bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 6

Абрам Хоффер и Хамфри Осмонд предположили, что причиной шизофрении может быть сбой в обмене веществ адреналина, ведущий к появлению психоделических производных адренохрома и адренолютина (Hoffer and Osmond, 1954, 1999). Воздействие ЛСД на бойцовых рыбок Betta splendens породило гипотезу о том, что его влияние (и шизофрения) могут объясняться интерференцией кислородного обмена на внутриклеточном уровне (Abramson and Evans, 1954, Abramson, Weiss and Baron, 1958). В основе этого были данные о том, как добавление ЛСД-25 в аквариум с этими рыбками выявило несколько видов характерно ненормального поведения, аналогичного тому, которое возникает от соединений цианида.

«Чудо-ребенок Хофманна»

Несмотря на то что эти биохимические теории шизофрении в конечном итоге были опровергнуты и оставлены, ЛСД остался в центре внимания исследователей. Ни одно вещество до сих пор не оказывалось таким многообещающим в столь многочисленных сферах. Для психофармакологов и нейропсихологов открытие ЛСД означало начало золотого века исследований, которые, возможно, смогут разрешить многие загадки в области нейрорецепторов, синаптических трансмиттеров и сложных биохимических процессов, лежащих в основе деятельности головного мозга.

Для историков и критиков искусства эксперименты с ЛСД стали источником новых откровений о психологии и психопатологии искусства. Особенно это касалось живописи и скульптуры различных племенных, т. н. примитивных культур, больных с психическими расстройствами и маргинального искусства (l’art brut), а также разнообразных современных движений, таких как абстракционизм, импрессионизм, кубизм, пуантилизм, сюрреализм, фантастический реализм и дадаизм. Для профессиональных художников, принимавших участие в ЛСД-исследованиях, психоделические сессии означали радикальные перемены в художественном самовыражении. Отмечалось богатство воображения, усиление яркости цветов и значительно более свободный стиль. Им также удавалось заглянуть в более глубокие сферы своего бессознательного и обнаружить там архетипические источники вдохновения. Случалось, что те, кто никогда не занимался живописью прежде, вдруг создавали необычные образцы искусства (Masters and Houston, 1968, Grof, 2015).

Эксперименты с ЛСД также привели к удивительным наблюдениям, представлявшим огромный интерес для духовных учителей и исследователей в области сравнительного религиоведения. Мистический опыт, столь часто возникавший во время сессий с ЛСД, предлагал радикально иное понимание целого ряда явлений духовной природы, включая шаманизм, обряды инициации, древние мистерии смерти и возрождения, восточные религии и философии и мистические мировые традиции. Тот факт, что ЛСД и другие психоделические вещества оказались способными породить столь разнообразные духовные переживания, стал причиной жарких научных дискуссий.

Эти дебаты разворачивались вокруг интереснейшей проблемы, связанной с природой и ценностью «данного момента» или «химического мистицизма». Как это продемонстрировал Уолтер Панке в своем знаменитом эксперименте «Страстная пятница», мистические переживания, вызванные психоделиками, неотличимы о тех, что описаны в мистической литературе (Pahnke, 1963). Это открытие, которое было не так давно подтверждено в похожем исследовании Роланда Гриффитса и Билла Ричардса, исследователями Университета Джона Хопкинса, может иметь важные теоретические и юридические последствия (Griffiths, Richards, McCann, and Jesse, 2006).

ЛСД настоятельно рекомендовали как необычное и нестандартное средство для обучения, которое позволит психиатрам, психологам, студентам медицины и медперсоналу провести несколько часов в мире, похожем на мир их пациентов. В результате подобного эксперимента они смогут значительно лучше понимать своих пациентов, более эффективно взаимодействовать с ними и более успешно оказывать им помощь в лечении. Тысячи медицинских сотрудников психиатрических заведений воспользовались этой уникальной возможностью. Эти эксперименты дали потрясающие результаты. Они не только позволили погрузиться во внутренний мир пациентов с психическими расстройствами, но и произвели революцию в понимании масштабности человеческой психики и природы сознания.

