Стикс. Серия «Проект „Отступник“»

Отпинали по ребрам подкованными ботинками для порядка, скрутили, надели наручники, упаковали в машину.

Дальше «губа», пропердон и ковер от начальства, понижение в звание. Ошибки молодости, наверно как было у всех…

Да, кофе в кафе, надо признаться, был так себе, горячее пойло с коричневым цветом.

В чернобыльской Зоне ходили байки об вольном сталкере, который был помешан на кофе. Его так и прозвали Арабика по названию сорта кофе, эту марку кофе он предпочитал употреблять.

В своем рюкзаке он носил не патроны, питание и хабар.

А таскал кофемолку, кофеварку, специальную конфорку для варки, в общем всё, что нужно для приготовления кофе в походных условиях.

Да еще сам кофе в Зоне стоит бешеных денег, даже обычный растворимый. Рассказывали сталкеры: присядет он значит, где нибудь на привал, поставит конфорку на костерок, варит свой кофе в маленькой кофеварке. Вокруг запах, аромат свежесваренного черного кофе разносится, натуральный, ядреный, настоящий, аж слюнки текут.

Шутили над ним другие вольные, что на манящий запах, все кровососы в округе сбегутся, и будет он служить как приманкой.

Но он свой кофе редко кому из сталкеров давал на пробу: «Пейте, говорит, лучше свою палёную водку».

Да и правда, «сталкеровка» разливалась здесь же, в подземных и секретных подвалах у местных барыг торговцев.

Я сидел и ждал Людмилу.

С ней мы условились встретиться здесь в этой придорожной кафешке на автотрассе. Она пришлась мне по нраву, я ей тоже и мы решили, не откладывая на завтра, вместе свалить отсюда навсегда, куда нибудь в теплые страны. Благо документы загодя сделаны и деньги лежали на моих счетах в разных банках и странах.

Да и возраст не тот, чтобы вечно скакать и прыгать, уже сорок с плюсом, пора на пенсию, на заслуженный отдых.

Только ждал битых целых три часа.

Медленно шло время, её телефонный номер который набирал время от времени, был отключен, молчал как рыба об зимний лед.

Абонент не в сети рассказывал вежливый автоответчик и просил оставить сообщение. Так и делал, наговаривая сообщения на автоответчик.

Неожиданно зазвонил мой молчащий мобильный, с незнакомым номером.

Я поднес трубку к уху:

– Алло, да я слушаю?

– Слушать ты в петушатне будешь! – грубый, мужской, с блатной интонацией, проговорил голос.

– Ты что ли, будешь Милкин хахаль?

– Можно и так сказать, я буду, – утвердительно ответил, не став сразу лезть в бутылку разбираться. Сначала надо понять, кто это и что представляет.

– Тут дельце имеется насчет тебя и её, небольшое. Приезжай на хуторок Броды, пообщаемся, погутарим о том о сем, о делишках наших грешных. Как подскочишь туда, спросишь Калгана, тебя проводят и встретят, как отца родного. – Хохотнул голос с неприкрытой издевкой.

– Я всё понял. Постараюсь, скоро буду, – вежливо согласился и нажал отбой. Почему и нет, я завсегда за разговор и общение пусть не такое приятное. Можно поговорить иногда, не всегда стрелять и убивать, говорил сам себе, заранее настраиваясь на миролюбивый лад.

Ну, подумаешь, бакланы бандиты, хотят стрясти деньги, за что-то там.

Да отстегну малость, не обеднею чай.

Заплатив за пойло, вышел из кафе и стал ловить попутку, которая довезет меня, хотя бы до поворота на эти самые Броды, сам точно не знал дорогу, только приблизительно.

Поймал, наконец, старый жигуль, водителем которого оказался пожилым сельчанином украинцем, с местным говором, с седыми казачьими усами. Кое-как, изъяснившись с ним, я втолковывал сельчанину, что мне нужно попасть в Броды, к тому же заплачу ему за извоз с лихвой.

– Та буть, матка ихня нелатна, эти Брода, людци там поганенькие, зараз проживати, – с горестью делился со мной переживаниями бывалый дед, лихо крутя баранку авто по одноколейной пустой шоссейке.

Как понял, этот хуторок сейчас заброшен. Местные жители кто помер, кто съехал в другие места, где получше и слаще жизнь.

Опустевший хуторок, с недавних пор, облюбовали местные бандиты, под свое логово. Договорился с дедом что он, только подбросит до поворота с дороги шоссейки, там уж сам доберусь до места.

