В землях заката. Избранники Армагеддона

– Хелен Роузвотер, мэр Другого дола.

Имя Евгений она выговорила с трудом, так что Варламову пришлось назваться на американский манер – Юджином. Сирина из Михаила перекрестил в Майкла.

– Садитесь. – Хелен повела рукой с ухоженными ногтями на кресла. Затем положила подбородок на сплетенные пальцы, улыбнулась, и на миг показалась юной девушкой.

– Ну, рассказывайте! – потребовала она. – Как вы оказались в моем городе?

Рассказывать пришлось Варламову. Несколько раз он сбивался, смущенный пристальным взглядом женщины-мэра, да и слова порой подбирал с трудом, не привык говорить по-английски. Иногда Хелен задавала вопросы. Конечно, спросила: откуда так хорошо знает язык?..

Когда Варламов дошел до событий на базе, покосился на Сирина. Тот, видимо, улавливал суть рассказа, так как подмигнул приятелю.

– Рыба ищет, где глубже, – сказал он по-русски, – а человек, где лучше. Надоело сидеть на одном месте, вот и решил взглянуть на Америку. А тебя уговорил лететь переводчиком.

Варламов перевел, хотя и с чувством неловкости за явную ложь. При упоминании о рыбе Хелен слегка нахмурилась, а потом внимательно поглядела на Сирина. Наконец Варламов довел рассказ до конца: как стали расплачиваться в кафе, и вошел шериф…

– Не ожидал, что чашка кофе будет стоить полтысячи долларов, – вставил Сирин. Наверное, он долго обдумывал фразу и произнес гладко.

Хелен рассмеялась:

– Инфляция. Да и настоящий кофе теперь редкость. Поставок с Кубы недостаточно, а китайцы перепродают дорого.

Голос прозвучал музыкально. Она откинулась на спинку кресла и, повернув голову к окну, где начало темнеть небо, продолжала:

– Ну, хорошо. Посидите в приемной, а я поговорю с Бобом.

Приятели вышли из кабинета. Двое в серых костюмах не повернули голов, но было заметно, что искоса поглядывают. Девушка за компьютером кивнула шерифу, тот встал и развалистою походкой скрылся за дверью. Варламов мрачно разглядывал мебель. Скорее всего, придется коротать ночь в тюремной камере. Хорошо, если не годы.

Шериф вышел через пять минут, широко улыбаясь:

– Ребята, да вы ходячий юридический казус! Столичные власти хотят, чтобы вас препроводили в Колумбус. Незаконный въезд, угроза национальной безопасности и так далее. А наш мэр считает, что для ареста оснований нет. Как же с вами поступить, а?..

Варламову вспомнилась любимая поговорка отца: «Повинную голову топор не сечет». Он сказал покладисто:

– Сэр, я не знаю американского законодательства. Но готов признать, что мы очутились здесь незаконно. Мы подчинимся любому решению властей.

Шериф расхохотался:

– Вот законопослушный молодой человек! Такого и в тюрьму сажать жалко…

– Эй! – вскочил один в сером костюме. – Вы что, не собираетесь выполнять распоряжение губернатора?

Шериф подбоченился, ситуация явно доставляла ему удовольствие:

– Поправка Бьюкенена, принятая после Реорганизации: если распоряжения мэров на территории их компетенции не нарушают Конституцию Соединенных Штатов, они могут быть отменены только в судебном порядке. Поскольку местная власть не предъявила обвинений, наши гости свободны. До свидания, джентльмены, и привет губернатору.

Джентльмены мрачно переглянулись, а один сказал:

– Ладно. Только вы много себе позволяете. Еще увидимся.

Оба разом повернулись и вышли. Варламов вздохнул с облегчением.

– А теперь давайте познакомимся, – ухмыльнулся шериф. – Боб Хопкинс.

Ладонь у него была большая, а хватка вроде добродушная, но цепкая. Русские имена и ему дались с трудом, так что пришлось опять назваться Юджином и Майклом.

– Вы не вернете мой портсигар? – обыденным тоном спросил Сирин.

– Что? – не сразу понял шериф. Потом сунул руку в карман и, достав футляр, протянул Сирину. Похоже, в него и не заглядывал. Да, хорошее самообладание у Сирина.

– Пистолет полежит у нас, пока не оформите разрешение. Мне пора. Ваши вещи я оставлю в холле, а мэр вас еще вызовет. – И шериф ушел, что-то насвистывая.

