Старовский раскоп

***

Ёж обнимался с деревом. А над ним навис совершенно незнакомый человек. Мужчина. Рыжий, как огонь. Источающий волны такой злости, что шерсть сама собой встала дыбом, а перед глазами затянуло розовым туманом. И дальше в этом розовом тумане все происходило стремительно.

Рыжий замахнулся на Ежа, а тот болезненно вскрикнул и начал заваливаться на бок.

Алина зарычала. И кинулась на рыжего. Он был такой злой… И, когда вцепилась ему зубами в икру, оказалось, что еще и очень вкусный.

Рыжий взвыл. Отцепился от Ежа и повалился на Алину. Но он был слабей.

Рвать и терзать!

Розовый туман сделался красным. Вкусным и сочным. И остановиться не было уже никакой возможности. Ни в какое сравнение не шла горячая человечья кровь с жиденькой кровью тощих от зимы куропаток.

– Пусти… гадина… – хныкал человек. И уже почти не трепыхался.

Ну нет… попался…Вкууусный…

– Apage, bestia…Алина… ты же человек…

И наваждение схлынуло. Через боль содранной по живому кожи. Через страх сумасшествия. Пантера внутри оказалась сильней. Она бы ведь убила этого человека. И Ежа бы убила! Господи…

У ног хныкал растерзанный рыжий человек. И сидел, привалившись к стволу сосны и прикрыв глаза, Еж. Очень бледный.

– Чего тебе от нас нужно? – спросила у рыжего.

Рыжий глянул ошалело. Сжался в комок. И… исчез.

А Еж остался. Застонал, не открывая глаз.

Дальше стоило больших усилий заставить его возвращаться. Рычала, покусывала, била и толкала. Он ругался монотонно, пытался присесть в снег, угрожал чем-то там, бормотал себе под нос… И, кажется, опять пахло могильно и опять где-то далеко заламывал руки раскоповский страдалец. Но он больше не пугал. Дошли. Там перекинулась – ведь это "перекинуться" называется? – и заставила его лечь. Последние – разве что в погребе еще есть, а в ларе точно больше нет – дрова скормила "буржуйке", три свечки отыскала, но поберегла на самый крайний случай. Посомневалась, у задремавшего Ежа пощупала лоб, нашла горячим. Но есть в любом случае нужно. Ушла на охоту, пока еще до утра далеко, и есть шанс что-нибудь изловить.

Кстати, было немного неловко мыслить по-новому – охота, добыча, оборотень…

Куропатка вышла одна, и еще один глухарь, тощий и старый. На первое время…

И, видимо, последние приключния Ежа окончательно доконали, потому что он то спал, то болтал всякую чушь. Алина подумала, было, этак полусерьезно, слегка стыдливо, что можно было бы просто уйти домой и всё забыть. Но нет, конечно, не ушла. Поила Ежа сомнительными отварами, результатом своей скудной фантазии. Кидала в самодеятельные "чаи" всё, что под руку попадало – хвою, горько пахнущую полынь, столбики зверобоя, не зная, как на самом деле правильно и дает ли такой состав какой-то эффект. Еще поила бульоном и водила к будочке на дворе. И приглядывалась. Заросший, одетый не по сезону, умученный. Странный, в общем. И как он оказался в почти двух десятках километров от города среди ночи в декабре?

Где-то под конец вторых суток отчаялась, разочаровалась привести его во вменяемое состояние – и предприняла экспедицию в соседнюю деревню, Старовское. Вообще-то она всерьез раздумывала над тем, чтобы попросить помощи у деревенских, кое-кого она еще помнила с лета. Но потом отказалась от идеи – а чего им сказать? Что, дескать, здрасьте, я тут случайно, мимо пробегала, а вообще-то я оборотень и давно бы уже домой умотала, да у меня там в избушке мужик больной, откуда прибрел – не знаю. Вы нам не поможете? Может быть, даже не ненормальность ситуации, какая-то подсознательная опаска открыто пойти за помощью не позволила. Какое-то предчувствие нехорошее.

Воспользовавшись временным затишьем, вечером третьего дня выскользнула из избушки и побежала в деревню. Темно, тихо, что делать в деревне, знала не очень. Помог случай. Кто-то оставил дверь машины открытой. А там аптечка дорожная. Вот её в зубы и была такова. И, кажется, какой-то мужик всё же застукал, но Алина этим фактом не сильно огорчилась.