Доехав, до почти незаметного поворота на заросшую травой грунтовку, рассчитался с дедом, вышел из жигуля и кивнул ему на прощание.

Дед, в ответ пожелал удачи, сказал что-то по-украински, да и помчался дальше, по своей дороге к дому.

Стоял день, светило вовсю солнце, одет по-городскому, не для таких прогулок по сельской дороге.

Снял модный пиджак, и повесил его на плечо.

Вытирая пот с лица, не торопясь, брел по заросшей бурьяном грунтовым колеям. Из-за поворота, невидимого за густыми деревьями, внезапно вывернул большой черный внедорожник, сыто порыкивая дизельным движком, и покатил на меня.

Еле успел отшатнутся к обочине дороге, повернулся посмотреть на наглых ездоков. Тотчас из окна джипа высунулась чья-то рожа и прокричала на ходу:

– Слышь ты, радиоактивное мясо, там тебя подарок ждёт не дождётся.

Нехорошее предчувствие полезло в душу: сходил, называется за хлебушком. Я стоял на месте и обдумывал, что делать дальше, но события закрутились без моего решения.

Из-за того же поворота, с ревом выкатился старый мотоцикл «Урал» с коляской.

В лицо уставился дергающейся от тряски черный зрачок «калаша», сидевшего в коляске мотоцикла молодого бритого парня, с волчьим взглядом голодного хищника.

Таких отморозков не спутаю никогда, повидал на своем веку.

Сидевший за рулем, парень такой же наружности, направил драндулет прямо на меня, намереваясь явно наехать или сбить с ног.

Всё. Раздумий не было.

Меня уже не существовала.

Осталась лишь машина для убийства.

На автомате, подпрыгнул вверх и чуть вбок, бросая пиджак водиле в лицо, ослепляя его на время.

Ноги на уровне коляске – черед второго настал.

Хлесткий удар ногой в воздухе, и «калаш» выбит из рук, и летит на обочину.

Тут же, всё сносящим, оглушающим ударом коленом в голову.

Мы оба летим тоже вместе на землю.

Захватил смертельным приемом шею с головой, сворачиваю её набок, слышится треск и хруст разрываемых шейных позвонков.

Готов.

Подобрав выбитый «калаш», подбежал к перевернутому набок мотоциклу, который надрывно рыча крутил бесполезно колесами.

Придавленный тяжелым «Уралом» парень пытался вылезти из-под него, ручкой газа ему пробило живот, хлестала кровь.

– Помоги мне, ведь я не при делах, мужик, умоляю не надо… – парень, корчась от боли, хрипя, умолял о помощи.

Всё равно уже не жилец, отметил безучастно.

Прицельно, чтобы ни мучился, хладнокровно нажал на спуск.

Звук короткой очереди слился с ревом мотора мотоцикла.

Ещё один взят грех на душу, сколько таких грехов еще будет впереди, ведает только один бог, или кто там еще обитает на небесах.

На всё про всё ушло меньше полминуты, я подняв ствол «калаша» вверх, желая проверить на прочность корпус джипа, но того и след простыл.

На душе завыли смертным воем зловещие черные кошки.

В голове включился и зазвенел, не просто маячок, а целая сирена интуитивной сигнализации.

Я ринулся, рванул со всей мочи к долбаному хутору, откуда и появились чертовы джип и «Урал».

На бегу закинул автомат за плечо, продолжая ускоренно бежать, по едва виднеющейся полосе грунтовки.

Хутор оказался поселением в пять домов, покосившихся, то ли от старости, то ли от всей неприглядной жизни.

Ворвался в старую хату, в первую которая попалась, дверь её не заперта да не проблема для меня, открыл дверцу в комнату – увидел ненаглядную Милу. Она полулежала в луже крови еще теплой и не засохшей, с перерезанным горлом около немытого давно окна. Бессмысленно щупать пульс под горлом и на руке.

Я бессильно завыл в голос, в холодной ярости, как матерый волк вожак стаи, который теряет любимую волчицу.

Так. Автомат в руки.

Ствол в лоб, палец на спуске.

Пришла мысль покончить со всем этим.

Я стоял и смотрел, как совсем недавно, в дуло «калаша» направленное в лоб. Всего лишь движение пальца отделяет меня от жизни, закидывая в безмолвную вечность.

Я стоял с автоматом в руках, направленным на себя, размышляя: кто и за что, кто и за что – в мозгу билась только одна мысль.

