Пантеон реплик. Реквием по человечности

– Странно, ты не прошёл «девятилетку»? Хотя, ик, на том свете можно многое наверстать… Тогда послушай дяденьку, существование которого слова тех зануд обращает в прах!

Дальнейший диалог продолжался около получаса с перерывами на алкогольное подкрепление: незнакомца звали «Железным Майком» за его невероятную стойкость ко всем внешним раздражителям, будь то битое стекло в отравленной еде или неожиданный холодный душ в морозный вечер на улице. Его травили, сбивали на машине, но он возвращался целый и невредимый в бар за стаканчиком алкоголя. Наконец в тридцатых годах двадцатого века удушен угарным газом, чего сейчас боится, как вампир чеснока. Личность не особо известная и ничего не добился, являясь лишь трудовым мигрантом во времена Великой Депрессии, но всё равно пробудился наравне с великими деятелями. Однако, на фоне остальных он сильно выделяется безрассудностью по отношению к дару, имеющегося лишь у менее десятка человек – повторному пробуждению, больше походящее на подвид бессмертия, которое позволяет ему пропивать свою жизнь во всех смыслах по несколько раз в неделю. Естественно, таким безынициативным, издевающимся над подарком свыше, заинтересовались силовые структуры, постоянно несшие потери в своих рядах из-за схваток с чудищами или жуткими преступниками. С того момента пьянчугу за несколько бутылок дешевого пойла брали в рейды, где он был мясным щитом.

Из этого рассказа Дантей понял две вещи: его странное даже по меркам этого времени воскрешение может быть и не таким особенным и уже несколько месяцев городские власти организуют рейды на оккупированные неведомым врагом земли.

Железный Майк не интересовался ничем кроме крепких напитков, а жизненный опыт забывался в солодовых блужданиях. Мельком затронул и неоплатоников – группу единомышленников, несущих в массы учение о космической иерархии и различных процессах, связанных с реинкарнацией и трансмутацией души. Хоть эти словосочетания пьянчуга еле выговорил бы и будучи трезвым, но смысл понимал. Только вот откуда у ирландца 30-х готов прошлого века багаж знаний, включающий русский язык и античную философию? Виновниками торжества являлись Дрозды – организация, внедрившаяся в большинство процессов города. Расспрос о них завёл диалог в тупик.

– Ты-к, как о них знать не можешь? А как тогда на одном языке разговариваем? Хотя, – завис в раздумьях, – может быть ты здешний, только веком не тот?

После прощупывания почвы Дантей решил соблюдать наставление Арии. Если же в городе образуются странные структуры, толкающие на каждом ходу учения о перерождении души, будто секты перед мнимым апокалипсисом, то новость о некой новой стадии пробуждения и вправду вскружит всем голову.

– Да, на войне прославился. А о Дроздах пока ничего хорошего не слышал, кто это?

– Повезло тебе висеть не на их крючке. Засели тут как пиявки, ловят только что пробудившихся, ик, обучают «девятилетке», затем находят поводы завербовать в свои ряды и отправить за границы полиса…

– Так они некая новая власть получается?

– За власть все продолжают глотку рвать, поэтому едино-ик-личными кукловодами их трудно назвать. Правда на начальных этапах себя хорошо показали, да и похоже «девятилеткой» мозги промывают, навязывают радугу над своими мордами.

– А что за «девятилетка»?

– О-о-о-о, рвало от неё похлеще текилы с пивом. Эта штукенция вроде в здешних школах была как некий учебный план с различными занудными терминами. Вот шишки Дроздовские смогли каки-то образом сжать все эти знания в коктейль с безумием нового мира, ик, и впихать за несколько минут в похмельное сознание пробудившихся. Головёшка так перестраивается, что даже фирменные фразочки проговариваются как на родном языке.

– Интересно… – растерялся Дантей и продолжил недоумевая, – так если они так помогают, почему же их побаиваются?

– Дурья твоя башка, сказал же тебе о вербовке! Берут, наводят страха, типа человечеству может прийти конец, работы и еды почти нет, так что добро пожаловать в ряды наших доблестных рыцарей.

Майк прервался, чокнулся бутылкой со стаканчиком собеседника, выпил залпом всё содержимое и продолжил:

– Ху-х, хороша! Продолжим… Латы то их в дерьме, а сами готовы перерезать всем глотки за место потеплее у камина и мать за перерождение продать.

