Лапочка для Демона

Когда ушел от меня, даже и сказать ничего не смогла от шока. Хорошо, что Даньчик, сын подруги моей, как раз дома был. Он и выпроводил Андрея, и дверь за ним захлопнул. И мне сказал. Чтоб ничего не боялась, что проживем…

От воспоминаний, как сильно меня поддержали в тот момент Лада и Богдан слезы накатывают еще сильнее.

Единственные мои близкие люди. Они и мама.

Я не имею права подставлять их из-за своей дурости.

Сама попала в эту ужасную, катастрофическую ситуацию, сама буду выбираться.

Как получится.

Я так мечтала о вышивальной машине! Так обрадовалась, что нашла дешевле на двести тысяч! На сайте все выглядело более, чем достойно. Я же посмотрела, полазила! И отзывы покупателей с фотографиями и видеоотзывами.

Все было так достоверно!

Теперь понимаю, что все это – фалшивка, рассчитанная на таких дурочек, как я, не умеющих проверять сайты.

А я даже не знаю, как и проверять эти сайты!

Всё красиво было оформлено, все грамотно, менеджер ответила на все вопросы. И я потом еще звонила, сама. Телефоны отвечали!

Я им деньги перевела….

– Маа-ама, – рыдаю я, не выдерживая напряжения последних страшных дней, вытираю потоки слёз.

Семьсот тысяч рублей. Договор виртуальный подписала. А потом ни сайта, ни денег, ни телефонов…

– Маа-амочка, – улетает в пустую квартиру.

В полиции только руками развели! Заявление приняли, конечно, но…

На этом все.

Сотрудник компании, которая мне дала деньги в кредит, звонить начал через две недели. Я по договору займа должна была вернуть первую часть суммы через две недели, потом в течение полугода. Но первая выплата для этой конторы оказалась показательной.

Они же без поручителей дали в долг. По двум документам, паспорту и СНИЛСу.

Я им просто бизнес план показала, обязалась через две недели первую тридцатку выплатить. По моим подсчётам, как раз успевала несколько комплектов вышить. Заказы были уже!

Что там успевать? Машина – мечта! Только стой, контролируй.

Но машины нет, и денег тоже.

Звонили. Я объяснила ситуацию, обещала собрать деньги, как можно быстрее.

Взяла несколько дополнительных учеников, пыталась продать сшитые платья. Ничего не получалось…

Это все такие крохи по сравнению с огромной суммой, проценты по которой все росли и росли!

Из конторы звонили несколько раз в день. Перестала брать трубки.

Тогда ко мне пришли.

Три дня назад.

Какие же страшные дядьки приходили! Это просто ужас! Я таких только в бандитских сериалах видела. Думала, что таких не существует. Здоровенные! Лица, как морды у животных. От них веяло чем-то беспринципным и жутким.

И как я Ладе скажу, что вот такие ко мне приходят деньги выбивать? У неё двойня, ей нельзя волноваться. Я не имею права впутывать кого-то в свои неприятности. Да и стыдно, Господи, так стыдно!!!

И даже «мама» кричать тоже не смею. Если эти страшные люди узнают, что у меня мама есть?

Андрей! Может, он поможет?

Я, честно говоря, после всех волнений и забыла про него, но все-таки он мне должен денег.

Может, начал зарабатывать? Даст хотя бы тридцать тысяч…

Для первого возврата этим страшилищам хватит. А я пока что еще пособираю, дополнительную работу уже нашла, правда, там санкнижку требуют, но я договорилась…

Дрожащими руками набираю номер телефон своего бывшего парня.

– Андрей, привет, – тихо говорю я, стараясь сделать голос спокойным.

– Привет, соскучилась, что ли?

Голос у него какой-то смазанный, словно пьяный.

– Нет… То есть, да… Андрей, ты когда мне деньги отдашь?

