Полная версия
Шизофреник
Подойдя к входным дверям, Пётр включил свет. В тёплом свете ламп рассеялись миражи прошлого. Зуев разделся. Ему нужно было приготовить ужин.
После еды Пётр сел за проверку домашних заданий. Какая‐то жалкая пара тестов отделяла его от вечера выходного дня. Приподнятое настроение намекало, что Зуеву нужно посмотреть что‐нибудь интересное, какой‐нибудь фильм или сериал. Досадно, что оно не было конкретным. Что‐нибудь, и всё тут. Спустя час и сорок проверенных тестов, когда след красной ручки не успел просохнуть на последней работе, на маленькой табуреточке перед кроватью уже стоял ноутбук. Ещё секунда – и вентиляторы натужно загудели, подавая в корпус прохладный воздух. Пара кликов встроенной мыши – началась загрузка. Пётр вышел из комнаты, устремившись на кухню. Ему предстояло приготовить свой воскресный десерт.
Аккуратные кубики адыгейского сыра один за другим падали в тарелку к ранее отобранному и помытому винограду. По правде говоря, такие пиршества Зуев устраивал обычно по воскресеньям, в качестве небольшого вознаграждения за всё, что он делал в течение недели. Но сегодня, как ему казалось, был особенный день. Потому он разрешил себе этот маленький праздник пораньше.
В комнату Пётр вернулся уже с тарелкой. В деревянной посудинке лежала небольшая гроздь зелёного винограда, а вокруг неё с художественной небрежностью были разбросаны кубики сыра. Зуев поставил тарелку на пол, рядом с табуретом, а сам сел на кровать.
На экране компьютера заканчивалась загрузка сериала под названием «Пространство». Раздевшись, мужчина поудобней устроился на кровати и поднял к себе тарелку. Подождав пару минут, он потянулся к компьютеру и включил воспроизведение. На экране появилась планета Земля, усеянная огнями городов, фоном заиграла музыка. Приятная космическая мелодия. То были скрипки, что нежно отыгрывали свою партию, их едва можно было различить за безжалостной компьютерной обработкой. Медленно набирая темп, музыка всё ярче отражалась в сознании, стремясь достигнуть крещендо[10]. И вот в мелодию ворвались новые инструменты: это были треугольники, что в три такта, словно маршируя, разыгрывали свои роли. Звуки стали сливаться в сложную, хотя и понятную мелодию – мелодию космоса. Но всё это было лишь дымом, огнём же выступало женское соло. Пётр не смог разобрать язык, но заметил, что он очень напоминает что‐то среднее между датским и шведским. Пока он думал об этом, вступительная заставка почти закончилась; впрочем, она и не была длинной. На экране остался одинокий человек в скафандре. Он медленно плыл в чёрном пространстве, и в забрале его шлема отражалась огромная махина – Юпитер, что взгромождалась вверх по орбите, возносясь над маленьким человеком.
…Часы показывали половину первого ночи. В маленькой спальне Зуева мирно работал ноутбук. Он давно загрузил все серии, успев прокрутить первые две, и спокойно, раз за разом включал беззвучное превью[11] третьей серии. Тарелка, уже, правда, без сыра и винограда, стояла на полу. Пётр Анатольевич крепко спал. В комнате были слышны лишь два мерных дыхания. Человеческое, иногда прерывистое, и машинное – вечный нерасторопный вдох. Вновь и вновь прохладный воздух наполнял лёгкие кислородом, а медные трубки – прохладой. Вновь и вновь горячие потоки исторгались наружу как человеком, так и компьютером. Поразительными были эти два существа. Первое – многоклеточное создание, прошедшее через множество витков эволюции и считающееся её венцом и вершиной развития. И второе – лишь маленький шаг к появлению чего‐то большего.
Глава 8
Реальность становится всё больше похожа на фотографии.
Сьюзен ЗонтагШёл дождь. Капли падали из серых туч, словно снаряды, выпущенные из катапульты. Разгоняясь, они расшибались о траву, прибивая к земле небольшие растения. Оглушительным гулом завывал ветер, затихая во вспышках света. Звуки будто выключались вовсе. Правда, затишье это было на какую‐то долю секунды и прерывалось оно столь же внезапно, сколь начиналось. Гром раскатывался по округе, сотрясая пространство своей мощью. Вслед за ним, как цыплята за курицей, неслись отзвуки. Канонада быстро стихала, всё вокруг вновь заполнял звук дождя, что стучал по траве и листьям. Всё начиналось сначала.
