, который для призрака был не большим препятствием, чем туман для паровоза.

Заставив мафиозного дона отступать, пока тот не плюхнулся на седалище, грозный дух завис над ним, переливаясь огненными цветами радуги, и даже в его огромных голубых глазах сверкали, время от времени, короткие молнии.

– Значит, ты никому не служишь? – произнёс призрак грозным, но вместе с тем спокойным голосом.

Дульери молчал. Скорее всего, он попросту не мог ответить, так-как его зубы выбивали отчаянную дробь.

– В таком случае я напомню тебе, что это не так, – продолжал странный дух. – При нашей последней встрече мы с тобой заключили соглашение. Поправь меня, если я ошибаюсь – тебе ведь требовалось физическое воплощение, не так ли?

Дульери кивнул.

– Кроме того, ты хотел, пребывая в материальных мирах, оставаться духом отрицания?

Снова кивок.

– Это давало тебе право противодействовать твоему брату, выбравшему положительный путь.

Дульери лязгнул зубами и зыркнул на своего собеседника злобным взглядом, который тут же погасил.

– А теперь, обрети голос и скажи, какое условие я тебе поставил?

Мафиозный дон взялся руками за ходившую ходуном нижнюю челюсть и насильно заставил её остановиться.

– Я… Мы… – пролепетал он. – Мы должны были толкать ворот событий в разных направлениях, чтобы вращать его…

– Правильно, – подтвердил дух его слова, голосом профессора, собирающегося поставить студенту «незачёт». – Теперь объясни – зачем это нужно?

– Ради прогресса! – осипшим голосом проговорил Дульери. – Ради развития и движения вперёд…

– Ну, что ж, я рад, что ты всё помнишь и понимаешь. Значит, тебе нетрудно будет объяснить, зачем ты всё время становишься на сторону зла? Отвечай!

Последнее слово призрак выкрикнул с таким гневом, что едва не сдул Дульери со стула. Некоторое время тот не мог ничего ответить и только хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на сушу.

– Но в этих мирах по-другому невозможно! – прохрипел он, когда вторично обрёл дар речи. – Фиглориус на стороне добра, а противостоять добру можно только с помощью зла…

– Да? – казалось, эта мысль поколебала уверенность призрака, и тот, как будто призадумался.

– Д-да! – с изрядной запинкой, но обретая подобие уверенности, заговорил Дульери. – Именно зло противоположно добру. Эти понятия неразделимы, не способны существовать друг без друга и вечно стремятся взять друг над другом верх. При этом они имеют свойство переходить друг в друга, меняясь местами.

Призрак «походил» туда-сюда, как бы обдумывая услышанное.

– Возможно, я зря возлагаю на тебя слишком многое, – произнёс он задумчиво, разговаривая скорее с самим собой, чем со своим оппонентом. – Правда Фиглориус не лучше, он ведь тоже так думает, и из кожи лезет, чтобы противостоять злу!

Дульери усмехнулся и покачал головой, словно знал что-то такое, что могло бы уличить призрака в неточности. Но он тут же спохватился и взглянул на него испуганно. Однако необычный дух не заметил или не счёл нужным как-то реагировать на его мимику.

– Если бы вы были правы, – продолжал он развивать свою мысль, – мир был бы плоским и состоял лишь из верха и низа. При этом обе противоположности обладали бы равным притяжением. С трудом представляю себе жизнь в таком мире, но видимо ей пришлось бы развиваться где-то между небом и землёй. А ещё, такой мир был бы окрашен только в два цвета – чёрный и белый. Может быть, разнообразие вносили бы их оттенки или скорее различной степени смеси этих цветов. Ничто в таком мире не было бы похоже на то, к чему мы привыкли, чем пользуемся, что любим, предпочитаем или ненавидим в известных мирах. Ни один предмет или живое создание, подчиняющееся резко разграниченным противоположностям, не могло бы иметь не только нормальную форму, но и вообще обладать тем, что мы называем формой. Вот поэтому такой мир невозможен. Или возможен, но способен существовать только в самом примитивном виде. Не исключено, что я когда-нибудь создам такой ради эксперимента, а потом отправлю туда вас с Фиглориусом немного пожить, чтобы на своей шкуре прочувствовали, что такое на самом деле противостояние добра и зла!