Агнонимия в пьесах У. Шекспира. Монография

Драма имеет в искусстве как бы две жизни: театральную и собственно литературную. Составляя драматургическую основу спектаклей, бытуя в их составе, драматическое произведение воспринимается также публикой читающей.

Но так обстояло дело далеко не всегда. Эмансипация драмы от сцены осуществлялась постепенно – на протяжении ряда столетий и завершилась сравнительно недавно: в XVIII—XIX вв. Всемирно-значимые образцы драматургии (от античности и до XVII в.) в пору их создания практически не осознавались как литературные произведения: они бытовали только в составе сценического искусства. Ни У. Шекспир, ни Ж. Б. Мольер не воспринимались их современниками в качестве писателей. Решающую роль в упрочении представления о драме как произведении, предназначенном не только для сценической постановки, но и для чтения, сыграло «открытие» во второй половине XVIII столетия Шекспира как великого драматического поэта. Отныне драмы стали интенсивно читаться. Благодаря многочисленным печатным изданиям в XIX – XX вв. драматические произведения оказались важной разновидностью художественной литературы, поскольку они представляют особый вид креолизованных текстов, насыщенных агнонимами.

Креолизация художественного текста и преобразование его в драматический текст—это процесс впитывания ценностей другой культуры [James Sidbury, 2007, 617—630]. Процесс взаимодействия нескольких этносов на одной территории неизбежно ведёт к взаимодействию их национальных языков. Отсюда происходит второе узколингвистическое значение термина: креолизация – «процесс формирования нового языка (смешанного по лексике и грамматике) в результате взаимодействия нескольких языков»» [Яценко Н. Е., 1999], процесс, следующий за пиджинизацией. Соответственно, креолизованными (креольскими) называют языки, возникшие в результате смешения нескольких языков. Так язык текста драмы представляет собой смешения лингвистического языка с языком действия—драматическим языком, проявляющемся на сцене. В 1990 году Ю. А. Сорокин и Е. Ф. Тарасов [Сорокин Ю. А., Тарасов Е. Ф., 1990, с.180—186] предложили термин «креолизованные тексты» для обозначения текстов, «фактура которых состоит из двух негомогенных частей». Таким образом, существует три понимания термина «креолизация»: «общее», «лингвистическое» и «текстуальное». Нас оно будет интересовать в связи с его прямым отношением к драматическому тексту и драматическому текстовому ареалу—особому креолизованному текстовому пространству, где могут существовать агнонимы. При этом имеются расхождения в терминологии.