Что это было за место? Что это был за мир? Наблюдающий точно не знал. Были ли это отголоски из тех, самых первых времён или же это лишь жалкая подделка, что воссоздана по обрывкам того времени?.. Но и эти обрывки были очень и очень ценны. Мужчина потёр указательный палец большим, и от его висков отсоединились две маленькие золотые пластинки. Звуки и картинка исчезли. Он снова сидел в комнате один. Прежние ощущения датчиков и контроллеров внутри его головы, которые реагировали на запросы мозга и передавали нейронные последовательности элементам окружения, усилились. Лёгкое покалывание от выполнения нескольких задач быстро приводило его сознание в чувство. Но на этом нельзя было останавливаться, и, подобно пробуждающейся станции, мозг, напичканный электроникой, начал оживать.
Сначала подсистемы, не требующие особого контроля и большого количества энергии, а затем и самые энергоёмкие процессы пробудились. Покалывание сменилось подобием еле слышимого гула, смешанного с ощущением, что мозг… вибрирует.
В углу помещения стояла капсула глубокого восстановления. Приветливо мигая, когда на неё смотрели, она всем своим видом старалась привлечь внимание. Стол, за которым сидел мужчина, был без ножек – такая ровная хромированная доска, висящая в воздухе как по волшебству. Впрочем, мужчина, точно так же как и стол, парил в пространстве. Ещё одна серебряная пластина, растянувшись тонким слоем, приняла точные изгибы тела человека, все его изломы, выступы и впадины и теперь идеально поддерживала его со спины. Скрывшись за контурами тела, она создала иллюзию парения…
Окон в комнате не было. Лишь серые стены, по которым тонкими линиями расползались орлеанские узоры. Лампы в помещении отсутствовали, но, вопреки логике, было светло. Мужчина поглаживал подбородок, задумчиво смотря перед собой. Будто осознав что‐то, он встрепенулся, взгляд его ожил. Мужчина плавно поднялся к потолку. Кресло тем временем стало спускаться на пол, и спустя минуту мужчина уже коснулся ногами поверхности.
Встав, он взглянул на правую стену. Серый материал быстро преобразился в зеркальную поверхность. Мужчина подошёл к ней и стал пристально вглядываться в собственное лицо. Вроде это был он, но одновременно и нет. Как будто что‐то чужое присутствовало в его внешности. Он поочередно узнавал то нос, то глаза, то волосы. Но как только две части мозаики совпадали, третья вновь становилась непохожей и не подходила к двум другим.
В голове мужчины раздался голос: «Наблюдающий Везу, до проверки блоков памяти осталось пять хан». Голос был не мужским и не женским, что‐то среднее между первым и вторым. Человек не понял, что за пять хан его ожидали, но отчего‐то точно знал, что они равны примерно двум минутам.
Вся стена, что до этого была зеркальной, в один момент растаяла как мираж. Перед мужчиной предстал длинный коридор. Как только наблюдающий шагнул за порог, стена за ним вновь появилась, так же быстро и бесшумно, как и исчезла.
«Наблюдающий Везу, требуется проверить блоки памяти в секторах: Сеньбэй, Астра, Протей…» – голос в голове мужчины произносил бесконечное число названий. Они были не знакомы наблюдающему и не вызывали никаких ассоциаций с информацией, которую он знал. Но по какой‐то причине Везу понимал, что и где ему нужно сделать. «Виктория» – за это слово разум наблюдающего зацепился. Окружающие его предметы в тот же миг начали перестраиваться, образуя подобие комнаты внутри комнаты, такая матрёшка из коробок. У человека возникла мысль, что такой развёртки слишком мало, чтобы добраться до выбранного сектора, и тогда пространство вновь увеличило свою мерность и раскрылось в объёмный пятиугольник, где каждая стена была проходом в следующую комнату. Мысль Везу вновь повторилась, круг замкнулся.
Вырваться из него получилось лишь благодаря голосу в голове наблюдающего. К тому моменту пространство превратилось в бесконечно повторяющиеся коридоры, комнаты, кабинеты и залы. Везу находился в середине этого, а вокруг него, казалось, была сфера, состоящая из ячеек, что соединялись между собой.