– Какие, нахер, деньги тебе еще? – ржет он, и я понимаю, что он в самом деле пьяный, – сучка тупая! Все вы такие! Только бабки вам… Твари…

– Андрей! Мне нужны мои деньги! – я пытаюсь настаивать, уже понимая, что бесполезно.

– Я тебе ничего не должен! Радуйся, что вообще в постель меня смогла затащить! Я пожалел тебя, овцу тупую, а ты… Деньги, – передразнивает он, – пошла нахер!

И бросает трубку.

А я застываю в немом отчаянии.

Грязные слова бывшего не касаются меня, не бьют уже, как раньше.

Просто приходит понимание, что никто не поможет. Никто.

Лада. Только Лада остается… Но…

Сижу, уставившись перед собой пустым взглядом.

Никогда не чувствовала себя такой незащищённой, такой одинокой и потерянной. Мне очень плохо, на нервах уже пару дней не сплю и не ем. Хотя, есть нечего, последнюю Элину гречку я доела.

Собираюсь с силами, чтобы все же позвонить Эле, но рука не поднимается.

В дверь опять звонят.

Я знаю, кто это, и пускать их не собираюсь. Хотя, таким, как они, разрешение не требуется…

Сижу, смотрю на дверь в ступоре.

Звонить прекращают. Начинают стучать.

А потом слышу спокойный жесткий голос:

– Ирина Анатольевна, я – руководитель подразделения банка, приехал специально, чтоб договориться по решению вашей ситуации. Не надо прятаться, откройте, поговорим, как цивилизованные люди. Найдем компромисс.

Я пару секунд вяло раздумываю над предложением. Голос звучит иначе, чем у тех, что приходили до этого.

В самом деле, какой смысл запугивать меня? Понятно же, что ничего у меня нет. А, значит, надо договариваться.

Не в двадцатом веке живем, все уже цивилизованно. И я готова к сотрудничеству.

Открываю.

Без приглашения в прихожую входят трое мужчин, проталкивая меня вперёд. Я не поднимаю глаза, смотрю на их обувь. У двоих кроссовки чёрные, можно даже с ботинками перепутать, а у этого, толстого, туфли мужские. Наверно, он главный.

Смотрю ему в лицо и тут же отворачиваюсь, понимая, что зря впустила. Отвратительная физиономия, расплывшаяся и злобная. Взгляд неприятный. Рыбий какой-то.

– Здравствуй, Ирина Анатольевна, – говорит мужчина.

– Здравствуйте, – вздыхаю я. Надо же с чего-то начинать…

– Меня зовут Виктор Евгеньевич. Ситуация не очень хорошая, Ирина… Мы навели справки. К сожалению, ты неплатёжеспособная, возможности отдать кредит у тебя нет.

Да я и так в курсе, ничего нового…

Для того и впустила, чтоб договориться.

– Я могу отработать, – говорю я быстро, – просто требуется отсрочка. Я уже устроилась на работу, и еще продам свои…

Тут мужчина ловит пальцем мой подбородок и поднимает голову вверх, чтобы своими неприятными каре-желтыми зрачками посмотреть мне в глаза.

Мерзкий жест, какой-то… Собственнический. Отстраняюсь, складываю руки на груди в нелепой защите.

– Мне просто нужно время, – нетвердо повторяю, уже понимая, что меня никто и не слушал все это время.

– Отлично, – он улыбается одними губами, не показывая зубов, отчего и без того неприятное лицо становится похожим на маску. – Квартира не твоя, имущества нет. Маму твою мы беспокоить не хотим.

– Не надо маму! – Сердце от страха заходится.

Мама болеет, у нее сердце… Если узнает, если эти… Приедут к ней…

В глазах темнеет от ужаса.

– Не будем, – кивает мужчина, успокаивая, – но ты отработаешь.

