bannerbanner
Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе
Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе

Полная версия

Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

Сократу постоянно приписывают как заслугу то, что именно он переориентировал философию с изучения природы на сложные вопросы повседневной жизни – иными словами, сделал ее интересной для каждого[6]. Хотя он не написал ни строчки, в Афинах эту противоречивую фигуру хорошо знали; его обожали ученики и пародировали драматурги, а его имя связывали с известными политическими злодеями (подробнее об этом ниже). Примерно в 70-летнем возрасте он предстал перед судом по обвинению в нечестии и развращении афинской молодежи. Суд присяжных по этому делу, по всей видимости, состоял из 500 граждан – мужчин старше 30 лет, выбранных по жребию (из 20 000 свободных афинян, достигших нужного возраста). Суд выслушал речи обвинения и защиты, а приговор определили голосованием. Сократа признали виновным и приговорили к смерти.


Платон. Платон жил примерно в 427–347 гг. до н. э. и умер в 80 лет. Он родился в знатной афинской семье, где у него были двое братьев и сестра. Биографы Античности пишут, что при рождении его назвали Аристоклом, а Платон – всего лишь прозвище, означающее «широкий»; вероятно, то была отсылка к каким-то особенностям его лица или комплекции. Однако достоверно обо всем этом мы не знаем – личность Платона по-прежнему почти неведома для нас.

Наиболее подробным источником, повествующим о жизни Платона, остается послание, которое, как предполагается, он написал в преклонном возрасте, – так называемое Седьмое письмо, подлинность которого оспаривается. Оно адресовано последователям Диона, бывшего ученика Платона, который стал политиком в Сиракузах и которого убили незадолго до написания документа. В письме говорится об увлечении Платона политикой в молодости и его поездках на Сицилию в зрелости. Еще в нем высказаны несколько идей, которые мы обсудим в главе 12. Один из историков античной философии предыдущего поколения обобщил – «исключительно ради забавы» – мнения своих коллег относительно Седьмого письма: из его подсчетов следовало, что 36 из них сочли документ подлинным, а 14 – подложным[7]. Некоторые же предпочли вообще воздержаться от суждений на сей счет. Как бы то ни было, большая часть письма состоит из повествования о тех или иных событиях, оно мало что говорит нам о самом Платоне. В связи с отсутствием достоверной информации о философе Ральф Уолдо Эмерсон сделал следующий комментарий:

Биография величайших гениев короче всякой другой. О них не расскажут вам ничего их двоюродные братцы. Гении живут в своих творениях; домашняя же или уличная их жизнь проста и чрезвычайно обыкновенна. Хотите ли узнать что-нибудь об их наклонностях и темпераменте? Самые пламенные приверженцы из их читателей весьма и весьма походят на них. В особенности Платон не имеет никакой внешней биографии. Любил ли он, был ли женат, имел ли детей? Ничего не известно. Все это зарисовано им как полотно картины. Хороший камин выжигает свой дым и чад, так и философ обращает ценность всего своего достояния на духовное[8].

Вероятно, Платон стал учеником Сократа еще подростком. (Его дядя тоже входил в кружок Сократа.) Когда Сократ умер, Платону еще не было 30. На несколько лет он отправился на Сицилию и, возможно, странствовал еще где-то, а затем вернулся в Афины, основав там собственную школу – Академию. Его главными, а возможно и единственными, произведениями стали диалоги, которых насчитывается около 30. Сам он в них не фигурирует, однако в «Апологии» устами Сократа сообщается о его присутствии на суде. Многие ученые полагают, что первые диалоги Платон написал еще до своего путешествия, которое, как им видится, изменило направление его мысли[9]. Они также задаются вопросом, удалось ли Платону написать хотя бы несколько сократических диалогов еще до кончины учителя.

Как говорят, у Сократа был ученик, еще более приближенный, чем Платон, – это Антисфен, который, по имеющимся данным, написал более 60 произведений различного объема, в том числе собственные сократические диалоги (такого рода диалоги превратились в небольшой самостоятельный жанр). Но ни одно из его сочинений не сохранилось. У нас есть лишь свидетельства других людей о том, что говорил Антисфен, причем по большей части эти суждения не слишком способствуют раскрытию исторической личности Сократа. Тем не менее античный историк Диоген Лаэртский пишет, что Антисфен и Платон не ладили, и их вражда в некоторой степени проливает свет (пусть и в нелицеприятной манере) на Платона как самостоятельную фигуру.