В результате этих экспериментов многие профессионалы пришли к пониманию того, что существующая модель психики, ограниченная послеродовой биографией и фрейдистским индивидуальным бессознательным, является поверхностной и неадекватной. Моя собственная попытка создать картографию психики, которая бы адекватно воссоздавала диапазон опыта психоделических сессий, требовала радикального расширения той модели, которая использовалась в традиционной психиатрии, путем добавления двух больших областей. Первая из них – область перинатального – тесно связана с памятью биологического рождения, вторая – область трансперсонального – в определенной мере пересекается с историческим и архетипическим коллективным бессознательным К. Г. Юнга, при этом расширяя и видоизменяя его. Перинатальная и трансперсональная области будут играть важную роль в следующих главах этой книги.

Ранние эксперименты с ЛСД и другими психоделиками также показали, что корни эмоциональных и психосоматических расстройств не ограничены травматическими воспоминаниями детства и младенчества, как считается в традиционной психиатрии, а уходят значительно глубже в психику, в области перинатального и трансперсонального. Отчеты терапевтов, работавших с психоделиками, свидетельствуют об уникальном потенциале ЛСД как эффективного инструмента, способного углубить и ускорить психотерапевтический процесс. С таким катализатором, как ЛСД, психотерапия может оказаться применимой к таким категориям пациентов, которые ранее считались трудно поддающимися лечению: алкоголики, наркозависимые, преступники-рецидивисты и лица с сексуальными отклонениями (Grof, 1980).

ЛСД-психотерапия также показала свою особую эффективность в работе со смертельно больными онкологическими заболеваниями. Высокий процент подобных пациентов получал облегчение тяжелой эмоциональной симптоматики, такой как депрессия, общее напряжение, злость и бессонница. Исследования онкологических больных также выявили особенные обезболивающие свойства ЛСД; они зачастую снимали острую физическую боль даже в случае тех пациентов, которым прежде не помогали сильнодействующие наркотические средства. В некоторых случаях обезболивающий эффект ЛСД не ограничивался периодом фармакологического действия вещества, а продолжался несколько недель.

Наиболее важным в случае умирающих от рака пациентов оказалось то, что ЛСД существенно уменьшал или даже избавлял от страха смерти. Это происходило даже независимо от того, что они знали о наступлении собственной смерти в течение ближайших дней или месяцев. В результате качество их жизни существенно улучшалось на протяжении оставшихся дней, а опыт умирания претерпевал положительную трансформацию (2006). Спустя сорок лет, в течение которых клиническое использование психоделиков было запрещено законом по причинам невежественного и иррационального характера, эти результаты подтверждаются сейчас новым поколением исследователей, применяющих ЛСД и псилоцибин.


Рафэль Мешулам (р. 1930), «Отец каннабиса», израильский химик, выделивший активное вещество тетрагидраканнабинол (ТГК) и многие другие каннабинолы.


Вальтер Панке (1931–1971), психиатр, известный по «эксперименту Страстной Пятницы».


Наиболее интересным и значимым обстоятельством на протяжении первых десятилетий психоделических исследований оказался переход от редукционистской лабораторной перспективы к пониманию более широкого революционного потенциала психоделиков, ломающего существующую парадигму. Терапевтам, имевшим привилегию работать с этими веществами, стало очевидно, что они являются как уникальными инструментами для изучения сознания и исследования глубоких сфер человеческой психики, так и необыкновенными терапевтическими средствами. Далеко идущие возможные последствия подобных исследований сейчас подтверждаются революционными свидетельствами других дисциплин, включая космологию, квантово-релятивистскую физику, теорию систем и биологию (Barrow and Tipler, 1986, Sheldrake, 1981, Laszlo, 2003, 2007, 2016, Goswami, 1995).


Билл Ричардс, психолог и первопроходец психоделии, член состава Мэрилендского психиатрического исследовательского центра в конце 1960-х – начале 1970-х годов. В данный момент ведет психоделические исследования в Университете Джона Хопкинса.


