Театр Иллюзий

Солнце опускалось за крыши небоскребов, растворяясь в сумерках затухающего дня, чтобы затем воскреснуть палитрой искусственных огней. По обеим сторонам узкого парка шумели машины. Чуть меньше получаса назад Крайнов покинул офис, но решил не ехать в Редвуд-Сити, где компания снимала для него крохотную студию. Вместо этого он забронировал на ночь номер в одном из отелей Сан-Хосе. Дорого, но ничего – сегодня можно. Душа требовала праздника. Пусть его не с кем было разделить, Крайнова это не печалило. Сегодня его вообще ничего не могло опечалить.

Крайнову хотелось, чтобы этот день не заканчивался никогда.

3

Утром его вызвал к себе Джо, тимлидер их команды. Вызвал, как обычно, по внутреннему мессенджеру. И даже сопроводил сообщение смайликом, что для Джо было нетипично. Постучав в кабинет начальника и услышав заветное «Come in!»1, Крайнов почти не волновался. Вряд ли он где-то сильно накосячил. Свою работу он знал хорошо и делал ее старательно. Но корпоративная Америка – зверь особый. Здесь могут уволить за одну неосторожную фразу. Крайнов знал такие случаи и за три года понял, что лучше всего держать язык за зубами, а свое мнение – при себе.

И все же он удивился, когда кроме Джо увидел в кабинете еще трех человек. Полноватую темнокожую женщину он не знал. Парень со смазливым лицом – кадровик Стив, с ним Крайнов уже пересекался. А вот мужчина посередине… Крайнов не помнил его имени, но пару раз видел на общих презентациях. Высокая шишка, на уровне директоров. Какие дела у него могли быть с обычным девелопером?

Все четверо сидели за п-образным столом Джо. И, конечно, улыбались.

– Алекс, проходи. – Джо почти за руку усадил Крайнова на приготовленный для него стул, затем рефлекторно провел ладонью по своей натертой до блеска лысине. Верный признак, что начальник нервничает. Волнение тут же передалось и Крайнову.

Как оказалось, зря. В своей фирменной суетливой манере Джо сообщил, что компания очень довольна его прогрессом и настало время сделать следующий шаг. Он говорил про новый проект мобильного приложения для одного из брендов компании и про то, как важно, чтобы его возглавил знающий человек. Крайнов слушал и не верил тому, что слышит. Ему не просто предлагали повышение – его ставили во главе нового проекта!

– У тебя будет своя команда, – продолжал Джо. – Сначала небольшая – три-четыре специалиста. Но когда проект продвинется, добавим еще людей по необходимости. Работу начнете со следующей недели, а пока надо будет кое-что подготовить. Я пришлю инструкции тебе на почту. Проект это важный и перспективный, поэтому каждые две недели ты будешь отчитываться о прогрессе лично мистеру Блэкстоку. – Он указал на мужчину посередине.

В довесок к новой должности с приставкой «senior» Крайнову полагалось почти двукратное увеличение зарплаты, дополнительные шесть дней отпуска, а также новое жилье поближе к офису.

– И это даже не квартира, Алекс, – с гордостью сообщил Джо. – Это самый настоящий двухэтажный дом в Купертино. Просторный, с пятью спальнями, двумя ванными комнатами и гаражом. Стив покажет тебе его на этой неделе. Если ты согласен, можешь переезжать хоть в этот уикенд!

Тот факт, что компания сняла для него дом, значил для Крайнова едва ли не больше, чем само повышение. Учитывая цены на жилье в Кремниевой долине, компания предоставляла дома только топовым сотрудникам. Остальные вынуждены были ютиться в дешевых студиях в десятках миль от офиса. К тому же Купертино – ближний пригород, почти Сан-Хосе. Пятнадцать минут на машине, и ты уже в офисе.

Мистер Блэксток привстал и протянул Крайнову руку.

– Мы верим в тебя, Алекс. Жду первого отчета о проекте ровно через две недели.

Рукопожатие было коротким и крепким.

Тут же откуда-то сбоку возник Стив с пачкой документов, которые следовало подписать.

4

В среду после ланча Крайнов вместе со Стивом поехали осматривать дом. Стив был за рулем и во время поездки не замолкал ни на секунду. Крайнов вполуха слушал его излияния про уютный район, низкий уровень преступности и едва ли не лучший во всей Калифорнии климат. Сквозь боковое окно «теслы» он разглядывал ухоженные дворы и подъездные дорожки, искусно выполненные живые изгороди и развесистые вязы по обеим сторонам широкого тротуара. Богатый пригород представлялся Крайнову другой планетой, райским уголком для избранных. И теперь он – один из них.