…Антисфен, говорят, собираясь однажды читать вслух написанное им, пригласил Платона послушать: тот спросил, о чем чтение, и Антисфен ответил: «О невозможности противоречия». «Как же ты сумел об этом написать?» – спросил Платон, давая понять, что Антисфен-то и противоречит сам себе. После этого Антисфен написал против Платона диалог под заглавием «Сафон», и с этих пор они держались друг с другом как чужие[10].

«Сафон» рифмуется с именем Платона, а означает «большой половой член»[11].


Ксенофонт (ок. 431–354 гг. до н. э.) был афинским полководцем, а также еще одним учеником Сократа и современником Платона. Он оставил пространные воспоминания о Сократе, в первую очередь в своих «Меморабилиях». Эти воспоминания зачастую представляют собой диалоги Сократа с другими людьми. Сократ Ксенофонта – более прямолинейный и менее тонкий моралист, чем Сократ Платона. Вот небольшой пример:

Исследуя вопрос, что такое зависть, Сократ находил, что она есть некоторая печаль, но печаль не о несчастье друзей или о счастье врагов: завистники, говорил он, только те, кто горюет по поводу счастья друзей. Когда некоторые удивлялись, как можно, любя кого-нибудь, печалиться о его счастье, он напоминал, что у многих бывает к тем или другим лицам такое чувство, при котором они не могут равнодушно смотреть на их бедствия и помогают им в несчастье, но при счастье их они испытывают печаль. Впрочем, с человеком рассудительным этого не может случиться, а у дураков всегда есть это чувство[12].

Ксенофонт покинул Афины незадолго до того, как Сократ предстал перед судом. Свои воспоминания о нем он записал позже – возможно, несколько десятилетий спустя. Похоже, что местами он опирается в них на диалоги Платона, а некоторые фрагменты и вовсе вымышлены. Так что полагаться на воспоминания Ксенофонта, как и на тексты Платона, довольно рискованно[13]. Вопрос о том, можно ли одного из них считать надежнее другого, мы рассмотрим ниже.


Аристофан (ок. 446–386 гг. до н. э.) сочинял комедии, где Сократ либо просто упоминается, либо фигурирует как действующее лицо и высмеивается (в первую очередь здесь следует упомянуть «Облака»). Эти исторические свидетельства о Сократе соблазняют нас сильнее прочих, поскольку они создавались не просто при жизни философа, но за 25 лет до его смерти. Несомненно, в Афинах он был широко известен, в аристофановских образах заметны и те черты, которые присущи платоновскому Сократу. Однако в других отношениях Сократ из «Облаков» отличается от прочих своих портретов. Здесь он преподает науку и ораторское искусство и ждет, что ему будут за это платить. Некоторые считают, что Аристофан использовал образ Сократа для обобщенного изображения софистов (странствующих учителей риторики и добродетели)[14]; другие же утверждают, что Аристофан таким образом критиковал идеи Сократа о нравственном воспитании[15]. Для тех, кто занимается проблемой Сократа, все эти теории могут показаться интересными, но вот узнать, отражает ли аристофановский Сократ то, как он воспринимался публикой, или все же нечто большее, нет никакой возможности. Аристофан не позволяет нам понять, где заканчивается исторический Сократ и начинается литературное творчество[16].

Несколько упоминаний о Сократе есть и в трудах Аристотеля (384–322 гг. до н. э.). Этот философ родился примерно через 15 лет после смерти Сократа. Однако Аристотель стал самым выдающимся учеником Платона, и потому естественно предположить, что он много узнал о Сократе как от своего учителя, так и из других источников. Кроме того, мы можем быть уверены, что Аристотель читал диалоги Платона, поскольку иногда он с очевидностью полагается именно на них. Вместе с тем в иные моменты он высказывает о Сократе нечто такое, чего невозможно было извлечь из диалогов. К сожалению, мы не знаем точно, когда он опирается на диалоги, а когда нет, и потому подкреплять диалоги ссылками на Аристотеля довольно опасно[17]. Еще одной причиной для беспокойства служит то, что его исторические свидетельства о других философах признаны не вполне надежными[18]. Впрочем, иногда его комментарии способны посодействовать реконструкции образа исторического Сократа[19].

