На роду написано

Спросила через дверь:

– Вы к кому?

В ответ мужской голос с сильным кавказским акцентом:

– Откройте, я отец Алхана, Муса. А со мной мой брат.

Эмма испугалась нежелательных визитёров, не зная, что делать. Секунду подумав, решила пустить: всё же отец её бывшего возлюбленного. Впустив незваных гостей, сказала, поправляя короткий халатик:

– Извините, я неважно себя чувствую, болею. А вы раздевайтесь и проходите в зал.

Пока мужчины раздевались, Эмма незаметно разглядывала их. Назвавшийся Мусой, отец Алхана, смотрелся лет на сорок с небольшим. Среднего роста, поджарый, с ястребиным носом и франтоватыми усами. Его брат с такими же усами и похожим носом выглядел лет на десять моложе. Снимая пальто, он представился Ильхамом. Поговорив о чём-то между собой на родном языке, гости вошли в гостиную и сели на диван – Эмма опустилась в кресло. Глядя на неё пронизывающим взглядом, Муса спросил, сколько ей лет и кто её родители. Услышав, что отец у Эммы директор винзавода, а мать директор городского общепита, Муса довольно прищёлкнул языком. После этого, холодно улыбнувшись, вновь кинул на любовницу покойного сына пронизывающий взгляд.

– А теперь, женчина, – гортанным голосом произнёс он, – признавайся, как ты познакомилась с моим сыном. И если я почувствую в твоих словах ложь, пеняй на себя.

Эмма стала рассказывать, где и когда Алхан влюбился в неё. Дошла до того дня, когда она вступила в близкие отношения с Алханом. Во всех подробностях рассказала о муже и о том, каким искушённым не по годам оказался юноша. Не забыла сказать, что была от него беременна.

Муса с Ильхамом, слушая Эмму, обменивались короткими репликами, а иногда по ходу рассказа довольно цокали языками. Затем она сделала неожиданное для них признание:

– Али увёл меня у Алхана, объяснив мне, что его племянник молод для меня. А узнав, что я беременна, заставил меня сделать аборт.

Здесь Эмма сказала откровенную ложь, которую никто уже не мог опровергнуть. Мужчины, услышав, что Али заставил женщину сделать аборт, возмущёнными голосами залопотали что-то на своём языке.

Задав молодой женщине ещё кое-какие вопросы и получив на них подробные ответы, Муса надменно произнёс:

– Живи, женчина. Хотя я думал тебя с собой увезти. Днём бы работала, а вечерами мужчин услаждала. Но я посмотрел на тебя, послушал и решил: ради памяти сына дарую тебе свободу.

Всё время, пока шёл разговор, Эмма сидела в кресле, то кладя ногу на ногу, то ставя их на пол (она заметно волновалась). Ильхам, бегающими глазами разглядывая её обнаженные ноги, видимо, догадался, что на ней всего-навсего один халат. Муса приметил, как ёрзает на диване младший брат, и сделал ему замечание на родном языке. Хотя и сам поглядывал на женскую красоту не глазами евнуха.

Посчитав, что все точки над «и» расставлены, мужчины встали с дивана и пошли в прихожую.

Перед уходом Муса сказал:

– Благодари Аллаха, что мы оставляем тебя целой и невредимой. И с этого дня никого не бойся, здесь тебя никто не тронет. На диване я оставил листочек со своим телефоном и адресом, позвони, если будет необходимость.

Проводив гостей, Эмма вернулась в гостиную и, усевшись в кресло, принялась анализировать состоявшийся разговор. Вспомнив слова Мусы, удивилась, что Али был двоюродным дядей Алхану, а не родным. Из этого сделала вывод: «Если бы Али был родным, он не стал бы на мне жениться. И между Алханом и Али не было бы никаких разногласий. А так война, в итоге две смерти. Могла я что-то изменить? Нет, не могла. Мне бабушка, помню, говорила: “Каждому человеку на роду написано, сколько он проживёт и как – напополам со счастьем или напополам с горестями и нуждой”. Значит, и у Алхана было написано, сколько он проживёт и как. А как он прожил?..»