Дом поразил его. Построенный из кирпича, он сильно отличался от соседей, да и вообще от большинства домов, что приходилось видеть Крайнову в Калифорнии. Испанским колониальным стилем здесь и не пахло. Скорее это походило на викторианскую готику, хотя Крайнов не так хорошо знал архитектуру, чтобы сказать наверняка. Впрочем, какая разница – главное, чтобы был функционал.

А функционал был, да еще какой. Осмотр начали с холла первого этажа, который привел их к огромной, прямо-таки гигантской гостиной. Над головой возвышался дорогой кессонный потолок, из сердцевины которого свисала массивная кованая люстра. Мебели было не много – диван, пара роскошных кресел, несколько стульев и телевизор на стене. Плотные тяжелые шторы создавали в помещении приятный полумрак. Стопы тонули в мягком ворсистом ковре.

В углу, у самого коридора, стояло пианино.

– Почти вся мебель осталась от бывшего хозяина, – пояснил Стив.

Помимо гостиной, на первом этаже находилась еще одна просторная и совершенно пустая комната, а также ванная и небольшая кухня с двумя окнами, что выходили на заросший сорняками задний двор. На втором этаже располагались спальни, кабинет и еще одна ванная. Второй этаж оказался меблирован гораздо лучше первого. Мебель, по словам Стива, была «новоанглийская и качественная».

Ко всему прочему в доме имелся просторный подвал, что фактически превращало его в еще один полноценный этаж.

– В подвале есть водопровод, – рассказывал Стив. – Так что, при желании, можно оборудовать там еще одну ванную. Когда обзаведешься семьей, это может пригодиться. Попомни мои слова: для большой семьи не бывает слишком много ванных комнат!

Крайнова особенно удивил лифт, с помощью которого можно было перемещаться между двумя этажами и подвалом. Лифт был старый, с решетчатыми створками, которые надо было раздвигать и сдвигать вручную. Крайнову еще никогда не доводилось пользоваться такими лифтами. Механизм скрипел и стучал, но работал исправно – вместе со Стивом они дважды проехались из подвала на второй этаж и обратно.

– Как тебе? – спросил Стив, когда они закончили осмотр.

– Фантастика, – выдохнул Крайнов и не покривил душой.

5

Переезд назначили на субботу.

Сборы не заняли много времени. Один из плюсов жизни в небольшой студии состоял в том, что вещей она вмещала мало – впрочем, не настолько мало, чтобы обойтись собственным автомобилем. Пришлось вызывать грузовое такси, услуги которого оплатила компания. Хорошо хоть, удалось обойтись без грузчиков.

Около полудня, когда солнце с неумолимостью маньяка выжигало Калифорнийскую землю, наконец приехало такси. Водитель, крупный мужик с накачанными бицепсами и байкерскими усами до самой шеи, напомнил Крайнову Пола Теутула-старшего из «Американского Чоппера». Татуировки на обоих предплечьях дополняли образ.

Водитель, к счастью, оказался отзывчивым и помог перенести вещи в машину. Помощь пришлась очень кстати – щуплому Крайнову вряд ли удалось бы дотащить все самому.

– Ты что, весь Редвуд-Сити с собой берешь? – хохотнул водитель, пока они вдвоем спускали самую тяжелую коробку по узкой внешней лестнице со второго этажа, где Крайнов жил последние три года.

Пробок в это время дня почти не было, и до Купертино они доехали быстро. Аллея вязов возле нового жилища Крайнова создавала желанную тень, и работа по перемещению вещей в новый дом пошла значительно бодрее.

Когда с вещами было покончено, Крайнов на радостях отвалил таксисту целую сотню чаевых. Тот деловито сунул купюры в карман, пожал Крайнову руку, затем осмотрелся по сторонам.

– Мрачновато здесь, – вдруг сказал он. – Будь я на твоем месте, не стал бы здесь жить.

– Почему? – ошеломленно спросил Крайнов.

– Сам не знаю… Домик вроде неплохой, просторный. Но атмосфера какая-то тяжелая. Будто напряжение в воздухе, как перед грозой. Разве не чувствуешь?

