Индивидуум

– А Антарес? – Стеф откинулся на спинку скамейки. – Ты до сих пор с ним не связался? Мог бы у него все это спросить.

– Ты думаешь, я не пытался? Да я только и могу, что говорить с Сириусом, а тот – с Альдебараном, и только потом хоть что-то, возможно, дойдет до Антареса. Я не получаю ничего, кроме редких общих указов, никакого прямого общения!

Макс встал. Его продолжало трясти от самой канализации. Стефан тревожно на это косился, не зная, чего ожидать. И уж точно не следующей реплики Стрельца.

– Я урод. До сих пор непонятный фрик.

Он поколебался и внезапно снял с себя звезду-подвеску, скрывающую его полузвездный облик. Стеф мгновенно дернулся и стал озираться.

– Эй, ты какого черта творишь?! А ну надень назад! Что, если кто увидит?

Макс посмотрел на него теперь уже серебряными глазами с одной-единственной синей трещиной в левом. Стефану стало не по себе до мурашек. Кожа Стрельца побелела. Челка, виски и брови окрасились насыщенным голубым оттенком, как и у звезд подобного спектра.

– Я не думал, что будет так плохо, – сказал он. – Хотя уже прошло столько времени.

– Да обучишься ты управлять хреновым огнем! И другие звездные штуки поймешь! Успокойся уже.

– Я до сих пор не знаю, кто я.

Слова застряли у Стефа поперек горла. Он изумленно уставился на Макса. Тот же начал распаляться.

– Я так часто раскалывал свою душу, терял память, себя, затем что-то обретал заново. Но всё и всегда по-разному! – Он в растерянности схватился за волосы. – А потом еще и получил эту чертову силу! Я не хотел таким быть, а полноценно стать и вовсе не могу без посторонней помощи. Мне же запрещают тренировки со звездными способностями, контролируют каждое действие!

Макс оскалился в негодовании, глаза замерли.

– И я до сих пор не могу понять, кем являюсь. Ни физически, ни душой, ни мыслями. Я будто все еще расколот и никак не соберусь воедино. И Антарес меня оставил таким. Здесь, на Земле. Без ответа. Все потому, что я сломанный. Да, меня нужно держать от других как можно дальше! Кому вообще сдался такой урод, как я?

Стефа пробрало. Он никогда не смотрел на Макса с такой стороны, но вдруг увидел в нем свое отражение. Стрелец не совершал преступлений, но в то же время все равно ощущал себя изгоем. Заоблачный мир его полноценно принять не мог, игнорировал. А к человеческому Макс сам боялся подступиться, ограничившись лишь кругом доверенных. Он чувствовал себя ненужным и неприкаянным. Неправильным. Стефан тоже это испытывал. Многие и многие годы.

– Все мы уроды. Главное – принять это и научиться жить дальше, – в конце концов произнес Стефан, косясь в сторону. – Я вот смог.

Максимус остыл и молча глядел в ответ. Водолей не в первый раз замечал, насколько же пробирающий у Стрельца взгляд, словно рентген, видящий все до самых недр души.

– Время все порешает, – пообещал Стеф. – Однажды станет проще. Ты соберешься назад. Хочешь того или нет.

Похоже, Макс вылил всё накопившееся в душе и печально кивнул, сев обратно. Подвеску он так и не надел снова, лишь сидел сгорбившись.

– Спасибо, что выслушал. Я ценю это. Знаю, тебе чужое нытье в тягость.

Стеф не ответил и принял личный разговор как данность. Он не питал иллюзий насчет их приятельских отношений – у Макса просто никого лучше не было. Если бы кто-то еще знал про его звездную половину, то вряд ли бы Стрелец продолжал с ним общаться. Со своей собственной «уродливостью» Водолей смирился давным-давно.

– Пошли уже, – вздохнул он, поднимаясь с сырой скамьи. – А то у меня рука отвалится.

Глава V

Грезы о невозможном

Я проведал Стефа в Лазарете, когда ему обрабатывали сожженные ткани. Он, как всегда, вел себя невыносимо, глушил что-то из фляжки. В общем, был жив-здоров, ничего ему не угрожало. Это слегка меня успокоило, поэтому я вышел из его палаты и отправился по своим делам.

В Лазарете, как обычно, находилось с пару десятков адъютов, которым сегодня не повезло на заданиях. У кого-то просто царапина, у другого рука свисала на сухожилиях. Кометы скользили между ширмами, иногда вспышкой света перетекая от одной к другой. Я быстро обошел пространство в поисках Аданнаи. Она чаще всего находилась возле самых тяжелобольных людей, но там ее найти не удалось.

Напротив Лазарета располагался десяток комнат-палат для затяжных болезней. Я уверенно подошел к самой дальней и чуть замешкался, увидев, что дверь приоткрыта.

Палату заливал солнечный свет. Многие жилые комнаты Соларума находились в его центровой части, без доступа к улице, и, чтобы их обитатели не чувствовали себя зажатыми в темной каменной коробке, там устанавливали окна, за которыми сменялись дни и ночи. Их даже можно было открыть, почувствовать свежий воздух, но не более. За окном этой палаты виднелся обрыв, под которым пенилось глубокое синее море, растянувшееся вдаль до самого горизонта. В небе летали чайки, их приглушенные крики доносились до нас.