В домик возвратилась в хорошем настроении, поглядела – Еж вроде спит, и спит спокойно, принялась за исследование добычи. Сидела при свечке, соображала – аспирин, парацетамол, и еще какие-то таблетки, порошок… и что со всем этим добром делать?

***

Петька Иванов возвратился домой с гулянья с большими глазами. Петьке едва-едва исполнилось пять лет, он не выговаривал букву "р" и вообще, когда бывал излишне возбужден, начинал лопотать совсем неразборчиво, поэтому раз в неделю ездил с дядей Ромой в райцентр к логопеду. Бабушка смеялась, говорила, сказываются татарские крови – дед Петьки был на четверть татарином. По Петьке временами это становилось понятно и кроме его неразборчивой речи. Щеки у Петьки были круглые, а черные глазенки, когда смеялся – щелочками.

Сейчас же восточные детские глаза сияли восторгом и полнейшим счастьем. Он завалился в сенцы, разбрасывая снег с шубейки и валенок, размахивая в возбуждении руками, закричал:

– Маам! Мам! Тама в кустах, у гог'ки! Огг'омная! Как в мультике! Пантег'а! Чег'ная! Вот такенная!

– Пантера?

Мать – круглая, встрепанная, всегда усталая – выкатила в сени с веником, распахнула дверь в стужу, принялась торопливо смахивать с петькиной шубки и с пола снег обратно на улицу. Пахла мама привычно и уютно – борщом и булками, поэтому Петька как был в мокрой шубе и насквозь промокших варежках – прижался к широкой груди и продолжил:

– Огг"омная! Здог"овенная!

– Ты меня не холодь! – фыркнула мать, отстраняясь, бесцеремонно и сноровисто стянула с сына одежку и толкнула того в комнату – ужинать. – Потом расскажешь.

За тарелкой история про пантеру обросла новыми подробностями – кроме того, что животное оказалось черным и "такенным" (широко разведенные петькины ладошки и еще до края стола), так еще и повело себя странно. Пантера вышла на детскую площадку, понюхала землю и ретировалась от детского визга и снежков в кусты. Впрочем, детские фантазии никого за столом особо не заинтересовали, вот плюшки с твОрогом – это да, это занятно. Это вам не соседский черный котяра Васька, силой детского воображения выросший до сказочных размеров.

Вечерком заглянула дядя Рома – был смурен, сердит, от предложенной стопочки не отказался, что случалось с ним крайне редко. Потом разговорился, долго ругал начальство и правительство, обещал "как тока станет депутатом" – расстрелять всех к едреней фене. После второй стопочки мутно признался, что в деревне чертовщина какая-то творится уже и средь бела дня. Больше ничего не объяснил, домой ушёл в еще более мрачном настроении, потом отчалил в длительный запой. На этой неделе Петька в райцентр не поехал.

***

А, всё сразу…. Парацетамол, аспирин… Чай – терпкий, острый. Сама его вылакала черт знает сколько.

И ждать. Долго. Невыносимо. Жалко его. И себя жалко. И всех жалко. И так погрязла в этой жалости, что хоть ревмя реви. И, наверно, поревела бы в конце концов. Раз уж…

И внезапно стало неуютно, ощущение чужого настойчивого взгляда в спину, обернулась – не спит. Сидит и смотрит настороженно:

– Оборотень?

Отчего-то обиделась – возилась тут с ним три дня, а он еще и обзывается!

– У меня, между прочим, имя есть. Алина я.

– Алина, значит… – усмехнулся одному ему известной мысли. – Алина… Это очень хорошо. Ты как, в себе? Есть меня не будешь?… Ох, блин… Подойди-ка сюда, Алина

Пожала плечами, послушалась.

Он щурился, разглядывал с бесцеремонностью покупателя хомячка в магазине. Неожиданно выдал:

– Ну, раз Алина… Я Андрей. Андрей Шаговский.

И дернул за руку. И мир обвалился темнотой.

Чтобы почти сразу обрасти серым утренним светом, тухлой вонью и летучим ознобцем по коже. Ёж… то есть Андрей выпустил из захвата. Зеленые обои, тяжелый стол-бегемот, на нем горшок с цветком. Цветок давно коричневый, сухой – помер чёрт знает когда. Тухлятиной всё ж тянет – что-то пропало.

– Ну вот, дом родной…

Хотела сказать, что мило и вообще замечательно, но…

Взвыло, воздух вздрогнул, пошел маревом… пока соображала, прямо из воздуха мужик вышагнул, чернявый такой, слабо знакомый. И очень уж быстро все пронеслось. Под внутренние часики.

