Обманы восприятия

Рита потухла. Глаза ее, удлиненные, словно и правда рысьи, остыли. Но через миг, встряхнув копной черных волос, она жестко сказала:

– Коричневую краску прерафаэлиты делали из трупов! Поэтому все их картины имеют такие насыщенные, яркие цвета.

Виктор слушал ее и понимал, что похожую трагедию кто-то из его близких уже пережил. Он снова почувствовал касание розовых шелковых ленточек и, передернувшись, стряхнул невидимые нити. «Тайна! Определенно в нашей семье кроется тайна». Он не выносил запаха сигарет и решил выйти во двор.

Стемнело. Воздух, чистый, душистый, уже наполненный ароматами трав, набухших бутонов, придал ему сил. Вдруг в деревянной постройке, которую все называли то баня, то сауна, загорелся свет и мелькнул силуэт женщины с дитем на руках. «Одна из горничных все-таки осталась и сейчас купает своего ребенка», – решил Виктор. Он подошел к высокой лохматой ели. Казалось, что там, в дебрях пушистых лап, кто-то прячется. Действительно, ветки таинственно зашевелились и вспыхнули два желтых неподвижных огонька. Это была сова. Она пристально смотрела на него, и в тот момент он подумал, что его невеста не так глупа, как кажется, голос ее может быть не резким, а приятным, вот только она все время исчезает и уже третий раз меняет свой наряд. Свечение потухло. Сова, резко взмахнув широкими сильными крыльями, взвилась ввысь. Пролетая над человеком, она показала свои мощные ноги и выпущенные длинные когти. Виктор вздрогнул и, вдохнув еще раз аромат приближающегося лета, зашел в дом.

Рита, словно читая его мысли, вернулась к своей привычной интонации.

– Ну хватит пустой болтовни! – взвизгнула она.

Ее взгляд устремился на графин, в хрустальном брюшке которого заманчиво искрилась малиновая жидкость со льдом. Хозяйка взяла напыщенную посудину за прохладные бока и, не обращая внимания на фужеры, отпила прямо из горлышка. Поперхнулась, откашлялась.

– Можно подумать, вы что-то понимаете в искусстве, так, набрались всякой чуши в инете. Я, между прочим, была на выставке, видела все эти картины. Да, зрелище удручающее, словно в морге, – сказала она и вдруг согласилась с Виктором: – А Элизабет вполне могла убить своего ребенка…

– Маргуша, как можно от своего дитя, такого тепленького, пухленького, избавиться? – возмутилась Мила, притворно всхлипывая.

Рита вздрогнула, потемнела, но смолчала.

– Не способна мать грудничка прикончить! От него же молочком пахнет! Скорее художник придушил орущего младенца, – возмущенно хлопая ресницами, успокоила Лиля. – Мать свое дитя не обидит! Инстинкт сработает. Я видела, как кошка от бульдога своих котят спасала. Вцепилась в морду – остался пес без глаз!

– А у матери крыша поехала, вот она ребеночка-то и укокошила, – не отступала Мила.

– Наслушалась пьяных умников! Давай изобразим беременность! – прокуренным баском ляпнула Лиля. И, вскочив с дивана, принялась засовывать себе под узкую юбку маленькую подушечку.

Неожиданно в доме наверху раздался странный звук, словно кто-то, уронив вазы, с грохотом прокатился по лестнице. Лиля испуганно оглянулась, вытащила подушечку и снова забралась на диван. Максим лениво подбросил в камин два ровненьких березовых полена. Затухающее пламя, алчно поглотив их, ярко вспыхнуло, заиграло жарким огнем. Разбрасываясь искрами, потрескивая и пощелкивая, ненасытные языки пламени суетливо пожирали останки дерева.

– А ведь это была береза! Она радовалась жизни… Выпускала весной сережки, а осенью, уставшая, сбрасывала пожелтевшую листву, – романтично подметил Максим. – Помнишь, Незнамов, пораним мы с тобой белый ствол, подвяжем баночку и ждем, когда она заплачет?