В первые дни после странной смерти Алхана Эмма задавала себе вопросы, на которые не находила ответов. Разговор с Мусой вернул женщине душевное спокойствие. В выходные дни она теперь стала ходить по гостям. Но больше всего ей хотелось пообщаться с Лукьяном, послушать его мысли о человеке, о его месте в жизни. Порассуждав, приняла решение: «Попрошу, чтобы Лука в институт меня готовил, когда-то он обещал со мной позаниматься».

За четыре дня до Нового года Эмма позвонила Лукьяну и, объяснив, какие в её жизни произошли изменения, как бы в шутку спросила:

– Лукьян, может, познакомишь меня с интересным мужчиной?

Благодушно хохотнув, он спросил:

– Интереснее меня?

Эмма помолчала немного, потом заговорила медовым голосом:

– Лука, у меня давно не было мужчины. И я мечтаю, представляю тебя… Лука, ты был и остался моим первым мужчиной… Только с тобой, мой любимый, я получаю… Ты помнишь нашу первую близость? А помнишь?.. И сейчас я лежу в постели и чувствую, как… Ты представь… О-о, Лучано, я поднимаю свои красивейшие ножки…

Молодая женщина намеренно делала паузы, давая возможность собеседнику представить всё то, о чём она говорила. А говорила Эмма о том, от чего не может устоять ни один здоровый мужчина. Спустя две-три минуты она услышала на том конце провода прерывистое дыхание. Елейный голосок между тем продолжал литься.

– Эмуля, – послышался наконец возбуждённый голос, – за этот урок я ставлю тебе пять с плюсом. И хотел бы лично поздравить отличницу.

– Лучано, жду тебя, мой любимый. Сегодня я предстану перед тобой и неопытной девочкой, и грациозной львицей. Лучано…

– Жди, скоро приеду.

Эмма подумала: «А я-то боялась, что Лука устоит. Значит, фигу теперь моя подружка получит. И Новый год Луканя со мной встретит, а не с ней, со Снежаной-Снегурочкой…»

Такой эмоциональной, а порой и беззастенчивой сверх всякой меры Эмма ещё ни разу не была. И даже не предполагала, что способна на такое. В этот вечер она как никогда упивалась любовными фантазиями, даря «учителю» то, от чего он временами восторженно вскрикивал.

Новый год Эмма встречала у Лукьяна, а днём они бродили по городу. Первого января вечером она вернулась домой, разделась. После морозца не отказала себе в удовольствии принять тёплый душ. Из ванной прошла на кухню, выпила стакан молока. Со спокойной душой, босая, направилась в спальню. Неожиданно услышала, как мяукнула кошка, причём где-то рядом. «Неужели вместе со мной в квартиру соседская кошка забежала? Вот блудня. Как это я её не заметила?» Из спальни, со стороны платяного шкафа, послышалось царапанье. Включив свет, пошла на звук. «Кис-кис-кис», – позвала кошку, спрятавшуюся, по-видимому, в шифоньер. Подошла к шкафу, с опаской приоткрыла дверь. И от страха так округлила глаза, что они готовы были выскочить из орбит. В шкафу вместо блудливой соседской кошки полусидел Джабраил. Его глаза в эту минуту горели, словно у дьявола. И сам Джабраил казался сущим дьяволом – страшный, волосатый. Страшным он казался, может, как раз потому, что был нагим. Проговорив что-то на своём языке, незваный гость вылез из шкафа, выпрямился, сделал несколько махов руками.

У Эммы за те несколько секунд, что смотрела на «дьявола», бледность сошла с лица, оно стало покрываться возбуждённым румянцем.

Закончив махать руками, Джабраил спокойно сказал:

– А я ждал тебя, девочка.

– Джабраил, ты как здесь… оказался?

Он ответил на вопрос расплывчато:

– Для меня нет замков, для меня все двери открыты.

