Человек с тающим лицом

Одной такой стрелой было допущение, что со мной не все в порядке, что главная причина всех этих событий заключается во мне. Я вспомнил подозрительный взгляд Кости, когда я рассказал ему о человеке с плавящимся лицом, мелькающим на записях. И потом, когда мы проматывали эти записи, он посмотрел на меня так же. Тогда я был настолько поглощен обстоятельствами, что до меня не дошло значение его взгляда, я даже не задумался об этом. Зрительный контакт произошел, эпизод остался в памяти, но как бесполезное фото, потому что восприятие закупорилось. Теперь же я понял и горько усмехнулся. Ведь меня всегда по-дилетантски интересовала тема сумасшествия, я смотрел много художественных фильмов, да и книги хорошие попадались. Такая тематика в тренде, не одного меня она завлекает, но… Неужели теперь это происходит со мной?

Та нет, чушь какая-то! Действительно сумасшедший никогда не задумывается о такой возможности. Хотя может это завидно четко звучит, но не всегда правда, может наступают просветления и не все так линейно, как бы хотелось. Ведь вся жизнь соткана из сомнений, а такой ее аспект и подавно. Но… если я много раз видел это в теории, в художественном обличии, мог ли я сойти с ума и не заметить, потому что слишком проникался этим? Или наоборот это знание, не раз осмысленное логически, это увлечение служит мне зашитой, не допуская такого исхода?

Я еще долго об этом думал, периодически отвлекаясь на рабочие моменты, которые требовали незамедлительного решения, остальные я отметал сегодня в сторону.

Потом я подумал о своем рассказе. Мысли об отражении искусства в реальности появились у меня после, сперва я вспомнил о нем лишь в контексте, что давно не писал. Обычно в такие моменты у меня возникает раздражение. Ситуация обретает критическую прозрачность, я думаю о ничтожно малом количестве времени, потраченном на писательство, но почти забываю о сумятице, которая была у меня в голове во время работы, да и помимо нее, и начинаю ругать себя и подстегивать. Говорю, что надо писать, ведь я сам этого хочу, просто нужно перестать лениться. Сколько желаемого люди не достигают из-за лени. Иногда к ней примешиваются тернистый путь, а порой и крупные неудачи, но зачастую достаточно элементарной лени. Думаю, что в данном случае я злился не только из-за отсутствия акта писательства, от которого стал зависимым, а и от потери ощущения самореализации.

Но сейчас привычное состояние не завладело мною, мысли тут же вернулись к человеку с тающим лицом, о котором я пишу и который преследует меня. Словно он сошел со страниц книги.

Я окунулся в эту мысль и на меня нахлынуло помутнение. На секунду мне показалось, что окружающая действительность не властна надо мной, что она предстала перед нами в том виде, в каком мы ее знаем, лишь по велению «общего сознания». Ведь есть же теория, по которой человеческий мозг способен менять что-то вокруг себя. Значит, можно допустить, что реальность, какой мы ее привыкли видеть, именно такова лишь потому, что этот ее формат укоренился в сознании большинства людей.

Так что, если я дал жизнь существу, написав о нем, и теперь оно может приходить ко мне не только во сне, но и в реальности?.. Сны мои с каждым разом становятся все отчетливей. А что, если это не мои фантазии, а их мне вкладывают в голову некие темные силы, которые сами являются порождением моей головы, но уже отделились и обрели самостоятельность?

Да, но человек с плавящимся лицом не мог сойти со страниц моего рассказа, потому что пишу я его не так давно, а он мелькает на записи, снятой более семи лет назад. Плюс не стоит забывать, что сам этот образ – не моя выдумка, он изначально существовал отдельно от меня, ведь есть же его костюм.

Но возможно, я на самом деле видел его в детстве!?

Может, это существо, созданное кем-то другим, пыталось проникнуть в наш мир, и я стал своего рода проводником, благодаря своему длительному увлечению, а мое произведение – лишь укрепляющий и завершающий этап в его появлении. Но тогда почему уже так давно у него хватает сил, чтобы делать записи, а показало их мне оно только сейчас? И вообще почему выбрало такой странный путь?

Это была вторая стрела и на мой уставший воспаленный мозг периодически накатывали раскаленные сияния – вспышки размышлений. Но все они были следствием первого удара и ничего нового в себе не несли, так что я топтался на месте и вязнул в стопорящих мыслях.