Тик-так.

Вышагнул.

Тик-так.

Выбросил руку вперед, а в руке вещица непонятная, камешек алый, изнутри угольком светится.

Андрей вскрикнул.

Тик-так… Что за?…

Воздух словно загустел, потек желатином. Шерсть на загривке вздыбилась, защекотала. И когда успела… шерсть?! Не важно. Опасность.

Тик!

Не теряя времени, мужика – когтями в лицо. Так правильно.

Так!

А он – рррраз! – и нет его, исчез! Словно и не было. Заррраза.

И тогда воздух опять сделался легким и тухлым, а часы понеслись с бешеной скоростью – тик-так-тик-так-тик! Только и успевай соображать. Андрей ругается, подымаясь с полу, потом неровно ковыляет к креслу. В него падает.

– Ну что, Алина, как тебе моя квартирка?

***

Сразу, с первого вздоха понял, что барьер разрядился. Еще бы – месяц без подпитки хозяина.

Ну и, конечно, ждали. Какая-то следящая формула, дело легкое и быстрое. Куда проще электронного жучка. Так что о появлении в доме хозяина заинтересованные господа узнали моментально. Что и продемонстрировали. Оборотень Алина спасла снова. Жалко, любопытный господин сбежал, а то можно было бы порасспросить… Хотя чего уж тешить самолюбие – в нынешнем-то состоянии расспрашивать?

Кошка подошла, ткнулась носом в колени.

– Оборачивайся обратно, не трать силы.

Она мотает мордой и к чему-то принюхивается. Тихонько вопросительно порыкивает.

Ну да, на кухне сгнили продукты. Теперь, соответственно, благоухают.

– Это на кухне что-то испортилось. Надо убрать.

Зато дома. Наконец-то. Нужно только поднять барьер от незваных гостей и навесить еще штук пять следилок – на окна и на входную дверь.

– Ну, давай, становись уже человеком. Сейчас тебе вредно слишком долго бегать в шкуре. Опять "ломать" начнет.

Не слушает, снова рычит и тянет в коридор. Там темно и узко, дурацкие советские планировки, зато теперь заметил. Конечно, кошки такие вещи ощущают на уровне подсознания…

Ловушка. Растянутая на высоте полуметра от пола паутинка. Приходилось такую уже как-то ставить на сейф, когда Эсташ отдавал на хранение одну очень ценную вещицу. Попавшему в такую паутинку не позавидуешь – очень больно, не считая парализации. И не слишком легально, кстати. Моя паутинка куплена была подпольно, весьма недешево обошлась. Сигнализациям уже тогда не доверял.

Значит, дома ждали. И с большим нетерпением.

– Не вздумай подходить близко. Погоди…

Как снимать паутинку, знал. Теоретически. Реагирует только на живых существ, поэтому, например, швырять в нее камень бесполезно, не сработает и не разрядится. Вот лабораторную мышь – можно попробовать. Только где ж ее взять? Впрочем, за мышь сойдет любая безделушка, должным образом подпитанная.

– Стой, я сейчас…

В комнате. В книжном шкафу. Целая коллекция болванок для амулетов.

Паутинку сняли. И еще одну, в ванной комнате. Третья стояла в крошечной кухоньке, растянутая между столом и табуретом, но её снимать пороху уже не достало. Просто прикрыли дверь и предпочли сделать вид, что ничего не заметили. Кстати, эта же процедура, закрывание двери, несколько смазала зловоние.

Нда.

– Ну и кто же тебя так не любит? – фыркнула. – Аж два раза уже напали.

Серьезный вопрос…

Она, уже в нормальном своем виде, сидела в кресле и явно получала удовольствие самого факта в нем сидения. Надо же, и в человеческом обличье что-то от кошки. Разомлевшее, довольное, красивое животное… Само собой – тепло, светло и мухи не кусают.

– Возвращаю вопрос. Кто не любит тебя? Настолько, чтобы инициировать, но не позаботиться об обучении? Чтобы позволить бродить где попало, рискуя еще и жизнями посторонних?

Покачала головой.

– У меня нет в друзьях оборотней, – без тени ехидства сообщила. – Волшебников и магов тоже. Или как вас там называть? Чародеи, волхвы, кудесники?

– Магически одаренные. Люди со способностями. Обычно мы так друг друга называем.

– А мы, люди без способностей? Как нас вы называете? – спросила с вызовом и нажимом. Вообще вся сделалась напористая, сердитая, вот-вот упадет на лапы и оскалит клыки.

