Профессионалы

Юлия Маркова

Профессионалы

© Ю. В. Маркова, текст, 2017

© А. В. Яковлев, макет, илл., 2017

© «Детское время», 2017

Детектив

Вася Печёнкин стоял в школьной раздевалке. Рядом с вешалкой. У таблички «Пятый „А“».

Печёнкин внимательно всматривался в рукава своей куртки. Заглядывал внутрь. Вытягивал вперёд то правый рукав, то левый – по очереди. Взгляд Печёнкина скользил вдоль тёмной подкладки, словно по тоннелю, в конце которого чуть виднелся свет.

У Васи была не куртка – айсберг. Большая и толстая.

«Стопроцентный пух, – говорила с гордостью мама. – Это тебе на вырост. Не на один же год покупать. Рукава подвернём, резинку вставим. В поясе утянем. Годика через два в самый раз будет!»

– И тут пусто, – вздохнул Вася, опуская второй рукав.

Уроки закончились, ребята уже разошлись. И Печёнкин мог давным-давно быть дома, если бы не одна неприятность: у него пропала шапка.

Шапка у Васи была самая обыкновенная – тёмно-синяя, вязаная. В похожих многие ходили. Если бы кто-то и перепутал шапки, то свою обязательно оставил бы в раздевалке. Но на вешалках висело только несколько мешков со сменкой.

Мешки Вася тоже проверил – шапки там не было.

Обычно пропажи находились быстро. Или рядом на вешалке, или под вешалкой, или в шкафу у гардеробщицы тёти Паши.

У тёти Паши в раздевалке был пост… наблюдательный. Она смотрела, кто в раздевалку заходил, а потом выходил. В конце занятий тётя Паша патрулировала подконтрольную ей территорию и подбирала бесхозные вещи. Она их хранила в шкафу, пока не объявится хозяин.

С Печёнкиным такая история случилась впервые. Утренняя толчея приучила его действовать быстро, по определённой схеме: мешок с ботинками – на нижний крючок, куртку – сверху, шарф – в рукав, шапку – на большой крючок. Всё! Печёнкин закидывал на плечо рюкзак и отправлялся в класс.

Выработанная сноровка никогда не подводила. После уроков он первым мчался в раздевалку. Шапка. Шарф. Куртка. Мешок с ботинками. Ни минутой дольше! А тут…

– У меня шапка пропала, – Вася взял в охапку куртку-айсберг и подошёл к тёте Паше.

– Как это «пропала»? – удивилась гардеробщица. – Никуда она просто так пропасть не могла.

– Она не просто так пропала. Она совсем пропала, – горько вздохнул Печёнкин. Он выглядывал из-за куртки, как синица из-за сугроба.

– А ты точно из дома в шапке пришёл? – подозрительно посмотрела на пятиклассника тётя Паша.

– Точно… И в чём я теперь домой пойду? – недовольно проворчал Печёнкин.

– Ну, поищи рядом, на другой вешалке, – заволновалась тётя Паша.

– Искал уже. Шапки нигде нет, – насупился Печёнкин.

– Может, надел кто… по ошибке, – предположила тётя Паша.

«Шапку украли! – пронеслось в голове у Печёнкина. – Как же я сразу не догадался!»

Тётя Паша тем временем покинула пост и отправилась на поиски пропажи. Она заглядывала под каждую вешалку и в каждый угол. «Да что ж за напасть такая?» – бормотала гардеробщица.

А Печёнкин уже представлял себе, как вор незаметно крадётся мимо тёти Паши. И раз – на пол, а потом по-пластунски, под вешалками, чтобы тётя Паша не заметила. Голову только иногда поднимает, чтобы пятый «А» не пропустить и шапку синюю вязаную.

«Интересно, – думал Вася. – Чего это ему именно моя шапка понадобилась? А не Ивушкиной, например, или Смирнова? У Ивушкиной шапка большая, пушистая, из натурального меха. А у Смирнова ушанка военная, говорит, настоящая – папина. Наверное, преступник спортсмен, – решил Печёнкин. – Точно спортсмен: по-пластунски умеет ползать, а шапка ему нужна для тренировок на улице. Ведь в ушанке бегать не будешь. Или в пушистой шапке-одуванчике».

– Нет твоей шапки. Как сквозь землю провалилась! – всплеснула руками тётя Паша. Она вернулась на свой наблюдательный пост. – Ты не расстраивайся. Отправляйся-ка лучше домой.