Сегодня я на работе был один и те немногие дела, за которые приходилось браться, выполнял крайне медлительно. Иногда на перекуры я брал с собой палку для вешалок, иногда мог совладать с собой и выйти без нее. За пеленой страха на заднем плане у меня вертелась мысль, что если я буду наготове, то ничего плохого не произойдет, ведь по закону подлости все негативные происшествия приходят неожиданно и застают врасплох. Но может ли мое знание и ожидание их остановить?

На перекуре я делал затяжку одну за другой, а взгляд мой стремительно прыгал по окрестностям. Любые места, где мог спрятаться злоумышленник – за углом, за машиной, за стволом дерева – притягивали глаза. Руки подрагивали, а с ними и сигарета. Все окружающее готовилось наброситься на меня.

Вдруг я подумал, что напоминаю сейчас наркомана без дозы и мне стало стыдно. Но я отчетливо ощущал пристальный взгляд невидимых глаз, следивших за мной. А может, ничего этого нет, по крайней мере сейчас, может, не стоит усугублять свое и без того тяжкое положение. Периодически я успокаивал себя этим, но погасить полностью внутренний пожар не удавалось.

Когда я выходил в туалет и возвращался назад, порой мне казалось, что в магазин кто-то проник за время моего отсутствия. Я чувствовал невидимую сущность, притаившуюся где-то в помещении. Тогда я брал в руки палку и обходил магазин, замахиваясь ею перед каждым поворотом за стеллаж или стойку для одежды. В остальное время палка «поселилась» возле моего стола, а кнопка вызова охраны – под столом, на выездной полке для клавиатуры, на которой клавиатура моя никогда не стояла.

Если бы можно было закрывать дверь на ключ, хотя бы на то время, пока я выхожу в туалет, но к сожалению, нельзя. Клиент подойдет, дернет ручку и уйдет, а потом, если я вообще услышу, его догонять и возвращать – это глупо.

Вот в такой сумятице я провел весь день, слабо понимая, что происходит.

По его окончании, когда я уже выключил компьютер и все приготовил к выходу, я снова пошел в туалет. Вернувшись, я взглянул на монитор, через который транслировались записи камер внутри магазина. Обычно я выключал его в последнюю очередь, но сейчас застыл перед ним.

Свет я еще не потушил, поэтому все помещение отлично просматривалось. В противоположном углу, возле металлического стеллажа, хаотично заполненного масляными фильтрами, комплектующими и запчастями в герметических пакетах, я увидел яркий красный плащ. Несомненно, это был человек с тающим лицом. Он стоял неподвижно, словно чего-то ждал.

Раскаленный прут пронзил меня насквозь, я чуть не свалился с ног. Через секунду я уже бежал к выходу, забыв выключить монитор. Я не оглядывался, но услышал, как нечто зашевелилось, стремительно приближаясь ко мне. Выбежав из магазина, я захлопнул дверь, и лихорадочно изъяв ключ из своей сумки, запер ее трясущимися руками. Первая волна паники прошла, поскольку он теперь был под замком, и выскочив из пристройки, я закрыл решетчатую дверь уже более спокойно. Затем я замер, прислушиваясь, не отпирает ли он дверь, ведь у него наверняка есть ключ. Из магазина не доносилось ни звука, во дворе, где я стоял, тоже было тихо, и я быстро пошел, почти побежал, время от времени бросая взгляд через плечо. Только потом я вспомнил, что не успел потушить в магазине свет.

Вскорости я перешел на спокойный шаг, так как меня настигла одышка. О твердую кость черепной коробки ударялись мысли – стремительные горячие лепешки, запущенные сознанием.

Значит, получается нельзя отпугнуть происшествие, готовясь к нему, и закон подлости – это все чушь, поскольку происшествие не ждет того момента, когда человек к нему не готов. Оно вообще ничего не ждет, потому что не наделено нашими свойствами. Происшествие просто приходит или не приходит, но это никак не соотносится ни с нашим знанием – будет оно или нет, ни с нашей интуицией. И ничего мы не можем призвать своим мысленным настроем, происшествие зависит от огромного количества мелких причин, из которых наши действия далеко не на первом месте.

