Последний полет «Жар-птицы»

Потом повернулся к остальным товарищам.

– Сейчас увидите.

Ринат полез куда-то под стол и достал из кейса ноутбук. Расчистил на столе место, поставил ноутбук на стол и включил его. После загрузки операционной системы открыл несколько папок на рабочем столе и запустил видеофайл.

В тишину парилки ворвался шум океанского прибоя, и все четверо увидели запись, сделанную на камеру мобильного телефона с борта авианосца, как золотая богиня высоко поднимает в небо свой меч и обрушивает его на американский крейсер. Несмотря на нечеткость изображения, камера отлично запечатлела всплеск сходящейся воды и крики матросов. Затем камера повернулась, и пожилой мужчина в офицерской фуражке прокричал в камеру что-то вроде «О, мой бог! Спаси Америку!» Запись была короткая. Не более тридцати секунд. Когда она закончилась, Ринат ее прокомментировал:

– По нашим каналам прислали через пять минут после событий. Ни в Интернете, ни в официальных СМИ больше никаких намеков на событие. Все молчат как рыба об лед. Переваривают…

На какое-то время в комнате отдыха воцарилась тишина, которая нарушалась только хрустом воблы.

– Да уж, ребята! Вы дали. Такое учудить. Впечатляет. Машка твоя, Толик, просто красавица, – Виктор Иванович оторвал голову леща и принялся очищать его от чешуи. – Хотя, не скрою: кажется, с Родиной-матерью вы переборщили.

Регулаев открыл пачку сока и налил себе полный стакан.

– Не переборщили, Виктор Иванович! Все тонко рассчитано. Это намек, что разработка из России. Скоро будет очередной авиакосмический салон в Жуковском и Ле-Бурже, и я думаю, мы на нем уже сможем показать нашу «Жар-птицу» во всей красе. И потом, на самом деле ведь никто не пострадал. Это ведь было всего лишь массовое воздействие на подсознание, программа «Золотое перо».

Регулаев покосился на Руденко.

– Ну, если не считать двух «Рапторов» и пилотов, которым пришлось немного помокнуть. Впрочем, они сами виноваты. Нечего было лезть на рожон.

Чертков с грустью посмотрел на своего старого приятеля и покачал головой.

– И вы думаете, что америкосы их вам простят? Они после кризиса за каждый доллар трясутся.

– Простить, конечно, не простят, но и виду не покажут, – проговорил Руденко, не отрываясь от разделки воблы. – Сейчас другие времена. Если им предложить купить технологию, то они ее купят. Как пить дать.

– А ты собираешься ее продавать? – слегка удивленно переспросил Чертков академика.

– Да, собираюсь.

– Кому?

– Американцам, китайцам, арабам, тому, кто больше предложит. Сейчас рынок, и нам нужны деньги, чтобы вернуть вложенные инвестиции. Тут не до патриотизма.

– А нашим?

– А нашему государству ничего не нужно. Весь проект за свои деньги потянули.

Чертков усмехнулся.

– Так уж и за свои.

– Ну, не за свои. За народные.

– Украденные.

– Нет, одолженные. И, между прочим, ты сам помогал нам их одалживать.

Руденко оскалился, и хотел было что-то возразить, но его остановил Иванов. Он всегда мирил старых спорщиков.

– Стоп, стоп, стоп, ребята. Накладываю мораторий на темы о политике и о деньгах, – прервал своего приятеля Виктор Иванович. – Как мне все это надоело. Коммунизм, капитализм. Разборки, страховки, инвесторы. На работе житья от этого нет. РМН совсем обнаглели, уже с чемоданом нала ко мне в кабинет приходят. Только бы я подпись поставил под этим гребаным обращением в кабинет Министров.

Он махнул с досады рукой и, немного помолчав, продолжил:

– Не о том мы сейчас должны говорить! Не о том! Толь, помнишь, как в студенческие годы мы мечтали о покорении космоса, о том, что поведем в дальние миры суперсовременные ракеты, и ведь ты сделал это…

– Сделал, Витя, а что толку? – поддержал тему Руденко, уводя ее со скользкой дорожки. – Мы всегда думали, что космическое пространство откроет перед нами безграничные возможности. Что мы найдем во Вселенной братьев по разуму. Но там ведь никого нет. Мы одни во Вселенной! Мы – дети обезьян и наша земля для нас клетка.