Теперь мы можем непосредственно, хотя и кратко, обратиться к вопросу о том, кем является «Сократ», представленный в диалогах, – историческим Сократом или же литературным творением Платона. Вот контуры трех основных подходов к этой проблеме[20]:


1. Все это – Сократ. Возможно, все диалоги Платона есть попытка показать, что на самом деле думал и говорил настоящий Сократ. Разумеется, никто не считает диалоги дословными записями – они как минимум художественно переработаны. Но все же (как утверждает эта теория) все они довольно точно описывают настоящего Сократа. Сторонники этого взгляда указывают, что многие из платоновской аудитории еще помнили Сократа и его поучения; эти люди были бы недовольны, если бы Платон что-то исказил. Иногда у Платона протагонистом выступает не Сократ, а кто-то другой. Это показывает, что Платон сам принимал решения о том, какие слова вкладывать в уста Сократа, а какие нет. Не исключено, что он действительно ограничился тем, что Сократ высказал на самом деле.

У этой позиции мало сторонников[21]. Ее критики отмечают, что в диалогах Сократ порой занимает разные позиции по одному и тому же вопросу, противореча себе[22]. В «Апологии», например, он отрицает свой интерес к тем аспектам философии, которые заботят его в «Государстве» и «Федоне». Согласно Аристотелю, теория идей[23] не была детищем Сократа, но у Платона он постоянно говорит о ней. Поэтому в большинстве своем современные ученые уверены, что по крайней мере в некоторых диалогах запечатлены мысли самого Платона, вложенные в уста Сократа.


2. Все это – Платон. Можно взглянуть на дело и по-другому: все, что Сократ высказывает в диалогах, представляет собой мысли Платона – или, по крайней мере, им придумано. Главным же героем диалогов Сократ стал сугубо из-за уважения, питаемого Платоном к своему учителю. Несомненно, между литературным Сократом и реальным есть некоторое сходство, ведь персонаж художественного произведения может хотя бы отдаленно напоминать реального человека. Но Платон писал философские, а не исторические труды, причем за полвека он создал полмиллиона слов, выстроенных в блистательные тексты. Вероятно, источником гениальности, присущей его персонажам, выступал он сам. Сократ вдохновлял его и, возможно, подарил ему некоторые прозрения, но в основном диалоги показывают, как работал разум самого Платона. От Сократа в них очень немного; мы никогда не узнаем, сколько именно.

Все это звучит вполне правдоподобно. Платон нигде не утверждает, будто образ Сократа в диалогах отражает подлинную историческую личность. Он просто излагает истории, где появляется герой по имени Сократ; любое заявление о том, что этот герой схож с реальным человеком, будет лишь гипотетическим умозаключением. Кроме того, в нашем распоряжении есть труды еще одного ученика Сократа – Ксенофонта, который не оставляет места для подобных догадок. Он прямо говорит, что повествует об историческом Сократе и что его Сократ не похож на персонажа платоновских диалогов. Да, они отличаются не радикально, обе фигуры порой даже ставят одни и те же вопросы. Однако Сократ Ксенофонта и Сократ Платона отличаются в плане стилистики, изощренности и содержания рассуждений. Если портрет Ксенофонта точен, значит, у Платона образ безмерно приукрашен, и какие бы исторические черты он ни содержал, они слишком разрозненны и случайны, а потому не должны приниматься в расчет. С этой точки зрения к диалогам Платона можно относиться как к не слишком точному байопику: наслаждайтесь просмотром, но не думайте, что все так и было.


3. Все начинается с Сократа, а заканчивается Платоном. Наиболее распространенная на сегодняшний день точка зрения не совпадает ни с одной из крайностей. Она заключается в том, что Платон начал писать диалоги, изображая Сократа более или менее близко к реальности[24]. Некоторые полагают, что Платон записывал рассуждения Сократа, не так уж много добавляя от себя, другие думают, что Платон передает подлинные слова Сократа, но только до тех пор, пока сам с ними согласен[25]. Затем идут переходные диалоги, где начинают появляться собственные идеи Платона, а потом поздние тексты, где от исторического Сократа нет вообще ничего.