12

Вторник. Вечер

Посередине стола, за которым я обычно пишу, лежала флэшка. Я ее видел впервые.

Я взял флэшку в руки, металлический корпус был холодный. Я сжал ее в кулаке и закрыл глаза, пытаясь совладать с собой. В голове отчаянно билась мысль, что надо что-то предпринять, но я не знал – что.

Я включил ноутбук, который привез от родителей перед выходными, и вставил флэшку в разъем. Раньше я не привозил его, поскольку не хотел, чтобы он отвлекал меня от писательства, мне вполне хватало общения с компьютером на работе. Но сейчас я рад, что он у меня, иначе пришлось бы ждать завтрашнего дня, чтобы просмотреть содержимое флэшки.

На ней была очередная видеозапись, впрочем, я и не думал, что там может быть что-то другое. Трясущейся рукой я запустил проигрыватель и вгляделся в экран.

Не сразу я сообразил, что дата в левом верхнем углу – 16 апреля 2013 года – это всего лишь неделю назад, и это тот день, кода я посмотрел первые записи, день, с которого начался этот кошмар. Изображение включилось как будто посредине событий, я тут же увидел себя перед монитором рабочего компьютера, пожирающего глазами экран. Затем я стал чесаться пуще прежнего. То затылок, то плечо, то ребра, то уголок рта – мои руки сновали по мне, как пауки, а на лице застыло удивление. Запись была не с такого ракурса, как первая, которую я сейчас наблюдал с рабочего компьютера на записи текущей.

Невероятно, я смотрел запись, на которой я смотрю запись, на которой снят я!

На этот раз камеру повесили очень высоко, почти надо мной, поскольку сьемка велась чуть ли не вертикально. Однако, по моей памяти, в том углу магазина ничего не было, разве что он прицепил камеру прямо к потолку возле окна.

На записи я вскочил с места, подбежал к левой стенке от себя и принялся обшаривать стеллажи, ощупывать стену и зеркало. Наблюдая сейчас со стороны, я хорошо вспомнил тот момент и стало страшно осознавать, что он был заснят. Но как же я тогда не увидел эту камеру, ведь на записи я как раз обыскиваю пол магазина в поисках устройства, на котором снята первая видеозапись. Я сразу понял, что дело в ракурсе. Я приковал свое внимание к той части магазина, с которой, по предположению, была сделана первая запись, а на другую часть, где в тот момент висела камера, я даже не смотрел. Ее расположили в таком месте, куда человек без повода не поднимет глаза, но все равно это риск. Неужели он не боялся, что я ее найду? А может, ему было наплевать – найду я ее или нет.

Но как он угадал правильное время, чтобы сделать эту запись? Как он знал, когда я буду просматривать его флэшки, чтобы потом показать мне это на экране? Ведь в этом же интрига?!

Я оторвал глаза от ноутбука и осмотрелся вокруг. Затем я встал и обшарил каждый угол комнаты, действуя почти бессознательно. Я хотел найти бездушный стеклянный глаз, пристально уставившийся на меня, и руки на автомате ощупывали мебель, словно прикосновение могло дать ответ. А в голове билась мысль о зловещей матрешке из кадров, что предстанет передо мною, если я все-таки найду камеру. Поскольку тогда это будет запись, на которой я дома смотрю запись, на которой я на работе смотрю запись, где я сижу на работе еще ни о чем не подозревая. А ведь так можно делать до бесконечности и в этой вселенской цепочке я буду постепенно проживать каждую ипостась.

Не обнаружив камеры, я вышел в коридор и обвел его взглядом. Затем осмотрел остальные помещения квартиры и бесцельно застыл посреди кухни.

Не знаю, сколько я так простоял, в голове летали обрывки мыслей, не соединяясь между собой. После я вернулся в комнату, быстро оделся и вышел из дома.

Солнце уже село и все вокруг, словно матовые сосуды, наполнилось оттенком сумеречной синевы. Я обогнул дом с левой стороны и пошел прямо через газон по тропинке к маленькому магазинчику – единственному на ближайший километр заведению, работающему круглосуточно в этом глухом районе. Хотя дневной ларек, работающий до восьми или девяти, расположен ближе ко мне, там крайне маленький выбор пива, и я редко туда хожу. Впрочем, сегодня у меня не было предварительного решения, ноги просто несли вперед.