– Мне мама без шапки ходить не разрешает, – упёрся Печёнкин.

– Тогда я тебе шапку сейчас подберу, – обрадовалась тётя Паша и открыла шкаф.

На полках тёти-Пашиного шкафа в ряд лежали перчатки, варежки, носки, все разные, и две шапки. Одна – вязаный берет, наверное, столетней давности, как у актёра Боярского в фильме про трёх мушкетеров, а другая – резиновая, для бассейна. Розовая и вся в цветочках, тоже резиновых.

Печёнкин уставился на тётю Пашу, возмущённо вытаращив глаза.

Тётя Паша тяжело вздохнула. Она поняла, что Вася Печёнкин без шапки из школы не уйдёт.

– Подумаешь, шапку потерял, другие вон, смотри, сколько всего потеряли – и дома сидят, чай пьют, – уговаривала тётя Паша.

Она осторожно надела на Печёнкина берет.

– Ну вот, – сказала радостно тетя Паша, – голова в тепле, и уши закрывает.

Берет, то ли от тяжести пряжи, то ли от тяжести лет, которые он пролежал у тёти Паши в шкафу, стал сползать Печёнкину на глаза.

– Да я в нём ничего не вижу! – замахал руками Печёнкин. – В нём не по улице ходить, а в жмурки играть.

Тётя Паша сняла с Печёнкина берет и натянула резиновую шапочку с цветочками.

– Ну вот, эта в самый раз, – кивнула тётя Паша, – и на глаза не сползает. – Проверила она на голове шапку. – Плотно сидит. Ты в ней всё видишь?

– Всё, – ответил Печёнкин и повернулся к зеркалу. Оно висело у выхода. – А вы, тётя Паша, разве не видите?

– Не вижу, – пожала плачами гардеробщица.

– Да у меня, посмотрите, какое лицо стало! Не моё! В жизни такого носа у меня не было! Огромного! Не могу я идти домой не со своим носом, – замотал головой Печёнкин.

Нос Печёнкина и впрямь торчал из-под шапки с цветочками, как коряга посреди лужайки.

– А может, ты вместо шапки шарф на голову повяжешь? Смотри, какой у тебя шарф красивый, тёплый, – вдруг сказала тётя Паша.

Она повязала Печёнкину шарф по-старушечьи и подтолкнула его к выходу. Направь тётя Паша Печёнкина чуть левее, он бы преспокойно вышел из раздевалки. Но Вася наткнулся на зеркало. На него смотрел не пятиклассник Печёнкин, а толстощёкая Алёнка с шоколадки. Шоколадку «Алёнка» Печёнкин любил, но не до такой степени, чтобы в платочке ходить!

Печёнкин медленно и печально стянул с головы шарф.

– Никуда я без шапки не пойду, – упёрся Вася.

– Да ты у меня уже в печёнках сидишь! – взвыла тётя Паша. – Ну где я тебе шапку-то возьму? – А потом сказала: – Я тебе шапку свяжу, точно такую же – синюю.

Печёнкин сначала посмотрел в окно – уже темнело. С работы скоро должна была вернуться мама. Потом на тётю Пашу. Накинул на голову капюшон и направился к двери.

– Постой-ка, – позвала Печёнкина тётя Паша.

Она заботливо завязала Васе шарф поверх куртки, проверила, чтобы не задувало под капюшон, а потом опустилась на стул и облегчённо вздохнула.

Печёнкин шёл домой и думал: «Всё-таки кто же украл шапку? Вора обязательно нужно поймать. Завтра в школе повешу объявление. Напишу приметы шапки и приметы преступника. Шапка: тёмно-синяя, вязаная. Преступник: среднего роста, спортивного телосложения, лицо наглое, голова не больше, чем у пятиклассника, ползает по-пластунски не хуже Человека-Паука, только не по стенкам, а по полу – бесшумно и незаметно. Специализируется на вязаных шапках. А в конце: „За любую предоставленную информацию – вознаграждение“. И ещё: „Береты, ушанки, шапочки для бассейна не предлагать“».

* * *

На следующий день тётя Паша связала Васе Печёнкину шапку и уговорила объявление не вешать. Сказала, мол, попадёт ей от директора за то, что в раздевалке были посторонние.

Через две недели стало тепло. Печёнкин сменил пуховик на демисезонную куртку, и мама разрешила ему ходить с голой головой.

Убирая пуховик до следующей зимы, мама проверила карманы, не осталось ли в них чего-нибудь, а заодно и рукава.