Внезапно дошло, что лучше сначала как следует отомстить за смерть Милы, за поруганное желание жить спокойной и обычной жизнью обывателя. А потом на вечный покой можно будет отправляться с чистой совестью. Так и порешим.

Не придумав ничего умнее, обтер подвернувшимся рушником «калаш», закинул его в бревенчатый сруб колодца, который был на подворье. Холодная вода мягко приняло оружие, с небольшим всплеском на зеркальной поверхности. Вернувшись в хату, осматриваясь внимательно обстановку в комнате, увидел на столе листок бумаги с пятнами крови. Взял бумагу и стал читать содержимое, там написано сначала аккуратным почерком: «Здорово Джоник. Наслышан о тебе много. У меня к тебе дело имеется срочное и важное, с баблом не обижу. Подходи на Юпитер, будешь на подходе маякни, тебя встретят. Боров».

Вторым почерком, точнее печатными буквами, с кровавыми отпечатками, было начертано: «Пы сы, а это мой подарочек тебе петушку е****. Калган».

Ясно. Вы уже трупы, только еще не знаете об этом.

Записку взял, аккуратно сложив, положил в карман.

Борова знал и слышал о нем не раз, правда, встречаться с ним не приходилось еще лично. Но по слухам и байкам это очень авторитетный человек, который объединил под своим крылом всё разобщенные мелкие группы бандосов в Зоне, в своем волчьем логове на бывшем заводе «Юпитер». Калган, скорее всего, служил мелкой шестеркой на побегушках у Борова, за него раньше не слышал ничего.

Послышались приближающиеся звуки воя ментовских спецсигналов. Похоже, нашлись доброжелатели, пора валить обратно на родину, подумал выбегая из хаты, устремляясь в близлежащий лесок.

На бегу достал телефон и включил gps—навигацию, нужно время, чтобы gps-маячок в телефоне определился с геолокацией.

скрывшись полностью в редком лесу, остановился для передышки запланировать дальше маршрут движения.

Глянул на открывшуюся карту на дисплее: быстро посчитал, что от точки, где находился до блокпоста в Зону, если напрямую, километров пятьдесят не более. Но это через болота и речушки, коих в этой местности предостаточно.

Да плевать! Напрямки самое то, всего сутки переходу.

…Полковник Калязин с утра был не в духе, получив по ВЧ—связи, нагоняй от вышестоящего руководства.

На кону поставлена карьера и всё остальное: пенсия, безбедная жизнь, где нибудь на Мальдивах, в гамаке с красивой и стройной мулаткой островитянкой, неспешно попивающим ром из хрустального фужера со льдом и соломинкой.

Вздохнув о желанной мечте, он вытащил из сейфа полную бутылку водки, откупорил, и аккуратно налил в граненый стакан.

Выпив не закусывая, подошел к окну кабинета, там как раз разгорался непонятный шум и гам. Его орлы, ощетинившись стволами автоматов, не пускали на блокпост грязного оборванца, грозя пристрелить того. Оборванец же, наоборот, в наглую как танк пер на них, невзирая ни на что. Полковник снова вздохнул, отходя от окна, снова наливая водку в стакан, приговаривая про себя:

– Что за мир! И что за люди такие бестолковые на этом свете, читать не умеют что ли.

На блокпосту висел транспарант, в виде арке, где большими красными буквами написано – Блок Ада.

Ор разгорался с новой силой. Калязин выпил, на этот раз закусывая бутербродом с ветчиной, вновь подошел к окну.

Ба!! Да это же сам Джоник! Присмотревшись внимательней Калязин, узнал в заросшем оборванце местного проводника, легенду Зоны.

Как говориться, да на ловца и зверь бежит!

«А жисть то налаживается!» – подумал обрадовано полковник, открывая окно и крича пропитым командирским голосом:

– Всем молчать. Этого ко мне. Быстро!

…Я снова сидел, на этот раз на военном блокпосту, оборванный и грязный в болотной тине в кабинете полковника.

Угощался хорошей водкой, предложенной полковником, выпивая вместе с ним, наслаждаясь кратким отдыхом после изнурительного перехода с «гражданки».

Довольный и хитрый, как старый лис, Калязин, предлагал и уговаривал меня битых два часа – провести одну поисковую группу в почти самый центр Зоны.