Эмма тем временем окончательно пришла в себя. И нисколько не смущаясь своей наготы, невинно спросила:

– А если бы я с мужчиной пришла?

– Значит, выпили бы в честь праздника, потом стали решать: кто из нас тебя достоин? Я уверен, что оказался бы более достойным.

– А ты нах-а-ал. Кстати, чего это я с тобой разговорилась? Джабраил, не обижайся, но я вынуждена выставить тебя за дверь.

– А как ты это сделаешь?

– Очень просто. Когда отец Алхана, Муса, приезжал ко мне, он сказал, что если меня кто-то обидит, то он лично с ним разберётся. У меня и телефон его есть, и домашний адрес.

– А что ты ему скажешь? Я же не буду тебя силой брать.

– Как? А зачем ты…

– Я не какой-то уголовник, сбежавший из исправительного лагеря, который только и мечтает, как бы схватить женщину. Я не силой тебя буду брать, а лаской.

– А мне не нужны твои ласки, – парировала Эмма. – Мне вообще ничего от тебя не надо, у меня всё есть.

Мужчина оглядел её с головы до ног, и в его тёмно-карих глазах вдруг вспыхнули огоньки: то ли это огоньки страсти, то ли злости. Эмма струхнула, боясь всё же, что новогодний гость захочет взять её силой. Подумала: «Если буду ему грубить, он может разозлиться и… запросто меня изнасилует. Это мне надо? Нет. Значит, не буду его из себя выводить».

Всем своим видом показывая истинное радушие, спросила:

– Ты на самом деле не будешь ко мне силу применять?

– На самом деле не буду. Мы с тобой полежим, поговорим, а перед сном расцелуемся.

– И всё? Ну-у…

Джабраил шагнул к очаровательной женщине и, взяв её на руки, уложил в постель. А затем и сам лёг рядом.

– Эмма, я любил тебя и до сих пор люблю. Неужели ты не замечала?

– Если честно, то замечала.

– А я давно хотел поближе с тобой познакомиться, но побаивался злых глаз. И благодари Всевышнего, что к тебе я пришёл, а не старый злой перекупщик из наших.

Эмма испуганно спросила:

– А кто-то ещё мог прийти?

– Мог бы, никто же не знает, что у тебя Муса защитник. Да, можешь меня звать Джабо. – Он неспокойно заворочался в постели. Эмма, как бы случайно прикоснувшись к нагому мужскому телу, почувствовала, как мурашки забегали по спине. Не осознавая того, что делает, перевернулась со спины набок – лицом к мужчине, стала мягкими пальчиками гладить его, целовать. «Лукьянушка, прости, но такой уж я уродилась…»

Уже поздно вечером, перед тем как уйти, Джабраил сказал:

– Я буду приходить к тебе, но нечасто. Не хочу, чтобы ты привыкла ко мне. – Проведя рукой по её оголённому плечу, добавил: – За два дня я буду предупреждать тебя о своём приходе.

– Это хорошо, – в ответ прозвучал слабый голос. – Джабо, если я замуж выйду…

– Значит, вместе с тобой будем думать, как быть. А подумав, я приду к такому мнению, что ты будешь изменять любому мужу. А кто будет самым достойным твоим любовником? Я, потому что лучше меня не найдёшь. Так?

Эмма, хлопая густыми ресницами, растерянно смотрела на него:

– Я не зна-а-ю, я не думала об этом.

– Думай не думай, всё равно будешь изменять. Скажи: ты сама-то веришь, что не будешь погуливать?

Она уклончиво пожала плечом.

– Вот видишь, не уверена, а всё потому, что за короткое время познала немало сильных мужчин. И я не сомневаюсь: сейчас ты будешь чувствовать физиологическую потребность. – Чмокнув любовницу в губы, «Джабо» виновато произнёс: – Мне пора, жена, наверно, заждалась.

Эмма почему-то смущённо улыбнулась и провела ладонью по его щеке, губам.

– Я буду тебя ждать, – проговорила благодушным тоном.