Зайдя в магазин, я увидел знакомого продавца за стойкой, который уж очень напоминает мне какого-то актера, вот только я никак не могу вспомнить – какого. Знаю одно – мужчину пожилого возраста редко встретишь за прилавком магазинчика или за кассой супермаркета.

Я взял четыре бутылки пива и большую пачку чипсов особо не раздумывая, что мне не свойственно, обычно пиво я выбираю долго.

Идя назад, я все пытался вспомнить – какого же актера мне напоминает продавец. Седоволосый, коренастый, с рыхлыми бороздами на толстой шее, смахивающий на алкоголика, но только внешне, поскольку всегда был очень воспитанным.

Я проделываю это уже не первый раз и часто перед мысленным взором возникают размытые образы, обрывки кадров из какого-то фильма, в котором этот актер то ли в роли шерифа, то ли… А дальше пропасть… То, что уже давно пришло мне в голову и на тот момент стало прогрессом, теперь было застоем, в котором я вязнул. А когда уже старался думать о чем-нибудь другом, часть сознания еще какое-то время продолжала копошиться, перебирая файлы, шурша ими, и периодически вовлекая в это занятие весь мозг.

Придя домой, я поспешно разделся, открыл бутылку зажигалкой, не тратя время на путь на кухню за нормальной открывалкой, и тут же осушил ее на четверть. Я крайне редко так пью, разве что в знойную жару после длительного ожидания чего-то прохладительного, а обычно растягиваю процесс на маленькие глоточки. Но сегодня моей целью было не удовольствие, а опьянение и как можно скорее. Ведь опьянение заглушает страх и ненужные мысли. А завтра, после перезарядки, может ко мне придут свежие решения.

Я вышел на балкон с бутылкой в руке и закурил. На улице быстро темнело. Время сумерек, если мне доводилось проводить его дома в одиночестве, почему-то всегда навевало на меня жгучую тоску. Казалось, я начинал ощущать бестолковость своих надежд и желаний, их циркуляцию с незначительными видоизменениями ото дня к дню. Они становились лишь выцветшими прихотями… Не то, чтобы я каждый раз думал об этом. Нет, у меня было лишь смутное чувство, труднопереводимое на язык слов, а такое объяснение я ему дал недавно.

Я вспомнил, как иногда вспоминал в такие моменты, простой случай из детства, когда я, будучи в классе пятом, сидел за столом, делал уроки и поглядывал на темнеющую улицу, на отдающие синевой дома за окном, и ощущал такую же тоску. Тогда это был бесформенный сгусток, смутивший мою душу, я не осознавал природы этого чувства, к тому же оно наверняка было вызвано элементарным желанием ребенка уже гулять на улице, а не делать так допоздна уроки. Но думаю, мои взаимоотношения с сумерками зародились именно тогда, поэтому эпизод врезался в память.

Мне вдруг захотелось оказаться не здесь, а в каком-нибудь шумном помещении среди друзей и знакомых, где будет музыка и веселье, приятный смог, словно окутывающий тебя смягчающей подушкой от внешней реальности и внутренних терзаний. Вот так надо проводить сумерки, думал я, делая очередной солидный глоток.

Я вспомнил свои последние гулянки и это автоматически навело меня на мысли о Кате, ведь на большинство посиделок я приходил вместе с ней уже полтора года. Затем я вспомнил, как мы часто курили на этом балконе. Воспоминание застало меня, когда я тушил бычок и я решил закурить следующую, чтобы еще посмаковать умеренную горечь этих эпизодов. Подкуривая, я ясно увидел ее, стоящую рядом с горящим угольком на кончике сигареты и в глазах. Интересно, что она сейчас делает?

Перед глазами внезапно вырисовалась череда сцен из нашего с ней секса и всего прилегающего. Самые запоминающиеся моменты, наверное. Некоторые кадры оказались сильнее других и воображение призывало их снова и снова, нежась в их возбуждающей теплоте. Следствием была легкая эрекция, все-таки с ним давно ничего не происходило, но возбуждение быстро прошло и появилось раздражение, рвущееся изнутри навстречу горькому пиву, заливающемуся внутрь.