Через некоторое время приятелей опять пригласили в кабинет. Хелен задумчиво смотрела на них, от благодарности Варламова отмахнулась:

– Сейчас нет такой бюрократии как раньше, и я могу принимать решения самостоятельно. У вас выдался нелегкий день, надо оформить бумаги и устроить куда-нибудь. Вряд ли наскребете денег на отель… Салли! – обратилась она в пространство. – Отпечатай пару бланков для въезда в страну. И узнай, нужны ли таможенные декларации?

Она улыбнулась Варламову:

– Вообще-то это компетенция служб в Колумбусе, но отсылать вас туда не хочется. Начнется бюрократическую канитель и еще неизвестно, где окажетесь. Вы надолго в Штаты?

Варламов пожал плечами:

– Самолет нам вряд ли вернут. А если вернут, так дома посадят за угон. Так что, похоже, надолго.

– Ну и хорошо. Наш город относится к благополучным, так что жить здесь едва ли тяжелее, чем в России.

Мэр перестала улыбаться, и словно тень легла на красивое, но несколько увядшее лицо. Теперь оно не казалось юным.

– О России, надеюсь, мы еще поговорим. Идите, заполняйте бланки, а я узнаю, где вас можно разместить.

В приемной белокурая девушка-секретарша вытащила из принтера два бланка. Варламову пришлось вписывать ответы и за Сирина. Таких документов он прежде не видел, и заполнять их было любопытно. Без труда одолев пункты с первого по шестой, он застрял на седьмом – «аэролиния и номер рейса». Помог компьютер: Салли поводила пальчиком по дисплею, и тот высветил – «специальный рейс». Так и записали.

В пунктах о месте и дате выдачи визы поставили Другой дол и день нынешний.

– Конечно, власти в Колумбусе могут это оспорить, – деловито пояснила Салли. – Могут даже обратиться в суд Территории, чтобы аннулировать разрешение мэра, а вас посадить в тюрьму за незаконный въезд. Но они редко вмешиваются в распоряжения мэров.

Пункт об адресе проживания Салли посоветовала пока не заполнять. После названия города следовало: «Территория Ил-Оу». Кажется, слышал это название по телевизору.

– А что это такое? – удивился Варламов. – Раньше были штаты. Моя мать, например, родом из Южной Каролины.

Салли похлопала ресницами:

– Штатов нет со времени Реорганизации. Некоторые почти вымерли, как Мичиган и Висконсин, а в других население сильно убавилось. Поэтому штаты объединили в Территории. Наша включает бывшие штаты Иллинойс, Индиану и Огайо, поэтому и называется сокращенно Ил-Оу. Столица в Колумбусе, там наш конгресс и правительство. К западу лежит Территория Мин-Айоу, а к востоку Пенси-Мэр…

Салли вздохнула, и на этом краткий урок географии закончился.

– Хм, – Варламов стал заполнять таможенную декларацию.

Затруднения вызвал вопрос: был ли кто на ферме или ранчо вне пределов США (название страны, похоже, не изменилось) в течение последних 30 дней? Варламов с Сирином решили, что окрестности Кандалы на ранчо походят мало, и написали «нет». На следующий вопрос – есть ли у кого сумма, превышающая 500 000 долларов? – тоже с чистой совестью ответили «нет»…

Наконец бумаги были оформлены, и оба снова предстали пред очи мэра. Хелен устало улыбнулась:

– Все устроено, мне даже не пришлось звонить самой. О вас сообщили по радио, и я получила с десяток звонков. Восемь человек предложили погостить у них. Двое сочли более подходящим местом городскую тюрьму. Я решила, что вы предпочтете первое.

Она снова улыбнулась, хотя не так весело, и продолжала:

– Две пожилых леди не откажутся от помощи по дому, а один скучающий джентльмен хочет увидеть живого русского. Кто из вас лучше справится с ремонтом?

– Я! – просиял Сирин.

– Тогда поедете со мной. А вы, – она глянула на Варламова, – подождите внизу. За вами приедут.

На этом аудиенция закончилась. Приятели спустились в холл, забрали пожитки, оставленные шерифом, и вышли на крыльцо. Сирин вытер лоб и мрачно сказал:

– Кажется, обошлось. Я думал, нас ждет кутузка. То ли ты ей понравился, то ли из-за твоей матери за нас вступилась… А про бойню на базе никому не рассказывай, темное это дело. Говори, что я пригласил тебя переводчиком. Или заставил лететь под дулом пистолета – как хочешь.