Приверженцы этого воззрения иногда критикуют Ксенофонта. Они утверждают, что его Сократ не может быть настоящим (и, следовательно, Сократ из ранних диалогов Платона, напротив, может быть таковым). Сократ у Ксенофонта не подлинный, потому что, мол, он чересчур скучен и не сумел бы обрести ни преданных последователей, ни ярых врагов, какие у исторического Сократа, бесспорно, имелись[26]. Но корень проблемы, по мнению некоторых, в том, что скучен сам Ксенофонт. Ему не хватило способностей, позволяющих раскрыть изящество Сократа. Не понимая его трудных рассуждений, он просто пропускал их – но как раз они-то и имели наибольшее значение. Эту позицию ярко подытожил Бертран Рассел:

Пересказ глупым человеком того, что говорит умный, никогда не бывает правильным, потому что он бессознательно превращает то, что слышит, в то, что он может понять. Я предпочел бы, чтобы мои слова передавал мой злейший враг среди философов, чем друг, несведущий в философии. Поэтому мы не можем принять то, что говорит Ксенофонт, если это включает какой-либо трудный вопрос в философии или является частью аргументации, направленной на то, чтобы доказать, что Сократ был несправедливо осужден[27].

В целом тезис Рассела кажется убедительным, однако он излишне суров к Ксенофонту[28]. Оставленные последним воспоминания о Сократе открыты для разнообразных трактовок и по-своему умны – как попытки либо защитить Сократа, либо раскрыть те стороны его личности, которые проигнорировал Платон[29]. Но, конечно, следует помнить, что Ксенофонт все же был военным, а не философом; в нынешние времена он действительно покажется большинству из нас скучноватым. Впрочем, это может оказаться и его сильной стороной. Если мы хотим представить Сократа таким, каким он был на самом деле, – если нам требуется отчет, – то не мешало бы запросить его у человека жесткого и скучного. Приключения Шерлока Холмса лучше опишет доктор Ватсон, чем какой-нибудь другой Холмс.

Между тем даже те, кто считает, что в платоновских диалогах Сократ изображается исторически верно, признают, что Платон обладал немалым литературным талантом. И хотя в этом таланте им видится подспорье, одновременно он заставляет и понервничать – причина указывалась выше: из гениев получаются неважные репортеры[30]. Платон был достаточно талантлив для того, чтобы выдумать Сократа, причем нельзя исключать, что именно так он и поступил[31].


Суд над Сократом. Теперь надо затронуть еще несколько сюжетов, связанных с проблемой Сократа. Мы уже убедились в том, что специалисты, считающие платоновского Сократа подлинным, нередко прибегают к следующему аргументу: поскольку многие из платоновского окружения знали Сократа лично, это обязывало Платона описывать его точно. По мнению Грегори Властоса, такой ход мысли особенно применим в отношении «Апологии», где Сократ защищает себя перед судом. На этом процессе присутствовали сотни афинян. Платону необходимо было изобразить своего персонажа так, чтобы они посчитали его убедительным. «Если мы с этим согласны, – пишет Властос, – то проблема источников оказывается решенной. Ибо тогда мы можем принять "Апологию" за пробный камень для правдоподобности мыслей и характера Сократа в других ранних диалогах Платона»[32]. Подобный вывод, однако, представляется скоропалительным. Ведь «Апология» не похожа на прочие диалоги. По большей части это вообще не диалог – по большей части это речь. Нетрудно предположить, что Платон действительно описал это событие более или менее точно, после чего отправил своего вымышленного Сократа в другие приключения, для которых не имелось сопоставимой исторической основы.