– Разве можно забыть детство… Вот мы весной из талого снега «обманку» делаем и наблюдаем, как прохожие проваливаются в грязную жижу, – сказал Виктор невесело.

– А еще без фонарика в «заброшках» выход ищем, – бодренько добавил Макс и, не заметив, что друг его побледнел, издевательски попросил: – Незнамов, а поведай-ка нам свой сон. На ночь девочкам интересно послушать, как ты закапываешь младенцев в сырую землю.

– Может, я и правда убиваю детей. Особенно соседских. Орут во дворе, думать мешают, – то ли шутя, то ли серьезно ответил Виктор.

– Незнамов-то – маньяк! Маргуша, пока не поздно, беги! У твоего жениха раздвоение личности, вокруг него смерть и невинно убиенные ангельские души! – грозно предупредил Максим и громко зашипел Лиле в ушко: – А еще он крылья голубям связывает и когти им постригает, своих-то ногтей нет, все сгрыз!

– Лучше сменим тему и поиграем! – остановила Рита их дурачества. На голове ее творились метаморфозы: волосы, неумело затянутые резинкой, торчали в разные стороны и придавали ей сходство с необъезженной кобылицей.

– В бутылочку! – весело защебетали сестры, хлопая в ладоши.

– Нет, мы будем играть в одну прелестную игру, – категорично сказала хозяйка, поправляя «конский хвост». Резинка плохо справлялась с шевелюрой, пышная «грива» воинственно выстреливала во все стороны.

– Маргуша, ты нас всех заинтриговала! – подзадорил Максим.

Виктор же подскочил к Рите и страстно воскликнул:

– Ваши условия, моя повелительница!

Жених обнял тонкую талию невесты, поцеловал худенькую шейку и, уловив запах пота и агрессивных духов, брезгливо сморщился. Рита в этот вечер как-то особенно внимательно следила за каждым его движением. Она провела ладонью по слипшимся волосам возлюбленного и сказала чужим металлическим голосом: «Умник». Лоб Виктора тут же покрылся маленькими бусинками предательского пота, голова закружилась, и мысли сбивчиво, сами по себе стали спрашивать друг у друга: «Кто такая Маргуша? Где он? Кто эти люди?» Но, посмотрев на жующую физиономию друга, решил: «Макс ест и не пьянеет. Мне тоже нужно что-нибудь закинуть в рот».

– Суть игры – в воспоминаниях! Опишите свои самые яркие впечатления из детства! – невеста громко рекламировала новую затею. – В Англии, где я училась, – похвасталась она, – мы так часто упражнялись.

– Сравнила! Английский язык и русский! – протестовал Максим, потягиваясь и демонстрируя твердые мышцы. – Да у этих длинноносых все упирается в глаголы! Пришел сейчас, ушел секунду назад, ушел, когда ты сидел. Тьфу, им проще – у них эмоций меньше! Я вот думаю, не зря Сталин видел вокруг себя английских шпионов.

– Да если бы не его паранойя, он бы вывел Россию в супердержавы! Долой длинноносых! – согласился Виктор.

Максим начал ерничать:

– Если объявят войну – уйду в монастырь! Стрелять не буду: птичек жалко…

Виктор завелся:

– Все в мире делается на потеху англичанам, и Вторая мировая война закончилась к дате, как раз на день рождения королевы ящеров, главной англиканки. Католики, лютеране, англиканцы… а ведь только лютеране противились фашизму… Поэтому Дрезден англичане уничтожили, ведь в этом городе была главная лютеранская церковь…