Крайнов лишь пожал плечами.

– Ладно, не парься. Наверное, мне после жары так кажется. – Таксист махнул рукой. – Но ты все же открой шторы, а то совсем темно…

6

Оставшись в одиночестве, Крайнов первым делом отправился исследовать дом. Странные замечания таксиста ничуть не подпортили ему настроение. В конце концов, теперь он живет в настоящем частном доме, фактически в особняке!

В гостиной он поддался искушению и начал перебирать клавиши пианино. Играть он не умел, но сам факт наличия инструмента ему нравился.

«Буду брать уроки по выходным», – решил Крайнов, и тут его взгляд наткнулся на деревянную конструкцию, которую он не сразу заметил. Он подскочил с табурета и подошел ближе. Сначала ему показалось, что это длинный журнальный столик со стеклянной поверхностью, но стеклянного верха у необычной конструкции не было вообще. Высотой около метра, она целиком состояла лишь из нескольких лакированных ножек, что оканчивались вверху широкими дощечками. Присмотревшись, Крайнов обнаружил механизм, благодаря которому высоту и даже угол наклона дощечек можно было регулировать как угодно. Судя по всему, конструкция служила подставкой, но под что именно, Крайнов, как ни старался, понять не мог.

После гостиной он отправился в другую комнату первого этажа. Втайне он надеялся, что компания успеет как-то меблировать ее до переезда, но комната оставалась пустой. Не страшно, он найдет, под что ее приспособить. Идеи уже рождались в голове, сменяя одна другую. Размеры позволяли устроить здесь и бильярдную, и библиотеку, и даже офис для удаленной работы.

Крайнов усмехнулся, вспомнив, как во время предыдущего сеанса по скайпу бабушка все спрашивала, когда же он «бросит наконец свою Америку» и вернется назад, в Москву. Он любил и бабушку, и родителей и старался приезжать в гости хотя бы раз в год. Но они не понимали, что для него возвращение домой было сравни погружению в прошлое. Променять все то, чего он добился здесь, на жизнь, которую он ненавидел?

– Никогда, – тихо произнес Крайнов. Затем набрал полную грудь воздуха, развел руки в стороны и с силой крикнул:

– Никогда!

Пустота нового дома с готовностью проглотила его слова.

По пути на кухню он прошел мимо второй входной двери, что располагалась с боковой стороны дома. Массивные двустворчатые двери вели прямо к застывшему в безмолвии лифту. Зачем было делать еще один боковой выход, да еще такой широкий? Лично ему бы хватило и двух – главного и того, что выходит на задний двор, – но его, конечно, никто не спрашивал. У американцев свои причуды, а у того, кто жил здесь до него, их явно было предостаточно.

Перед тем как начать разбирать вещи, Крайнов решил перекусить. На кухне выяснилось, что холодильник, пусть и рабочий, совершенно пуст. Рассчитывать на то, что работодатель обеспечит его еще и продуктами, было слишком оптимистично. Пришлось, несмотря на адскую жару, отправиться в ближайший «Таргет»2 за покупками.

7

На следующее утро Крайнов вышел из дома пораньше. Хотелось прогуляться и осмотреть окрестности нового для него района. Делать это следовало часов до девяти утра, пока не началось пекло.

Оказавшись на тротуаре, он заметил ниже по тротуару толстенного мужика в кепке с эмблемой «Доджерс». Крайнов никогда не понимал, как можно настолько не следить за собой, чтобы раздуться до размеров дирижабля. Количество не просто полных, а по-настоящему тучных людей даже в развитой Силиконовой долине поражало воображение. Сам он каждодневно следил за процентом жира, ИМТ3, калориями и физической активностью по смарт-часам.

Мужик тоже обратил внимание на Крайнова и помахал ему.

– Доброе утро, – пробасил он.

– Доброе, – отозвался Крайнов.

Мужик решительно направился к нему.

– Похоже, мы теперь соседи, да? – Собеседник улыбнулся и поправил кепку. – Что ж, добро пожаловать в Купертино. Меня Дерек зовут, я живу вон там.

Он показал на первый дом слева.

– Алекс, – представился Крайнов, и они пожали руки.

– Как тебе домик? – поинтересовался Дерек.

– Потрясающий. Никогда бы не подумал, что доведется в таком пожить.

– Это да. – Дерек кивнул. – Дом кирпичный, добротный. А ты, я вижу, не суеверный?