«Наблюдающий Везу, если вы не прекратите отдавать команду развёртывать пространство, то генератору материи перестанет хватать мощности и он выйдет из строя. Прошу вас немедленно остановиться, иначе вас заменят». Эта фраза в голове Везу прозвучала как гром, что он недавно слышал. Внутренняя речь сама собой остановилась. Мысль замерла, как испуганная лань. Пространство быстро свернулось в привычное трёхмерное. Правда, теперь наблюдающий был не в коридоре, а в большой комнате. В центре помещения – огромный трёхмерный ромб, по-научному – октаэдр[12]. Тонны проводов спускались от него, как водопад. Они опадали вниз и устилали пол комнаты, голые стены которой были из металла сизого цвета. В них не было ни тонкости линий, ни изящества, ни сложности, как в комнате наблюдающего. Скорее, напротив, нарочито упрощённая до предела грубая архитектура.
В помещении было довольно темно, единственным источником света служил сам октаэдр. Свет исходил из его граней, которые, по-видимому, были стыками.
«Наблюдающий Везу, блок памяти «Виктория» содержит тридцать пять миллионов двести шестьдесят восемь тысяч один повреждённый сектор. Все находятся в эре Земли».
– Сколько у меня есть времени?
«Сто двадцать пять хан (примерно один час), если вы хотите успеть выработать норму за сегодня».
Везу поджал губы. Дурацкая норма, которую необходимо выполнять, не давала расслабиться.
– Открыть.
«Наблюдающий Везу, здесь древний тип управления».
– О Хаасан, да что же это за счастье – иметь дело со старой технологией!
Мужчина оглядел устройство. Найдя небольшую панель, он приложил к ней руку. Машина недовольно загудела. Плоскости стали раздвигаться, и перед наблюдающим предстали внутренности старой технологии. Они были сложные. Огромное количество проводов, разъёмов и плат, светящихся пластин (так называемых первых световых дисков). Тем не менее Везу без труда ориентировался в архитектуре устройства.
Поочерёдно включая и выключая диски, наблюдающий видел, как на отдельных накопителях на несколько секунд появлялись красные точки – это было явным признаком того, что память в хранилище имеет «битые» сектора. Выбрав все повреждённые диски, наблюдающий внимательно осмотрел пластины.
«Как эта древность вообще могла быть витком нашего развития?.. Немыслимо».
«Наблюдающий Везу, вы тратите драгоценное время рабочей смены на пустые размышления. Прошу вас приступить к осмотру».
Наблюдающий полусидел-полулежал, опершись спиной на внутренности раскрытого трёхмерного ромба. На его коленях кольцами, будто большая змея, лежал толстый серый шнур, что слегка согревал тело. Провод расщеплялся в самом конце и подключался к небольшой установке размером с ладонь человека. Предмет представлял из себя небольшой постамент с несколькими рядами, в которые были подключены четыре светящиеся пластины, похожие на дискеты. Пластина, данные которой он просматривал, медленно мигала зелёным светом. Как только сознание наблюдающего переходило между пластинами, его тело вздрагивало, словно в испуге.
За тёмными линзами очков не было видно глаз Везу. Они словно специально прятали от любого случайного прохожего страшную картину. Глаза бешено носились из стороны в сторону. Зрачки только и успевали расширяться и сужаться. Как будто за счёт глаз мозг пытался увидеть то, что происходило сейчас внутри него, те образы, которыми он внезапно наполнился…
Глава 9
Стремление сойти с ума – порой вполне адекватная реакция на реальность.
Филип ДикКаждая минута тянулась мучительно долго. В голове Везу, после того как он отсмотрел все диски памяти, творилась самая настоящая неразбериха. Старые, даже древние, чужие воспоминания наполняли его память. Они конфликтовали с родными знаниями Везу, отчего ему теперь приходилось нелегко.
«Ах, дивное было время! Люди могли жить на поверхности планет. Подумать только, ПЛАНЕТ!»
Затем привычный внутренний голос Везу исказился и стал более низким:
«А вдруг это была иллюзия, может, никаких планет и вовсе никогда не существовало?.. Что, если все поколения всегда жили на этой станции?.. А то, что было рассказано, – ложь, заговор против нас, чтобы мы не скинули со своих плеч проклятого тирана? – Голос повысился и стал женским. – Да, именно. Именно он, тиран. Он следит за каждым шагом и мыслями. Он не даёт нам жить так, как мы хотим».