– В Дрездене много чего удивительного! Там есть музей «Зеленые своды». И хранится в том музее бриллиант, который может менять вашу судьбу, – сказал Максим. Загадочно сузив круглые глаза, он потешно скривился. Но девочки, услышав про драгоценности, не засмеялись, наоборот, сосредоточились. – Бриллиант похож на «капельку утренней росы» и обладает фантастической аурой. Все, кто прикасаются к нему, становятся моложе, чище, – романтично вещал им Макс. Но потом все, как всегда, опошлил. Откинув рукой длинную слипшуюся челку и слегка сгорбившись, тоненьким картавым голосом научного старца произнес: – Но тут важен вид радиации! Излучение альфа-частиц окрашивают только поверхность, поэтому при огранке исчезает зеленый цвет. А вот бета и гамма-излучения достигают глубин самородка! Другими словами, барышни, ваш алмазик, прежде чем попасть к ювелиру, должен полежать рядом с залежами урана. И те легкомысленные особы, падкие на подарки олигархов, вполне могут облысеть от радиации.

Ошеломленные рассказом, Лиля и Мила задумались, а стоит ли им связываться с олигархами, а то еще, не приведи господь, подарят им бриллиант опасный. Рита же, изучая свои пальцы без украшений, неслышно бубнила: «Я все подпишу, только уберите от меня свои волосатые ручищи». Максим, заметив странное ее поведение, схватил изысканную коробочку «Sobranie» и вскрикнул:

– Вот вам доказательство всемирного заговора! Тут вам и «Лондон», и Российский двухглавый орел!

– В Лондоне находился клуб русской аристократии. Российское Благородное собрание. Ничего вы не мыслите о конфессиях, – грустно усмехнулась Рита, опустив руки. – Миром правят масоны. Они влияют на подсознание людей символами… Один из них, сакрально-мотивирующий, вы видите прямо сейчас, – хозяйка дома будто сделала для себя открытие: удивленно сузила глаза и словно кошка подкралась к металлической круглой вазе с чеканкой в виде затяжной петли – ка-финского узла. Но, чувствуя, что и ее затягивает болтология, приказала: – Все заткнулись и слушаем меня! Игра заключается в том, чтобы кратко, в пяти предложениях, изложить на бумаге, кому что запечатлелось. Страх, радость, боль, унижение.

– Мы не согласны, это скучно! – заканючили сестры-подружки, капризно топая стройными ножками. – Давайте лучше искать клипсу! Маргуша клипсу потеряла!

– Кроме нас в доме еще кто-нибудь есть? – поинтересовался Максим.

– Нет, я всех слуг отпустила, – ответила Рита, беспокойно вглядываясь в глубь залы. Рита, обнаружив пропажу украшения, сорвала уцелевшую побрякушку и бросила ее в затухающий камин.

– Значит в твоем замке бродят привидения… Только что кто-то звал Наташу…

– Максим, не дури, – ответила Рита раздраженно. Хотя сама четко слышала звон колокольчика и крики: «Наташа, где Наташа? Лизонька в опасности!» – Это малярши, строители, – неуверенно сказала она.

Сестры-подружки, мечтая улизнуть, отошли в сторонку и зашушукались: «Милка, мне страшно. Смотри, люстра качается, наверху кто-то ходит нервно». «А я, Лилек, видела, как дверь в туалете перед моим носом бац – и захлопнулась. Хотя вы все в зале были. Я ее дергаю, а она не открывается, да еще зеркало ни с того ни с сего треснуло».

– Перо и бумага! – закричала хозяйка пронзительно.

«Ритка заранее готовилась! – мелькнуло в мыслях у Виктора. – Моя глупенькая невеста интеллектуально забавляется, но ничего, посмотрим, что из этого получится. – Его поразила перемена в ее облике: – Холодна и тревожна, а не вульгарно-развязна, как обычно, когда налакается. Раз десять свою дурацкую считалочку прошептала. Она всегда, если злится, ее повторяет. Говорит, что в детстве сама ее придумала».

Шувалова раздала пьяной компании тетрадные листки, шариковые ручки и строго предупредила:

– Одно условие! На все дается двадцать минут! Пишите аккуратно и грамотно.