– Работать? – воодушевляюсь я, не веря ушам своим. Работа! Это же хорошо! – Хорошо! – и начинаю торопливо перечислять сферы, где могу быть полезна, – я рисовать умею, не только шить! И еще… Не боюсь никакого труда! Если надо, буду прибираться, и на кухне… Подсобной рабочей… Но, конечно, больше пользы будет, если найдется работа по моим основным умениям, рисованию, дизайну, мой дизайн всегда очень…

– Я безумно рад. – Серьезно перебивает поток бреда мужчина, и я замолкаю растерянно.

Здоровые парни за его спиной посмеиваются.

– А что за работа? – что-то нехорошее щемит внутри.

Не может же быть… Да ну нет. Бред. Сейчас, в современном мире, всегда есть возможность применить свои умения, а всякие страшилки про продажу органов, там… Или… Или еще что-то… Это не может быть так просто. Так явно. Это…

– Творческая работа, – успокаивает меня мужчина, и его улыбка перестаёт быть такой натянутой и неестественной. – По твоему профилю как раз. Мы посмотрели твое… Как это называется? Портфолио, да?

– Да! – опять оживляюсь я, чувствуя, как в груди перестает щемить от ужаса. И даже надежда появляется. Портфолио смотрели! Конечно! Подготовились! – Если необходимо, у меня еще дополнительные материалы…

– К сожалению, в городе ничего для тебя нет, мы едем в Москву, – опять перебивает он меня.

А затем добавляет значительно:

– Ирина Анатольевна, такой шанс у вас отработать всю сумму, не упустите.

– Я… я согласна, конечно, но хотелось бы подробнее… – Я все же стараюсь до конца понять, что мне предлагают, хотя получается слабо. В голове бедлам полный, мысли скачут от опасения, что это ловушка, до невероятной надежды, что это все же мой шанс, мой единственный шанс выбраться! – И где я буду жить в Москве?

– Фирма предоставляет жильё, так же питание. К сожалению, ваша зарплата идёт в счёт погашения долга.

– Да, да, я понимаю.

– Но мы уезжаем сегодня.

Повисает пауза.

Они смотрят на меня. Парни с совершенно тупыми, бессмысленными лицами жуют жвачку.

Виктор Евгеньевич печально улыбается.

– И… Договор же? Да? Трудовой… И поподробнее про саму специфику… Дизайн? – голова отказалась работать ещё вчера. В ушах шум, никакой ясности, но тем не менее, все-таки пытаюсь продавить, узнать хоть что-то.

От недосыпа чувствую сильную слабость, он недоедания трясутся руки.

– Я же сказал, работа творческая… Все по приезду. Собирайтесь.

– А надолго?

– Смотря, как работать будете. Может, пару месяцев… Возьмите вещи, самое главное – документы.

Я киваю, бегу собирать вещи.

Мужчины, не снимая обуви, распространяются по квартире. Слышу, как Виктор Евгеньевич шипит на своих подчинённых: «Ничего не трогать».

Правильно, квартира же не моя. Они думают, я снимаю…

В спортивную сумку отправляю пару трусиков, сменный спортивный костюм и тёплый свитер. Расчёску беру. Пока завязываю кроссовки в прихожей, Виктор Евгеньевич проверяет мой паспорт, отдает мне обратно.

Это почему-то успокаивает. Они не собираются забирать мои документы. Ну конечно, зачем они им?

Без сопротивления выхожу из квартиры. Виктор Евгеньевич закрывает дверь. Ключ кидает в почтовый ящик на первом этаже. Мы выходим в прохладный осенний день.

Двое здоровых парней зажимают меня между собой, и я иду как на эшафот, растерянно поникнув головой.

Усаживаемся в чёрный огромный внедорожник и выезжаем со двора.

Тихо. Пахнет кофе и немного сигаретами.

Мимо проносятся привычные с детства улицы, люди ходят… Мы с Ладой столько времени провели здесь.

Гуляли с коляской, потом за руку с Богданчиком… Надо все же им позвонить. Предупредить, что я работу нашла…

Беру в руки телефон, и в этот момент желудок начинает урчать на всю машину, громко-громко.