Виктор Иванович встрепенулся.

– Ну, ты не прав, Толя. Может быть, конечно, мы и дети обезьян, но только с одной стороны. По папе или по маме, а с другой стороны к нашему появлению приложил руку кое-кто другой.

– Бог, что ли? – задал встречный вопрос Регулаев. – В смысле, «… и сотворил Бог землю за семь дней».

Виктор Иванович подбоченился и принял позу оратора.

– Может быть, и Бог. Вернее, тот, кого мы так называем.

– В смысле? – переспросил Ринат.

– Вот ты когда-нибудь задумывался, почему теория Дарвина, несмотря на свое вековое существование, так и осталась теорией?

– Почему теорией? Разве мало при помощи селекции выводилось новых видов собак там, или кошек?

– А вот обезьяну, – радостно воскликнул Иванов, – которая стала бы говорить, так и не удалось вывести.

– К чему вы клоните?

– Лично я склоняюсь к идее, что в свое время произошло удачное кровосмешение с инопланетной и более развитой расой. И именно эта раса до сих пор нами управляет. Кстати, могу легко это доказать.

Он оглядел всех присутствующих и, не увидев возражений, продолжил:

– Ну, это выглядело примерно так. На заре цивилизации, когда по земле еще бегали динозавры, и только-только начали появляться обезьяны, к нам прилетели инопланетяне, человекоподобные особи. Приземлились они, скорее всего, в Тибете. Как известно, именно там зародилась самая древняя религия. В результате аварии (видимо, посадка была не мягкая – горы все-таки) их корабль сломался. Они послали сигнал о помощи и принялись ее ждать. Помощь не пришла. Им пришлось обживаться и приспосабливаться к новым условиям жизни. Может быть, и даже не может быть, а наверняка, для сохранения рода кто-то из первых поселенцев согрешил с обезьяной, передав обезьянам часть своих генов. В конце концов, по законам генетики (вот тут Дарвин угадал) это кровосмешение как раз и привело к созданию «человека разумного». Но…

Виктор Иванов поправил простыню на плече (она висела у него на манер римской тоги) и поднял вверх указательный палец.

– Генами они нас наделили, а вот всех знаний об истинном положении вещей нам с вами никто передавать не собирался. Их передавали только своим: высшей касте жрецов и правителей, голубой крови. Полукровкам же давали только фрагментарные знания. Только физику.

Он показал рукой на Руденко.

– Или только лирику.

Перевел руку на Черткова.

– Так легче нами управлять было, делать из нас рабов, слуг.

Но это я уже вперед забегаю. С гор пришельцы перебрались на равнину. В район Нила. При помощи своих знаний они подчинили себе первобытные племена полулюдей-полуобезьян и заставили их строить пирамиды, первые обсерватории для наблюдения за небом. А вдруг к ним прилетит помощь? И помощь прилетела, но приземление также было неудачным. Удар о землю был такой силы, что земная ось наклонилась, и случился Великий Потоп. Помните, Ною никто не верил, а он предупреждал. А откуда он мог знать? Видимо, был один из этих, из потомков инопланетян. Но к тому времени информация, знания об истинном положении вещей, передаваемая от одного поколения инопланетян к другому, уже потеряла практический смысл. Дети, рожденные на Земле, пусть даже и чистых кровей, считали ее своим домом. И не верили.

Кстати, это не такой уж и долгий процесс. Максимум три поколения. Цари, верховные жрецы, прямые потомки пришельцев, продолжали смотреть на звезды, на небесные светила, но уже не всегда понимали «зачем». Вот, чтобы они не забыли этого, после потопа и была придумана держава – макет, модель земного шара, глобус. Как память и одновременно символ власти. С тайным смыслом. Тот, кто держит в руке державу, тот и держит в руке мир. Вот тут, кстати, еще вопрос на засыпку. Когда стало известно, что земля круглая?

– Ну… Когда Магеллан обогнул на своем корабле земной шар.

– Вот, а что было раньше: Магеллан со своей кругосветкой или держава?

– Держава, конечно. Это древнейший символ власти.

– Что и требовалось доказать: пока мы, «человеки разумные», доходили до всего своим умом, кто-то уже все отлично знал.