– Разве всё так плохо? Хотя бы трудоустраивают и помогают.

– Пха-ха-ха, – залился хохотом бессмертный и на вдохе выпучил глаза, агрессивно аргументируя, – ага, мне давалось повидать времена повальной безработицы и разрухи, только тогда был цел мир и существовали осязаемые враги и союзники в виде соседних стран! Малой, сейчас остался лишь этот городишко и полчище злобных тварей, выдуманных больными мозгами. Дрозды и прочие фракции могли бы уже сплотиться и дать достойный отпор внешней угрозе, но губят жизни сородичей…

Личность собеседника постоянно менялась: от беззаботного бродяги до яростного противника нового режима. Некоторые выражения противоречили другим, отчего доверие постоянно угасало. Угасала и искра в словах Железного Майка, медленно принимающего позу для сна. Вероятно, подействовал алкоголь, к счастью для Дантея, желающего поскорее присоединиться к празднествам и встретить новых всезнающих ораторов.

– Так, недолго сталось твою головёшку прояснять, благо еще одного воскресшего, ик, от рабства спас. Слушай, не вступай в ряды Дроздов или якобы им неподконтрольного Йормунганда, будь защитником своего дома, как делал на какой-то войне. Не лезь в бездну на окраинах города, и помни: не чудовищ надо бояться, а их прародителей.

– Спасибо за совет, постараюсь соблюдать его. А что вы собираетесь делать дальше, спать здесь? Может я помогу вам дойти до ближайшего теплого места? Замёрзнете ведь.

Майк улыбнулся, схватился за печень, и свернулся в позу эмбриона, протянув рукой пустую бутылку:

– На, бери, может, ик, это не даст свернуть с пути, парень то видно неплохой, обидно пропадать такому… На обратной стороне этикетки несколько адресов баз Жерара Люмпена и Меркурия, к последнему не советовал бы идти. Найдешь пристанище, накопишь на хороший ирландский виски и вернешь мне должок, дерзай.

– Благодарю, но, всё же, давайте и вам помогу, мне нетрудно…

– Меня преследует назойливая сука, – перебил он, – циррозом печени именуемая… Сколько бы ни воскресал – не отстаёт, будто поженили нас! С минуты на минуту впаду в кому, а там и сладкая смерть… Не переживай, потом я бодрячком, будто весь день спал!

Непонятно было как реагировать на такое. Подобные повседневные случаи для мечника чужды, как и все новоприобретения города, на осознание которых уйдёт не одна жизнь.

Дантей на пару минут погрузился в мысли с застывшим в удивлении лице, затем пожал холодную, возможно уже безжизненную руку, накрыл тело рекламным плакатом, лежавшим рядом, и побежал на Красную улицу, стараясь обогнать приближающиеся волны безумия.

Заигрыши

Масленица отмечается в течение недели перед Великим постом. Эта неделя подготавливает людей к посту и началу духовного и физического очищения. Она всегда начинается с понедельника, а заканчивается Прощёным воскресеньем. В православной церкви считается, что смысл Сырной седмицы – примирение с ближними, прощение обид, подготовка к Великому посту – время, которое нужно посвятить доброму общению с ближними, благотворению. На долю нынешнего празднования выпала надежда пробуждения утерянных родных и близких. У остальных надежда преобразовалась в цель: стимуляция плодородия и возрождение плодоносных сил. Осуществлять собрались путём сожжения мусора и чучела Масленицы, как уничтожение всего старого, обветшавшего, дряхлого и освобождение места для нового, молодого, лучшего. Так же немаловажную роль играют реконструированные ритуалы и обряды, такие как «целовник», смотры молодожёнов, их гостевания, шуточные преследования холостых, связанные с молодожёнами и неженатой молодёжью. Этим общество показывало исключительную важность брака для воспроизводства населения, а потому чествовало людей репродуктивного возраста.

Со стимуляцией плодородия связана третья сторона Масленицы – поминальная. Ушедшие предки, по представлениям крестьян, находились одновременно и в ином мире, и в земле, а значит могли влиять на её процветание, поэтому крайне важным было не гневить предков и почтить их своим вниманием. Для этого в Масленице существует широкий пласт поминальной обрядности: посещение кладбищ, обильные трапезы, обязательно включавшие алкоголь и блины – главный атрибут Масленицы.