Ужасно стыдно! Краснею, прячу взгляд, изо всех сил уговаривая проклятый организм угомониться!

– Ирина, хотите есть? – начальник смотрит на меня как-то по-доброму, как на ребенка. И это участие неожиданно подкупает.

Я торопливо киваю.

Очень хочу. Очень.

Он щёлкает пальцем. Один из парней достаёт из багажника чёрный рюкзак. Подаёт мне термос. Сам помогает открыть крышку.

Ударяет в нос невероятный аромат тушёной картошки. Я чуть сознание не теряю.

Откладываю телефон. Потом наберу, когда поем.

Уже понятно, что ничего плохого мне не сделают. Надо же, картошка… С мясом, Господи!

Мне в руки вкладывают пластиковую ложку.

Благодарю и начинаю есть.

Боооже… Это самое вкусное, что я вообще в своей жизни ела!

Мне так хорошо в этот момент, что буквально с трёх ложек морит в сон от невероятной сытости.

– Спасибо, – еще раз, почему-то шёпотом благодарю я, ищу телефон, чтоб набрать Ладе, и не нахожу.

Руки почему-то не слушаются, но я упорно обшариваю сиденье, гадая, куда он мог завалиться.

Виктор Евгеньевич с переднего сиденья внимательно наблюдает за моими действиями. Поднимаю голову и ловлю его взгляд.

И ужасаюсь. В нем нет и кали того добродушного участия, что было буквально пару минут назад, когда он предлагал мне термос с едой.

Нет. Он разглядывает меня, как подопытного зверька, которому уже вкололи смертельную дозу какого-нибудь экспериментального лекарства, и теперь просто фиксируют данные.

Приходит осознание ситуации, но, как всегда в моем случае, поздно.

Телефон я не найду.

И паспорт при мне совсем ненадолго, скорее всего…

В голове мутно, все плывет. Поворачиваюсь, смотрю на проплывающий мимо родной город.

Мне бы закричать, стекло разбить…

Но сил нет. Совершенно.

Я так и отключаюсь, запомнив лишь рыбьи глаза Виктора Евгеньевича, равнодушно изучающего мое испуганное лицо.

Полусон-полуявь

Улыбаюсь растерянно, словно со стороны отмечая происходящее со мной. Странное ощущение двойственности.

Может, это вообще сон? Было бы легче, настолько легче!

Кошмар снится про долг, бандитов и уплывающий за окном родной город.

Можно же заснуть во сне? Вот я и заснула… И проснулась… Тут.

Сознание слоится, двоится, троится… И я тону в этом.

Страшно? Наверно, все же нет.

Просто… Странно.

У меня такое было после пожара, в котором пострадала наша с мамой квартира.

Ощущение того, что я – не здесь. Что происходящее – игра воображения, и сейчас я проснусь.

И все будет хорошо.

Мне дают попить, потом сильно шлепают по щеке.

Я вытираю слёзы и поджимаю губы. Реальность странная.

Помещение не очень большое, но переполненное народом. Девушками, женщинами.

Они все бегают, ходят, разговаривают, одеваются, раздеваются, едят, пьют, кто-то пьет таблетки. Кто-то… Не таблетки.

Меня сюда привел два часа назад Виктор Евгеньевич и сдал с рук на руки красивой высокой блондинке. Норе.

Она здесь не то, чтоб за главную, но надо мной шефство принимает.

Быстро инструктирует, что надо делать и что говорить. И чего не надо делать и говорить.

Например, надо улыбаться и не надо много болтать. Только если клиент попросит. А они обычно не просят.

Я не спрашиваю, что за клиент. Еще в машине, прежде чем уснуть неприятным медикаментозным сном, успела понять, во что вляпалась.

Наверно, мне еще повезло?

По крайней мере, толстая деваха, делающая мне эпиляцию, потому что «клиенты любят гладких девочек», считает именно так.