– В каком смысле? – не понял Крайнов.

– Ну я про то, чем этот дом был раньше. Как он использовался.

– И как он использовался?

– А ты разве не знаешь?

Разговор начал раздражать Крайнова, но где-то на уровне подсознания зазвенел тревожный звоночек. Крайнов заставил себя молча дожидаться ответа Дерека.

– Сынок, я сожалею, что именно я тебе это говорю – по-хорошему, тебе должен был рассказать об этом агент по недвижимости, – но твой новый дом много лет использовался как похоронный.

Сердце Крайнова пропустило удар. Дыхание на несколько секунд перехватило, словно его ударили под дых.

– Посмотри туда. – Дерек указал через забор. – Видишь в земле две небольшие ямки? Там раньше стояла вывеска «Похоронный дом Кауфмана». Ее только недавно убрали – после того, как старый Кауфман умер, а дом выставили на продажу.

– Вы шутите, да? – глухо спросил Крайнов.

– Какие уж тут шутки, когда я сам иногда помогал Эйбу Кауфману с похоронами. Их семья владела этим бизнесом еще с конца девятнадцатого века. Но в последние годы дела шли неважно, и Кауфман уже не мог держать у себя работников на полную ставку. Вот и нанимал время от времени людей по необходимости, в основном соседей, у кого постоянной работы нет. Таких людей больше, чем ты думаешь, сынок. Если ты не программист, то работы в долине не так и много. А цены, сам понимаешь, кусаются. Приходится хвататься за все, что предлагают.

Дерек на секунду замолчал.

– Если быть до конца честным, Эйб сам виноват в том, что семейный бизнес пришел в упадок. Он всегда был нелюдимым, а с возрастом стал и вовсе невыносим. Новые технологии не принимал, делал все по старинке. Еще и брюзжал все время. Вот и распугал всех клиентов. Раньше «Похоронный дом Кауфмана» был едва ли не самым уважаемым во всей долине, а в последние годы… Что тут говорить. Чаще всего пустым стоял. Вот и приходилось старику не только цены снижать, но и браться за самые плохие заказы…

Дерек осекся, поднял глаза на Крайнова. Тот, казалось, находился в полной прострации. Глаза за линзами очков смотрели мимо Дерека на дом.

– Как такое могло произойти… – чуть слышно выдавил Крайнов.

Его собеседник истолковал фразу по-своему и с готовностью принялся объяснять:

– В доме все было оборудовано как надо. Я много раз помогал Кауфману, поэтому хорошо знаю всю процедуру. Смотри – катафалк останавливался на подъездной дорожке у дома. Тело заносили через вон те боковые двери прямо к лифту. Затем его спускали в подвал, где находился морг. Там покойного бальзамировали и готовили к похоронам. Этим всегда занимался лично Кауфман. До церемонии тело хранилось в одной из холодильных камер там же, в подвале. В день похорон гроб с телом поднимали на лифте на первый этаж и переносили в большую комнату, так называемую смотровую. Там его водружали на специальную подставку и устанавливали в центре, чтобы все присутствующие могли проститься с усопшим.

– Подставка? – перебил Крайнов. – Деревянная, которая на ножках?

– Именно, – удивился Дерек. – А откуда ты знаешь?

– Она стоит у меня в гостиной, – убитым голосом произнес Крайнов.

– Серьезно? Они ее не выкинули? Вот мерзавцы… Да, пожалуй, тебе она ни к чему. Лучше избавься от нее. Если хочешь, могу помочь вытащить на улицу. Подставка тяжелая, знаешь ли… А твоя гостиная – это, стало быть, та самая смотровая комната, о ней я и рассказываю. Кстати, вот еще что вспомнил. Во время церемонии по желанию клиента Кауфман наигрывал на пианино траурные марши. Живая музыка – одна из фишек «старой школы» похоронного бизнеса, которой он очень гордился. Так раньше часто делали. Ну а потом гроб с телом везли на катафалке на кладбище. Вот, собственно, и все.

– Как использовалась другая комната на первом этаже? – Крайнов вдруг вспомнил о пустом помещении.

– Другая комната? Там находился выставочный зал с гробами и атрибутикой для клиентов. Вроде как небольшой магазинчик.

В разговоре наступила пауза.

– Так в этом доме никто никогда не жил? – бесцветным тоном уточнил Крайнов.