Ричард Гриффит, психофармаколог и исследователь психоделиков в Университете Джона Хопкинса.


Мой собственный ранний период работы с психоделиками представлял собой лабораторные исследования по сравнению изменений физиологических, биохимических и электрофизиологических параметров при тестировании психотических пациентов после приема психоделиков (Vojtěchovský and Grof, 1960). Наиболее интригующей находкой на данной стадии исследований оказалось внутриличностное и межличностное разнообразие переживаний участников эксперимента. Одно и то же вещество, принятое в одинаковых дозах и аналогичной обстановке и ситуации, вызвало радикально различные переживания у каждого испытуемого. Некоторые сессии состояли главным образом из красивых абстрактных геометрических видений, в то время как в иных заново переживался детский опыт и рождались интересные психологические инсайты. В некоторых сессиях единственными симптомами были неприятные физические ощущения, в других – переживания эмоционального и физического удовольствия и даже экстатического восторга. У некоторых участников были эпизоды параноидального восприятия окружающего или склонность к маниакальному поведению.


Хамфри Осмонд (1917–2004), англо-канадский психиатр и пионер психоделической терапии, автор термина «психоделик».


Клаудио Нараньо (1932–2019), психиатр арабо-мавртитанского, испанского и еврейского происхождения, родившийся в Чили пионер психоделической терапии.


Подобное же разнообразие наблюдалось и в сериях психоделических сессий одного и того же человека. Каждая из сессий серии отличалась – порой существенно – от других или даже была диаметрально противоположна им. Подобная непредсказуемость воздействия помогла мне осознать, что мы проводим не просто фармакологическое исследование по работе с веществами, эффект которых предсказуем, но делаем нечто намного более интересное. Мы исследовали глубокие области человеческой психики при помощи мощных катализаторов. В результате я потерял интерес к лабораторным исследованиям психоделиков и начал изучать их с точки зрения инструментов познания психики и вспомогательных средств психотерапии.


Олдос Хаксли (1894–1963), британо-американский писатель, романист и философ, и его вторая жена Лаура Хаксли (1911–2007).


В своей первой книге «Области человеческого бессознательного» я высказал предположение, что потенциальное значение ЛСД для психиатрии и психологии сравнимо с важностью микроскопа для медицины и биологии или телескопа для астрономии. Микроскоп открыл существование микромира, а телескоп обнаружил глубины Вселенной, этих доселе неизведанных областей. ЛСД позволяет наблюдать за такими процессами психики, которые обычно не доступны для наблюдения (Grof, 1975).


Ральф Мецнер (1935–2019), психолог, психотерапевт, писатель и пионер психоделии, проводивший ранние психоделические исследования в Гарвардском университете с Ричардом Алпертом и Тимоти Лири.


Для широкой публики поворотным пунктом в отношении к психоделикам стала переписка между Олдосом Хаксли и Хамфри Осмондом, в которой они пытались подыскать подходящее неклиническое название для этой новой категории веществ. Из этого получился небольшой поэтический конкурс. Олдос Хаксли отправил Хамфри Осмонду стишок, предлагавший его версию нового названия: «Чтоб не был этот мир тоскливым, прими полграмма фанеротима». На что Хамфри Осмонд парировал: «Чтоб в ад и рай тебе войти, ты психоделик потреби».

Термин Осмонда «психоделик», оказавшийся победителем в этом конкурсе, практически вытеснил термины галлюциноген, психотомиметик, делириоген или экспериментальный психоз, каждый из которых предполагает некую патологию, заменив их более дружелюбным и подходящим названием. Психоделик (от греч. psyche «психика» и deloun, что значит «делать видимым») – буквально означает «открывающий» или «проявляющий психику». Употребление этого слова контркультурой 1960-х годах сыграло решающую роль в процессе наименования этого вещества. Сегодня мы встречаем такие термины, как галлюциноген или психотомиметик, только в статьях исследователей, пытающихся снискать репутацию серьезных ученых в глазах консервативно настроенных и предубежденных властей.