Если Платон написал «Апологию» с элементами литературного вымысла, это тоже не удивило бы нас. Как известно, Ксенофонт тоже написал о суде над Сократом, и его изложение отличается от платоновского. Каждый из них мог позволить себе отойти от исторической точности ради репутации своего учителя. И нам стоит задуматься, почему. Некоторые исследователи пришли к выводу, что суд над Сократом в значительной степени имел политическую подоплеку[33]. Проиграв в 404 г. до н. э. войну со Спартой, Афины оказались под властью Тридцати тиранов – группы олигархов, благоволивших спартанцам. Их правление, продлившееся меньше года, оказалось довольно кровавым: сторонников демократии не только ссылали, но и казнили. Между тем Сократ все это время оставался в Афинах[34]. Лидером Тридцати тиранов был один из его учеников по имени Критий; философ был знаком и с другими из тиранической тридцатки. Крития убили во время восстания, покончившего с его режимом. Суд над Сократом состоялся четыре года спустя. Мыслитель мог попасть под амнистию, освобождавшую граждан от судебного преследования за какую-либо причастность к преступлениям предыдущего режима, но материалы других судебных разбирательств того времени свидетельствуют, что политические претензии с легкостью обращались в преследования за «нечестие»[35]. Это объясняет знаменитую реплику оратора Эсхина, брошенную полвека спустя: «Когда-то, афиняне, вы казнили софиста Сократа за то, что он оказался наставником Крития, одного из Тридцати, ниспровергнувших демократию»[36].

Причина, по которой Сократа судили и казнили, – сложнейший вопрос, и я коснулся лишь одной его грани. Некоторые ученые отклоняют политические трактовки процесса, предпочитая опираться на версию платоновской «Апологии»[37]. Для внесения окончательной ясности нам не хватает прямых свидетельств, поэтому к каждой точке зрения нужно относиться ответственно. Возможно, исторический Сократ был мудрым и благородным философом, чересчур честным для своего времени; возможно, он был своеобразным лидером секты, учившим своих последователей презрению к демократии и воспитывавшим будущих тиранов. В любом случае каждая из политических интерпретаций должна, по крайней мере, предупреждать нас о риске того, что ученики Сократа облагораживали и мифологизировали его образ.


Последовательность. Исследователи единодушны в том, что диалоги существенно отличаются друг от друга, но в большинстве своем они примерно одинаково видят список тех диалогов, где запечатлен сократический метод. При этом к настоящим сократическим диалогам принято относить прежде всего самые ранние. Но какие из диалогов были написаны раньше остальных и как установить это?

Ни один из платоновских диалогов не имеет датировки. Попытки расположить их по порядку стали предметом сотен исследований; автор одной из работ на эту тему насчитал 132 предложенные последовательности[38]. Во многих исследованиях использовалась стилометрия – изучение небольших стилистических изменений в диалогах, которое показывает, какие из них написаны приблизительно в одно и то же время. Но подобные изыскания не дают результата, если (как считают многие) Платон на протяжении жизни не раз возвращался к ранее написанным текстам и редактировал их либо если стилистические изменения были преднамеренными, а не неосознанными. Кроме того, стилометрия требует предварительных решений – как правило, касающихся тематических аспектов, – о том, какие именно диалоги следует брать за отправную точку. Дискуссия о последовательности диалогов поражает затраченными в течение веков усилиями и почти полным отсутствием консенсуса. Фактически договориться удалось лишь относительно пары довольно расплывчатых групп. Такой результат, впрочем, вполне в духе Сократа. Процесс исследования может быть поучительным, даже если не дает ответов.

Что касается упомянутых групп, то разделение всего массива диалогов на «ранние» и «поздние» сегодня принято большинством специалистов в качестве рабочей гипотезы[39]. Ранними диалогами обычно считаются следующие тексты, расставленные здесь в алфавитном порядке: «Апология», «Гиппий больший», «Гиппий меньший», «Горгий», «Евтидем», «Евтифрон», «Ион», «Критон», «Лахет», «Лисид», «Протагор» и «Хармид». Многие добавили бы к этому списку и первую книгу «Государства», которая, как считается, была написана раньше, чем остальные книги этого диалога, а также, возможно, «Менексена». Моя книга в основном опирается на диалоги из этого списка, но иногда мы будем обращаться и к более поздним диалогам, проливающим свет на обсуждаемые вопросы, в особенности к «Теэтету», но также и другим. Так или иначе, но в нижеследующем повествовании будет упомянута бóльшая часть диалогов. По моему мнению, сократический метод в значительной мере был создан Платоном, так что комментарии ко всему его творчеству помогут нам лучше его понять.