Рита расправилась с волосами и уложила их в строгую кубышку, и была бы похожа с новой прической на непримиримую к двойкам и плохому поведению властную училку, если бы не ее новый наряд, напоминающий пляжное парео.

– Разойдитесь по дому. Через двадцать минут дам сигнал – спуститесь и скинете в вазу свои шедевры! Листки не подписывать! Я читаю, а вы отгадываете, чье это детство! – командовала она.

Затем в назидание подошла к металлической вазе с ка-финским узлом и ударила по ней тяжелым каблуком своей босоножки. Масон оглушительно заскрежетал. Молодые люди притихли, уловив, как эхом разлетаются неприятные звуки.

– О, хитрая ты, Маргуша! – попробовала протестовать Лиля, но, столкнувшись со взглядом рысьих глаз, полных уверенности и решимости, трусливо замолчала.

Все единогласно приняли условие игры. В полной тишине было слышно, как под тяжестью тел стонали ступеньки, как высокие перила поддерживали их нытье пронзительным свистом. Ее подопечные покорно разбрелись по второму этажу. Почти все комнаты наверху были открыты, и гости мгновенно исчезли писать мемуары детства в пять предложений. Виктор, проходя по залу на втором этаже, невольно остановился рядом с картиной «Офелия» и стал смотреть на мутную воду, на странные неживые цветы. Ему стало казаться, что точно такое же платье, как на утопленнице, было когда-то на его маме. Но, отогнав тревожные мысли, он нырнул за дверь первой попавшейся комнаты. У него возникла идея. На стуле висела простыня. Замотавшись в нее, он с удовольствием повалился на кровать. «Рита отважилась снять маску и похвастать своим лондонским образованием? Ничего, сейчас я ее проверю… Описывать детство… Что за чушь? Она же знает, что его у меня украли, да и ее юность отнюдь не безоблачна». И, не задумываясь о том, почему его невеста три месяца изображала из себя девушку с «простреленными навылет мозгами», задорно, по-мальчишески решил: «Дождусь подходящего момента, напугаю девчонок и услышу душераздирающие вопли!»

Но подступающая дремота унесла его мысли далеко в прошлое.

* * *

А все же были и в их семье счастливые моменты.

Бескрайнее, ласково манящее и, словно в ловких руках фокусника, то бирюзовое, то голубое, а то и серебристое море! Оно трепещет, дурманит, опасливо прячась за горизонт. По ослепительному небу скользят белоснежные парусники, подгоняемые ветрами, они торопятся в далекие неизведанные страны; за ними семенят кривые жирафы, хвостатые русалки, лохматые пудели и одноглазые пираты. Но загадочная свита видна только маленьким детям. Взрослые не обращают внимания на странную процессию, на то, что творится в небе. Их больше интересует работа солнца над равномерным загаром бледных тел.

На суше прозаичнее: рядом с песчаной горой по узкой желтой полоске пляжа разгуливают похожие на откормленных гусынь крикливые белые чайки. Дети, их родители беспечно загорают и плещутся в соленой воде. Волны лениво выкидывают на сушу спутанные водоросли, забавные ракушки.

Одна мамаша уж больно опекает своего сыночка лет семи. Толстый мальчик требует то есть, то пить, то ему жарко, то холодно. Вот он задумал поймать чайку и стал сооружать из маминой юбки силок. Мать выполняет все его капризы. Отец семейства, измученный жарой и нытьем избалованного отпрыска, уплывает далеко в море и, готовый утопиться, только чтобы не видеть и не слышать собственную семью, скрывается из виду. Вдруг из песчаной скалы показался огромный питон. Лоснящийся от сытой жизни, похожий на разноцветный шланг, он, растянувшись поперек пляжа, медленно подбирался к воде. Наконец довольная морда змеюки достигла цели, но вот хвост его нескончаемого туловища все еще оставался в скале.