Могли бы отправить в другое место. Например, в публичный дом. Или на улицу. Хотя первое страшнее намного. Я не знаю, мне сказали.

Меня оставили здесь, в дорогом клубе. И, если я не буду дурой, то быстренько найду себе папика и свалю отсюда.

Я хочу ей сказать, что поздно, потому что я – уже дура. Абсолютная.

Папика мне найти не дадут.

Но молчу.

Хватит, наговорилась.

Лекарства, которые мне дали, уже не действуют. Девчонки предлагают ещё, я сначала отказываюсь.

Слишком тяжелый отходняк. Я до сих пор до конца не понимаю, где сон, а где явь.

А мне нужна трезвая голова. Ведь не навсегда я попала сюда? Отпустят, когда долг выплачу. Мне бы узнать расценки, чтобы уж наверняка дни считать до окончания срока.

Ойкаю. Мне делают эпиляцию, и как раз к зоне бикини подбираются.

Стыдно ноги раздвигать перед посторонним человеком… Но то ли еще будет…

– На вас тут тратятся, – бурчит мастер, обрабатывая мне промежность охлаждающим гелем, – прически, уход, платья красивые. Здесь не проститутки, поняла?

Здесь занимаются консумацией.

Впервые слышу это слово, оно дико неприятное. Мерзкое какое-то.

Передергивает даже.

– Здесь у нас и салон красоты, и бутик элитной одежды, и все, что захочешь, – продолжает толстуха, отъезжая в сторону вместе с креслом, – потому что клиенты непростые. И бабки платят серьезные.

Я киваю заторможенно, сползая с кушетки и выходя в общий зал.

Салон красоты… Смешно.

Нет, это не салон красоты, хотя заполнен красивыми девочками. Помещение небольшое, тут и маникюр и педикюр, причёски делают, красятся у больших зеркал с яркой подсветкой. Если не умеешь мейкап наводить, помогут. Девчонки бегают в нижнем белье, курят в специально отведённом месте, чтобы запаха не было, а его и нет – в помещении удушающий аромат косметики.

Это не творческая группа, это проститутки. И я буду работать именно здесь.

– Вся рябая, не факт, что спрос будет, – качает головой толстуха, оглядывая меня с ног до головы, – но ничего, стройная.

– Много ты понимаешь, – хватает меня за локоть высокая блондинка в коротком розовом платье, с копной роскошных волос и такими же веснушками на щеках, как у меня. – Веснушки – фишка, за такое больше платят, а инста-инкубатор – отбросы.

– Мы всё слышим, Нора! – кричат блондинке одинаковые, как под копирку, брюнетки с надутыми губами.

– Не отвлекайся, – хохочет блондинка и тащит меня к огромному гардеробу. Двери-купе открыты, внутри много одежды, которую расхватывают девчонки. Меряют туфли. – Тебе подойдёт что-то нежное, шёлковое, совершенно лёгкое.

Ее веселье отдает болезнью и истерикой. Я стараюсь не углубляться. И так плохо.

– И все в одном месте одеваются? – тихо спрашиваю, оглядывая одежду, – это же… Негигиенично…

И замолкаю, понимая, какие глупости несу. Гигиена? Серьезно, Ира?

Ты об этом сейчас думаешь? Правда, об этом?

– Нормально, – хмыкает Нора, активно роясь в шкафу, – после смены сдаем, все проходит санобработку, что остается целым, конечно…

Ой, мамочки, даже так?

Перехватывает мой взгляд, пожимает плечами:

– Клиенты, бывает, любят рвать одежду… Любой каприз за ваши деньги! – уже, практически, поёт блондинка, глаза с огромными зрачками неподвижны.

Я понимаю, почему она такая веселая, и сжимаю губы. Отворачиваюсь.

– К тому же, – продолжает она, – все здесь со справками, тебя, вроде, тоже проверили. Не пустили бы без анализов.