Мама засунула руку поглубже и наткнулась на что-то мягкое.

– А я похитителя нашла, – сказала мама, вытаскивая из рукава шапку. – Эх ты, детектив!

Печёнкин недоумённо вертел в руках шапку. Шапка действительно была его – тёмно-синяя, вязаная.

– Ну вот, шапка нашлась, зато рюкзак разорвался, – проворчал Вася.

Мама осмотрела рюкзак со всех сторон и сказала:

– Идём покупать новый. Только маленький не будем. Возьмём такой, чтобы до одиннадцатого класса хватило. На вырост.

Поэт

Еще вчера Антон Вертолётов мечтал быть изобретателем, позавчера – гонщиком, а неделю назад – танкистом. Но сегодня он твёрдо решил стать поэтом.

В школе вышел очередной выпуск стенгазеты «ГВОЗДЬ» – Газеты Весёлых, Озорных, Задорных Детей.

Гвоздём каждого выпуска было стихотворение. Его обязательно размещали в самом верху, в рубрике «Стань поэтом». Писать стихи в школе было занятием популярным. Директор, будучи личностью творческой, всячески его поддерживал. Он сам писал стихи и даже руководил поэтическим кружком. Для «ГВОЗДя» отбирал стихи лично.

В последнем номере поместили стихотворение Игорька Крылова, одноклассника Вертолётова. И Игорёк сразу же стал знаменитостью. Теперь на переменах ему не давали прохода школьные корреспонденты: то Крылова фотографировали, то брали интервью. Их очень интересовало, когда и почему тот стал писать стихи, хотя стихотворение Крылов написал всего одно. Некоторые, в основном младшеклассники, даже просили у школьной знаменитости автограф. Они протягивали всё, на чём можно было писать, – листочки, тетрадки, а иногда дневники или даже книжки оказавшиеся в портфеле: Пушкина, например, или Некрасова, и просили: «Распишись, пожалуйста». И Игорёк расписывался. Он даже специально подпись придумал с огромной закорючкой, чтобы её никто подделать не мог и к его славе не примазывался. А однажды Игорёк расписался прямо под портретом, который был на первой странице. Открыл книгу, а оттуда на него смотрит толстый седой дяденька в чёрном пиджаке, с бакенбардарми. Под портретом: «И. Крылов, баснописец». Игорёк пока ещё не был баснописцем, но, видимо, в ближайшее время собирался им стать. Потому что посмотрел, посмотрел на дяденьку, и красиво, с закорючками вывел: «Феде на память от И. Крылова».

Антону Вертолётову тоже захотелось стать поэтом и непременно знаменитым, как Игорек, или, может, даже как Крылов-баснописец.

Вертолётов задумчиво смотрел в окно. Был обычный зимний вечер. Мела метель. Когда зима на исходе, то днём солнце появляется чаще, светит ласковее. А как только садится, то кажется, что зима не закончится вовсе, особенно когда метёт метель.

«Напишу-ка я о зиме», – решил Антон и стал придумывать название.

«„Зимний вечер“», – оживился Вертолётов.

И тут строчки вдруг сложились сами, как-то удивительно легко и быстро. Вертолётов прочитал их вслух и ушам не поверил: как складно получилось! «Решено: буду поэтом», – подумал Вертолётов.

На следующий день поэт показал стихотворение директору.

– Хорошее стихотворение у тебя получилось, Вертолётов, – похвалил директор. Кто-кто, а он знал толк в поэзии. – Просто замечательное! Какой стиль, какая мощь! Вот он, русский язык! Ну и Вертолётов! Молодец! Честно скажу: не ожидал. Хорошее стихотворение, прямо как родное. Кажется даже, что я его раньше где-то слышал. Погоди-ка… – задумался директор. – Скажи, Вертолётов, а ты его сам сочинил? – он пристально посмотрел на поэта.

– Сам, – ответил поэт и тоже уставился на директора.

– Может, всё-таки тебе кто-нибудь помогал?. Из взрослых? – не отставал директор.

– Никто мне не помогал, – замотал головой Вертолётов.

– Зимний вечер, зимний вечер… – повторял директор. – Буря мглою… Выпьем, добрая подружка… Вспомнил! Да это же сам Александр Сергеевич!

Вертолётов не понял: «Какой ещё Александр Сергеевич? Это моё стихотворение, собственное. Я его только вчера сочинил и никому ещё не показывал. При чём тут какой-то Александр Сергеевич?»