– Красиво слагаешь, Виктор. Понятно, почему тебя с твоими взглядами не взяли в МАИ, – Анатолий Евгеньевич прищурился. – Но вот только царей-то и жрецов уже давно нет.

– Царей нет, есть их потомки, «голубая кровь», которые сейчас контролируют транснациональные корпорации и при помощи финансовых рычагов тайно управляют всей нашей планетой. И ждут, когда проблемы экологии и перенаселенность превысят все мыслимые пределы. Как только станет ясно, что планета загрязнена окончательно, и лишнее население нельзя будет убрать безболезненно для себя, то есть при помощи только огнестрельного оружия или управляемых вирусов, то они взорвут весь ядерный запас планеты, а сами спокойно сядут на ракеты класса «Протон», «Энергия». Ну и «Дискавери», конечно. И упорхнут на другую планету. Правда, думаю, есть два важных фактора. На всех счастливчиков ракет все равно может не хватить. Кроме того, потомкам жрецов понадобятся квалифицированные кадры для управления этой техникой.

Вот поэтому, – Иванов обратился в сторону Руденко, – и только поэтому я всегда поддерживал тебя и твоих ребят во всех твоих разработках. Уверен, что наш город с нашим уникальным институтом и его уникальными разработками в области самолето-ракетостроения и ваша «Жар-птица», в том числе, рано или поздно будут очень востребованы. Придет время, и мы сможем поторговаться с ними за место под солнцем. И не только для себя.

Тут он повернулся к Черткову и продолжил:

– За народ тоже слово замолвим.

– Эх, Витя, ты всегда был сказочником, – вдруг вступил в разговор Чертков и хлопнул себя ладонями по коленям. – Если бы я знал, какие мысли бродят у тебя в голове, то никогда бы не поддержал тебя на выборах.

Он усмехнулся и потрепал своего старого приятеля по плечу.

– Да ладно-ладно, не обижайся. Извините, ребята, мне пора. Увидимся завтра на попечительском совете городского музея.

Уже на выходе Чертков обратился к Руденко.

– А насчет продажи технологий, Толя, я с тобой завтра поговорю. Хорошо?

– Договорились, – ответил ему академик, – обсудим.

Оставшаяся тройка просидела в бане еще около двух часов, обсуждая достоинства и недостатки теории инопланетного происхождения человечества. Разошлись они за полночь. На следующий день Виктора Ивановича Иванова убили в подъезде собственного дома, когда он в девять часов утра выходил на работу.

Убийца подкараулил всенародного избранного и всеми любимого мэра в подъезде дома и выпустил в него целую обойму из пистолета. Прибывшая на место происшествия скорая помощь констатировала смерть от многочисленных пулевых ранений в голову.

***

Примерно через полгода после событий в Венесуэле. 18 ноября 2008 года. Россия. Московская область. Третье кольцо системы ПВО города Москвы. Где-то в районе Серпухова. Центр слежения за воздушными объектами. 7 часов 45 минут

На экране локатора ярко вспыхнула отчетливо видимая точка. Она появилась не с краю экрана, как это обычно бывало, когда луч радиолокационной станции слежения захватывал какой-то летающий объект, следующий в зоне видимости, а сразу посередине, ни с того ни с сего. Вдруг.

Полковник Воробьев чертыхнулся и позвал своего заместителя, подполковника Хлебникова:

– Володь, иди сюда! Смотри! Что это?

Вместе они успели зафиксировать эту точку еще в течение двух оборотов луча.

Один оборот луча на экране радара соответствовал одной секунде времени. Точка явно двигалась, причем двигалась с фантастической скоростью по совершенно безумной траектории. Получалось, что за эти три секунды она смогла преодолеть расстояние почти в тысячу километров. Это было бы невероятным, если бы не было фактом.

Офицеры переглянулись.

– Что это, блин, такое может быть?

– На самолет не похоже. С такой скоростью вроде еще никто не летает.

– На ракету тоже. Скачет по всему экрану, как заяц.

– Что будем делать? – спросил Воробьев, хмуря брови.

Подполковник Хлебников пожал плечами.

– Первый раз цель зафиксирована в районе города Петлякова. Там есть старый аэродром научного института. С него уже давно никто в такую рань не взлетает. По крайней мере, у нас нет никаких заявок ни от ученых, ни от спортсменов, ни от бизнесменов, которые приписаны к нему. В это время небо здесь должно быть чистым. На всякий случай лучше позвонить туда, пусть диспетчер доложит обстановку.