В её интонации можно было заметить и нежность, и любовь.

Удивительна всё-таки женская натура. Тем, по-видимому, и удивительна, что мужчина до сих пор не может понять женщину. Просто женщину: обычную, со всеми её плюсами и минусами.

Проводив Джабраила, Эмма прошла в спальню и вытянулась на кровати. Глубоко вздохнув, подумала: «Кто же меня толкает чёрт знает куда? И зудёж в теле начался, когда шестнадцати лет не было. Отчего? Да оттого, что родители всё позволяли и денег ещё давали сколько надо. А куда деньги, зачем?.. Нет, здесь не родители виноваты, а другое что-то. Что?!»

Глава 6

Любовники

Эмма больше недели не звонила Лукьяну. Десятого января он сам позвонил, вежливо поинтересовавшись:

– Эмуля, ты не заболела? Я уже начал переживать. Как у тебя дела?

– Лучано, у меня в целом всё нормально, только насморк… немного простыла. Сейчас, правда, всё хорошо. Лучано, я скучаю без тебя.

– Я тоже по тебе скучаю. Приходи ко мне завтра, вечерком.

Изобразив бурный восторг, Эмма спросила:

– Блинчиков тебе испечь?

– Ты сама приходи, а всё остальное необязательно.

На следующий день около шести вечера Эмма была у Лукьяна. С лукавинкой поглядывая на него, стала раздеваться.

Оставшись в одной сорочке чёрного цвета, затараторила:

– Лучано, давай не будем пить никакое вино, я хочу посидеть у тебя на коленях. Мне так хочется…

Лукьян, стоя в прихожей в цветастых трусах, с улыбкой смотрел на неподражаемую любовницу. Когда она приходила, он любовался ею как захватывающей картиной. И выделить что-то в этой «картине» было невозможно, вся хороша: косы, глаза, грудь… Её хотелось ласкать с ног до головы, носить на руках.

– Эмуля, – поцеловав её в сочные губы, сказал он, – у меня есть божественный напиток, рижский бальзам. И я предлагаю его продегустировать.

Они вошли в «залу» и сели на диван, перед которым был столик, на нём коробка конфет, фужеры и знаменитый рижский бальзам в глиняной бутылке. Пригубив по глоточку терпкого напитка с его неповторимым вкусом, Лукьян с шутками-прибаутками уложил Эмму на разложенный диван…

Вернувшись к столу, любовники вновь стали наслаждаться чудодейственным бальзамом. Спустя несколько минут парочка танцевала под «Брызги шампанского», целуясь и шепча друг другу нежные слова. Потом опять спальня, постель, блаженные минуты, которые врачуют человеческие тела, делают людей пусть на короткое время, но счастливыми.

Сегодня Эмма окончательно убедилась, что Лукьян – лучший из всех мужчин, которые были в её жизни. И она искренне сожалела, что не вышла за него замуж. «Он и умный, и разносторонне развитый человек. А ласкает так, как никто другой. И делает это с удовольствием, думая больше не о себе, а обо мне. Главное всё-таки в мужчине не физическая сила, а ласки, ради которых я готова отдать не только каждый миллиметр своего тела, но и душу».

Переполненная нежными чувствами, Эмма со слезами умиления на глазах встала на колени перед Лукьяном.

– Лука, милый, я поняла наконец-то, что ошиблась тогда. Скажи: ты готов сегодня на мне жениться?

– Эмуля, – поднимая её с колен, сказал Лукьян, – прости, но мы со Снежаной подали заявление в загс. И в конце этого месяца у нас свадьба. – Он стал осыпать поцелуями свою любовницу. – Что же ты не сказала раньше, что хочешь стать моей женой? А сейчас я не могу, слово Снежане дал, тем более она два месяца как беременна.

Эмма сникла.

– Понимаю. – Грустно вздохнув, добавила: – Снежана хорошая, я хуже. Лука, прости.

Он начал поглаживать её по голове.