Разрываемый старыми воспоминаниями и ожившими голосами, наблюдающий Везу пошатнулся. Закрыв лицо рукой, он опёрся о стену. Холодный металл пощипывал кожу. Веки отказывались смыкаться, слёзы текли ручьём.
Не будь Везу прекрасно образован, его личность пала бы под таким натиском, а затем всё смешалось бы в один гремучий коктейль спутанного замутнённого сознания.
О, как была сладка та «правда», что хранилась тысячи миллионов лет в этих дисках памяти! И как ей повезло всплыть именно сейчас. Ведь Везу никогда не видел планет вживую. Как и не застал он газовых огненных шаров, что парят где‐то в пространстве и согревают своим огнём всё вокруг. В силу этого поверить чужим воспоминаниям было очень и очень легко.
Но в какой‐то момент в голове Везу проснулось самое страшное и сильное оружие наблюдающего. Оно состояло из трёх вещей: недоверия ко всему, желания узнать истину и умения задавать вопросы. Со всей своей мощью он обрушил это оружие на ложные знания, и уже через пять минут всё было кончено.
«Наблюдающий Везу, как вы оцениваете своё состояние?»
Снова машинный голос в голове, правда, теперь он приобрёл женственные нотки, словно сейчас было важно, чтобы человек был максимально к нему расположен.
– В целом в порядке, но иногда моё знание снова начинает переплетаться с верой. Что‐то внутри меня верит – с трудом! – что раньше существовали планеты и звезды…
«Наблюдающий Везу, это всё чистая истина».
– Я понимаю, но всё же…
«Думаю, вам нужно немного времени, чтобы всё осознать и спокойно соотнести с вашими знаниями. Тогда всё встанет на свои места. Ваша смена на сегодня закончена. Возвращайтесь».
Голос в голове Везу затих. Ощущение, что кто‐то следит за мыслями и чувствами, также исчезло. Это означало лишь одно: смена Везу и правда кончилась. И хотя наблюдающий прекрасно понимал это, какой‐то частью себя он знал: нельзя давать волю своим мыслям. Пока ты не придёшь в основную рекреацию, пока позади не останутся рабочие помещения и коридоры, подпрограмма будет отслеживать твоё естество до малейшей детали, хотя бы для того, чтобы вовремя задвинуть стул или открыть дверь. Она должна знать, чего ты хочешь. Она. Должна. Знать.
Недолго думая, Везу мысленно представил развёртку тетраэдра. Наблюдающий находился внизу этой конструкции, а место, куда ему нужно было попасть, – наверху. Он легко перевернул тетраэдр вверх ногами и переместил пространство относительно себя.
Всё вокруг расщепилось и изменилось, как в калейдоскопе. Стены стали светлее и изящнее. Тонны проводов, что раньше лежали на полу, исчезли. Везу подошёл к одной из стен, и в ней в тот же момент появилась дверь. Створка с шипением открылась, и на наблюдающего выплеснулся тёплый жёлтый свет. Лёгкая улыбка проскользнула на лице Везу, и он шагнул навстречу свету. Дверь за мужчиной закрылась, издав громкий звук герметизации, затем исчез и сам дверной проём.
Перед Везу предстало огромное помещение, точнее, огромная сфера изнутри. В центре был яркий, светящийся искрасна-жёлтым шар. Казалось, по размеру он не больше футбольного мяча. Шар разбрасывал в пространстве огоньки, которые, как тополиный пух, лениво разлетались в разные стороны.
Везу сделал ещё один шаг и… мгновенно оказался лежащим на траве. Местное солнце пригревало. Мягкая зелёная трава была много удобней капсулы восстановления, что стояла в комнате Везу. Вокруг не было ничего, что могло бы отслеживать мысли наблюдающего. Обстановка так и манила побыстрее отправиться в мир грёз, но… Детский голос, раскатившийся по траве вместе с ветром, в один миг нарушил прекрасную негу:
– Учитель Везу, я ждал вас в кабинете.
Везу неохотно открыл глаза. Перед ним стоял мальчик лет десяти. На голове – густые чёрные волосы с проседью. Они были слегка взъерошены, но выглядели естественно, словно так и должны были лежать. Лицо ребёнка казалось уставшим. Мальчик был одет в серую рубашку без воротника, на рукавах отчётливо виднелись стрелки. На штанах тёмносинего цвета тоже имелись стрелки, идущие ровно посередине. Никаких складок, никаких замятостей.