К крыльцу подкатил большой автомобиль, за рулем сидела Хелен. Она поманила Сирина, тот вздохнул и, сунув на прощание руку, скрылся в машине. Они уехали, и Варламов остался один. Солнце скрылось за розовыми облаками, потемнела зелень деревьев.

Навалилось чувство одиночества: всю жизнь провел в Кандале, а тут чужой город, чужая страна, другой край Земли… Вдобавок мучил голод, давно миновал час, когда дома собирались на ужин. В Кандале уже ночь. Он сглотнул и уставился на пустую улицу. Послышалось жужжание, из-за кустов появился желтый автомобильчик. Свернув, неспешно подъехал к крыльцу. Дверца открылась, из автомобиля вышла девушка в мешковатом брючном костюме. Варламов отметил рыжие волосы, выдвинутый подбородок и длинноватое по русским меркам лицо.

Она неприязненно поглядела на Варламова:

– Хай! Это вы Юджин?

Удивленный, он кивнул.

– Садись! – Не дожидаясь ответа, девушка села обратно в машину.

Варламов нехотя поднялся со ступенек. На душе стало муторно, и занесло же сюда!

Дверей было две – по одной с каждой стороны, – и внутри оказалось теснее, чем в «Форде». Варламову пришлось поджать ноги. Девушка тронула резко, так что голова дернулась назад. Когда стали выезжать на улицу, он повернулся глянуть, нет ли других машин, а заодно рассмотреть свою спутницу.

Подбородок оказался действительно великоват, скулы выдавались, а волосы были рыжеватые и кого-то смутно напомнили… Глаза красивые, зеленого цвета, но неприязненные, что для Америки вроде бы нетипично. Даже мать Варламова, хотя ей пришлось нелегко в чужой стране, улыбалась чаще русских женщин.

«Ну, погоди», – усмехнулся он про себя и с лучшим каролинским прононсом, какой смог изобразить, спросил:

– Как вас зовут, леди?

Автомобильчик рыскнул, и в косо брошенном взгляде девушки промелькнула растерянность.

– Джанет.

Но больше не произнесла ни слова, не очень-то походило на обещанное Хелен гостеприимство. Вскоре свернули на подъездную дорожку, в конце стоял белый двухэтажный дом, и большие деревья раскинули ветви над ним.

– Как называются эти деревья? – спросил Варламов, когда машина остановилась.

Джанет глянула с удивлением: – Дубы.

Интересно, она когда-нибудь подряд два слова скажет? Варламов вышел и стал разглядывать могучие деревья. Джанет тем временем загоняла автомобильчик в гараж.

Сегодня было лучше, он не чувствовал ломоты в костях и ходил по веранде дольше обыкновенного. Хотя сознавал, что со стороны выглядит комично – согбенная фигура, вихляющая из-за непослушных ног походка. Ничего, надо преодолевать боль, надо бороться за послушность тела, за жизнь. Новости по радио слишком взволновали его, чего он ждет от объявившихся в Ил-Оу русских? Все унесли воды Леты. Все же он позвонил Хелен, и теперь откинулся в кресле, ощущая на лице теплый солнечный свет.

И незаметно снова стал молодым и здоровым – ноги несли его даже чересчур быстро, словно плыл над забитыми илом улицами, утонувшими автомобилями. А впереди все жутко горело – это плавились в закатном огне остатки стеклянной одежды небоскребов. Он узнал мертвый Нью-Йорк, бывшую столицу мира – гибель настигла его, когда в пароксизме первых минут войны по всему миру были атакованы русские подлодки и одна, уже идя ко дну, выпустила ядерные мины. Произошло это случайно, или командир лодки отдал последний приказ – никто уже не узнает. Стометровая волна радиоактивного кипятка накрыла город и смела все на километры от побережья…

Все гуще становились вечерние тени, холоднее воздух, погас этот адский свет, а он все несся над улицами в бесплодном поиске. Кого или чего он искал?..

Он очнулся. В оконных стеклах отражался закат, похолодало. Перед верандой остановилась машина Джанет, кто-то вышел. Он прищурился, стараясь разглядеть получше, и холодок разочарования пробежал по спине… Наконец заставил себя говорить.

– Молодой человек! – послышалось со стороны дома.

Варламов обернулся: с веранды махали рукой. Он поднялся по ступенькам. В плетеном кресле сидел мужчина в зеркальных очках и с ежиком седых волос. Еще не старый – лицо выглядело даже моложаво, хотя была в нем странная окаменелость черт, словно этому человеку пришлось увидеть что-то невыразимо страшное, и лицо навсегда застыло, сохранив маску горечи и упрямого достоинства.