– Простецы. Не знаю, кто придумал, но "простец" – это…

– Я знаю, кто такие простецы. Всё-таки историческое образование. Что ж, спасибо.

– Ты теперь не простячка.

Скривилась, как от зубной боли. Замотала головой.

– Оборотень. Пантера, ага? Замечательно! Я теперь буду периодически бегать в лес поохотиться, а с голодухи кидаться на своих студентов? И пугать всех желтыми глазами? Обрастать мехом и рычать? С ума сходить от вида сырого мяса? Зато не простячка, да?

Думал, сейчас точно перекинется, уже приготовился ловить, уже прикидывал, сработает ли формула… А она всхлипнула раз, другой и заревела тихонько, но тягостно. Стоял, как пень, не мог сообразить. Для оборотней хотя бы формула есть. А вот что делать с ревущей женщиной? В конце концов, чувствуя себя донельзя глупо, сходил в ванную комнату и принёс полотенце. Присел на пол, снизу вверх заглядывая в лицо.

– Ты это… Живут же, и ничего. Вот у меня приятель… Он волк. Работает, между прочим, помощником преподавателя в университете, пишет магистерскую диссертацию, нормальный такой парень. Ни разу в жизни ни на кого не напал. И знаешь, оборотни живут дольше. Средняя продолжительность жизни – сто двадцать лет, и практически никаких болячек. Ну, разве так плохо?

Шмыгнула носом, спрятала лицо в скомканном полотенце. Вынырнула, бросила несчастный взгляд:

– Я… я чуть тебя не убила…

– Тебя всего лишь не дрессировали как положено. Ты не виновата. Не убила же? И переболела самостоятельно, теперь легче будет. Скоро совсем хорошо научишься себя контролировать. Зато представь, как удобно? Археолог ты? Ну, не знаю, разведку лесов проводить, а? Или не катит? Опять же… ну… в общем, я тебя со своим Вольфом познакомлю, он тебе лучше всё расскажет и объяснит. Это же здорово, по-кошачьи-то? Ну, там… Я не знаю…

Постепенно она успокоилась под глупую, запинающуюся болтовню, полотенце уронила на кресло, швыркнула носом в последний раз и кивнула:

– Наверно, привыкну. Совсем раскисла. Просто, черт, это было так похоже на сон, что даже как-то… Ну, я думала, вот проснусь… Или вот вернусь домой… Ой, нет, сейчас опять разревусь, как корова. Я… я до ванной дойду…

– Только на кухню не заходи!

– Помню.

Пока она шумела водой, шатался по комнате, пытался сообразить, не пропало ли чего. Стол, телевизор, тут же компьютер, книжный шкаф. В шкафу все документы. Проверил папку – паспорта, удостоверения личностей на двух языках, доверенность на подписание договоров… Нет, не похоже, чтобы здесь шарились посторонние. То есть ловушек понаставили, а вот поинтересоваться делами "клиента" не удосужились. О чем это может говорить? О том, что похитители и так всё знают про похищенного? О том, что им нужен именно Андрей, а не младший компаньон фирмы "Шаговский и сын" с его магическими безделушками? На кой хрен вообще кому-то сдался далеко не самый сильный и не самый перспективный маг? Зачем такие сложности – похищать, держать взаперти почти месяц, караулить? А что караулили, понятно по оперативности нападения. И этот чернявый…

Вспомнил про телефон, включил автоответчик. Сообщений накопилось аж тридцать пять штук. Запустил прослушивание с последнего. Последним был отец. Фон почему-то оказался трескучий, с помехами, но разобрать можно было:

– Andrzej, gdzie ty? – начал отец по-польски. Что сразу насторожило. Обычно в телефонных разговорах отец предпочитает русский, – Почему не отвечаешь на звонки? Очень волнуюсь. Перезвони, как сможешь.

Это от пятнадцатого декабря, предыдущее сообщение от отца же – днём раньше. Примерно того же содержания. Десятого сообщение пообъемней, опять же по-польски. За год жизни в России слегка отвык от жестко-скребущего звучания, с непривычки показалось забавным…

– Здравствуй, Андрей. Надеюсь, ты всё-таки жив и до тебя мое сообщение дойдет. Три недели от дня твоей пропажи. Я уже пол-Европы облазил, я добрался до твоего друга из Франции и растряс его, а он растряс своих. Ничего. Я съездил в твою дыру, Заречец, поднял на уши милицию. Они объявили в розыск, но вряд ли эти идиоты до чего-нибудь докопаются. Сейчас я в Лешно, пробую достучаться до Кординаторской. Если ты слушаешь мое сообщение, пожалуйста, позвони. Да, чуть не забыл, Вольф тоже пропал.