– Послушай Джоник: проведешь группу, и всё, свободен как птичка, да с большими бабками, да ещё какими. Понимаешь Джон, это очень важно и срочно, – разомлевший и полупьяный полковник, ласково, почти по отечески, просил меня. Меня! – целый полковник, какого-то несчастного бродягу по жизни.

– Да я понимаю, дело не в деньгах, с собой их в могилу, всё равно не смогу забрать, как ты знаешь, Полкан, да и пока бабки, сумел наскрести немного, – по дружбе я его так и называл иногда Полканом.

– И проблемы у меня тут нарисовались личные, надо бы решить их поскорей, – выкладывал свои карты на стол.

– Не вопрос, поможем. Вот давай так сделаем: ты помогаешь мне, а потом я тебе, и заметь, без-воз-мездно. К тому же, ты не русский что ли, ведь там пропали наши люди, ученые, несколько моих пацанов тоже, ты же сам ведь бывший военный, – хитрый Полкан, заходил и так и сяк, давил на жалость, сулил денег и помощь.

Вконец, выпив около литра водки с Полканом, я сдался:

– Ладно. Договорились. Задаток на мой счет закинешь, номер знаешь, и насчет помощи, рассчитываю тогда на вас.

– Слово русского офицера! – пьяный Полкан, еле стоя на ногах, пытался обнять, облобызать на прощание, но я отстранился и лишь подал руку для дружественного пожатия. Ненавижу здороваться за руку, особенно со всеми подряд. Хорошо военному начальству, честь отдал и всё.

Ладно бы, там были бы люди хорошие, или друзья самые закадычные.

В настоящей зоне для заключенных или в колониях, если поздоровался за руку с опущенным, «фуфелом», или «чертом», по незнанию или случайно, то сам автоматически становишься таким же, «зашкваренным».

Не отмыться или исправить это уже никак нельзя.

Вспомнились сейчас зачистки во взбунтовавшихся мордовских ИТК.

В Зоне почти не с кем не здоровался за руку, иной раз головой кивну в ответ – и всё, хорош и на этом.

– Вас, любезный мой сеньорр, подвести, может? – учтиво поинтересовался Полкан, пьяно пошатываясь на ногах.

– Не откажусь, от предложения, ссударь, – я был сама вежливость.

Калязин включив рацию, пьяным голосом заорал в неё:

– Машину ко мне. Отвести его куда скажет. Живо. Исполнять! —

Полкан явно не церемонился со своими служаками подчиненными.

Через минуту я садился в поданный к подъезду служебный «УАЗ».

Полковник заорал напоследок, через открытое окно:

– Снаряжение и всё остальное получишь у Сидора. Точку сбора, все инструкции пришлю на КПК. Всё, пока. Удачи.

Понятно. В ответ помахал ему ручкой, далее мы помчались на Кордон, к Бару. На Кордоне бар назывался «Шти».

Почему такое название «Шти», странное, спросите вы.

Тогда в 2002 году, когда Чернобыльская Зона вспыхнула и содрогнулась во второй раз, от сверхмощного взрыва в результате секретных научных экспериментов, образовалась Зона Отчуждения.

Потом малу—помалу возникло сталкерское движение.

Узнав про него, после гибели жены отправился сюда, вместе со второй волной нахлынувших старателей. Когда прибыл сюда зеленым новичком первоходом, на Кордоне творился хаос и запустение, жизнь едва теплилась на пепелище.

На одном полуразваленном домишке прибита простая фанерка с кривой намазанной синей краской надписью «Шти».

Я поинтересовался у мимо проходившего усталого сталкера, тащившего огромный рюкзак набитый чем-то, хабаром естественно, просто тогда, еще ничего не знал и не понимал.

Так вот, спросил, что сие вывеска означает, все таки?

– А, это. Так это Бар. Просто хотели написать «Штиль», да краска кончилась, ясно, – поучающее ответил бывалый старатель мне новичку.

Вот так повелось с тех пор и приклеилось намертво: «Шти» да «Шти».

Со временем Кордон отстроился понемногу.

Бар переехал в двухэтажку, табличка заменилась на фирменную, а название осталась. Такая вот история названия Бара.

Бар на Зоне это не тот бар, который нам привычен в обычной жизни, совсем нет. Бар здесь просторное помещение, примерно как простенькая столовая совдеповская, с массивными столами и стульями, прикрученными болтами намертво к полу, на случай драк и разборок.

Имелась длинная, дубовая барная стойка, бармен по кличке Бармен, вышибала, огромный детина, Толян. Но здесь нет стробоскопов, лазеров, подиумов и шестов, вип—лож, ди—джеев и прочего «добра».