В лингвистической литературе встречается множество обозначений, авторы которых пытаются с помощью термина указать на самую суть данного типа текстов, к которым относится текст драмы, осложнённый действием на сцене: «семиотически осложнённый», «нетрадиционный», «видео-вербальный», «составной», «поликодовый», «креолизованный» тексты, «лингвовизуальный феномен», «синкретичное сообщение», «изовербальный комплекс», «изоверб», «иконотекст» (Е. Е. Анисимова, В.М.Березин, А. А. Бернацкая, Л. С. Большиянова, Н. С. Валгина, Л. В. Головина, Г.В.Ейгер, А. Ю. Зенкова, О. Л. Каменская, В. М. Клюканов, Э. А. Лазарева, Н.В.Месхишвили, А. В. Михеев, О. В. Пойманова, А. Г. Сонин, Ю. А. Сорокин, Е. Ф. Тарасов, Р. О. Якобсон и др.). Е. Е. Анисимова проводит градацию текстов по степени спаянности в них вербальных и невербальных компонентов: гомогенные вербальные тексты—паралингвистически активные тексты—тексты с частичной креолизацией—тексты с полной креолизацией [Е.Е.Анисимова, 2003, с.8—15]. Данная цепочка охватывает собой все основные возможности взаимодействия вербальных и невербальных компонентов в текстах. Их все невозможно охарактеризовать одним и тем же термином. Для общей характеристики всех паралингвистически активных текстов, к которым относится и текст драмы, необходимо вводить родовое определение. А. А. Бернацкая предлагает в данном случае использовать термин «поликодовый текст» [А. А. Бернацкая, 2000, с. 104—110]. Данный термин точно характеризует наличие в драматическом тексте нескольких составных частей, его можно использовать в обозначенных нами целях. Так же для характеристики драматического художественного текста распространён термин «семиотически осложнённый текст». Данное наименование отражает взаимодействие в рассматриваемых образованиях разных знаковых систем, но частично вводит в заблуждение реципиента. Включение в вербальную структуру текста иных знаковых систем не усложняет его восприятие, а наоборот способствует более быстрому восприятию информации, даже определённого числа агноним и агнонимических сочетаний, в некоторых случаях (например, при произнесении текста пьесы У. Шекспира актёрами на сцене в сопровождении различных действий и с использованием игровых невербальных технологий, жестов, мимики, поз и так далее) упрощает понимание драматических текстов У. Шекспира, осложнённых агнонимами, обогащает возможности для их интерпретаций. Д. П. Чигаев [Чигаев Д. П., 2010, с. 23] предлагает термин «семиотически обогащённый текст» для родовой характеристики негомогенных речевых образований. Для обозначения «текстов с полной креолизацией», к которым мы можем отнести тексты пьес У. Шекспира, в трактовке Е. Е. Анисимовой, то есть тех текстов, в которых вербальный и невербальный компоненты являются органическими частями единой монолитной композиции, предлагается более узкий, метафорический и динамический термин «креолизованный текст», введённый в науку Ю. А. Сорокиным и Е. Ф. Тарасовым и используемый в настоящее время ведущими исследователями данного феномена (Е. Е. Анисимова, Н. С. Валгина, А. А. Бернацкая, М. Б. Ворошилова и др.). Какие же лингвистические категории характерны для креолизованных драматических текстов пьес У. Шекспира? Для креолизованных драматических текстов характерны те же категории, что и «классических» гомогенных вербальных текстов. Убедительно доказано, что основными текстоформирующими свойствами креолизованных (как и обычных) текстов являются цельность и связность, проявляющиеся на различных языковых уровнях [Анисимова Е. Е., Д. П. Чигаев]. Также Е. Е. Анисимовой поднимались проблемы модальности, темпоральности, локативности, образности креолизованных текстов. Вместе с тем данный аспект креолизованных текстов только начал изучаться, систематическое описание всех категорий, присущих креолизованным текстам вообще и креолизованным драматическим текстам в честности, на данный момент отсутствует.

Драматический текст подвержен явлению компрессии помимо своей креализованности, образуя особое драматическое текстовое пространство—драматический ареал, где складывается очень благоприятная среда для возникновения и функционирования агнонимов в силу сжатости контекста.

Драматические произведения (др.-гр. drama—действие), как и эпические, воссоздают событийные ряды, поступки людей и их взаимоотношения. Подобно автору эпического произведения, драматург подчинен «закону развивающегося действия» [Гете И. В., С. 350.]. Но развернутое повествовательно-описательное изображение в драме отсутствует. Собственно авторская речь здесь вспомогательна и эпизодична. Таковы списки действующих лиц, иногда сопровождаемые краткими характеристиками, обозначение времени и места действия; описания сценической обстановки в начале актов и эпизодов, а также комментарии к отдельным репликам героев и указания на их движения, жесты, мимику, интонации (ремарки). Все это составляет побочный текст драматического произведения. Основной же его текст – это цепь высказываний персонажей, их реплик и монологов.