Мать капризного мальчика надумала пойти домой: видно, и ее терпению пришел конец. Она, покидав купальные пожитки в сумку, хватает сына за руку. Тот упирается и вопит на весь пляж. Нервно подергиваясь, молодая мамочка откидывает его на горячий песок и, переступая через питона, полагая, что это шланг, не обращая внимания на происходящее за ее спиной, двигается вперед. Но ребенок, от природы очень любознательный, решает проверить «шланг» на прочность. Обладающий даром все ломать и разрушать, он задумал проткнуть его железным острым прутиком – тем самым прутиком, которым, ковыряя песок, вызывал бурю протеста лежавших рядом людей. Лицо мальчишки приняло радостно-ехидное выражение: ведь в шланге образуется дыра, значит, в хозяйский огород не будет поступать вода, ну и бог чего он еще там скумекал. И вот железный прутик воткнулся в мирного змея. От боли жирное упругое тело собралось в кольцо, но затем ползучий гад принял позу атаки. Конечно, краснодарский питон – маленькая пародия на анаконду, но пятку местное чудовище прокусить вполне могло. Мама противного мальчика, оглянувшись, видит: гигантских размеров монстр с огромными клыками в пасти, брызгая ядом, готовится к броску. Горе-мамаша отвратительно визжит и мчится прочь.

Всю эту картину из жизни отдыхающих Виктор наблюдал вместе со своей мамой, которая никогда бы не потакала капризам сына. Но именно она, его отважная родительница, ловко пронзив чудовище железным прутом, вырванным из рук перепуганного мальчишки, спасает беспечное население пляжа. Оскалившаяся пасть разъяренного «дракона» подавилась кровавой слюной. Голова несчастного беспомощно поникла, глаза жалостно и недоуменно еще смотрели какое-то время, потом потускнели. Питон бесславно умер. Хозяйка дома, того, где они отдыхали, после кончины змеюки безутешно долго причитала. Мягкий южный говорок делал ее страдания особенно трагичными: «И шо же вам уделал мой Антошка! Я-то, дуреха, забыла вас упредить, шо он у меня вместо кошки, он, родимый, мышей ловил! Наловит, свернется клубочком и висит на заборе, греет свое брюшко на солнышке, и яда в нем ни на грош не было, в людях больше яда, чем в моем Антохе!»

В тот же день семья Виктора уехала. Мать всю дорогу проклинала отца, ведь по его вине они отдыхали в тмутаракани.

Мысли летали с одного места на другое. Вот он играет во дворе с ребятами и то и дело слышит грозные, призывающие его товарищей к порядку голоса:

«Вася, домой, борщ замерз!»

«Коля, оглоед, марш делать уроки!»

И еще злее: «Ленка, зараза такая, полы не вымыла, шляешься где ни попадя, немедля домой!»

Витеньку не нужно было звать. Мать вывешивала красную тряпочку на лоджию, и это был сигнал: пора возвращаться! Но чаще приходилось ждать этого знака. Играя с мальчишками в футбол или хоккей, затаив дыхание, он поглядывал на верх дома. Видя, что красная тряпочка колышется, бросал мяч или клюшку, в зависимости от времени года, стремительно несся в подъезд и нетерпеливо ждал, когда спустится лифт и поднимет его в квартиру.