Дантей подошёл к эпицентру буйства веселья: любовные парочки плясали под живую музыку, исполняемую то ли некогда уличными музыкантами, то ли пробужденными менестрелями. Отрывки познаваемой реальности наслаивались друг на друга, будто турист в чужой стране пытался сопоставлять различные детали с привычными его культурному коду.

Прохожих в обычных нарядах сопровождали ряженные – скоморохи, являющихся очередной новообразованной структурой, подчиняющейся властям. Образ их деятельности из сказок и исторических книг не идет в сравнение со слухами об их нынешних свершениях: от агитации, выгодной определенной фракции, до выполнения полицейских функций, обучения ворожбе, и подавления влияния оппозиционных ячеек. Практику обрядовых форм «антиповедения» сочетали с воинской повинностью перед полисом, иногда выступая дружинниками.

Внезапно песни прервались, скоморох-глашатай серьезным тоном объявил: «Граждане! Не будем забывать и о поминальных особенностях мероприятия. Многие хотят возвращения близких, однако гулянками этого не добиться! Мужайтесь, в Прощеное воскресенье власти собирают добровольцев для зачистки дорог к кладбищам. Непозволительно в эти дни не почтить предков! К полудню откликнувшимся необходимо явиться к ближайшему военкомату для прохождения медосмотра. Сбор в воскресенье, после сожжения главного чучела»!

Речь нашла слушателей, шествие застыло в тот момент, прочувствовали посыл, насытились мотивами. Хоть и по окончании речи беззаботное веселье продолжилось, но к указанной дате всё-таки явились добровольцы. Отныне город являлся единым организмом, в котором хоть и могли появляться злокачественные опухоли, но большую часть составляли клетки, поддерживающие жизнедеятельность иногда даже самопожертвованием.

Застывшего юнца вытянули к центру улицы, подставив к нему несколько ровесников, румяных, вовлеченных в процесс. Вокруг образовался хоровод, вращение которого ввело в очередной транс, проецирующий мутные отрывки, не несущие смысловой нагрузки, но пробуждающие эмоции из недр. За несколько секунд сменили друг друга ощущения одиночества, разлуки, страха и ненависти. Левая рука вытащила меч, перевернув в защитную стойку, а правая отпустила бутылку, разбив об асфальт. Лицевые мышцы напряглись до сильного спазма, образовав отпугивающую, но грустную гримасу. Сознание покинуло тело, пытаясь в полёте уцепиться за причину психологической травмы. Так и стояла окаменевшая статуя, защищаясь от внешнего и внутреннего мира.

Женский голос, изящно совпадающий с тактом мелодии менестрелей, воззвал к Дантею, вытягивая из самовыкопанной мысленной канавы. Только тактильные ощущения заставили открыть глаза: гладкая ладонь нежно обхватила вцепившиеся в рукоять меча пальцы юноши, другая рука легла на плечо, подталкивая вперед, направляя танцем в безлюдное место.

Нелепыми движениями парочка мчалась подальше от чествования холостых, нашедших вторую половинку. Движения белокурой девушки замедлялись, переходя в импровизированный вальс, правила которого Дантей нехотя заучил для школьного выпускного. Головокружительное молчание прервалось странными вопросами: «Немецкий лендлер? Вау! Где научился движениям австрийских крестьян?». Вместо ответа Дантей лишь недоумевающе вёл бровью, но последующий напор развязал язык:

– Ну, правда, как выдаешь такое? Дрозды хореографии не учат, а я-то разбираюсь отлично!

– Извини, не понимаю, о чем ты…

– Про первоначальный характер вальса, – перебила она, – вот, ножка к ножке, даже в спешке, поразительно! Напоминает стиль восемнадцатого века.

– Импровизация моё всё, – безэмоционально попытался отойти от темы Дантей.

– Хм, а кто был твоим учителем?

– Добровольно-принудительная практика в школе ради соблюдения традиций…

– Не-не-не, – снова перебила, – в школах учили венскому вальсу, а не… – резко сменила тон на менее позитивный, – школы? Современные или какие-то церковные?

– Обычная, без изысков.

– Ох! Заинтриговал, теперь не могу определить пробужденный ты или нет.