– Эмулька, мне самому сейчас нелегко, скажу честно. Мы с тобой с полуслова понимаем другу друга. – Лукьян неожиданно встрепенулся. – Эмуля, помнишь, ты мне обещала?

Она подняла голову и, глядя на него, растерянно улыбнулась:

– Чего я обещала?

– Что всю жизнь моей будешь. Помнишь?

– Помню. Но любовница и жена – это разные женщины, стоящие вдобавок по разные стороны баррикад.

– Эмуля, я тебя не узнаю. Ты что это скисла? – Лукьян усадил любовницу на диван и, сев рядом, приобнял её за плечи. – Эмулечка, давай выпьем по чуть-чуть, потом кушать друг друга будем. И начнём – с чего начнём?

Подумав секунду, она прошептала:

– С самого-самого…

На следующий день, размышляя о своих любовниках, Эмма догадалась, каким образом первого января попал в её квартиру Джабраил. «Ему же ключи от квартиры Алик давал, чтобы ребята привозили для нас продукты и всё прочее. Надо срочно менять замки, чтобы Джабо не мог ходить в мою квартиру как к себе домой. Пусть он приходит, но тогда, когда я захочу этого, а не он. А то и ночью будет являться. Мне это надо? Нет».

От Джабраила Эмма мысленно перенеслась к своей подруге, с которой почти год не поддерживала дружеских отношений. «Снежа-а-на, – с ненавистью подумала о ней, – я тебе всё припомню когда-нибудь. Припомню, как ты увела моего лучшего мужчину. Учи-и-лка малолетних детей. Надо было… Что надо было? У каждого в жизни своя дорожка. В общем, нечего раскисать, всё самое интересное только начинается».

Снежана, о которой вспомнила Эмма, была девушка на загляденье. И влюблялись в неё мужчины потому, что у неё большие синие глаза, густые и длинные, с ярким отливом белокурые волосы. Кто из подруг краше, Эмма или Снежана, трудно сказать – обе хороши. Правда, Снежана бывала несдержанной и грубоватой. А эти качества в определённых случаях делают женщину отталкивающей.

Эмма заметно воспитаннее, тоньше. К тому же могла в какой-то ситуации слукавить или наоборот, предстать наивной. Разные женщины – разное понимание жизни.

В январе Эмма ещё три раза встречалась с Лукьяном и четыре раза – в феврале, когда он был уже связан узами брака. Джабраил к ней приходил один раз в десять дней, а то и реже – это зависело от её настроения.

Седьмого марта Эмма задержалась на работе и вернулась домой около восьми вечера – отмечали предстоящий праздник. Приняла душ, а потому как в квартире было тепло, осталась нагишом. Прошла в гостиную и, включив телевизор, села в кресло. Внезапно, чего Эмма никак не ожидала, раздался звонок в дверь. Молодая женщина вышла в прихожую, заглянула в глазок. «Отец Алхана! – обомлела она. – Зачем он приехал?» Быстро набросила на себя халат, застегнула пуговицы, после чего впустила гостя. Тот гортанным голосом поприветствовал женщину и вручил ей букет цветов.

– Арабские духи и хорошее вино в портфеле.

Раздевшись, Муса прошёл на кухню. Раскрыв портфель, выставил на стол две бутылки вина, а коробочку с духами передал хозяйке. Поблагодарив гостя за подарки, Эмма предложила ему поужинать.

– Спасибо, я недавно в ресторане кушал. Вместо ужина прошу выпить со мной по бокалу вина. Не возражаешь?

– Нет, не возражаю.

Выпивали здесь же, на кухне. Муса сказал, что приехал в этот город по делам на несколько дней. Эмма, поглядывая на него, подумала: «А он ничего, приятный, даже красивый. И усы симпатичнее, чем у Луки».

Надумав сыграть роль смущённой девушки, она поправила косы на груди и робко улыбнулась:

– Муса, а ты где будешь спать: на диване или на кровати?

Он окинул молодую женщину таким взглядом, что она почувствовала себя нагишом.