– Да жили, конечно. Сами Кауфманы и жили, на втором этаже. Хотя за последние лет тридцать остался только Эйб, последний из Кауфманов. Там же находился и кабинет, где он вел переговоры с клиентами. Не все же время в подвале с покойниками возиться…

Дерек еще что-то говорил, но Крайнов его не слушал. Он чувствовал себя шариком, из которого выпустили весь воздух. Силы покинули его. Хотелось опуститься прямо на нагретую солнцем тротуарную плитку.

Дерек, видимо, догадался, что уже давно разговаривает сам с собой. Он прервался, понимающе похлопал Крайнова по плечу, что-то бодро сказал ему напоследок и удалился в сторону своего дома.

Крайнов долго смотрел ему вслед. Несмотря на тучную комплекцию, походка у него была резкая и пружинистая. Чем-то она напоминала Крайнову походку его собственного деда.

Дед… Как давно он о нем не вспоминал.

Вспомнил только сейчас. И Крайнов понимал почему.

После того, что он услышал от Дерека, Крайнов просто не мог о нем не вспомнить.

8

Дед Крайнова, Александр Львович – именно в его честь и назвали внука, – никогда не был толстым, как Дерек. Напротив, он всегда отличался поджарой фигурой. Даже когда получал генеральское звание. Даже когда с почестями уходил на пенсию. Впрочем, Крайнов в силу возраста знал деда только как военного пенсионера, хотя мог без проблем представить, каким тот был во время службы. А все потому, что генеральский нрав и строгость дед не растерял даже на пенсии.

Детство Крайнова пришлось на смутные девяностые. Родители в то время работали круглыми сутками – отец в милиции, мать в больнице, – поэтому чаще всего маленького Сашу забирали из садика дедушка с бабушкой. С ними он проводил большую часть дня, а иногда даже оставался ночевать, когда оба родителя выходили в ночные смены. Старшее поколение Крайновых проживало в отдельной трехкомнатной квартире на седьмом этаже престижной «сталинки». Саше нравилась эта квартира. Пусть обстановка была строго консервативной и не баловала излишествами, он все равно приходил в восторг от красивой лепнины на стенах, массивной старой мебели и высоких потолков, что казались недостижимыми. Однако восторг разбавлялся немалой долей страха, стоило ему заслышать тяжелые шаги родного деда.

Крайнов-старший предпочитал держать внука, что называется, в ежовых рукавицах. Дед никогда его не бил, если не считать пары легких шлепков по пятой точке. Но Сашу каждый раз бросало в дрожь от его взгляда, от угрожающе сдвинутых к переносице густых бровей и хорошо поставленного командного голоса. В такие моменты он понимал: сейчас будет взбучка за какую-то провинность. А закончится она словами: «Мужчины так себя не ведут».

Александр Львович старался с младых лет привить единственному внуку чувство дисциплины и самостоятельность. Когда они вместе выходили гулять, Саше всегда приходилось спускать велосипед самому. Дед считал, что так внук воспитает в себе мужской характер. На улице он никогда не покупал Саше ни конфет, ни мороженого. Когда тот начинал канючить, дед строгим голосом говорил, что надо тренировать силу воли. Себя и бабушку он, к слову, тоже не баловал, считая роскошь недопустимой блажью. Даже крах Страны Советов не заставил его изменить своим убеждениям. Бабушка же, наоборот, при любой возможности (и обычно втайне от мужа) пыталась подкормить чем-то вкусненьким любимого внука.

Слабостей дед не позволял никому. При первых намеках на хныканье он смотрел Саше прямо в глаза и выдавал свое фирменное: «Мужчины не плачут. Ты мужчина или нет?». Под его строгим взглядом мгновенно высыхали невыступившие слезы, переставал дрожать подбородок, а рыдания проглатывались, оседая где-то в недрах бездонной души очередной невысказанной обидой.

К счастью, Саша вскоре вырос и пошел в школу. С работой у родителей стало попроще, и визиты к бабушке с дедушкой сократились до одного раза в неделю, а иногда и того реже. Саша скучал по бабушке, которую очень любил, но радовался тому, что теперь не надо постоянно держать жесткую дедовскую дисциплину.