Перенос внимания с редукционисткой и патологической ориентации на исследование сознания и отдаленных уголков человеческой психики позволило получить удивительные инсайты в многочисленных областях: в архитектуре эмоциональных и психосоматических расстройств, человеческой сексуальности, ритуальной и духовной жизни древних и племенных культур, великих мировых религий, мистических традиций, смерти и умирания, психологии искусства и художника, архетипической астрологии и других вопросов. Мы уделим внимание этим инсайтам в дальнейших главах этой энциклопедии.

Интерес к терапевтическому потенциалу психоделиков, вызванный клиническими экспериментами с ЛСД-25 и псилоцибином также вдохновил некоторых терапевтов более пристально взглянуть на менее известные психоактивные вещества, знакомые еще с начала XX века, но главным образом с химической и фармакологической точек зрения. Психиатр чилийско-американского происхождения Клаудио Нараньо, пользуясь благоприятной правовой ситуацией в своей стране, провел передовое клиническое исследование с чистыми алкалоидами психоделических растений ибогаином и гармалином, а также с MDA и MMDA – двумя производными амфетаминами, структурно схожими с мескалином.

Клаудио описал свое исследование в книге «Целительное путешествие: новые подходы к психоделической терапии» (Naranjo, 1974). Он уделил особое внимание духовному и психотерапевтическому потенциалу этих веществ. Для того чтобы отличить их от таких классических психоделиков, как ЛСД, мескалин и псилоцибин, Нараньо создал для них термины «усилитель эмоций» и «усилитель фантазии». Годы спустя большинство исследователей предпочло название «энтеогены» (буквально: «создающие Бога внутри»)

Иррациональное законодательство вынуждает психонавтов уйти в подполье

Психоделические исследования, казалось бы, двигались в направлении исполнения своих изначальных ожиданий и чаяний, пока не произошел инцидент в Гарварде с участием Тима Лири, Ричарда Альперта и Ральфа Мецнера и не начались бесконтрольные массовые самостоятельные эксперименты в молодежной контркультуре, превратившие «чудо-ребенка» Хофманна в «трудного ребенка» (Hofmann, 2005). Сложности, с этим связанные, были также непропорционально раздуты жадными до сенсаций журналистами.

Невежественные административные и политические санкции против психоделиков в 1960-х годах оказались действенными только в случаях законопослушных ученых и, как широко известно, не смогли остановить употребление психоделических веществ на улицах. Драконовские законодательные меры, направленные против психоделиков, обман и лживая пропаганда запрета наркотиков, напротив, подстегнули бунтующее молодое поколения к экспериментам с ними. Это привело к появлению черного рынка, наводненного опасными продуктами сомнительного качества и дозировки, создав абсурдную ситуацию, в которой любой подросток знал о психоделиках, сознании и человеческой психике больше, чем обыкновенный психиатр или психолог.

Роберт Кеннеди, жена которого прошла лечение с применением ЛСД, получив пользу от этого опыта, в 1966 году поднял данный вопрос на слушаниях своего подкомитета по ЛСД. Он задавал чиновникам Управления по контролю качества продуктов и лекарств США вопросы о том, почему прекращается так много программ по исследованию ЛСД. Выступая в защиту исследований ЛСД, он говорил о том, насколько нелепо прекращать законные научные исследования психоделических веществ, в то время как миллионы американцев их употребляют. Подобная ситуация должна была бы продиктовать острую необходимость в получении как можно большего количества надежной информации о них.


Тимоти Лири (1920–1996), гарвардский профессор психологии, ставший пионером и гуру психоделии, выступавший за массовые эксперименты с расширяющими сознание веществами.


Сидни Коэн (1910–1987), Лос-Анджелес, психиатр, пионер психоделии и автор крупного исследования по безопасности психоделических веществ.