– Я приехал к тебе, красавица, узнать, чем ты моего сына околдовала. И ты обязана ответить на все мои вопросы и обязана быть покорной.

Он недовольно сдвинул густые чёрные брови, властно взглянув на женщину. Та незаметно усмехнулась: «Я и не думаю тебе отказывать, потому что хоть сейчас готова в постель».

– Муса, – продолжая играть роль смущённой девушки, обратилась к нему Эмма, – а если я замуж выйду, ты не будешь ко мне приезжать?

Он снова окинул её властным взглядом:

– Если приеду, скажешь мужу, что я отец твоего жениха, которого убили. А ты замуж думаешь выходить?

– Как сказать… Пока присматриваюсь.

– Я могу тебе найти жениха, настоящего джигита.

– Спасибо, Муса, у меня есть на примете кавалер.

Эмма вдруг увидела, что рядом с мойкой валяется туалетное мыло. И у неё с ходу возник дерзкий замысел разыграть неприличную сценку. «Как он среагирует?..» Она встала с табурета и, повернувшись к гостю спиной, нагнулась, пытаясь взять выскальзывающий из руки кусочек. А уже в следующий миг наклонилась так низко, что у неё открылось то, что женщина даже мужу выставляет напоказ в редких случаях, например, в бане, когда пробуждается желание поозорничать. «Ва-а-х!» – раздался гортанный возглас. Эмма довольно хмыкнула, затем встала во весь рост и, положив мыло в кухонную мойку, как ни в чём не бывало, взглянула на мужчину – он бешено вращал глазами. Потом, сбивчиво что-то пробормотав, сказал возбуждённым голосом:

– Поставить бы тебя на колени да отхлестать ремнём твой голый зад. Или отодрать как гулящую девку. Ты этого добивалась?

Эмма потупила взор.

– Прости, Муса, забыла. Я же не знала, что ты приедешь: пришла с работы, душ приняла, халатик накинула…

Мужчина, видать, никак не мог успокоиться. Он решительно встал с табурета, шагнул к полуобнажённой особе.

– Женщина, ты красива, нежна и желанна. Моё сердце, как сердце любого мужчины, трепещет от твоего вида… Бью себя по рукам, чтобы не тянулись они к той, что была любимой женщиной моего сына. Его прах ещё не остыл в нашей земле, ещё не выплаканы слёзы по плоти от моей плоти. И если мы ляжем с тобой в постель, то я предам сына своего, память о нём.

Эмма надеялась услышать от Мусы совсем другие слова, потому что помнила его многозначительные взгляды, когда он приезжал к ней в конце декабря с младшим братом. Ей стало совестно за своё вызывающее поведение и проявленную слабость. Опустив голову, она замерла на секунду, будто прислушиваясь к чему-то. И вдруг приветливо улыбнулась:

– Муса, давай посидим, вина ещё выпьем, что ты принёс. Алхана вспомним…

Они просидели не менее двух часов. Пили вино, разговаривали; иногда Эмма бессмысленно хихикала от рассказов гостя. И было хорошо, светло на душе. Не надо было придумывать, как обворожить мужчину. Муса оказался начитанным, что Эмме было в диковинку, поскольку до этого с таким багажом знаний она знала только Луку. А знакомые кавказцы не говорили ей возвышенных слов: им требовалось одно – постель.

Выпитое вино распахнуло у гостя душу, вылилось в стихотворные строки, которые с придыханием прочитал Муса:

Кто понял жизнь, тот больше не спешит,Смакует каждый миг и наблюдает,Как спит ребёнок, молится старик,Как дождь идёт и как снежинки тают.В обыкновенном видит красоту,В запутанном – простейшее решенье,Он знает, как осуществить мечту,Он любит жизнь и верит в воскресенье,Он понял то, что счастье не в деньгах,И их количество от горя не спасёт,Но кто живёт с синицею в руках,Свою жар-птицу точно не найдёт.Кто понял жизнь, тот понял суть вещей,Что совершенней жизни только смерть,Что знать, не удивляясь, пострашней,Чем что-нибудь не знать и не уметь.