– Это же Пу-у-у-шкин, – словно прочитав мысли, ответил директор. – Ты на кого замахнулся, плагиатор?! – вдруг рассвирепел он.

Что такое плагиат Антон не знал и плагиаторов никогда не видел, поэтому не понял, чем так разозлил директора. Директор процедил сквозь зубы:

Буря мглою небо кроет,Вихри снежные крутя;То как зверь она завоет,То заплачет, как дитя.Выпьем, добрая подружкаБедной юности моей,Выпьем с горя: где же кружка?Сердцу будет веселей.

– Так, Вертолетов? Я правильно прочитал, ничего не перепутал? – ехидно спросил директор.

– Пра-а-авильно, – ответил испуганный Вертолётов. «Что это с ним? – подумал поэт. – Может, заболел?»

– У лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том… – продолжал директор. – Узнаёшь?

– Узнаю, – ответил Вертолетов.

– Значит, тоже ты написал?

– Нет, не я. Пушкин… А-але-ександр Се-ергеевич, – заикаясь, ответил Вертолётов.

– Значит так, Вертолётов, завтра в школу – с ро-ди-те-ля-ми! – закричал побагровевший директор.

«Температура, – заключил Вертолётов. – Заболел. Вот и мысли путаются. При чём здесь моё стихотворение, родители и Пушкин?» Но возражать не стал, побоялся.

Вид у директора был взбешённый. Такую наглость он встречал впервые в жизни. Работал он в школе давно, писал стихи и руководил поэтическим кружком тоже давно. Только вот с плагиатом встретился впервые.

«Какой наглец!» – подумал директор.

«Это бешенство», – подумал Вертолётов.

Дома Антон толком не мог объяснить, почему вызывают родителей в школу. Слов «плагиат» и «плагиаторщик» он не запомнил. Из его путаного рассказа родители поняли только, что директор, заболевший бешенством, требует родителей, чтобы те ему объяснили, кто написал «У лукоморья дуб зелёный».

– Недоразумение какое-то, – заключили мама с папой. – Никакого бешенства, конечно же, у директора и быть не может. А отпрашиваться с работы, чтобы объяснить директору, кто написал «У лукоморья…» мы не будем. Бабушка в школу сходит. Она Пушкина любит, – решили родители.

Вертолётовы, внук и бабушка, сидели в кабинете директора.

– А моё стихотворение в «ГВОЗДе» напечатают? – осторожно спросил Антон у директора.

– Нет, вы посмотрите, каков фрукт! – возмутился директор.

– Вот видишь, – сказал Вертолётов бабушке на ухо. – А вы мне не верили. Сейчас про Лукоморье спрашивать начнёт.

– У Лукоморья дуб зелёный… – начал директор. – Буря мглою небо кроет… Как вы думаете, – посмотрел он на бабушку, – чьи это стихи?

Бабушка непонимающе посмотрела на директора:

– Тут сомневаться не приходится, это Пушкин… Александр Сергеевич, он ещё много чего написал.

– Я в курсе, – процедил директор: – А вот ваш внук сомневается, о-о-чень даже сомневается, говорит, «Буря мглою…» написал ОН. А ведь это плагиат в чистом виде, воровство, понимаете ли!

– Плагиат?. Воровство?. – удивилась бабушка. – Не может быть. – На минуту бабушка задумалась, а потом вдруг радостно запела:

Буря-а-а мгло-о-ю небо кроет…Вихри снежные крутя.

– Что с вами? – насторожился директор.

– То, как зверь, она…

– Завоет, – закончил за неё директор.

– То заплачет, как дитя, – бабушка на последних словах умиленно посмотрела на внука и прослезилась.

– Какая красивая музыка, – сказал директор. – Словно родная. Сами сочинили?

– Музыку не я сочинила, а лицейский друг Пушкина – Михаил Яковлев.

– Лицейский друг, говорите. Очень хорошо. Нужно в нашей школе кружок организовать. Музыкальный. Чтобы дети музыку сочиняли на стихи, которые в стенгазете печатают, – сказал директор.

– Я сейчас всё объясню, – продолжала бабушка. – Мой внук никакой не вор. Это всё я, всё я, старая, виновата.

– В чём? – не понял директор.

– «Зимний вечер» – мой любимый романс. Я его Антошеньке ещё в колыбели пела. Он под него так хорошо засыпал. Ему слова, видимо, ещё тогда запомнились, а теперь вот он их за свои и принял. Такое у детей бывает, если стихи очень нравятся. Я об этом даже в журнале по психологии читала. Согласитесь, как Пушкин может не понравиться?