Радикальные законодательные меры, подписавшие смертный приговор каким бы то ни было серьезным законным исследованиям психоделиков на четыре ближайших десятилетия, не были основаны на научных данных, фактически игнорируя имеющиеся данные клинических исследований. Например, в 1960 году Сидни Коэн, пионер психоделии из Лос Анджелеса, опубликовал статью под названием «Диэтиламид лизергиновой кислоты: побочные эффекты и осложнения», основанную на опыте 25 000 случаев употребления ЛСД-25 и мескалина. Он показал, что такие связанные с психоделиками сложности, как флэшбэки, длительные реакции, психотические эпизоды и попытки самоубийства фактически сведены к минимуму при ответственном употреблении данных веществ (Cohen, 1960). Они значительно выигрывают в сравнении с другими средствами, регулярно применяемыми в традиционной психиатрии, такими как инсулиновая кома и электроконвульсивная терапия, для каждой из которых 1 % смертности считался допустимым риском. Широко использовавшаяся префронтальная лоботомия, за которую Эгаш Мониш получил Нобелевскую премию и которая наносит необратимый ущерб широким областям головного мозга, порой превращая большую часть полушария в гемморагическую кисту, в этом смысле представляет особый случай.

Те из нас, кому довелось испытать воздействие психоделиков на себе и использовать их в работе, знали о том, какие большие перспективы они открывают, не только в психиатрии, психологии и психотерапии, но и для современного общества в целом. Мы были чрезвычайно огорчены массовой истерией, охватившей не только рядовую публику, но также медицинские и академические круги. Особого внимания заслуживает тот аспект всеобщей истерии, который указывает на лживый характер пропаганды запрета наркотиков и роли, которую в этом сыграли нечистоплотные и охочие до сенсаций журналисты.

В конце 1960-х годов Маймон Коэн и его коллеги, исследователи Государственного нью-йоркского университета в Буффало, отметили структурные изменения в хромосомах детей, матери которых принимали ЛСД во время беременности (Cohen, 1968). Структурные изменения в хромосомах наблюдались и ранее в экспериментах с широко распространенными препаратами, такими как аспирин, кофеин и тетрациклиновые антибиотики. Доктор Коэн с большой осторожностью подходил к трактовке этих результатов и сам и подчеркивал, что все эти дети родились здоровыми и нормальными.

Какой-то безответственный журналист опубликовал статью с большим неразборчивым снимком под заголовком: «ДАЖЕ ЕДИНОКРАТНОЕ УПОТРЕБЛЕНИЕ ЛСД МОЖЕТ ПРИВЕСТИ К РОЖДЕНИЮ РЕБЕНКА С ОТКЛОНЕНИЯМИ». Абсурдность подобного заявления очевидна, поскольку некоторые дети рождаются так или иначе с отклонениями, независимо от того, что делают или не делают их матери. Метод, применявшийся в этих исследованиях, сам по себе был ошибочный, как нам удалось выяснить в совместном исследовании с его автором Джо Хин Джио, цитогенетиком индонезийско-американского происхождения из Национального центра исследования здоровья. В ходе этого эксперимента ему не удалось отличить кровь наших пациентов, принявших высокую дозу ЛСД, от крови из пробирки. Уолтеру Хьюстану Кларку, несколько лет проработавшему в нашем институте волонтером, удалось получить образец крови Лири, который принял к тому времени сотни доз ЛСД, и отправить его на анализы. Доктору Джио не удалось обнаружить ничего необычного в крови Лири. Я включил обширный обзор литературы по ЛСД, хромосомам и генетике в приложении к моей книге «ЛСД-психотерапия» (Grof, 1980).

Истерика по поводу психоделиков в стране трагическим образом скомпрометировала и поставила вне закона инструмент с невероятным терапевтическим потенциалом, который, при правильном понимании и применении, смог бы оказать противодействие тенденциям индустриальной цивилизации, ведущим к разрушению и самоуничтожению. В особенности печально было наблюдать реакцию Альберта Хофманна, отца ЛСД и других психоделиков, на то, как его «чудо-ребенок» был превращен в «трудного ребенка» и как стремительно меркло его видение Нового Элевсина (Hofmann, 2005).