Виктор, стряхнув с себя и теплые, и обидные детские воспоминания, встал и осмотрелся. Кругом были разбросаны вещи. Женские. Из приоткрытого громоздкого шкафа тянулся шлейф алого платья, по подушкам разметался воздушный пеньюар, на паркете кокетливо прижимались друг к другу изящные, с помпоном, тапочки. Виктор обратил внимание, что среди дорогих женских атрибутов, вкусно пахнувших знакомым ему ароматом, были трусы – замызганные, из дешевого ситца. Они валялись как попало и где попало. С резной спинки кровати соскользнул шарфик. Виктор поймал прозрачную ткань цвета запекшейся крови, и по его телу разлилась приятная истома. Он снова прилег на расправленную постель и больно укололся о железную шпильку. Рассыпанные, они были повсюду. «Странно, кто сейчас ими пользуется?» – подумал он. Лениво привстал, взял одну, надломил, бросил на будуарный столик и невольно заглянул в зеркало. Оно, с трещиной по центру, внимательно наблюдало за его красивым лицом. Неожиданно зеркало запотело, но Виктор успел разглядеть стоявшую позади него голую Соню. Она вынимала шпильки из высокой прически, и волосы медленно окутывали ее покатые плечи. Маленькие пальцы ее удлинились и скрючились. Он вскрикнул, очнулся и понял, что засыпает.

Во сне Виктор чувствовал дурной запах рыбы и отчетливо слышал мерзкий Зойкин голос: «У твоей матери ты не первый! Возьми лопату, и если не хочешь, чтобы девчонки пялились на тебя и выли по-старушечьи, то зарой их поглубже!» И, вязнув в глинистой земле, он покорно копал яму.

* * *

– Геба, доченька моя. Он дотронулся до тебя, неизбранный. Но ничего, подожди, моя хорошая. Твои бабушки скоро примут решение.

Глава 3

Обман

Весна сделала все, чтобы лето вступило в свои права. Выпуская из заточения бледные, еще не пыльные листочки, она меняла нежный цвет юности на яркую окраску темной зрелости. Листья как люди: поначалу ждут их появления, умиляются первому зеленому росточку, как первой улыбке ребенка, потом пресыщаются пожухлой структурой, а в конце и вовсе сжигают! Только листья – в кучках, а людей – в крематориях.

Утро затянуло небо серым полотном, закапал мелкий нудный дождь.

– Просыпайтесь, вам пора!

Виктора будил чужой голос. Явилась целая банда слуг. По-хозяйски хлопая дверьми и выкрикивая друг другу разные поручения, они нагло и бесцеремонно шныряли из комнаты в комнату – выгребали оставленный мусор, снимали постельное белье. В памяти всплыла жизнь в детском доме – стало неприятно. «Проспал, и меня не нашли! Немудрено! В таком здании с такой нелепой планировкой в шпионов нужно было играть», – злился Виктор, вспоминая Ритину дурацкую игру. Затекшие ноги не слушались – он с трудом поднялся с кровати. Спустившись в зал и не найдя никого в доме, обратился к прислуге. Девушка с огромным тюком что-то невнятно пробурчала. Виктор плохо соображал: голова, словно раскаленный шар, постоянно гудела. Телефон Риты отключен. Макс не брал трубку.

– Эй! – выпалил он изо всех сил.

К нему подошла рослая крепкая девушка в джинсах.

– Вы должны покинуть нас, – вежливо, но с нажимом попросила она.

– Что за фигня, где все?

– Все уехали, и вам пора, – упорствовала крупная девица.

– Ты что-то путаешь, крошка. Я твой новый хозяин.

– Было распоряжение убрать все комнаты, – упорствовала та, твердой рукой подталкивая Виктора к двери.

– Интересно, как я от сюда выберусь? Здесь трамваи не ходят, да и такси вряд ли приедет!

«Мне необходимо домой! Боль становится невыносимой, а таблетки я не взял». Приступы давно не мучили его, но, видно, от волнения, от нахлынувших воспоминаний детства (а в основном из-за лишнего алкоголя) снова пошли волны – предвестники недуга. Все вокруг виделось вспышками, слышалось отрывками и повторами.

«Мое тело принадлежит мне, мои мысли ровны и спокойны, я не обижаюсь на свое детство!» – эти фразы он придумал сам, когда видения из прошлого мешали жить.