Единство против развития. Приведенная выше аргументация перекликается с еще одной дискуссией о том, как правильно читать Платона. Некоторые придерживаются позиции, которую можно назвать унитаристской: по их мнению, диалоги следует читать так, как если бы они были главами книги, завершенной одномоментно[40]. Если между ними и есть различия, то из этого не стоит заключать, будто бы изменился сам Платон. В рамках указанного подхода предполагается, что за различиями стоят лишь литературные решения автора – либо потому, что подобное кажется вполне вероятным, либо же потому, что это самое конструктивное из доступных предположений. Читатели, руководствующиеся таким убеждением, склонны думать, что Платон довольно рано создал свою философию, а затем всю жизнь ее тем или иным образом выражал[41]. Описанному подходу противостоит так называемый девелопменталистский взгляд на диалоги; он предполагает, что Платон менял свои воззрения на протяжении своей жизни и в его творчестве это отражено. Девелопменталистский подход естественно (но отнюдь не обязательно) сопутствует идее о том, что в ранних диалогах перед нами предстает исторический Сократ, а в более поздних диалогах мы его не видим.


Рабочие предположения. По большей части эта книга опирается на те предпосылки, которые разделяются большинством историков античной философии. Во-первых, метод Сократа наиболее ярко представлен в наборе диалогов, написанных Платоном, скорее всего, в самом начале творческого пути. Во-вторых, эти «ранние» диалоги демонстрируют нам, пусть даже приблизительно, как действовал сам Сократ; поэтому я буду писать «Сократ говорил то-то» или «Сократ поступал так-то». Даже если предположить, что Сократ, представленный в ранних диалогах, остается лишь литературным персонажем, придуманным Платоном, то его подходы и его идеи все равно останутся непохожими на те, что мы видим в «поздних» диалогах. Было бы удобно как-либо различать их. Поэтому говорить так, как если бы ранние диалоги отражали слова «Сократа», а не Платона, полезно даже в том случае, если мы не слишком в этом уверены.

Мое собственное мнение немногого стоит, но я его выскажу, а вы можете не принимать его во внимание. На мой взгляд, Сократ ранних диалогов представляет собой смесь воображения Платона и его воспоминаний, причем второго, по-видимому, больше. Однако независимо от того, какое решение проблемы Сократа кажется наилучшим, нельзя забывать о свойственной ей неопределенности. Любая позиция может оказаться неверной. Тем не менее книга будет опираться на вышеупомянутые предположения, чтобы мы могли начать сам процесс обучения. Даже если выбранные предпосылки неверны (а такое возможно), то последующие рассуждения все равно останутся примерно теми же.

2

Метод против доктрины

В этой главе объясняется разница между методом Сократа и содержанием тех идей, о которых писал Платон. В этом деле нам отчасти поможет Джон Стюарт Милль, выдающийся британский философ и один из первейших поборников сократического метода. Есть много способов размышлять о Сократе и учиться у него. В этой книге я пытаюсь заниматься этим в той манере, которую предложил Милль.


Текст и примечания. Статус Платона в глазах специалистов-философов не нуждается в комментариях. Однако людям, находящимся вне круга заинтересованных, присуще пусть и уважительное, но по большей части равнодушное отношение к этому мыслителю. Да, они признают его значимость и время от времени воздают ему должное. Вероятно, они уже знакомы с высказыванием Альфреда Норта Уайтхеда о том, что вся европейская философская традиция есть «лишь серия примечаний к Платону»[42]. Но на самом деле они предпочитают эти самые примечания. Они не считают себя платониками, не любят читать Платона и не связывают его с какими-либо конкретными идеями, которые представляются им важными. Если они и помнят из Платона хотя бы что-нибудь, то это, как правило, теория идей, трактовка познания как припоминания или концепция правителей-философов. Ни во что из перечисленного сами они не верят. В силу сказанного многие читатели реагируют на Платона примерно так же, как это сделал Томас Джефферсон после прочтения «Государства». В одном из писем к Джону Адамсу он признавался:

На страницу:
2 из 3