С этим директор не мог не согласиться. Пушкина он любил. Любил он и Некрасова, и Тютчева, а ещё Плещеева…

* * *

Директор сидел в своём кабинете и смотрел в окно. За окном светило солнце и пели птицы. Наступила весна. У директора было прекрасное настроение. Он вспомнил детство и бабушку. Тут у него родились строчки, они сложились легко и быстро:

Травка зеленеет,Солнышко блестит,Ласточка с весноюВ сени к нам летит.

Он прочитал строчки вслух и собой остался доволен…

У Антона Вертолётова тоже было хорошее настроение. Он шёл из школы домой и что-то насвистывал. Он передумал быть поэтом. Теперь он решил стать композитором.

Футболист

Петров больше всего на свете любил футбол. Даже походка у Петрова стала футбольная. Ходил он подпрыгивая или даже приплясывая.

А если мяча рядом с Петровым не было, например, в школе, то он футболил всё, что попадалось ему на глаза. Отведёт ногу назад, замахнётся – и бац! Левой удар с носка, правой – подъёмом, потом опять левой, потом опять правой.

Ребята, завидев на перемене Петрова, хватали портфели и держали крепко-крепко, а некоторые даже поднимали их над головой как спортсмены чемпионский кубок. Но были и те, кто не успевал схватить с пола рюкзак или мешок с физкультурной формой. Тогда – по мешку удар шведкой, по рюкзаку – щёчкой. А вот по скомканной бумажке или по яблоку обязательно ножницами – скрещёнными в воздухе ногами. Объекты, получившие порцию потенциальной энергии, летели, приземлялись, а потом снова получали от Петрова эту самую энергию.

А сегодня на пути футболиста оказалась корзина с мусором. Удар профессионала – и корзина подпрыгнула, выстрелив фейерверком бумажек, мандариновой кожуры и яблочных огрызков. От дежурных Петров убежал. Бегал он, как всякий футболист, быстро.

После уроков Петров отправился домой. Путь его лежал через сквер – тихое место, где обычно прогуливались мамы с колясками, а на скамейках беседовали бабушки и читали газеты дедушки.

Сегодня там было всё как обычно – чирикали воробьи и дремали на солнце коты, а на скамейках сидели всё те же бабушки и дедушки. У поребрика Петров увидел жестяную банку.

Футболист вмазал по банке, та подлетела и, звонко грохоча, заскакала по асфальту. Футболист расцвёл от удовольствия, как «зенитовец», отобравший мяч у «спартаковца». Петров пнул банку ещё раз, а потом ещё. Банка загремела по дороге, а вслед за ней ринулся довольный футболист. Кручёный удар правой – и го-о-ол! Банка врезалась в колесо автомобиля. Воробьи брызнули в стороны, а вороны возмущённо раскаркались. Машина прокричала пять призывных мелодий и, не дождавшись хозяина, успокоилась.

Петров стремительно нёсся вперёд. Удар по восходящей отправил банку прямо к тётеньке с коляской. Та сделала обманный маневр – продолжая качать коляску, резко ушла в сторону. Футболист ловко подкинул банку носком, навес – и дремавший кот с рёвом взвился в воздух, как пущенная над фанатским сектором ракета. Ощетинясь, «ракета» зацепилась за дерево и зашипела на банку, а вместе с ней и на футболиста.

Пушистая болонка, наоборот, рванула к Петрову, как нападающий из команды противника. Но Петрову было не до кота и не до болонки. Полностью захваченный футболом, он мчал мимо подпрыгивающих на скамейках бабушек и дедушек с газетами. Бабушки охали, а дедушки возмущённо смотрели из-под очков и качали головами.

Счастливый футболист вместе со своей блестящей банкой пробежал почти весь сквер и остановился только на перекрёстке. Через дорогу был его дом. Последний удар – и банка отскочила от поребрика, перевернулась в воздухе и… ударила футболисту прямо в лоб.

Петров замер как вкопанный. В глазах у него потемнело, и замелькали серые звёздочки – блестящие, как банка.

– Доигрался? – вдруг раздалось откуда-то.

– Кто это? – футболист удивлённо огляделся.

Вокруг никого не было.

– А кто бы ты думал? – снова раздалось рядом. – Я – джинн.

– Джинн? – не поверил Петров. – Какие в волшебных лампах живут?