Кое-кто из исследователей, работавших с психоделиками, принял ситуацию и неохотно вернулся к своей психиатрической практике, которая теперь казалась скучной и безжизненной на фоне только что открывшихся захватывающих терапевтических перспектив. Остальные, понимая ограничения вербальной терапии, решили прибегнуть к экспериментальным методам без использования веществ. Большое количество терапевтов, убежденное в ценности психоделиков, решили не лишать своих клиентов преимуществ, которыми обладают эти вещества, и либо продолжили свою деятельность подпольно (Stolaroff, 1997 и Shroder, 2014), либо нашли лазейки в законодательстве и продолжили работу легально и полулегально. Благодаря такому развитию событий искусство ассистирования во время психоделических сеансов не было утеряно.

Шульгины и эпоха энтеогенов

Несмотря на легальные препоны, четыре десятилетия, в течение которых традиционные исследования были практически невозможны, стали чрезвычайно важной главой в истории психонавтики. И в этом заслуга Александра «Саши» Шульгина из Калифорнии – блестящего специалиста по органической химии, психофармаколога и писателя. Саша разработал новый метод синтезирования 3,4 метилендиохин-метиламфетамина (МДМА, позднее названного ХТС или Экстази) – вещества, разработанного Мерком в начале XX века в Германии в качестве исходного соединения для синтезирования других фармацевтических средств. В 1976 году Шульгин представил это вещество Лео Зеффу, психологу-юнгианцу из Окленда, Калифорния.

Лео познакомил с этим веществом сотни психологов и терапевтов по всей стране (Shroder, 1997). В 1970-х годах МДМА стало очень популярным психотерапевтическим инструментом, особенно эффективным при работе с парами и с теми, кто страдает от посттравматического стресса. Благодаря его свойству вызывать эмпатию, симпатию, эмоциональную близость, открытость и единство МДМА часто называли эмпатогеном или энтактогеном (от греч. en «в» и лат. tactus «прикосновение»). Он имеет репутацию препарата, спасшего многие отношения и браки, находившиеся под угрозой.

Саша Шульгин проявил гениальную изобретательность и синтезировал большое количество психоактивных веществ. Начиная с 1960 года он со своей женой Анной и узкой группой друзей регулярно испытывал собственные творения. Они выработали систематический подход для классификации воздействия различных веществ, известный как Рейтинг по шкале Шульгина, с соответствующим словарем для описания их визуального, звукового и физического воздействия. Саша лично испытывал сотни препаратов, главным образом аналогов различных фенэтиламинов – группы, содержащей МДМА, мескалин и семейство психоделиков 2С (фенэтиламины с метокси-группами на 2 и 5 позициях бензольного кольца), триптамины N, N-диметилтриптамин (ДМТ) и 4-метокси-ДМТ псилоцибин и псилоцин). Существует огромное количество легких вариаций вещества, имеющих различный эффект, и все они были тщательно описаны Шульгиным в лабораторных записках.

В 1991 и 1997 годах Шульгины опубликовали открытия, сделанные на протяжении своих многолетних беспрецедентных исследований, в двух томах с эзотерическим названием PiHKAL и TiHKAL. Эти книги – кладезь драгоценной информации для психонавтов – за время, прошедшее с момента публикации, стали классикой жанра. Зашифрованные названия этих двух томов представляют собой некое сочетание технической информации в отношении содержания и свидетельство страстного и необычного поиска Шульгиных. PiHKAL – аббревиатура английского «Фенэтиламины, которые я узнал и полюбил», а TiHKAL – «Триптамины, которые я узнал и полюбил» (Шульгин и Шульгина, 1991 и 1997). Благодаря своей выдающейся деятельности на поприще психоделических исследований и удачному дизайну психоделических веществ Саша получил титул «Крестного отца психоделиков».

На страницу:
5 из 6