Я вспомнил наш разговор с Костей, о том, как рассказал ему о заскоках Кати, и теперь мне стало неловко. Я даже начал мысленно выгораживать ее, аргументируя положительными чертами ее характера. Цеплялся за них, размышлял о вариантах сложившихся обстоятельств, если что-то в них поменять, и не заметил, как из этих мыслей я, словно съехал по желобу, перешел в область романтических грез, имеющих мало общего с реальностью. Перед мысленным взором стали рисоваться ситуации, в которых я был чутким, проникновенным и страстным. Все обстоятельства были воображаемыми, но виделись мне вариантами действий либо сейчас, уже после разрыва, либо в какой-то период прошлого во время наших отношений. И я то думал, что не фантазирую, а представляю реально возможные случаи, но потом вспомнил, каким я порой бывал холодным и равнодушным, в те моменты, когда стоило проявить внимательность и чуткость, и понял, что эти грезы слишком оторваны от действительности. Не то, чтобы я не мог вести себя, как в своих мечтах, иногда я бывал очень близок к собственному романтичному образу. Но главная проблема заключалась в том, что в реальной жизни любой эпизод неразрывно связан со всеми предыдущими, как во внешнем мире, так и во внутренних переживаниях. А в наших фантазиях ситуации всегда без контекста, освобожденные от оков последовательности и парящие в поднебесьях воображения, приходящие, словно по мановению палочки.

Далее я вспомнил других девушек, с которыми у меня были отношения, зачастую непродолжительные, и тут тоже из воспоминаний, как из пластилина, стал лепить фигурки вероятностей. И вдруг я остро ощутил свои первые любовные переживания, которые были родом из подросткового возраста. Из той эмоциональной поры, когда даже объятия с девушкой казались чем-то особенным (с официально заявленной твоей девушкой, что само собой было понятием статусным) а поцелуй – так вообще удивительным волшебством, снизошедшим в твою юную жизнь из прекрасного мира взрослых. Помню, сразу после такого события эти моменты хотелось прочувствовать снова и снова, и я мысленно воссоздавал их, постепенно заново проживая, смакуя каждую деталь, купаясь в них, словно они были сотканы из шелковых декораций. Со временем воспоминание комкалось, терялись нюансы, но еще долго оставался некий сквозной образ-эмоция и я мог наслаждаться не только им, а и преддверием, что я его сейчас призову.

Я продолжал витать в этих ощущениях, которые теперь себе объяснял, когда докурил вторую сигарету и допил первую бутылку. Затем вернулся в комнату и включил музыку на ноутбуке. Я поставил грустные вязкотянучие мелодии в аккомпанемент к своему настроению и сразу же погрузился в них. Под влиянием алкоголя усиливается восприятие музыки и эти песни, казалось, знали о моих мыслях и чувствах и выражали их на своем нерасшифрованном, непостижимом языке, а я хаотично монтировал клип из потока сознания. После я вспомнил группу, которую любил в подростковом возрасте, и поставил пару ее песен, желая ощутить ностальгию, но предполагая, что теперь эта музыка мне покажется примитивней. Но я с восторгом обнаружил, что наоборот – в музыкальной составляющей угадывалась более сложная конструкция, чем прежде улавливал мой слух, да и текст, вопреки нескольким банальным строчкам, в основном наполнился более глубокими и обширными метафорами.

На протяжении вечера меня не раз подмывало кому-нибудь позвонить или вообще поехать и встретиться с кем-то из знакомых. Но уже поздно, никто не захочет выходить в будний вечер, придется идти домой, родители начнут задавать глупые вопросы: какого я приперся в одиннадцать или двенадцать часов ночи пьяный ни с того ни с сего (а я несомненно буду пьяный, я уже под хмельком), а ты попробуй им объясни… ай, да пошло оно все.

К половине первого я был уже порядком выпивший, чипсы съедены, а сигарет я выкурил не менее пол пачки. И снова я вышел на перекур с наполовину полной последней бутылкой, на этот раз даже не выключив музыку, что я делал ранее, чтобы услышать шорох за собой в квартире, если таковой будет. В голове плавали смутные обрывки образов и я даже не задумывался – нравится мне это или нет.

Не допив последнюю бутылку я осмотрел квартиру с ножом в руках, который держал под матрацем. Теперь я делал это не со страхом, а с жаждой найти врага. Я был готов к встрече.