Полковник Воробьев согласно кивнул головой и взялся за телефон. Диспетчер петляковского аэродрома доложил, что их радар ничего не зафиксировал, но они слышали некий звук, как будто над взлетной полосой пролетел реактивный самолет. Полковник Воробьев выругался в трубку, сказав, что доложит начальству об их непрофессионализме и употреблении алкоголя на рабочем месте, потом положил трубку и тут же нажал кнопку селекторной связи.

– Надо поднимать дежурную группу, – сказал он вслух, ни к кому конкретно не обращаясь. – Пусть посмотрят, что там да как. Все спокойнее будет.

И уже строгим голосом добавил в переговорное устройство:

– Я полста первый. Дежурную группу срочно на вылет.

После того как полковник отдал приказ, зеленый луч сделал еще несколько оборотов по экрану радара, но локатор больше не увидел в небе ничего подозрительного. Лишь через две минуты с краю экрана вспыхнули две точки, которые двигались по экрану в строгом соответствии с физическими законами Земли.

Это взлетела в небо дежурная двойка истребителей-перехватчиков «МиГ-31» из полка противовоздушной обороны Москвы.

Подполковник Хлебников посмотрел на часы и довольно хмыкнул:

– Строго по нормативу. Молодцы.

Щелкнув несколькими тумблерами, он настроил рацию на волну самолетов и крякнул в микрофон:

– Я полста второй. Кто в небе, орлы? Доложитесь!

В колонках раздался хриплый, искаженный динамиками голос командира двойки.

– Я – утка – семь, мой ведомый – утка – восемь. Взлетели, ожидаем дальнейших приказаний.

– Иволгин, ты?

– Так точно, товарищ подполковник. Куда лететь-то?

– В сектор 13, это где-то рядом с Петляковым, – проговорил подполковник Хлебников, косясь на экран радара. – Приказываю обнаружить цель и установить с ней визуальный контакт. В случае потенциальной опасности для охраняемого объекта цель сбить.

– Ясно, сделаем. А что за цель-то?

Полковник Хлебников поднес микрофон к губам и почти шепотом сказал:

– Ребята, ничего конкретного сказать не могу. Первый раз цель была обнаружена в 7-41 в седьмом секторе на высоте 1500. В 7-42 цель уже была в секторе 22 на высоте 2500, а в 7-43 – в секторе 13 на высоте 500. В 7-44 – цель вообще исчезла с экранов радара и больше пока не появлялась. Так что, что это такое, понятия не имеем. Это и предстоит выяснить как раз вам.

***

– Вас понял. Выясним! – отрапортовал капитан Иволгин.

– Дело ясное, что дело темное! – вторил ему его ведомый, старший лейтенант Седых, – лети туда – не знаю куда, найди то – не знаю, что. Прямо как в сказке! Только ведь и так понятно: либо – стая ворон, либо – пацаны воздушного змея испытывают. Как пить дать!

– Отставить разговоры, «Утка – восемь»! Следи за небом. Наше дело утиное – прокрякать, а там хоть трава не расти.

– Есть отставить разговоры.

Окончанием разговора были два реверсионных следа в голубом небе. Сверхскоростные истребители «МиГ-31», заложив крутой вираж, набрали заданную высоту и скорость, взяли курс на сектор № 13. Согласно расчетному времени, они должны были прибыть в заданный район через четыре минуты.

Оба пилота были абсолютно уверены, что их подняли в небо по пустячному делу. Им было ясно, что старшие офицеры просто перестраховываются. Скорее всего, под излучение радара действительно попала какая-то стая ворон или голубей. Ну, не бывает так, чтобы сначала что-то где-то появилось, а потом так же бесследно исчезло. Все в этом мире подчинено законам мироздания и чудес просто не бывает.

Именно поэтому они не обратили никакого внимания на большое белое облако, которое появилось из воздуха само собой прямо перед ними и чуть в стороне. Поравнявшись с истребителями, оно пристроилось в хвосте последнего самолета и летело вместе с воздушным патрулем секунд тридцать-сорок.

Потом облако поднырнуло под самолет старшего лейтенанта Седых и ушло со скольжением вниз к земле. В тот момент, когда облако пролетело под истребителем лейтенанта, он отреагировал на движение рядом со своим самолетом. Краем глаза почувствовал что-то довлеющее, тень – не тень, и посмотрел вниз.