– Он самый. Но джинны не только в лампах живут. В банках тоже встречаются.

Петров уставился на банку. Голос слышался именно оттуда. На золотистой банке действительно крупно было написано: «GIN».

– Вот это да-а-а, – протянул Петров. – Значит, я из банки джинна выпустил. Своим кручёным.

Он почесал в затылке, а потом сказал:

– Эй ты, джинн! Ударь я послабее – сидеть тебе в банке ещё тысячу лет! Так что теперь ты должен исполнять мои желания. Как это обычно бывает. Я в книжках читал.

– А я, вообще-то, никуда из своей банки не собираюсь. Я уже сто лет как на заслуженном отдыхе, на пенсии. У нас, джиннов, между прочим, пенсии тоже имеются, – ответил голос. – Мне и в банке неплохо – тихо и спокойно было, пока ты меня не разбудил. У меня режим. Сейчас у меня по расписанию послеобеденный сон. Так что ни на какие желания не рассчитывай.

– Ну, тогда я пошёл, – сказал футболист. – Мне домой пора. Там по телику футбол начинается.

– Э, нет, – ехидно ответил джинн. – Никуда ты так просто не уйдёшь. Я хоть и на пенсии, однако на общественных началах за порядком слежу. А за тобой, Петров, я давно наблюдаю. Ты зачем у первоклассника портфель с лестницы скинул?

– Финт отрабатывал, обманное движение. А тут портфель ничейный на пути. Ну я и ударил, – покраснел футболист.

– А зачем апельсин из столовой прямо завучу в кабинет закатил? – не отставал джинн.

– Так то был удар по восходящей, он только в сторону ворот бывает. Попал… – гордо сказал футболист.

– Ты мне зубы не заговаривай. Апельсин у второклассника со стола упал, пока тот кашу доедал. Так что пойдём домой вместе. К родителям.

Петров посмотрел на банку. Та и впрямь раскачивалась, словно брала разгон, чтобы покатиться к родителям.

Дома ни в коем случае не должны были знать ни про портфели, ни про мешки, ни про апельсины с яблоками, ни про банку. Вчера Петрову было объявлено последнее предупреждение.

А дело было так. Тётя Тамара стояла на кухне и борщ варила. Жарко, окно открыто. Борщ себе спокойно большой ложкой мешала и радио слушала. А тут – плюх! – и весь борщ по сторонам. Капуста прямо с люстры свисает, как лианы в джунглях, лук морковку по стене догоняет – просто не заправка, а «Формула-1» какая-то! А ещё у тёти Тамары на стене календарь висел, а на нём «Девочка с персиками». Только после такого салюта не девочка с фруктами, а пират с овощами получился. Вместо глаза – луковица варёная, вместо персиков – помидоры со свёклой. А картошка прямо в радио шмякнула. Диктор аж поперхнулся от неожиданности, закашлялся, а потом прощения попросил. За «технические неполадки».

Тётя Тамара – та только отскочить успела. Смотрит, а вместо борща мяч в кастрюле варится. Удар кручёный был – мастерский, профессиональный, только мяч почему-то направление перепутал. Не в ворота полетел, а к тёте Тамаре на кухню. Вот она к Петровым и пришла… прямо с кастрюлей.

«И чем мне прикажете сегодня мужа кормить?» – спрашивает тётя Тамара. А папа Петров: «Вы уж извините, в последний раз это, обещаю». И сыну-футболисту жёлтую карточку показал. Сказал, мол, ещё одна такая карточка – и на месяц удалит с поля. Ни мячика, ни телевизора.

Петров с опаской посмотрел на банку:

– А может, не надо к родителям? Я больше не буду банки пинать… Честное слово.

– Ну хорошо, – согласился джинн. – И замолчал.

«Уснул, наверное», – подумал Петров.

Он обошёл банку стороной.

– Пронесло… – выдохнул Петров и торопливо перешёл дорогу.

На другой стороне, прямо у поребрика, он увидел пустую пластиковую бутылку. Разбежался, замахнулся правой ногой и замер. С этикетки – руки в боки – прямо на него выжидающе смотрел Добрыня Никитич.

Читатель

Рядом с Витиным домом было два магазина. Один – книжный, другой – радиоуправляемых игрушек. Книжный магазин любила мама. Она была учительницей русского языка и литературы. А радиоуправляемых игрушек любил Витя. Он мечтал когда-нибудь накопить на большой радиоуправляемый самолёт, который стоил целых шесть тысяч рублей.