Так, а вот это уже новость…

В ванной шуметь прекратило, звякнуло, потом щелкнул замок. Алина прошлёпала босыми пятками по полу, плюхнулась в кресло.

– Автоответчик? Я включу телек? Гляну, какие новости? Я потихоньку…

– Да, разумеется.

Пятого октября звонил сам пропавший Валерка Вольф.

– Андрей, ты где? Слушай, я уже все подворотни облазил! Вынюхал каждый сантиметр! Никогда не прощу себе, что отпустил тебя тогда одного. Хотя… Глупо. Слушай, черт подери, ну пьяный, ну с кем не случается?! Да что могло случиться в одиннадцать вечера?! Слушай… А, черт, ладно! Только позвони, а, ёж лохматый?! Ты живой, слышишь?! Живой!

Дальше по убыванию – четыре звонка от Тани, знакомой, три от коллеги из Лодзи, два от Эсташа, ну и отец начал звонить в конце ноября.

Надо же, как все вдруг озаботились скромной персоной Андрея Шаговского. То месяцами телефон молчал, в лучшем случае отец коротко брякнет "как дела, а не приобрести ли мне…", да Конрад поинтересуется, скоро ли приятель изволит покинуть "эту варварскую Сибирию". А тут целый аншлаг, стоило только единожды не ответить…

– Оооо… – кошка из-за спины охнула.

– Что?

Только кивнула и прибавила громкость. Судя по всему, новости. Что её так…?

– Население города в панике, – вещала молоденькая дикторша в синей форменной блузке и с дежурной скорбью на лице. – Труп молодого мужчины тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения со следами укусов был найден на пресечении улиц Волховской и Лукьяновской. Согласно заключению специалистов, мужчина был загрызен крупным хищником семейства кошачьих. Специалисты на настоящий момент не могут соотнести характер ранений со строением челюстей ни одного из видов хищников, обитающих в нашем регионе. Это уже вторая страшная находка за последний месяц. Одна из версий – побег животного из зоопарков ближайших городов. Направлены официальные запросы. А пока в городе нарастает волнение, официально числятся пропавшими без вести еще трое – Алина Сергеевна Ковалева восемьдесят третьего года рождения, Шаговский Андрей Александрович восьмидесятого года рождения, Валерий Иванович Вольф восемьдесят второго года рождения. Их фотографии и списки особых примет вы видите на экране…

Алина дернулась за пультом, уронила, дрожащими руками подняла и вырубила телевизор.

– Это… Это я их… убила?

Часть 2. Изнанка

Глава 1. Перешагнуть Рубикон

…В первобытных культурах постфигуративного типа бытовала традиция «селективного отбора» потомства. Поскольку младенец не имеет еще самоценности как уникальная личность, постольку от слабых и нежизнеспособных младенцев, от новорожденных с уродствами и близнецов спешили избавиться доступными способами. Например, в Спарте таких детей сбрасывали в Тайгетскую пропасть, подобные практики существовали и в других «воинских» культурах. Смысл отбора заключался в отсеве детей, потенциально неспособных стать воинами или матерями здорового потомства. Схожие порядки существовали и в Кланах, но имели основанием под собой не желание вырастить воинов, а вполне серьезную опасность вырождения малочисленных групп редких Тотемов. Например, зооморф с синдромом Райнована в большинстве случаев не способен произвести здоровое потомство без генетических нарушений. В пределах замкнутого клана такой ребенок представляет опасность для выживания будущих поколений. Известно, что только префигуративная культура меняет отношение к детям. Особенность данной культуры заключается в возможности старшего поколения перенимать опыт младшего поколения, следовательно, меняется отношение к детям. Меняются моральные принципы, обоснование необходимости защищать ребенка и принимать его таким, какой он есть, заключается уже в ментальных установках…

Энциклопедия культур Кланов

Ребенок Антона умирал, Антон знал это уже две недели.

А еще знал, что надежды почти никакой. И жена Инна тоже знала, и даже сам Славик… Знать не мог, но чувствовал. В промежутках между припадками. А во время ему было просто очень больно. Звериная сущность боролась с людской за место в маленьком худом теле. Тело отзывалось судорогами, пена хлопьями срывалась с губ, Славка скулил по-собачьи, он очень мучился, а облегчить страдания Антон не мог, даже если бы сам умер. Жена за последний месяц сбросила десяток килограммов и постарела лет на двадцать.