Отсюда некоторая ограниченность художественных возможностей драмы. Писатель-драматург пользуется лишь частью предметно-изобразительных средств, которые доступны создателю романа или эпопеи, новеллы или повести. И характеры действующих лиц раскрываются в драме с меньшей свободой и полнотой, чем в эпосе. «Драму я <…> воспринимаю, – замечал Т. Манн, – как искусство силуэта и ощущаю только рассказанного человека как объемный, цельный, реальный и пластический образ» [Манн Т., С. 386.]. При этом драматурги, в отличие от авторов эпических произведений, вынуждены ограничиваться тем объемом словесного текста, который отвечает запросам театрального искусства. Время изображаемого в драме действия должно уместиться в строгие рамки времени сценического. А спектакль в привычных для новоевропейского театра формах продолжается, как известно, не более трех-четырех часов. И это требует соответствующего размера драматургического текста.

Таким образом, в современной лингвистике с позиции теории коммуникации текст вообще и драматический креолизованный художественный текст в частности рассматриваются как результат взаимодействия плана выражения и плана содержания, как система, предполагающая двух участников—автора и адресата (отправителя и получателя). Данный подход влечёт за собой особую интерпретацию семантики текст, какую, по словам А. И. Новикова, «составляет мысленное образное образование, которое соответствует непосредственному результату понимания. Этот результат существует в виде той информации, которая возбуждается в интеллекте непосредственно под воздействием совокупности языковых средств, составляющих данный текст, а также той информации, которая привлекается для его понимания» [Новиков, 1983, с. 33].

Для нашего исследования, связанного с изучением агнонимического пространства текста вообще и агнонимического ареала драматического креолизованного текста в частности, важно рассмотреть текст с позиции текстового пространства и драматического текстового ареала.

Текстовое пространство принято понимать двояко: во-первых, как отображение некоего фрагмента действительности, вписанного в общую пространственную картину мира, во-вторых, как материальный объект, обладающий пространственными характеристиками.

Пространство текста имеет внешнюю и внутреннюю стороны: внешняя сторона представляет собой линейную последовательность зафиксированных автором вербальных знаков (языковая ткань художественного произведения); внутренняя сторона недоступна для непосредственного наблюдения (это совокупность смыслов).

Многие учёные отмечали двойственную природу текстового пространства. Например, Ю. А. Сорокин пишет: «Пространство любого текста закрыто: самоценно для самого себя. И оно, по крайней мере, двуполюсно: поле знаков (знаковых тел) и семантическое (когнитивно-когнитивное, эмотивно-аксиологическое). Вне восприятия оба этих поля существуют как потенциальная или виртуальная реальность» [Сорокин, 1997, с. 38].

Эту же мысль развивает в своей статье А. И. Новиков: «Применительно к тексту следует говорить о нескольких видах пространства и различных способах его членения. Во-первых, сам текст как материальный объект образует некоторое двухмерное пространство, где расположены в определенной последовательности составляющие его языковые единицы. Ему соответствует в сфере сознания другое пространство, которое и является собственно семантическим. При этом следует различать два вида такого пространства: виртуальное и актуальное. Виртуальное пространство задаётся отбором содержательных единиц в процессе порождения текста и реализуется механизмом замысла. Актуальное семантическое пространство—это поле, где формируется результат осмысления и понимания текста в целом» [Новиков, 1997, с. 36].

Многие учёные, занимающиеся изучением текста, считают текстовое пространство его обязательным атрибутом (Л. Г. Бабенко, Н. С. Валгина, Ю. В. Казарин, Ю. М. Лотман, А. И. Новиков, Ю. А. Сорокин, В. Н. Топоров). Необходимо отметить, что у учёных нет единого представления о текстовом пространстве. Это объясняется тем, что исследуются разные аспекты пространственного сознания. В языкознании существует множество работ, изучающих разные виды текстовых пространств. В зависимости от того, какие компоненты, конструирующие текстовое пространство, анализируются, учёными выделяются следующие виды пространства: эмоции—эмоциональное пространство текста (К.И.Белоусов), коммуникативные смыслы—коммуникативное (Б. М. Гаспаров), семемы—семантическое пространство (А. И. Новиков, Л. Г. Бабенко), знаки—семиотическое (Ю. М. Лотман).

Текстовое пространство, рассматриваемое изнутри, соотносится с лексическим пространством.