Варламова приучили к вежливости еще с детства, отец пару раз самолично отхлестал ремнем: первый раз – когда сынок нагрубил незнакомцу, а второй – когда для забавы науськал на старушку собаку.

– Добрый вечер, сэр, – сказал он. – Меня зовут Юджин, и я только что прилетел из России.

Мужчина снял очки. Света еще хватало, и было видно, что глаза у него серо-зеленые, хотя и тусклее, чем у Джанет. Одно веко подергивалось, вероятно поэтому мужчина и носил очки. Не вставая, он протянул руку. Пожатие было крепким, но слова дались с трудом:

– Грегори Линдон, полковник в отставке. Извините, что не встаю – памятка о войне. Не думал, что доведется пожать руку русскому. Это я выпросил вас у Хелен: хотел узнать о России, как говорится, из лошадиного рта…

– Из чего? – уныло переспросил Варламов. Уже не раз сегодня слышал непонятные выражения, а еще думал, что хорошо знает английский…

– Это значит, из первых рук… – затрудненно улыбнулся Грегори, продолжая разглядывать Варламова.

Вряд ли это тот, о ком я просил… Господи, есть ли ты на свете? Я долго не верил в тебя, но когда попросил о помощи, ты откликнулся. Ты оставил мне жизнь, одному из всей команды. И с тех пор я жду, что ты выполнишь и другую мою просьбу. Я жду давно. Но это не тот человек. Это просто зеленый юнец. Он ничего не знает. Он ничего не значит. Неужели мне придется ждать и дальше?.. Наверное, я обманываю себя, и тебе безразличны земные дела.

– Дядя, потом поговорите. – Джанет поднялась на веранду. – Пора обедать. Наш гость наверное проголодался.

Она помогла дяде встать и, придерживаясь за ее плечо, тот заковылял к двери. Походка была странной, вихляющей. За дверью оказалась не прихожая, а сразу гостиная – обширный зал с ведущей наверх лестницей. Но сначала Джанет проводила Варламова в ослепительно чистую ванную.

Отдельной кухни не было, сели в углу гостиной: зеленая лужайка под окнами, красные угольки цветов. Вместо привычной по дому трески перед Варламовым поставили тарелку с ломтиками чего-то желтого и ароматного. Не то фрукт, не то овощ – на вкус нежно-сладкий и звался дыней. Курицу подали в столь остром соусе, что пришлось открыть рот, чтобы его остудить. Варламов испытал легкую панику, видя, как Джанет разделывает курицу ножом и вилкой, дома обходились руками. Он попытался копировать девушку, вспотел при этом, и ему показалось, что та слегка улыбается… Под конец Джанет подала мороженое, дома Варламову это лакомство доставалось редко.

– Спасибо, – пробормотал он, едва не облизываясь. – Все очень вкусно.

Джанет улыбнулась, в первый раз за сегодня, хотя все равно хмуро, а ее дядя поинтересовался, складывая салфетку:

– А что едят обычно в России?

Варламов с досадой оглянулся на свою салфетку, которой забыл воспользоваться.

– Я знаю только про Карельскую автономию. Рыбу… – Он снова ощутил во рту вкус надоевшей трески. – Еще картофель и мясо, а фрукты привозные, из южных автономий. Летом пекут пироги с грибами и ягодами.

Тут Грегори задал неизбежный вопрос:

– А откуда вы так хорошо знаете язык, юноша? У вас даже южный выговор.

Варламов вздохнул.

– У меня мать американка, – нехотя начал он, в третий раз за сегодня. – Родом из Южной Каролины. Приехала в Россию еще до войны, с христианской миссией…

Закончив, он ненароком глянул на Джанет: ее глаза были широко открыты и чуть не светились зеленым пламенем. Она тут же опустила их, и Варламов заметил, что в комнате стемнело.

– Завтра наговоритесь, дядя, – тихо сказала Джанет. – Гостя положим спать наверху. – Мельком глянула на Варламова: – Пойдем, покажу твою комнату.

Он последовал за девушкой вверх по лестнице, затем по коридору. Джанет открыла дверь в большую комнату. Вдоль стен стояли широкая кровать, комод и шкаф; дубы тянули черные ветви к окну. Вспыхнул свет, и дубы спрятались в темноту. Открыв комод, Джанет побросала на кровать постельное белье.

– Спокойной ночи.