Седых увидел, как облако скатилось вниз к земле, зацепилось за шпиль церкви и, облепив его, как сахарная вата, тут же начало менять цвет и форму.

– Командир, что это? Там внизу, – крикнул он в переговорное устройство.

За несколько секунд они улетели уже на приличное расстояние, поэтому капитан Иволгин был вынужден повернуть сильно голову, чтобы увидеть то, на что показывал ему его подчиненный, и все равно ничего не увидел.

– О чем ты, Седых?

– Да там какой-то странный туман.

– Что значит «странный»?

– Не могу объяснить.

– Туманы не входят в нашу компетенцию. Ищи что-то более реальное. Воздушные зонды, змеи, парапланы, дельтапланы, радиоуправляемые самолеты, стаю птиц.

– Да, я понимаю, товарищ капитан, но…

Седых замолчал, пытаясь подобрать слова и, наконец, проговорил:

– Надо бы вернуться, командир. Давайте еще раз пролетим в том секторе.

И совсем по-детски добавил:

– Пожалуйста!

– Ну, раз ты так просишь, то давай вернемся. Все равно больше ничего не обнаружим!

***

Они развернулись и практически сразу увидели ее. В чистом голубом небе была отличная видимость, поэтому ее невозможно было не увидеть. Огромное лицо женщины, занимающее полнеба и искрящееся в ярких лучах солнца. И это был не образ иконы, хотя позднее на допросах Седых и называл это лицо Богоматерью. Это было нечто иное. Живое женское лицо с большими бездонными глазами, которые с грустью смотрели на двух летчиков. И грусть эта была такой силы, что им обоим сразу захотелось выпустить штурвалы своих боевых машин и заплакать, как малые дети.

Потоки грусти накатили на них, как во время шторма волны накатываются одна на другую, с каждым разом становясь все опаснее и опаснее. И когда наступил девятый вал, Седых не выдержал.

– Командир, – закричал он истошным голосом, – прости меня, но я больше не могу!

В небе раздался хлопок, и катапульта выбросила пилота из кабины самолета. Капитан Иволгин сжал губы и с силой отвел лицо в сторону. Он увидел в небе ярко-белое полотнище парашюта, а когда повернул голову назад, то лика женщины больше не было. Оно снова превратилось в облако, которое вытянулось свечкой, и стало стремительно набирать высоту. Ощущение грусти прошло, и накатила волна злости.

– Врешь, не уйдешь! – прохрипел капитан Иволгин. Абсолютно не соображая, что делает, он потянул штурвал истребителя на себя, устремился в погоню за облаком. Он даже не попытался ответить на настойчивые призывы с диспетчерского пульта доложить о том, что происходит.

В свое время на истребителе МиГ-31 был поставлен рекорд высоты и скорости, поэтому какое-то время самолет и облако летели, что называется, «ноздря в ноздрю».

Очень скоро небо сменило окраску и стало иссиня-черным в звездную крапинку. Они вошли в стратосферу.

Сверхпрочный титановый корпус МиГа накалился докрасна, и готов был уже развалиться. Он буквально трещал по швам. Когда стрелка высотомера истребителя уперлась в крайнюю отметку и замерла, облако начало медленно отрываться от преследователя. Когда разрыв между самолетом и облаком составил уже более километра, у пилота от перегрузки пошла из носа кровь, и Иволгин оказался на грани потери сознания.

Еще несколько секунд, и мощные двигатели совсем прекратили тянуть его самолет вверх.

МиГ замер на месте. Он продержался в таком положении несколько секунд. У Иволгина начались галлюцинации. Ему показалось, что облако тоже прекратило свое движение и стало похоже на самолет, но очень необычной формы. Почему именно самолет, а не какое-то НЛО или ракету, он сказать не мог. Ему так показалось. И самое удивительное для него было то, что в самолете он увидел женщину. Ту самую, с бездонными глазами. Она как будто ждала его и звала за собой.

Но силы МиГа и пилота были на исходе.

Повинуясь земному притяжению, истребитель нехотя завалился на спину и начал падать. Иволгин отключился. Перед тем, как окончательно потерять сознание, Иволгин краем глаза успел заметить, что облако или женщина (а может, женщина верхом на облаке) вполне естественно, можно было бы даже сказать, жеманно, вздохнула и, не напрягаясь, полетела дальше. Туда, где начинался космос.