В современной лингвистической науке принято выделять несколько осмысленных типов пространственной организации лексики: лексическое пространство, лексико-семантическое пространство, семантическое пространство, деривационно-семантическое пространство, денотативное и концептуальное пространство [Бабенко, 1999, с. 11].

В исследуемых нами драматических креолизованных текстах пьес У. Шекспира потенциальные агнонимы—это в основном лексические и отчасти фразеологические единицы языка. Таким образом одним из основополагающих для нашего исследования является понятие лексического пространства (ареала драматического текста) как важнейшей составляющей общего текстового пространства. Лексическое пространство языка (лексический ареал драматического текста) —это весь словарный состав того или иного языка, представленный в словаре (тезаурусе) без учёта конкретных значений. Фактически лексическое пространство—это формальное множество слов [Бабенко, 1999, с. 11].

Слова в любом тексте композиционно организованы и обладают разной степенью эстетической значимости, что и позволяет говорить о лексическом пространстве текста (лексическом ареале драматического текста). Большинство исследователей полагают, что все слова в подлинно художественном (а как было указано выше, драматический текст-особый вид креолизованного художественный текст) тексте эстетически значимы, выполняют образную функцию, не могут быть выброшены из текста или заменены другими без изменения смысла целого [Григорьев, 1979, с.124].

При восприятии текста реципиентом языковые единицы, конструирующие текстовое пространство, вступают между собой в отношения взаимообусловленности, соотносимости и взаимосочетаемости, что является залогом понимания текста. Однако понимание текста затрудняется, если реципиент сталкивается с вербальными единицами, образы для которых отсутствуют в его сознании. Следовательно, мы можем говорить о ещё одном виде текстового пространства—агнонимическом (драматическом ареале в тексте драмы).

Следует отметить, что агнонимическое пространство текста (драматический ареал) в отличие от других видов исследованных наукой текстовых пространств, которые указаны выше, существует только для читателя. Автор может лишь предполагать, что некоторые слова могут быть непонятны, тогда он даёт объяснение с помощью контекста или в скобках. Однако, учитывая специфику коммуникации между автором художественного текста и читателем, когда адресат и адресант могут быть разделены значительным промежутком времени, разница между реальным количеством агнонимов для среднего читателя любой последующей эпохи и их количеством, предполагаемым автором, весьма значительна.

Следует также отметить, что агнонимическое пространство текста индивидуально для каждого конкретного читателя и может отличаться от агнонимического пространства того же текста у другого читателя не только в количественном, но и в качественном отношении. Вполне очевидно, что агнонимы могут быть неоднородны и классифицируются по степени агнонимичности.

Принято различать абсолютную/полную агнонимию (слово является совершенно непонятным носителю языка) и частичную (непонятны отдельные элементы значения). Частичные агнонимы, в свою очередь, характеризуются степенью агнонимичности (непонятна архисема, одна или несколько дифференцирующих сем). Различия зависят от языковой компетенции реципиента и от характера контекста. В этом и заключается одна из основных проблем исследования данного языкового явления.

Агнонимическое пространство (в нашем случае агнонимический ареал драматического креолизованного текста) текста не является абсолютной категорией для конкретной языковой личности. Например, В. Д. Черняк отмечает: «Агнонимы характеризуют словарный запас личности в каждый конкретный момент её развития. Их количество уменьшается с увеличением образовательного потенциала человека. В то же время не востребованные в течение определённого времени элементы пассивного словаря могут вообще утрачиваться языковой личностью» [Черняк, 2003, с. 301].

Таким образом, вслед за Е. О. Савиной под агнонимическим пространством текста в широком смысле и агнонимическим ареалом драматического креолизованного текста в частности мы предлагаем понимать индивидуальное для языковой личности лексем в тексте, находящихся вне языковой компетенции этой конкретной языковой личности в данный момент её исторического, филологического и лингвокультурного развития. Потенциальное агнонимическое пространство вообще и референтный, или реферальный агнонимический ареал драматического креолизованного текста определяется как количество лексем в тексте, находящихся на вне норм современного состояния языка в данный период его исторического развития.