Впрочем, даже редкие визиты, бывало, доставляли проблемы. Однажды в субботу бабушка ушла на базар за продуктами, и они с дедом остались вдвоем. Оба сидели в гостиной – Александр Львович читал газету, нацепив на нос очки, а Саша сидел на полу перед телевизором. Во время рекламы он отвел глаза в сторону и заметил на стене справа от себя гигантского (как ему тогда показалось) паука. Саша застыл на месте. К неудовольствию деда, ребенком он рос пугливым, а одно из первых мест в списке его фобий занимала боязнь всякого рода насекомых.

– Деда, там паук… – протянул он и тут же понял, какую ошибку совершил.

Дед посмотрел на него поверх очков.

– И в чем проблема? Прибей его тапкой.

Саша попятился от стены, не в силах оторвать взгляда от паука.

– А если он ядовитый? – пролепетал внук.

– Александр, ты мужчина или нет? – пророкотал дед, откладывая газету.

В конечном итоге он едва ли не силой заставил внука не только убить паука, но даже протереть влажной тряпкой оставшееся пятно. По щекам Саши текли слезы, тело потряхивало мелкой дрожью. Ему казалось, что он в любой момент может потерять сознание от страха, но этого не случилось. Правда, не случилось и того, чего добивался дед, – фобия никуда не делась. Напротив, пауков Саша стал бояться еще больше.

С возрастом Крайнов начал понимать, что дед по-своему любил его и всего лишь хотел вырастить внука настоящим мужчиной, который ничего не боится. Он делал все, чтобы Саша не стал тем, кем он в итоге и стал. Но это было потом.

Когда Саше исполнилось десять лет, дед сделал худшее, что только мог.

Он умер.

9

Среди многочисленных фобий маленького Саши имелась и такая, которую современные медицинские справочники называют тафофобией. Разумеется, ее название Крайнов узнал лишь много позже. Но тогда, в детские годы, маленький Саша четко знал одно – он до ужаса боится похорон и любой похоронной атрибутики. Издалека завидев у какого-нибудь подъезда скопление людей, он всегда старался обойти процессию по широкой дуге, а иногда и вовсе поворачивал назад. Внутри, где-то в районе солнечного сплетения, неизменно появлялся неприятный холодок. Особенно его напрягали похороны с музыкой, каких в девяностые в московских дворах было немало. Ничто не могло нагнать на него тоску настолько глубокую и всеобъемлющую, как нестройный оркестр, наигрывающий траурный марш у соседнего подъезда.

Похороны деда подняли его страх на капитально новый уровень. Дело было не в кончине Крайнова-старшего как таковой. Узнав о его смерти, Саша испытал инстинктивное облегчение. Следом нахлынули стыд и чувство вины. Ведь это не чужой человек умер, а его собственный дед! Саше казалось неправильным, что в такой момент он не может отыскать в сердце хотя бы немного скорби. Вместо этого в душе бурлил коктейль из разнообразных эмоций. Чувство потери присутствовало, но сверху на него накладывался страх перед дедом и смертью в принципе. Ко всему прочему на Сашу давило ощущение необратимости происходящего, пугавшее еще сильнее. Все это создавало странный диссонанс, смысл которого он не смог бы объяснить даже самому себе.

С такими чувствами он и стоял в день похорон в гостиной на седьмом этаже «сталинки», где на двух табуретках был установлен гроб с телом деда. Рядом на подушечке сверкали начищенные ордена. Большинство присутствующих тоже были в форме и при орденах. В помещении царила торжественная тишина. Саша знал, что сослуживцы деда хотели устроить церемонию в Доме офицеров, но якобы сам он завещал максимально скромные похороны в узком кругу родственников и друзей. В этом был весь Александр Львович. Аскет и скряга по натуре, он даже после смерти не позволял себе шиковать.

Страх никуда не ушел, но пропустить похороны не было никакой возможности. Саша наблюдал, как незнакомые люди подходят к гробу по очереди, кивают, крестятся, иногда что-то тихо проговаривают про себя, после чего отходят, уступая место следующим.

Мама взяла его за руку и мягко подтолкнула вперед:

– Пошли попрощаемся с дедушкой.

Саша успел бросить взгляд влево, где в окружении родственников стояла бабушка. Голову ее покрывал черный платок. Красные заплаканные глаза заметили внука, и бабушка едва заметно кивнула. Это приободрило Сашу.

Лежавший в гробу дед был не похож сам на себя. Саша не мог понять, что изменилось, но желтоватое восковое лицо почему-то выглядело незнакомым. Дед больше не казался ему страшным. В сущности, это был просто старый человек. Старый мертвый человек.