Я краснею. Это правда, медкнижку мне сделали очень быстро.

– Что тебе нравится? – спрашивает Нора, хмурится и перебирает вешалки с сарафанами, похожими на нижнее бельё.

– «Депутат-стайл», – усмехаюсь я.

– Что это значит? – косит на меня голубыми глазами Нора.

– Это слэнг дизайнерский, – усмехаюсь, – нам типа боХато.

– А ты что дизайнер одежды?! – хохочет опять блондинка, прикладывая ко мне светло-зелёный сарафан.

– Да, – киваю я.

– А как попала-то сюда? – интересуется одна из брюнеток с силиконом на губах и в груди.

– Я? – оглядываюсь.

– Ты, – усмехается брюнетка, встает рядом и вместе с Норой прикидывает на меня разные платья.

– Я хотела вышивальную машину. Она дорогая. Семьсот тысяч.

– Ого!

– Да, – кивнула я. – Взяла в долг, не в банке. А сайт, продающий промышленные агрегаты, оказался левым, и я влетела в долг. А у меня, девочки, уже заказы были на постельное бельё для молодоженов и для новорожденных. А узоры какие я придумала! Такие проекты!

Неожиданно глаза начинает щипать, утерянная мной навсегда реальность обрушивается, давит, заставляет задыхаться от ужаса.

От осознания, финального осознания происходящего вокруг бреда.

– Не реви, а то тушь потечёт, – шепчет Нора, натягивает на меня нежно-бежевый сарафан на тонюсеньких лямках. – Бюстик снимай.

– Тупорылая, – рычит та, что делает эпиляции. – Так тебе и надо, дура. Ничего, здесь тебя уму разуму научат.

– Заткни пасть! – рычит злобно брюнетка, а Норе шепчет, кивнув на меня, – её Равилю отдают, а они группой любят…

Воцаряется тишина, по крайней мере, возле нас.

У меня по коже бежит колючий холодок. Пытаюсь осознать услышанное. Понять. И руки начинают дрожать от ужаса. Сама я не в состоянии снять лифчик, Нора помогает.

– Ненавижу безмозглых баб, – огрызается толстая в маске. – Считаю, что они по заслугам получают, за свою безмозглость. Это же надо, из-за машинки швейной влететь! Идиотка!

– Заткнись, я сказала, – злобно оборачивается к ней брюнетка, – на себя посмотри, овца! Ты-то здесь с какого хера? За мужика отрабатываешь!

– Да я, в отличие от нее, хоть мужика имею! – поджимает губы толстуха, – а эта дура ещё и девочка во всех местах! Идиотка!

– Это неправда, – встреваю я. – У меня был парень.

– Вот такой, – развязно ржёт она, показывая мне мизинец. – С таким плеву не рвут. Так что тебя ждёт сегодня полный фарш, Витёк Евгенич уже койку в больничке готовит, потому что от Равиля с таким опытом – только туда.

– С*ка, бл*дь, – рычит Нора и твёрдым шагом направляется из зала.

– Элеонора! Не надо! – кричит ей вслед брюнетка.

Я хватаю её за руку, и сорвавшимся голосом умоляю:

– Успокаивающее есть? Пожалуйста! Можно две!

– Бля, – ноет брюнетка, ведёт меня к своей сумочке, что висит на вешалке у входа. – Мы же здесь все по собственному желанию. Тебя-то куда, дурёху?!

Она даёт мне две белых таблетки, и одна из девчонок подносит бутылку воды.

– Вот… – говорит она и успокаивающе гладит по голове, как ребенка, – легче будет теперь. Не зажимайся только, чтоб меньше боли.

Я пью, киваю в ответ на слова, кажущиеся мне простым участием, и выдыхаю, обдумывая полученную информацию. Если до этого все казалось бредом, полусном, то сейчас… О, сейчас я очень четко все для себя проясняю!

И никаких клиентов, никаких Равилей и прочего!