1.3. Семантика слова.

Трудности распознания значения слова языковой личностью

Сема́нтика представляет собой, с одной стороны, раздел лингвистики, который изначально призван изучать смысловое значение практически всех имеющихся единиц языка (это семантика в узком смысле). В качестве инструмента изучения здесь применяют такой способ исследования, как семантический анализ. В конце XIX – начале XX века семантика часто называлась также как семасиоло́гия (от др.-греч. «σημασία» – «знак», «указание»). Учёные, занимающиеся семантикой, до сих пор обычно называются семасиологами. С другой стороны, в более широком смысле, «семантикой» может обозначаться весь круг значений некоторого класса языковых единиц (например, «семантика глаголов движения»).

Семантические проблемы непосредственно ставились и обсуждались учёными-философами ещё в глубокой древности. Сам термин «семантика» впервые был введён научный обиход известным французским лингвистом Бреалем. Теория семантического анализа направлена, в первую очередь, на решение таких задач, которые связаны с возможностью правильного понимания смысла фразы и подачей необходимого запроса поисковой системе в строго определённой форме. При этом одна из прикладных задач в исследовании семантики языка появилась в связи с необходимостью адекватного поиска информации в интернете по прямому запросу пользователя.

Учёные использовали разнообразный лексический материал для исследования значения слова: неологизмы [Тогоева, 1988, 1997]; [Сазонова, 1994, 2000]; [Родионова, 1994, 1997], широкозначные слова [Барсук, 1988, 1995], русские и английские прилагательные [Лачинина, 1990], топонимы [Сабитова, 1990], омологизмы [Шумова, 1994,1997], иностранные слова [Медведева, 1995], иноязычные идиомы [Жернакова, 1996]. В результате этих исследований были разработаны универсальные стратегии опознания индивидом различных лексических единиц.

Экспериментальные психолингвистические методики используются также для выявления в языковом сознании среднего носителя современного русского языка зон агнонимичности, образованных такими словесными единицами, по отношению к которым говорящий может сказать:

1) совершенно не знаю, что значит слово;

2) имею представление только о том, что слово обозначает нечто, относящееся к весьма широкой сфере;

3) знаю, что слово обозначает нечто, относящееся к определённому классу предметов, но не знаю, чем именуемый предмет отличается от других предметов данного класса;

4) знаю, что слово обозначает определённый предмет, но не знаю конкретных особенностей этого предмета, способов его использования или функционирования;

5) знаю, что обозначает слово, но не представляю, как выглядит соответствующий предмет;

6) знаю слово в связи с особенностями своего жизненного опыта и своей специальности, но предполагаю, что многие другие люди его не знают или знают недостаточно [Морковкин, Морковкина, 1997].

Эти критерии были выделены авторами путём использования метода интроспекции в рамках антропоцентрической парадигмы. Исследование проводилось со стороны учёного-русоведа. Агнонимами понимались слова, неизвестные самому учёному. Если же за точку отсчёта брать не исследователя как эталон языковой личности, а обычных читателей, не владеющих достаточной базой знаний, а в качестве агнонимического материала взять иностранную лексику одной из пьес Шекспира, то критерии отбора агнонимов могут немного отличаться. Кроме того интроспективный, синхронический взгляд на язык для определении агнонимии со стороны исследователя, как это берут за основу такие учёные, как Е. О. Савина, В. В. Морковкин и А. В. Морковкина, не совсем удаче и в корне не подходит для выявления агнонимии в текстах У. Шекспира, где много диахронической и исторической лексики. Поэтому и основные критерии выявления агнонимии в пьесах У. Шекспира будут другие. Так, из трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» нами было предложено разным категориям российских и зарубежных читателей небольшое количество предположительно агнонимической лексики. Первая группа слов включала следующие: 1) infirmities; 2) herald; 3) perilous; 4) tempt; 5) wit; 6) prodigy; 7) sup; 8) unbraced; 9) seduce; 10) Anchises; 11) bondage; 12) dine [Shakespeare William,1623]. Эти слова, если не брать их архисемы, достаточно часто встречаются в обиходе людей англоговорящих стран – Великобритании, США и т. д. Носители языка их достаточно хорошо знают и не испытывают особой трудности в их использовании. Хотя для граждан не англоговорящих стран и эти слова вызвали затруднение в понимании. Другая группа слов, которая была предложена испытуемым участникам опроса включала следующие: shalt, doth, dost, ye, thou, thee [Shakespeare William,1623]. Из этой группы слов носители языка поняли далеко не все. Лишь наиболее подготовленные смогли дать некоторым из них толкование и пояснение. Итак, при определении агнонимов в иностранном языке, на наш взгляд, необходимо учитывать уровень подготовки читателей, близость их к языку, откуда берутся агнонимы: является ли для них этот язык первым или вторым в изучении или родным. Критерии отбора агнонимов могут быть следующими:

1) слово из родного мне языка, но я знаю не все его значения и не могу понять текст;

2) слово из неродного, но изучаемого мной языка, которым я владею слабо и не могу определить, его значения по контексту;

3) слово из иностранного языка, с которым я знаком, но все значения слова не знаю и у меня возникают трудности при определении его значения при семантизации в тексте;

4) слово из иностранного мне языка, которое я знаю, но его могут не знать другие люди;

5) слово из специализированной лексики иностранного языка (юридической, религиозной), которое не знакомо мне, так как я знаком лишь с ограниченным пластом общественно-бытовой лексики, необходимой для того, чтобы объясниться на простейшие темы1 [Ершов Д. И.,2018].

Процесс понимания лексического значения слова языковой личностью напрямую связан с её лексической компетенцией. Большинством исследователей лексическая компетенция рассматривается прежде всего как базовый компонент, входящий в состав коммуникативной компетенции, во многих как отечественных, так и зарубежных исследованиях2. Вместе с тем под лексической компетенцией всё чаще понимают знание и способность непосредственно использовать весь словарный состав языка или его определённую часть [Д.И.Ершов, 2017, с.40]. При этом усвоению лексики способствует в первую очередь расширение лингвистического кругозора учащихся вузов—потенциальных языковых личностей, которых имели в виду В. А. Морковкина и Е. О. Савина при рассмотрении агнонимов в своих трудах только в плане русского языка. Значение лексической единицы, в нашем случае-агнонимов в пьесах У. Шекспира, раскрывает, главным образом, культуру страны, её историю, менталитет народа и особенности быта [Д.И.Ершов, 2017, с.40].

Интерес к феномену значения слова в науке не ослабевает, о чём свидетельствует большое количество работ, посвящённых его изучению. Это объясняется особым статусом значения в системе языка и речи. По этому вопросу проводятся международны конференции и симпозиумы. На одной из таких конференций автору настоящей диссертации удалось выступить с докладом в программе подсекции «Лингвистика (языки Азии и Африки)» секции «Востоковедение, африканистика» на тему «Значение слова во вьетнамском и английском языках в контексте формирования англоязычной лексической компетенции у вьетнамских студентов». Полное название конференции: «Международный молодёжный форум «Ломоносов» XXIV МЕЖДУНАРОДНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ СТУДЕНТОВ, АСПИРАНТОВ И МОЛОДЫХ УЧЁНЫХ «ЛОМОНОСОВ»». В докладе поднимались вопросы непонимания значения слова-агнонимии, хотя тогда данный термин не использовался: «Наиболее сложные этапы, связанные с понимание значения слова и использованием словаря, возникают тогда, когда ни одно из значений в записи, кажется, не соответствует контексту или же ему соответствует более одного. В подобных ситуациях пользователю может понадобиться вывести значение, которое происходит из значений в записи, или «искать дополнительные контекстные подсказки в исходном тексте для устранения неоднозначности» [SCHOFIELD, 1982., с.193]».