Бар место обмена информацией, поиск заказов, работы, скупка продажа хабара и артефактов, пополнение припасов, оружия, ремонт снаряжения и обмен, многое другое. Короче говоря, Бар это центр жизни в Зоне.

На другой стороне Зоны, находился, не менее также известный, тоже бар, с названием «100 рентген».

Сам Бар «Шти», располагался в двухэтажном, кирпичном здание.

На первом этаже, как я говорил, сам бар, на втором этаже подобие гостиницы, только номера размером с собачью конуру.

Но народ не жаловался: в тесноте, да не в обиде.

Да и на что нам, сталкерам, размер, была бы койка с матрасом только.

Вот туда и направлялся на военном «УАЗе», намериваясь отдохнуть, привести мысли и голову в порядок.

Забежал в Бар, и подошел к Бармену, кивнул Толяну, показывая, что я пустой, то есть без оружия.

Есть незыблемое правило при входе в Бар сдать всё оружие вышибале на хранение. Да вообще на Кордоне никто не ходил с заряженным оружием наизготовку, только дозорные и постовые, для охраны от всяких опасностей Зоны.

– Здорово, Бармен! Мне водки и закусь в номер, да из одежды, что нибудь подбери простое, комбез, или что нибудь еще. – Без предисловий, попросил, мне не расспросов, что да как.

Я сходил по-быстрому на помывку, в общий душ на этаже смыть грязь и тину с илом. Зайдя в номер, обнаружил, что всё исполнено: сложенная б/у, но чистая одежда лежала на койке.

Подручный бармена Заяц всё принес и накрыл на стол.

Открыв бутылку водки, налил почти полный граненый стакан, залпом выпил, успокаивая расшатанные нервы и психику.

Я сжал пустой стакан в руке, слепая холодная ярость вновь подкатывала к горлу, затмевая мой разум.

Стекло стакана треснуло в руке на кусочки, не выдержав бесконтрольного усилия.

Боров был слишком крупной фигурой в Зоне, кроме того за ним чувствовалась поддержка извне, за ним стояли влиятельные люди, очень влиятельные. И так просто с кондачка его не свалить. Калган то пешка понятно, а вот Боров это проблема.

Надо крепко думать, прежде чем действовать.

Страха нет, одно желание отомстить, как можно больнее.

Я вспомнил, когда у меня было такое состояние в первый раз.

…Мне было шестнадцать лет, «учился» в местном ПТУ, был обычным пацаном как все: хулиганил, шпанил в подворотнях, курево, пиво, слушали громко музыку во дворах.

И тусил в простецкой, молодежной компании одноклассников.

А была другая компания крутых одноклассников, уже законченных отморозков, эти играли по-крупному, по-взрослому: грабежи, изнасилования, кражи. А что делать с ними, фактически они малолетки, максимум «условки» в 90-х годах.

В ПТУ, «училяге», после обеда, как по расписанию очень большие перемены по два—три часа.

В это время в здание ПТУ царил хаос, анархия и беспредел!

Трещали стены, парты, сломанные ребра в «случайной» драке, ломались носы, насиловались пацаны и девчонки, творился полный Содом и Гоморра.

Элементарно отсутствовал контроль со стороны взрослых: не было ни директора, ни учителей, ни мастеров в это время.

А может специально так всё делалось, не знаю.

Так вот, в один «учебный» день после обеда, возвращаюсь к себе в класс, чтобы как обычно, потусить в компании с пацанами.

Иду значит себе, вдруг подбегает малознакомый парнишка с других курсов, да и говорит втихаря:

– Там в классе Валька сейчас опускают, не ходи туда пока.

А Валек был мой друг, из этой же компании.

Я в шоке, да как так! – и рванул туда в класс.

Тогда захаживал в секцию каратэ.

Как сказать каратэ, как было раньше; какой нибудь деревенский Ваня научиться азам, руками—ногами махать по видеомагнитофону, по фильмам с Брюс Ли, или по книжкам самиздата. Наденет белое кимоно с черным поясом, и всё – я сэнсей, слушайтесь и повинуйтесь.

Конечно, утрированно, но так и было.

Но кое-чему там научился. Правда, азам только. Паре, тройке ударов, ногами, руками.

Вспомнил притчу японскую рассказанную в Индии монахом.

Кстати, кто знает, какая в Японии государственная, национальная, общая религия? Синтоизм называется – дикая смесь самурайства, боевых учений, мифов, и верований в своих богов.