У ворот не было ни желтого «ягуара», ни синей «шкоды». «Уехали! Макс – предатель!» Мысли путались, сознание входило в темный туннель пограничного состояния. Заметив в зарослях шиповника потрепанную малиновую «девятку», он, не думая о последствиях, дернул за ручку. Дверца открылась и пустила его в убогую, пропахшую чужими вещами душную кабину. «Я ее брошу на трассе, лишь бы выбраться», – мозг, готовый взорваться в любую секунду, смело решил судьбу автомобиля. Отчаянно заурчав, мечта бандитов из девяностых довольно резво сдвинулась с места. Виктор как в тумане видел, что на поляне возле бассейна рабочие устанавливают, словно огромное рыхлое облако, белоснежный свадебный шатер. Следующий фрагмент вспышкой показал «газель» с логотипом телевизионной башни.

Однако вспышки не помешали ему благополучно доехать до трассы, заглушить и оставить свою спасительницу одну возле обочины.

Он не помнил, как оказался в своей квартире. В тот роковой час в комнате было тихо: диван с шифоньером не спорили. Голова не болела. Часы показывали, что уже наступила ночь. По комнате летала муха. Очнувшись от зимней спячки, она нагло жужжала и металась из угла в угол. Окно было открыто, но ей, не по-весеннему упитанной, не хотелось покидать жилище человека. «Жирная муха – к покойнику», – всплыла старинная примета в его отдохнувшем мозгу.

Он попытался пробиться к Рите. «Набранный вами номер не существует», – металлическим голосом занудно всякий раз отвечал робот. Телефон друга тоже молчал, но пока Виктора это не тревожило и не удивляло, даже был рад отдохнуть от назойливой невесты. Сварил кофе. Благородный аромат вмиг преобразил неказистую действительность, и Виктор растянулся на диване. Ему стало тревожно только после того, как непрошеная гостья надумала приземлиться на край его любимой чашки. Маленькая, хрупкая, она вмиг полетела в раковину – изящная фарфоровая посудина взвизгнула и раскололась на две равные половинки.

Тоска и беспомощность, медленно подбираясь, окутывали мысли и обездвиживали конечности. Вялый и надломленный, Виктор бессмысленно переключал телевизор. Почему той ночью «пузатый» как взбесился и показывал только башкирские новости, пестрившие всякой белибердой. Диктор одного из местных каналов с легким акцентом вещала: из неврологического интерната пропали бабушки; на кладбище оскверняют и воруют памятники; известный питерский журналист Рольф Вигман своими разгромными статьями «Детская площадка для чиновника», «Война дворов», «Убийственное место для парковки» наводит порядок в столице Башкортостана. Дикторы, рассказывая совсем неинтересные, неактуальные новости, почему-то обязательно были картавыми, словно был для них, дикторов, какой-то специальный отборочный тур под названием «Кто лучше всех не выговаривает буквы».

На одном из каналов светской хроники мелькнуло лицо Риты. Виктор не удивился. Невеста любила участвовать в разных тупых шоу «Давай разведемся» или «Давай заведем собачку», где обсуждалась чушь маразматического характера. Любительнице блистать таланта Бог не дал, и передачи такого типа были для нее, девицы с финансовыми возможностями, спасением. Телевизор показал дом, где он еще вчера принимал гостей, точнее, имея статус жениха, вместе с невестой выпроваживал чванливое семейство. «Так-так, значит, все ж таки были репортеры», – обрадовался он, принимая гордую позу. Маргуша, весело щебеча, демонстрировала поляну с шатром. Виктор задумался: «Зачем так рано устанавливать этот нелепый чум, если церемония через месяц?» И вдруг с экрана, взятый крупным планом, на него посмотрел какой-то хлюст в смокинге и бабочке. Обнимая и целуя Риту, он вещал на всю страну как стрелы Амура вонзились в его сердце. А еще этот ублюдок сказал, что их неземная любовь скрепится узами Гименея в это воскресенье.