Дантей забылся в танце и случайно выкладывал факты биографии. Ощущалась точка невозврата, но ему было интересно снова представиться обычным человеком:

– Типичный студентик.

– Странно, «просто студенты» не могут иметь причудливых вещей из прошлой жизни, – девушка провела демонстративно пальцами по деревянному макету японского меча и резко отбросила руку, – ай! Занозу подцепила!

Этого не могло случиться, так как боккэн покрыт лаком, гладкий, без единой царапины, не считая гравировку на рукояти, однако краснеющий указательный палец подтверждал её слова. Не успев поинтересоваться, реплику вставила потерпевшая, испуганно протараторив: «Ох, прости-прости, понесло меня что-то, перешла личные границы, да? Давай забудем это, я и имя своё раскрою, пойдет?».

Чтобы прервать череду абсурдно-нелепых ситуаций Дантей взял всё под свой контроль, продолжая кружиться в вальсе:

– Ныне так активно интересоваться жизнью незнакомца – дурной тон. У меня жуть как много вопросов, ответив на которые ты окажешь добротную услугу, прикрыв тем самым факт… злоупотребления моим рассеянным состоянием, – грубоватым, внушительным тоном сказал Дантей, раздраженный подозрительным обольщением.

Незнакомка могла спокойно отказаться и скрыться в толпе, но осталась даже после высказывания на грани угрозы.

– А, ой, к-конечно. Меня, кстати, Бегонией звать…

– Дантей, приятно познакомиться. Во-первых, что тебе известно о моём мече?

– Да просто выглядит примечательно, словно те сабельки японские, только вот на азиата особо не смахиваешь. А артефакты привязываются к владельцу и не передаются из рук в руки, так что взять его у кого-то ты не мог, даже меня вон как отринуло при касании, значит пришло из твоей прошлой жизни, до пробуждения, вроде логично.

– Хорошо, значит меч прибрать себе не хотела, но тогда какие мотивы преследовала, вытянув меня танцевать?

– О! Ха-х, так это я тебя в круг холостяков и вытолкнула, – с натянутой улыбкой отвечала Бегония, – а то проходил в халате мимо, будто за хлебом из дома быстренько выбежал, но ведь на празднике должны веселиться все, дабы предков задобрить! Кто же знал, что тебя почему-то перемкнет аж до судорог, вот и пришлось спасать.

Подозрения в причастности к Дроздам этой шутницы начали отпадать, однако, какие-то скрытые цели за её действиями явно стояли.

– М-м, прекрасно… ладно, хоть повеселилась.

– Да ладно, не обижайся, могу загладить вину. Вижу, ты довольно талантливый, в школе искусств графини тебе будут очень рады, можешь даже подзаработать там.

– Графини?

– Ну, её по-разному называют, но тебе понравится, уверяю!

– Меня никогда к хореографии не тянуло. Оставь её номер, позвоню как время свободное появится.

– Пха-ха-ха, оригинально, оригинально отшил, всё больше начинаешь нравиться! Эх, если бы сейчас функционировали сотовые, то с удовольствием обменялась номерами…

Дантей не знал и о этой проблеме нового мира, ибо собственный смартфон отсутствовал, как и остальные важные вещи, всегда лежавшие в ныне пустующих карманах. Для перепроверки пришлось остановить нелепые попытки продолжения пляски, прощупывая все выемки одежды, попутно задавая вопросы:

– А упомянутая тобой дама неплохо платит?

– Для начала пошли познакомлю с самой графиней, возможно, приставит на усадьбу с хорошей зарплатой, но с хореографией тогда придется повременить.

– Пофиг. Кстати, что с занозой, помочь вытащить?

– Она… – присев на тратуар, проверила Бегония, – исчезла… Может не так глубоко вошла и отпала сама… Блин, болело, будто зубочисткой пронзили.

– Всё обошлось, хорошо. На всякий случай прощу прощения, – сказал Дантей, присев рядом. – Бегония, могу ли я на усадьбе переночевать, или там лишь на смену пускают?

– Обговоришь всё сам, отдых тебе бы не помешал, еле на ногах уже держишься. Старался не разочаровать партнершу во время танца? – подметила Бегония, красиво улыбаясь.

– Ага. Всё, помчали на трудоустройство, пока и правда не уснул.