Синто – по-японски: путь богов. Притча:

Однажды пришел молодой ученик к мудрому мастеру и просил, стоя на коленах:

– О, учитель, научи меня побеждать всех противников на поединках с одного удара.

– Да мой ученик, я научу тебя побеждать всех и любого, с одного удара. – Мастер.

– О, учитель, но что нужно делать для этого? – ученик.

– Мой юный ученик, тренируй каждый день и час только один удар, но чтобы он стал быстрым и точным, как удар молнии. – Мастер.

– О, учитель, и всё, так просто? – ученик.

– Да, лишь один удар рукой, направленный в печень противнику, рукой с «танто». – Мастер.

– Да мой ученик, ты будешь самым непобедимым бойцом в мире, побеждать всех с одного удара! Ты же ведь этого хочешь? – Мастер.

И опечаленный ушел прочь ученик, познав мудрость.

Танто – клинок, кинжал самурая.

В те юные годы, я не знал той мудрости, монаха, и далекой Индии, куда забросит меня судьба, в поисках смысла жизни и познания боевых искусств, да много чего не знал.

Но немного научился у доморощенного сэнсея: главное научиться одному удару, хорошему, просто отличному.

На ходу сбросил мешавшуюся куртку и влетел в класс, увидел такую картину; парты и стулья сдвинуты к стенам; на них сидела кодла, пять или семь человек да не важно, смотря на действо, обмениваясь между собой похабными шуточками. Посередине класса возвышался главарь, на коленях стоял несчастный Валька, крутя башкой возле расстегнутой ширинки главаря этой шпаны.

Главарь банды был олигофрен, с развитием как у десятилетнего мальца, но огромный здоровый детина, двухметрового роста и сто пятьдесят килограмм веса, с подходящей для него кличкой Дубина.

А я тогда и вправду был маленьким Женькой, Джоником, гораздо меньше его, раза в три примерно.

– Ты что творишь, сука?! – крикнул Дубине.

Дубина, повернувшись довольной мордой, ответил, нагло ухмыляясь:

– Вали отсюда, пока тебя тоже не отпидарасили.

– За базар, ты сука, ответишь. – Выдавил из себя, становясь в боевую стойку, как учил дворовый тренер.

– Что??!! – взревел раненым быком Дубина, сразу с места бросаясь в атаку.

Помню, я испугался в этот миг, ну а иначе как?

Вот представьте, что на вас прёт этакая взбешенная махина мяса и жира.

Дубина, застегнув ширинку, скакнул широко махая слоновьей ногой, намереваясь раздавить меня, как надоевшего клопа.

И тот же миг, страх исчез, как будто и не было, осталась только одна холодная ярость – и я понял, твердо и четко, что Дубина мой!

Сложившись вдвое, я наоборот, бросился вперед!

Нога Дубины проноситься мимо впустую. Все!

Чёткий удар в пах, костяшками правильно сложенного кулака!

Из положения низа.

Дубина складывается пополам, вопя и изрыгая мат и брань.

Удар по печени, костяшками пальцев сложенного кулака!

Удар по почкам! Вложив всю силу и злость, представляя себе, что будто работаю по обычной груше!

Следующей бок Дубины, я обработал как на тренировке.

Раз—два, только фул—контакт, то есть полный контакт, в полную силу и сверх того, что прибавляла ярость и злость!

Прошло секунд пять.

Из замершей кодлы никто не пошевелился, чтобы броситься на меня и избить.

Дубина валялся, корчась на полу, рыгая рвотными массами, изливая мочу и свое дерьмо.

Несколько капель дерьма попала мне на одежду.

Подвернувшийся тряпкой, брезгливо её отер.

Бросив на пол тряпку, небрежно сказал остолбеневшей шпане:

– Уберитесь здесь, а то всё дерьмом провоняет, или мать вызовете его, чтоб убралась здесь.

Нагадил он конечно здорово, такая ведь туша.

Валька вскоре повесился, не выдержав унижений, со стороны однокурсников.

Дубина, опозоренный, ушел из ПТУ и больше не появлялся там никогда.

Я тоже ушел из ПТУ, в местную шрм. (школа рабочей молодежи)

Днем работал на заводе, вечером учеба и секция карате.

Я жил более взрослой жизнью до призыва в армейку, на хулиганства времени просто не было.

Из всего вынес урок на всю жизнь, что страх в человеке он должен быть, но и одновременно не должен присутствовать.