Варламов сел на кровать, вдохнул запах свежих простыней и попытался унять калейдоскоп в голове: нападение на базу, сумасшедший перелет, мертвый Чикаго, аэропорт в Лимбе, чужая страна, чужой город, чужой дом… – все обрушилось на него за один непомерно долгий день. По телу прошел озноб, приключения могли кончиться гораздо хуже: схватил бы случайную пулю, самолет сбили или разбился при посадке, попал бы в тюрьму… Он содрогнулся и пошел в ванную.

С трудом разобрался в кранах, разок его обдало ледяной водой, зато потом понежился в горячей воде – редкое удовольствие дома. Накинул махровый халат и вернулся в спальню. Другой смены белья у него не было, но на кровати лежала пижама. Поколебавшись – Марьяна его такими глупостями не баловала, – Варламов облачился в нее и долго искал выключатель, пока не догадался тронуть пластинку в стене. Свет погас, темнота и шелест деревьев хлынули из-за окна.

Дважды за этот день для Варламова наступало утро, но наконец и его настигла пришедшая вслед за их самолетом ночь.

Она приготовила таблетки на ночь для дяди, прошлась по гостиной. Все убрано, входная дверь на замке. По лестнице поднялась медленнее, чем обычно: второй этаж больше не принадлежал ей одной. Косо глянула на закрытую дверь, сколько придется терпеть новое соседство? Неуклюжий, не подстриженный и плохо одетый молодой человек вызывал раздражение.

Что поделаешь, такова дядина прихоть…

Войдя в ванную, брезгливо перевесила мокрое полотенце. Придирчиво посмотрела в зеркало: кожа лица светлая, даже бледная, и осталась довольна. К ее досаде, на вешалке не оказалось привычного халата – наверное, надел тот русский.

Прошла в свою комнату и, не включая лампы, встала у окна. Слабый свет падал на лужайку, и красные огоньки цветов выглядывали из темноты. Она улыбнулась им – ничего, все пройдет.

«Как и твоя жизнь», – глумливо сказал в голове чей-то голос. Она содрогнулась, от окна словно потянуло холодом.

«Не думай об этом!» – приказала себе. Надев любимую ночную рубашку, легла в постель и по детской привычке помолилась, свернувшись в калачик.

Что ей оставалось делать еще? Мы не знаем, что принесет случайный гость – докуку или бесконечную дорогу, полную страданий, ужаса и любви. Эти три слова часто означают одно и то же…

3. Другой дол

Утром вставать не хотелось: он не дома, а в чужой стране. Потом раздался резкий голос Джанет:

– Юджин, вставай! Пора завтракать.

Снова покрикивают, только уже по-английски! Варламов нехотя поднялся и пошел умываться. Уныло поглядел в зеркало: волосы взлохмачены и в глазах бы побольше уверенности. Наконец спустился в гостиную. Из-за стола помахал газетой Грегори:

– Тут про вас!

На первой странице большая фотография, в самолете угрожающего вида Варламов не сразу узнал родной «СУ-34». Буквы заголовка кричали:

«РУССКИЕ В ИЛ-ОУ! ШПИОНЫ? ДИВЕРСАНТЫ? ТУРИСТЫ?».

– Ничего страшного, – на лице Грегори сложилась улыбка. – Газетчики, сенсация их хлеб. Скоро и до вас доберутся.

Джанет обернулась от плиты и скептически оглядела Варламова. Она выглядела элегантнее, чем вчера: желтая блузка эффектно оттеняла волосы.

– Надо переодеться, – в голосе скользнуло пренебрежение. – А то репортеры потешатся, будешь выглядеть на снимках, как только что с фермы.

Варламов смолчал. Джанет отвела его в гардеробную, где висело на удивление много одежды: костюмы, рубашки, даже военная форма.

– Это все дядино. Сейчас ему мало что нужно. Выбирай.

Она ушла, а Варламов отыскал костюм, который был почти впору, и стал перебирать рубашки. За спиной фыркнули – это Джанет увидела Варламова в одних трусах. Бросив на стул какой-то пакет, отодвинула в сторону все рубашки, кроме одной, и вышла. У Варламова загорелись щеки. В пакете оказалось белоснежное мужское белье, такого у него еще не бывало. Он торопливо переоделся и глянул в зеркало.

И оторопел: на него смотрел почти незнакомец в элегантном сером костюме и голубой рубашке. Только в глазах застыла тоска.