Необдуманные решения заставляли принимать факторы, разом нахлынувшие: холод, пронизывающий до костей, осознание отсутствия действующих сотовых для быстрой связи с близкими и ни гроша в кармане, для покупки хотя бы билета на общественный транспорт до съемной квартиры или ближайшего друга. Дантею иногда приходилось быть разнорабочим ради обеспечения студенческих потребностей, так что шабашка у странной женщины, называемой графиней, никак не смутила.

Жизненная тропа замкнулась на границе недавно покинутого кладбища: где оборвалась одна жизнь – решается судьба другой. Запланированное место встречи располагалось неподалёку, возле отдела по вопросам миграции, где будущая работодательница улаживала проблемы подчиненных.

Бегония подбежала к ухоженной карете, напоминающей те, что сдаются в аренду туристам. Высокий шофёр под стать празднику был ряженым, в шутливой манере поздоровался и направил бродить по округе, ибо «госпоже необходимо обкашлять вопросов еще минут на сорок».

Проводница затянула на мемориальный комплекс, пылающий помимо вечного огня глазами толпы, внимательно вглядывающейся в образы героев, отдавших жизнь за Кубань. Обычным интересом или же актом участия в почести предков вряд ли можно было назвать происходящее: женщины плакали, будто на их глазах только что померло дитя, а мужчины, держась за грудь, сдерживали бурно сливающиеся чувства тоски и гордости за воинов, на месте которых могли оказаться или же были ими. Действо на фоне яркого праздника контрастировало, манило познать каково проникнуться до такого состояния.

Бегония в очередной раз толкнула юношу, пытаясь подтвердить некие догадки, но растерявшийся Дантей даже не оглянулся назад – каменный лик монумента будто приказал смотреть в его глаза, не моргая, медленно изучая образы по бокам периферийным зрением. Глаза перенапрягались, капилляры лопались, но веки не смыкались. Внезапно ноги стали ватными, а взгляд помутнел. Из нутра раздался гневный вопль, тело рухнуло на спохватившихся зевак, оттащивших страдальца к вечному огню.

За пол минуты без дыхания и пульса сознание впитало переживания и последние моменты из жизни солдат, желающих вернуться домой после победы, имея за гордо поднятыми плечами цели, амбиции, ответственность за близких… Это порожденное войной душераздирающее послание от коллективного разума, запечатленное в информационном поле, импульсом ударило в голову потерявшего воспоминания и прежнюю позитивную энергию парня. Подпитка ненавистью даже не к самим боевым действиям, эхом отзывающиеся до сих пор, а к разрухе и потерям, способные затронуть и его, наделила силой, волей, оттесняющие туманности нового мира. Проекция невзгод волной прокатилась по сознанию, вымывая лишнее, поднимая на поверхность крупицы силы воли. Со слезами на щеках Дантей осознал, что его главная цель – защита родных и близких, всем доступным инструментарием, включая акт самопожертвования, только вот их судьба без средств связи остаётся неизвестной.

Очнулся юноша в карете от похлопываний по щекам и струи воды в лицо. Виновником был шофёр, одной рукой продолжавший бить по лицу, а другой вручая шоколадный батончик:

– Здоровеньки булы, новенький! Держи презент в честь первого дня работы.

– Не торопи коней, для приличия хотя бы создадим иллюзию собеседования, а то еще пустят слухи, что мы каждого встречного набираем, – устало произнесла женщина, рассматривая халат и меч Дантея.

– Как скажете, госпожа. Кхм, Дантей, так? Где работали? Состоите ли в брачных отношениях?

Растерянный, еле приходящий в себя после потери сознания кандидат на шабашку не спешил отвечать на вопросы. В горле встал ком, преследующий всех нас после подавления горя, из-за чего слова зажёвывала бездна горя, оставляя намёки лишь мимикой. Потуги заметила Бегония и дабы решить всё по-быстрому, обратилась к графине:

– Прошу прощения, госпожа, мы посетили мемориал неподалеку, и он того… прочувствовал.

– Меморис?

– Ну… вроде… Смущает только такая отдача, будто всё впитал.

– Всё возможно. Что ж, разберемся, спасибо за такой подарок, милая.