И тоже ничего, ничего не могла сделать! Не помогли даже многочисленные женины родственники, всё сплошь маги-целители-зооморфы шут знает в каком поколении. Не помогли и друзья Антона, тоже ведуны не из последних. Синдром Райнована, будь он проклят.

Был такой оборотень Райнован в шестом веке. В Киликии. Не оборотень даже, а так, оборотненок. Волк, кажется. То есть, должен был стать волком. Мальчишка еще, вот как Славик, может, чуть постарше. Оба родителя – чистокровные оборотни. Только еще до полной инициации Райнована поймали и заперли в клетке на потеху публике. Заставляли перекидываться из облика в облик. Вот смешно-то, а?! А мальчик же еще не инициированный, у него почти не было сил для таких фокусов. "Игрушка" не отрабатывала номер, её били и морили голодом… От издевательств и слабости Райнован начал "застревать" – и в одном облике не может, и в другом. Так и умер.

Но Славика-то никто не бил и голодом не морил! И до инициации мальчик дожил вполне благополучно. Однако сам обряд прошёл как-то неправильно. И в следующий раз, как Славка попробовал перекинуться, случилось… вот.

Антон разыскал всех друзей, которые хоть что-то знали и умели. Всех знакомых, которые могли что-то знать. Даже врагов, которым готов был ноги целовать, лишь бы помогли. Слетал в Ниццу к самому известному специалисту по физиологии зооморфов. После приема напился до потери сознания. На следующее утро очнулся, болел дико с похмелья – оборотням нельзя человеческий алкоголь в принципе, организм не переносит – но и попытки не предпринял опохмелиться. Славику ничем не поможешь.

Возвратился домой, сказал жене – та взвыла одними глазами, но по примеру мужа напиваться не стала. Заперлась в ванной комнате надолго, Антон даже испугался. Обошлось. Через час вышла с красными глазами и с тех пор плачущей ее Антон больше не видел. Она вообще очень хорошо держалась. Гораздо лучше самого Антона.

В тот же вечер заглянул очень близкий друг – их, близких, оказалось вдруг так много. Все клановые и еще ребята из соседних паттернов. Этот друг был тоже из Пантер, Влад, с ним в одной связке учились. Принес Славке апельсинов, денег на лекарства и каких-то травок. Сказал, заваривать. Это должно хоть чуть-чуть облегчить припадки. И еще посоветовал одну дельную вещь. Сходить на поклон к главе клана, попросить помощи у него. Намекнул на один очень древний и очень сложный обряд…

Антону к тому времени уже море по колено было. Пошёл. Причем натурально на поклон – хоть лбом об пол биться, хоть шею под нож подставлять. Если это поможет, то почему бы и нет.

Глава клана Ингмар принял Антона ласково, всем своим видом выражал соболезнование горю, пригласил на чашку чая. Предложил сигарету, которую Антон принял с благодарностью – раньше некурящий, сейчас прочно подсел на никотин, случалось и пачку, и две в день выкурить.

Антон нервно затягивался, Ингмар некоторое время молчал, потом осторожно начал:

– Я чем-нибудь могу помочь? Как у вас с деньгами? Может быть, твоему сыну или жене что-нибудь нужно? Мы всё понимаем…

– Моему сыну нужно жить. Сегодня с утра у него уже припадок, – глухо пробормотал Антон. Взял себя в руки. – Я узнал, что есть какой-то древний обряд.

Ингмар словно постарел разом. Хотя он, глава клана, действительно уже очень старый. Ему давно уже за сотню лет, он и революции, и войны, и еще чего пострашнее смерти одного маленького мальчика видал. У Антона заныло в груди, не спрашивая, выхватил из пачки еще одну сигарету и жадно, обжигаясь, затянулся.

– У твоего сына синдром Райнована, Антон, – тихо сказал Ингмар, тоже закуривая. – Раньше для сохранения чистоты породы детей при малейшем подозрении… ликвидировали. Чтобы и сами не мучились, и, если выживут, своих деток не плодили. Понимаешь?

– Мне плевать. И на чистоту породы, и вообще на всё, – насмелился заглянуть старому коту в глаза. Зеленые такие, близорукие глаза. Приговора Славке, а значит, и себе, он там не увидел. – Мой сын должен жить. Я что угодно сделаю, только пусть живет. Нужно, меня убейте! Инка тоже готова! Только дайте нам надежду! За что нам такое?!