Эмма тайком смахнула слезинки, появившиеся в уголках её глаз. Муса, печально взглянув на неё, сказал:

– Теперь послушай на прощанье ещё один стих великого поэта и философа:

Когда уходите на пять минут,Не забывайте оставлять тепло в ладонях,В ладонях тех, которые вас ждут,В ладонях тех, которые вас помнят.Не забывайте заглянуть в глаза,С улыбкой робкой и покорною надеждой.Они в пути заменят образаСвятых, даже неведомых вам прежде.Когда уходите на пять минут,Не закрывайте за собою двери,Оставьте это тем, которые поймут,Которые сумеют в вас поверить.Когда уходите на пять минут,Не опоздайте вовремя вернуться,Чтобы ладони тех, которые вас ждут,За это время не успели разомкнуться.

Муса ушёл, крепко расцеловав Эмму, и обещал навещать её по-родственному. А минутой раньше оставил ей значительную сумму денег.

После того как уехал Муса, Эмма больше недели не хотела видеть никого из мужчин. Ей звонили и Лукьян, и Джабраил, она отвечала, что неважно себя чувствует. Во второй половине марта пришла в себя, вышла из заторможенного состояния. Сначала она встретилась с молодожёном Лукьяном, потом пригласила в гости Джабраила.

Так пролетели март и апрель. Первого мая на центральной площади города в колоннах демонстрантов Эмма повстречала одноклассников и знакомых. После демонстрации прямо на улице пили плодово-ягодное вино. Потом гуляли по городу и пели песни. Вечером слегка захмелевшая женщина вернулась домой, ожидая телефонного звонка – и от Лукьяна, и от Джабраила. Но неожиданно ей позвонил Максим. Он поздравил бывшую супругу с праздником, а в конце разговора пригласил в удобное для неё время навестить его. Сам в гости не стал напрашиваться, наверное, постеснялся. Эмма пообещала ему, что, как только будет возможность, придёт. И положила трубку.

Глава 7

Убийство

Воскресным майским утром Максиму позвонил его давний приятель Геннадий Зенин и попросил съездить с ним в деревню к родителям – давненько, мол, не был. Максим не смог отказать товарищу, и менее чем через час они уже были в деревне. По соседству от родителей жили два родных брата Геннадия. Узнав о приезде младшего, они без промедления пришли с бутылкой самогона. Мать Зениных сходила в чулан, откуда принесла ещё бутылку первача.

Выпив полрюмки спиртного, мать запела русскую народную песню «Когда б имел златые горы». Сыновья стали подпевать, в том числе и Максим, хотя он не выпивал. Пробыв в деревне до трёх часов дня, Геннадий с Максимом отбыли восвояси. Хотели идти до города пешком, но передумали и пошли на автобусную остановку, находящуюся всего в полукилометре от деревни. У мужчин вылетело из головы, что сегодня воскресенье, автобусы идут переполненными, поэтому редко тормозят у остановки перед городом.

Постояв не менее тридцати минут, голосуя всё это время легковым автомашинам, товарищи всё-таки решили пройтись пешком. Раздосадованный Геннадий выругался, когда очередная легковушка не остановилась. Однако он снова и снова продолжал махать рукой, рассчитывая, что найдётся-таки сердобольный водитель. В конце концов он подобрал с обочины мелкий гравий и, видя, что очередная машина (зелёные жигули) не снижает скорость, бросил камешек в лобовое стекло. И не с размаху, а неприметным движением, как бы от живота. Максим всё же подметил, что Геннадий поднял с обочины камешек и потом сделал странное движение правой рукой, но не придал этому значения. Приятели прошли уже метров шестьсот, как увидели: им навстречу бегут четверо возмущённых мужчин, причём двое были с монтировками. Максим сначала не обратил на них внимания – мало ли куда бегут мужики? Лишь когда один из них нетрезвым голосом выкрикнул, что за лобовое стекло они дорого заплатят, подумал: «Какое стекло?»