Когда он вернулся к столу, Джанет уже не было, донесся только звук отъехавшего автомобиля. Грегори поглядел с одобрением:

– Девочка знает толк в одежде. Не думал, что этот костюм еще пригодится. Садись, поешь.

Завтрак был непривычный: овсянка, апельсиновый сок и ароматный кофе. Дома такого кофе пить не доводилось.

– Настоящий, – криво улыбнулся Грегори. – Иногда я себя балую.

Не успел Варламов допить кофе, как из-за окна снова послышалось жужжание – подъехала машина, а потом еще одна. Несколько человек, увешанных сумками, стали подниматься на веранду.

– Репортеры, – покачал головой Грегори. – Потерпи, Юджин. И постарайся быть доброжелательным. Это их работа.

Репортеры повели себя бесцеремонно, расположились как у себя дома. Варламов забился в угол дивана, а на него нацелили камеры и закидали вопросами. Пришлось рассказать и об отце градоначальнике, и о маме из Южной Каролины, и о жизни в Кандале, и о перелете… В ответ на вопрос: «Зачем они прилетели в Америку?», Варламов пожал плечами.

– Давно хотел вашу страну повидать, и тут случай представился.

– Как вам понравился Другой дол и вообще Америка? – спросил другой репортер.

– Ну, Америки я толком не видел, – ответил Варламов, – а городок понравился, чистый и аккуратный.

– Покажите, откуда вы прилетели. Как сейчас выглядит Россия?

Варламову подсунули планшет (похож на обычный игровой), где высветилась карта. Пришлось дать небольшой урок географии, к счастью любил ее в школе.

– Мы прилетели из Карельской автономии, – показал он на дисплее. – Она включает Карелию и Кольский полуостров, население около полумиллиона человек. Я вырос в Кандале – это портовый город на берегу Белого моря. Со столицей в Петрозаводске нас соединяет водный путь. Связь с остальной Россией только воздушным транспортом, железная дорога перерезана Тёмной зоной…

Варламов вздохнул, вспомнив зловещий сумрак, куда уходила дорога в паре десятков километров от Кандалы, затем продолжал:

– На юго-восток лежит Архангельская автономия, там климат мягче, и людей живет больше. Дальше к югу идет Московская автономия. Довольно густо населена, развитая промышленность. Сама Москва необитаема, часть лежит в Тёмной зоне, часть разрушена во время войны… Про южные автономии я знаю мало. Кажется, наиболее развита Южнороссия со столицей в Сталинграде.

– Согласно китайским источникам, – вступил другой репортер, – демократия в России отсутствует. В Московии диктатура.

Варламов хмыкнул.

– Про Московскую автономию говорят разное. Одни – что там порядок, а другие – что диктатура. У нас вроде как демократия. Выбираем губернатора Автономии, а тот назначает градоначальников. На них можно жаловаться. Отец говорил, что все на свете имеет хорошую и плохую стороны. От войны Россия сильно пострадала, зато власть спустилась ближе к народу.

Другой репортер поинтересовался:

– А как вы уживаетесь с китайцами?

– Да никак, – скучно ответил Варламов. – Они к нам не суются. То ли холодно, а они этого не любят, даже летом в теплом белье ходят, то ли им хватает. Присоединили часть Сибири, где их и так было больше, чем русских, а целиком захватили только Туркестан, там полезных ископаемых на сто лет хватит. Торгуем понемногу, вот и все.

– А может, вы китайский шпион? – очаровательно улыбнулась корреспондентка с фиолетовыми губами (сразу вспомнилась официантка в кафе). – Полетели проверить нашу противовоздушную оборону?

Варламов поморгал, а потом рассмеялся:

– Ну да, я шпион. Специально прилетел, чтобы посидеть в американской кутузке. Тут даже койка удобнее, чем у меня дома.

Репортеры тоже посмеялись и стали дружелюбнее. Рассмешить их ничего не стоило, и Варламов немного расслабился, но все равно, когда наконец гурьбой повалили к выходу, почувствовал себя выжатым. Из-за двери выглянул прятавшийся от репортеров Грегори.

– Заходи, Юджин, – помахал он очками.

Комната Грегори оказалась небольшой: стол с компьютерным дисплеем и кучей журналов, по-армейски тщательно застеленная кровать, а на стене громоздкое оружие, похожее на автомат-переросток. Проследив взгляд Варламова, Грегори улыбнулся:

– Как ты думаешь, что это такое? Возьми в руки, не бойся.

Против ожидания, автомат оказался не тяжелее двустволки, с которой Варламов хаживал по лесам вокруг Кандалы.