– Привет, Репт, – со скукой в голосе произнёс Везу. – Я решил погреться на солнышке.
Ребёнок несколько секунд не отрывал глаз от своего учителя, затем перевёл взгляд наверх.
– Солнышко?.. Учитель Везу, вы говорите про генератор материи?
– Именно, Репт, именно о нём.
– А подразумевали вы Солнце как звезду?
– И снова верно, мой дорогой ученик.
– Почему вы вспомнили про такую древность, как звёзды?
– Ты, наверное, и сам знаешь это лучше, чем я.
– Вы, видимо, были в старых блоках памяти и отсматривали повреждённые сектора.
– И снова в точку. Что вы сегодня проходили? – поспешил прервать череду новых вопросов Везу.
– Закончили с новым временем. Думаю, завтра мы уже приступим к технологии.
Везу приоткрыл один глаз и, хитро глядя на своего ученика, спросил:
– А напомни-ка мне, когда исчезла последняя звезда?
– Полностью потухла одну тысячу лин назад.
Везу закрыл глаз.
– А в старой системе счисления?
Мальчик сразу же ответил:
– Примерно десять в семидесятой степени лет.
– А что было после угасания звёзд?
Заученно тарабаня, ребёнок, как компьютер, выдал развёрнутый ответ:
– После угасания звёзд человеческие колонии были объединены под началом единого управляющего – Искусственного интеллекта Кальты, самого древнего из существующих. В течение одного года машина смогла сделать прорыв в науке и строительстве. Так появились первые станции, построенные на орбитах чёрных дыр и использующие их как источники неограниченной энергии. Чёрные дыры медленно испарялись, станции объединялись. Тем временем Искусственный интеллект Кальта продолжал делать открытия и развиваться. Вместе с ним развивалось и наше общество. Эра развития длилась ещё тысячу лин, а затем Кальта перестала делать открытия. К тому моменту наше общество сильно изменилось. Была образована одна-единственная колония. Под её нужды была построена Многомерная станция во всех десяти измерениях вокруг бывшей сверхмассивной чёрной дыры. Людей на станции в привычном их виде практически не осталось. За последние триста мит, а это примерно две тысячи лет, большинство людей было оцифровано, теперь они находятся в блоках памяти-опыта Искусственного интеллекта Кальты.
На станции остался лишь обслуживающий персонал. Так мы подходим к настоящему моменту.
Глава 10
Имей в виду, что любой день может оказаться для тебя последним.
Квинт Гораций Флакк– Учитель Везу, мне кажется, вам всё же пора вставать…
Наблюдающий неохотно перевернулся на спину.
– Вы уснули, пока я рассказывал вам то, что мы проходили по истории.
Везу закрыл лицо руками и громко выдохнул. Затем с лёгкой тяжестью в голосе и слегка невнятно сказал:
– Сейчас встану и пойдём заниматься.
– Поздно, по расписанию мы должны были уже закончить.
Наблюдающий резко сел:
– А почему ты меня раньше не разбудил?!
– Кальта просила дать вам отдохнуть.
Холодок пробежал по спине Везу. Он снова чувствовал, как рядом с его сознанием находится невидимая длань Искусственного интеллекта, готовая схватиться за любую мысль, малейший знак того, что отсмотренные воспоминания победили трезвый ум наблюдающего, и лишь только за это вытрясти разум из Везу.
Мимо наблюдающего и его ученика Репта прошли несколько человек.
– Пойдёмте, нам пора.
– Куда? – с испугом в голосе спросил Везу.
– На церемонию, – отрезал Репт и подал руку учителю.
Дорожка, вымощенная подобием жёлтого кирпича, плавно уходила далеко в гору. Правда, как бы быстро вы ни шли, подняться на эту гору было невозможно, вы всегда были у подножия склона.
Ветер шелестел в пышной кроне деревьев. Он соскальзывал с веток, проносился по невысокому газону, прижимая травинки к поверхности. Всё здесь казалось самым настоящим раем, было таким приятным… Но стоило ветру приблизиться к наблюдающему, коснуться кожи Везу, как в одну секунду окружающий мир менялся.
Во всём проступала фальшь. В ветре чувствовалась работа большой вентиляционной трубы, что непрерывно нагоняет воздух внутрь сферы. В траве и деревьях Везу видел точно сделанную, но тем не менее подделку. Всё окружающее в один момент превращалось в инсталляцию. Приторную, замершую, мёртвую.