За обменом парой фраз стояло что-то большее, проясняющее резкое изменение отношения к юноше. Шофёр отстал с вопросами, а дама, не отводя глаз от паренька, в своей голове выстраивала будущий диалог. Неловкое молчание объект изучения прервал через минуту, приведя себя в порядок:

– Прошу прощения за произошедшее. Возможно, это из-за недосыпания…

– Не беспокойся, всё хорошо. Скорее всего, ты недавно пробудился и еще не во всё вник, верно?

– Можно и так сказать…

– Ничего, ничего. Все нынче через это проходят, мы поможем. В этом мире без малейшей помощи не выжить. Только вот с пониманием языка тебе уже подсобили, Дрозды небось?

– Не, о них только слышал, а вот язык мой родной, слава богу не забыл.

– Вот сюрприз! Русскоговорящий пробужденный, с незатуманенной головушкой бреднями! Бегония, ты раскопала сокровище!

Одной рукой женщина поглаживала голову Бегонии, а другой жестикулировала шофёру. Карета с полным экипажем тронулась, оставив за собой кучу загадок и конского навоза.

Улицы пестрили сменившейся архитектурной обстановкой: приевшиеся серые многоэтажки преобразовались в аляпистые, но по-своему привлекательные стенды с набором архитектурных стилей на каждый квадратный метр. Некоторые здания, наоборот, деградировали до деревянных халуп, либо вообще до глиняных изваяний. Не всем на пользу пошли перемены, связанные с новым, сказочным миропорядком и его таинственным фактором – меморисом, однако, ранее называемой «столице деревень» не привыкать к урбанистическим причудам.

Шофёр ловко проезжал сквозь толпы зевак, заворачивая в потаённые уголки улиц, предпочитая разбитые дороги пустым и ухоженным проезжим частям. Водитель понемногу сбавлял скорость, вслушиваясь в тишину, накрывшей после отдаления от Красной. Когда-то ужасающие дорожным трафиком артерии центральных районов теперь не подают признаков бензиновой жизни. Конечно, дюжину прохожих на тротуарах еще можно сыскать, но железных властителей города – нет.

Без лишних слов Бегония вынула из кармана раскладную карту и принялась руками водить по ней. Внезапно завизжала лошадь, экипаж встал, ожидая слов девушки.

– На Коммунарова мчатся, переходя к Чапаева, опасно, лучше переждать и по Пашковской проскочить.

– Бегоша, дорогая, перепроверь, где на Коммунарова кончаются, рисковать сегодня как-то не хочется при новых лицах, – попросил водитель прерываясь на посвистывание, успокаивающее лошадь.

– Извините, а почему остановились? – не вытерпел гнетущей обстановки Дантей.

– Фантомные душегубки. Астральные проекции машин, включая рельсовые, некогда разъезжающие тут… – шепотом поясняла графиня, стараясь не отвлекать «живой навигатор», – из-за прекращения поставок топлива люди побросали своих железных коней, но дороги запомнили непрекращающийся напор и подражают ему. В общем, теперь на любой проезжей улице могут возникнуть призраки транспортных средств, выбивающие из тебя душу при столкновении.

– Душу? То есть это может привести к летальному исходу?

– Да, поэтому ни в коем случае не ходи по автомобильным дорогам или трамвайным путям – границам с загробным миром. Глаз уловить не успеет, а душу уже отцепили от тела.

– Значит звуки авто на соседней улице – обманка?

– Следствие проблемы, которую пытается решить Бегония. Она чувствует потоки астральной энергии и корректирует маршрут исходя из колдовской аналитики. К слову, ты тоже чувствителен к меморису, чуть позже объясню, что да как, а пока наблюдай за процессом, возможно поручу похожее занятие, посмотрим.

Бегония вскочила, растянула карту перед шофёром и резко принялась водить с умным видом пальцами, давая понять сложную обстановку на дорогах. Посвистывания сменились ворчанием, томными вздохами и тихими выругиваниями.

– Малец, – сказал шофёр, положив мускулистую руку на плечо Дантея, – звиняй, мы тут минимум на час встали, возьми за ручку Бегошу и прогуляйся еще раз по Красной, тут пока что делать нечего, без тебя не уедем.

– Я пас, после анализа мутит, подремлю тут, – сказала Бегония, передав карту Дантею, – дерзай, смотри, только не уйди с другой танцовщицей, сегодня только так на холостых охотятся, а на карте безопасный путь чертанула, не пропадешь.