***

Иволгин пришел в себя, когда самолет вошел в вертикальный штопор, а высотомер показывал отметку 10 километров. Самолет трясло. Он почти не слушался рулей высоты и глубины. Только неимоверными усилиями пилот смог снова подчинить себе грозную машину и на честном слове дотянуть с ней до аэродрома базирования.

Приземляться ему пришлось в аварийном режиме. Одна стойка шасси не смогла выйти из своей капсулы.

С момента взлета до момента приземления прошло не более 15 минут.

Глава 2. Тот же день. 8 утра

Кабинет Главы города Петлякова. Артем Николаевич Солодовников, бывший заместитель мэра города по строительству, а ныне новый мэр города Петлякова, недавно избранный после убийства Иванова, был по натуре жаворонком. Он не любил засиживаться на работе допоздна, а предпочитал приезжать в мэрию раньше всех.

Время до ежедневной планерки, которая начиналась в 10 часов утра, он тратил на встречи с многочисленными партнерами и инвесторами. В это утро он ждал в кабинете представителей корпорации «РМН». Они немного задерживались.

Он посмотрел на часы, висящие над входом в кабинет. Стрелки показывали 8–15. После представителей корпорации у него должна была состояться встреча с начальником местного отделения ФСБ. И он не очень хотел, чтобы они пересеклись.

Артем Николаевич встал, подошел к окну и нервно застучал пальцами по стеклу. С одиннадцатого этажа «Белого дома», так в простонародье называли здание администрации, открывался великолепный вид на заброшенные колхозные поля опытно-производственного хозяйства «Карпово». Шестьсот гектаров, ровной как стол, земли на берегу Москва-реки, в непосредственной близости от столицы, с удобными подъездными путями: шоссе, железнодорожный транспорт.

Он не сомневался, что представители РМН сегодня будут говорить с ним именно об этой территории.

Колхозные поля всегда были лакомым кусочком, а во время строительного бума – особенно. Сколько уважаемых людей побывало уже в этом кабинете, предлагая чемоданы денег в любой валюте мира за освоение этого участка. И все было бесполезно из-за того, что прямо над этими полями проходила глиссада взлетно-посадочной полосы ОКБ Центрального аэродинамического института им. Петлякова.

Все, кто зарился на эти в буквальном смысле «золотые» гектары, обламывали зубы о секретное постановление Совета Министров, запрещающее строительство высотных домов под траекторией глиссады, а также на упрямую позицию прежнего мэра Виктора Ивановича Иванова и Совета депутатов.

Сколько раз Солодовников слышал на заседаниях Горсовета:

– Застраивать глиссаду высотными домами нельзя! Из-за этого будет перекрыт последний пусть и скудный источник заработков для авиационных специалистов, инженеров, конструкторов. А ведь скоро все должно измениться к лучшему. У института отличные перспективы вписаться в мировую систему авиастроения с новыми разработками корпорации «ЖАРР», а если не будет глиссады, то самолеты не смогут приземляться. Это означает окончательную гибель института и, в сущности, всего города!

И к чему привело это бесполезное упрямство? Где теперь Иванов? И где эти разработки? Одни только разговоры. Насколько он знал, институт уже практически не работал, не имел никаких заказов ни от государства, ни от иностранных корпораций. Единственным заказчиком у него была та самая корпорация «ЖАРР». Компания, конечно, солидная, управляемая академиком Руденко, но и она, по его сведениям, больше занималась реставрацией ретро-самолетов в одном-единственном ангаре, чем новыми разработками. Все остальные территории сдавались в аренду под склады и офисы. А все эти разговоры про «Жар-птицу» – новый суперсовременный самолет с фантастическими возможностями – так и остались разговорами…

Принял бы Виктор предложение строителей – и был бы сейчас жив, а так? Теперь за него приходиться принимать это решение ему.

Артем Николаевич вздрогнул, отошел от окна, и сел за свой стол. Попытался отогнать от себя неприятные мысли. Мягкое кресло приятно заскрипело, принимая на себя груз его суховатого подтянутого тела, но он не почувствовал от этого удовольствия. Почему-то его стало потрясывать. Вспотели ладони.