Несмотря на хмельную храбрость перед сном я проделал все необходимые процедуры с дверьми для своей безопасности. А после долго пролежал на кровати с включенным светом, положив руку на матрац в том месте, где под ним был спрятан нож. Так и уснул.

13

Среда

Похмельное утро приглушило страх, как я и ожидал, к тому же мне ничего не снилось, а если и снилось, то я этого не помнил. Однако физическое недомогание привнесло с собой и тяжелое моральное состояние.

Когда я уже вышел из метро и шел по алее вдоль каштанов, витая в смутной пустоте, перед глазами возникли яркие эпизоды вчерашнего происшествия на работе. Красные эпизоды. До меня дошло, что если я приду раньше сотрудника, то мне придется открывать магазин, и если у этого ублюдка не было ключей… Но у него должны быть ключи!..

Я остановился и позвонил Юре. Хотел узнать, не пришел ли он еще на работу. Он сообщил, что уже на подходе, тогда я сказал, что задержусь на минут 5-10, закурил сигарету, стал в тени одного из каштанов и начал ждать.

Докурив, я на всякий случай еще постоял 2 минуты, поскольку Юра идет к работе с другой стороны и я не мог точно знать – там ли он уже. Затем продолжил путь. Магазин мне открывать не пришлось, но как только я зашел, он стал высказывать мне за включенный свет, который, по всей видимости, горел всю ночь.

На протяжении дня, благодаря кофе и делам, которые нельзя было отложить, похмелье отступало, а страх соответственно нарастал. С ним возвращалось и осознание собственного положения. Не представляю, как бы я смог находится на работе один после всего, что здесь происходило.

Как-то на перекуре мне вдруг пришло в голову, что надо обратиться в милицию, ведь это настоящее преследование. Но что им предъявить, только записи? А они чего доброго решат, будто я сумасшедший. Даже Костя отнесся к этому с подозрением, а если уж друг так отреагировал, то чего ждать от чужих людей. Но… странно, почему Костя мне не предложил этот вариант – заявить в милицию? Это ж наверняка противозаконно – снимать кого-то скрытыми камерами. Он и вправду решил, что я сошел сума или не сделал это по какой-то другой причине?

Когда я вернулся домой и действие похмелья почти закончилось, я решил, что стоит переехать к родителям, хотя бы на несколько дней, чтобы почувствовать себя в безопасности, иначе я действительно доведу себя до безумия. Можно будет завтра отпроситься на полдня под предлогом плохого самочувствия и перевезти туда необходимые вещи или поехать прямо с работы без ничего. Но что я скажу родителям?.. Пока не знаю.

Вдруг меня посетило желание ехать сегодня же, прямо сейчас, но я отказался от этой затеи. Похоже, подсознательно не хотел выдавать самому себе – насколько я напуган, не хотел совершать такой очевидный побег.

Когда я поел и вернулся в комнату, то вдруг услышал какой-то шорох прямо здесь. Я выхватил нож из-под матраца и, став словно на поле боя, огляделся вокруг. В комнате была мертвая тишина.

Я убедил себя, что никакого шороха на самом деле не было, что у меня просто нервы разыгрались и включил музыку повеселее, чтобы заполнить ей жуткую пустоту.

14

Четверг. Ночь

Теперь передо мной были не просто темные формы, а громоздящиеся угловатые тени, которые падали в зазор между друг другом. Если бы падали на меня, то они бы разрезали меня своими острыми углами, но они улетали прочь. Однако тени все равно покушались на меня, потому что периодически у них вырастали черные руки-ветки без пальцев, и они тянули их ко мне, при этом падая вдаль.

Я внезапно открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света. Затем повернул голову, повел взгляд, еще затуманенный от резкого контраста, и увидел… что подле моей кровати стоит человек с тающим лицом! Не в темноте, как тогда во сне, а залитый желтоватым светом комнаты, что я оставил включенным на ночь.

Я вскочил и сел на кровати, вжавшись спиной в стену. Затем выхватил нож из-под матраца и выставил его перед собой.

– Мы вроде и виделись недавно, но такой встречи у нас еще не было, – сказал человек с плавящимся лицом спокойным голосом.