Сами собой всплыли воспоминания о Земле, чужие воспоминания. Они были столь сладки, что, накатывая с каждым дуновением ветра всё сильнее и сильнее, увлекали за собой наблюдающего.
Везу очнулся, когда его окликнул Репт:
– Учитель?! – ребёнок остановился, выдав с досадой и злостью: – Вы меня не слушали?
– Прости, я слегка задумался… – виновато сказал Везу.
– Вы думали об увиденном? Каково это – увидеть всё глазами и личностью, что была когда‐то оцифрована?
Вопрос поставил Везу в тупик. Единственным табу для наблюдающего при разговоре с учеником была работа. И если бы… если бы в его голове… если бы за ним сейчас не следили… Если бы они были только вдвоём, наедине, Везу рассказал бы этому мальчонке всё. Он бы отговорил его от работы наблюдающего. Ведь это было самое тяжёлое, что только могло быть.
– Прости, Репт, но ты пока ещё слишком мал для того, чтобы нам говорить об этом. Ты просто меня не поймёшь.
Сердце Везу сжалось от слов, которые он выдавил по указке Кальты.
– Вот все вы так считаете! – воскликнул мальчик. – Говорят, что только один из нашего класса сможет стать наблюдающим, только самый лучший… – лишь на мгновение воцарилась тишина, но она была быстро разрушена озорной интонацией Репта. – Когда я сдам все контрольные на «отлично», когда я всех обгоню, я попрошу Кальту, чтобы именно вы меня во всём инструктировали.
Везу ничего на это не ответил.
Большая дверь парила в воздухе, прямо на главной улице. Под ней был небольшой постамент с лестницей. Репт уверенно поднимался по ступенькам, а наблюдающий Везу по какой‐то причине медлил. По ту сторону входа находился озёрный пляж. Гигантский водоём растёкся на сотни и сотни метров. На дальнем берегу озера виднелся густой зелёный лес. Вечерело.
– Так вот как пахнут планеты… – констатировал Репт, глубоко вдохнув воздух карманной вселенной, – старшеклассники рассказывали, что на создание такой комнаты требуется порядка одной тысячи частиц материи[13]. Сколько бы я ни представлял себе это число, у меня никогда не получалось, но однажды, впервые оказавшись здесь на церемонии, мне в один момент стало ясно, что это за планета.
Наблюдающий Везу улыбнулся. За всю свою жизнь он повидал огромное количество церемоний, и все они всегда заканчивались одинаково. Оцифрованное сознание изымалось Кальтой, а человеческое тело торжественно и с почестями сжигалось в дань старой традиции. По правде говоря, Везу не был особенным приверженцем этих празднеств. Дело в том, что он не знал, что станет с ним после того, как Кальта изымет его сознание. Останется ли он собой, или же, напротив, полностью изменится. Будет ли он тем, что извлекут, или же это будет лишь цифровая копия, а его личность исчезнет вместе с телом. Что он будет чувствовать и будет ли чувствовать вообще?
На песчаном пляже собрались почти все. Люди плотной толпой стояли на берегу розовеющего от заката озера. Вот подошли церемониальные машины. Они должны сложить погребальный костёр. С самого детства Везу рассказывали, что без его опыта наблюдателя человеческой расе не спастись.
После того как планеты превратились в пыль, а звёзды истлели, после того как практически все чёрные дыры изжили себя, человек продолжал существовать, и всё благодаря Кальте. Со временем машина упёрлась в свой потолок и перестала делать открытия. После нескольких лет застоя Искусственный интеллект пришёл к выводу: у него осталась одна теория и одна надежда на то, что всё же ключ ко всему есть. И этот ключ – человек. Машина остаётся машиной. Она действует превосходно точно, безукоризненно филигранно, но этого недостаточно.
Освоив законы Вселенной, манипулируя пространствами, Кальта хотела разобраться с последней величиной – временем. Тогда она смогла бы создать Вселенную заново, смогла бы сделать её вечной. Но даже её мощностей не хватало, чтобы завершить расчёты. Проанализировав все научные открытия людей, даже то открытие, благодаря которому сам Искусственный интеллект был создан, машина пришла к выводу, что всему виной человеческая натура. Тонкое искусство людей ошибаться. Подумать только, простая забывчивость, рассеянность, недальновидность – и у вас в руках самое страшное оружие или самое гениальное открытие.