Это клуб, все девочки здесь на добровольной основе, значит, охраны не должно быть сильно много…

В любом случае, можно сбежать.

Хотя бы до первого полицейского поста.

Надо успокоиться, таблетки помогут…

И действовать решительно. Здесь не Средневековье, я – не рабыня. Должна быть управа на всяких Евгеничей!

В полиции все расскажу! И оттуда позвоню Ладе.

Все мои мысли о том, что не надо ее беспокоить, сейчас кажутся бредом.

Я виновата сама, я влетела, переоценила свои силы и жизненный опыт.

Дура? Да! Пусть так меня называют. Все, кто попадаются мошенникам, дураки. И только мошенники у нас умные.

Когда выберусь из этого всего, буду переживать и виниться. А пока надо искать способ избежать веселой ночи в компании нескольких мужиков. Похоже, Евгенич решил отбить большую часть денег в первое же мое… применение.

Выстраиваю в голове план.

Отпрошусь в туалет, выскочу через черный ход, потом в полицию. И наберу Ладе. Один звонок – и она меня вытащит. Она и ее богатый муж.

Лучше я им буду должна, чем… Этим.

Стыдно, конечно, но не настолько, чтоб покорно терпеть издевательства.

Таблетки быстро действуют.

Я действительно успокаиваюсь. План побега кажется вполне реальным. Даже, когда в зал входит здоровый мужик и хватает меня за локоть, куда-то ведёт, я не теряю надежды.

Нет места для манёвра пока что, нет никаких сил, чтоб сопротивляться. Но все еще будет. Возможность представится. По крайней мере, я до последнего буду верить в то, что всё обойдётся.

Проходим по длинному коридору. Прохладно, от этого соски на груди затвердевают и очень развратно проявляются через тонкую ткань. Верзила косится на них, и от его взгляда становится мерзко.

Где-то громко играет музыка, меняются запахи. Тянет вкусной едой и выпивкой.

Слышу ругань, уже, как во сне. Состояние мягкое, податливое. Похоже, переборщила я с дозой успокоительного…

Возле кухонной зоны вижу Нору в коротком платье, она нагибается и сплёвывает кровь на пол. Вытирает рот ладонью, еще раз сплевывает. В это раз прицельно. Стоящему неподалеку Виктору Евгеньевичу на ботинки. Рядом с ней – высокий мужчина в белой рубахе и красивых синих брюках. Он поддерживает Нору за талию и ругается с Виктором Евгеньевичем.

– Она самая доходная, – рычит мужчина, поглаживая Нору по спине. – На трассе, что ли? Ты мне элитный товар испортил. Хозяин вычтет, жди. Ещё раз хоть одну из моих девочек тронешь, костей не соберёшь. Я тебе обещаю. А за этот косяк её суточную зарплату с тебя стрясу.

– Она смела мне указывать, кого можно продавать, а кого нет! – Возмущается Виктор Евгеньевич, но в голосе я слышу неуверенность и опасение. Он знает, что переборщил.

– Мне говори! Я ее учить буду, а не ты, гнида! Да, – кивает мужчина в белой рубахе, приласкав к себе Нору. – Забыл совсем. Еще и полностью услуги стоматолога, плюс лекарства, и, если губа не пройдёт к завтрашнему дню, будешь платить за вторые сутки простоя. На хуй, съебал из моего заведения!

Меня вводят в большой зал.

Оглушает музыка, мельтешение света ослепляет. И, к тому же, я все хуже и хуже себя чувствую, ноги еле держат, а потому сам клуб никак не отпечатывается в сознании. Как может отпечататься в сознании мотылька огромный окружающий мир?

Никак.

Меня сразу же ведут куда-то по лестнице наверх, вталкивают в нишу с мягкими диванами. И посетителями.

За столиком сидят пять мужчин кавказской национальности. Возраст не определишь, восточные мужчины всегда выглядят старше своих лет… Вижу только, что они все здоровые. И страшные.