В комнате была лишь одна кровать, стены окрашены голубой краской, а на темном деревянном полу пестрел коврик. Немного мебели вроде мягких кресел и тумбочек. Заглянешь внутрь – и словно Соларум покинул. Но нет, это все еще был он, и свидетельство тому лежало прямо на кровати.

Волосы Сары стали длиннее за прошедшее время. Они огненными потоками разметались по белой подушке. Когда бы я ни приходил, протекторша всегда встречала меня одинаково: укрытая одеялом, бледные руки сложены на животе. Лицо недвижимо. Оно осунулось, и острые черты стали только заметнее. Словно мертвая, вот только грудь еле заметно вздымалась при каждом вдохе. Иногда, когда мне было особо не по себе от работы или из-за проблем с личным состоянием, я приходил к ней. Смотрел в окно и реже – на саму Сару. Мне было до боли совестно. Я ненавидел, просто терпеть не мог, когда другие попадали в беду по моей вине. Это изнуряло дух, и вот теперь, уже столько времени, Сара являлась символом этого стыда. Лекари говорили, что ей повезло, она была совсем на волосок от смерти. Даже непонятно, почему она осталась в живых, просто неописуемое чудо. Возможно, из-за ее невероятной силы духа? Сказали, можно лишь накладывать укрепляющие манипуляции и ждать. По-другому никак не помочь. Сюда приходили не только кометы, но даже планетары и звезды, и все твердили одно: Сара обязана сама найти выход и вернуться к нам. Своими силами. Странный недуг, но непростым был и тот, кто нанес ей травму, на деле предназначавшуюся мне.

Рядом с Сарой стояла укрывшаяся узорчатой шалью протекторша, ходящая под созвездием Рака. Постарше меня года на четыре, кожа темная, на которой особо выделялись светлые шрамы в области рук. Хрупкая, я бы сказал – тощая, работа сильно ее изнуряла. Свои пышные волосы она убирала с лица при помощи красной банданы. Аданная Турай родом откуда-то из Эфиопии, оттого ее белые пряди смотрелись весьма необычно. И не просто белые – в полумраке от них исходило сияние.

Когда я вошел, она держала тонкие руки над животом Сары. Из ее ладоней брезжил фиолетово-белый свет. Протекторша что-то проговаривала, и я замер, не желая мешать. Еще одна попытка поддержать в Саре силы.

– Возвращайся к нам, – расслышал я. – Ты еще не прожила время, отпущенное тебе вечностью.

Ада делала свою работу медленно, стараясь задерживаться над центрами эфира подольше. Я не мог представить, какие последствия для нее могла принести подобная усидчивость, но понимал, что далеко не каждый пошел бы на такое ради простых больных.

И тут Аданная заметила меня. Повернувшись, она открыла мне левую часть своего лица. Треть покрывала каменная корка, глаз абсолютно белесый и чуть мерцающий. Протекторша поприветствовала меня изнеможенной улыбкой. Губы дрогнули, и, покачнувшись, Ада просто рухнула в стоявшее рядом с кроватью кресло.

– Ты себя так в могилу загонишь раньше времени, – сказал я, присев на подоконник.

– Будет ли считаться самоубийством полная и сознательная отдача душевных сил ради других? – продолжала улыбаться Ада, подперев голову рукой.

Она любила носить множество украшений: кольца, ожерелья, браслеты. Последние постоянно позвякивали при любых ее движениях. И все было сделано из серебра, но обычного, а не мерцающего.

– Если за такое полагается Обливион, то эта Вселенная сломалась, – ответил я, разглядывая пальцы на ее левой кисти. Мизинец и безымянный также были покрыты камнем. – Ты себя нормально чувствуешь?

Честно, мне было боязно за нее. Когда-то, когда Ада лечила кого-то своими силами, ей приходилось восстанавливаться. Чем сильнее травма пациента, тем больше времени на отдых требовалось. Но в случае Сары…

– С каждым разом все хуже, – ответила Ада. Она покосилась на больную. – Такое чувство, что мне все сложнее и сложнее добираться до ее души. Будто бы она отдаляется.

Я отвернул голову к морю, тихо ворчащему внизу. Понятно, о чем говорила Ада. Каждый раз, когда я касался Сары, то попадал в хаос. Словно ее внутренний мир смешался и ничего не разглядеть, зато явственно ощущались холод и страх, вгрызавшиеся в кожу. Как Сара сможет найти путь в чем-то подобном? Ее присутствие ощущалось все призрачнее, точно она ускользала от нас, просачивалась, как песок сквозь пальцы. И мне было страшно думать: а что, если она совсем потерялась где-то там? В неизвестном?

Аданная устало потерла рукой лоб. Девушка-монструм. Последние десять лет Ада проводила бесконечный эксперимент над собой, вживляя внутрь эфир и эссенцию души кометы. Последняя как раз определяла свойство рас. Процесс введения звездного эфира в протекторов был давно отлажен Светлой армией, но вот для других рас все было намного сложнее. Доказано, что вживление чего угодно от представителя одной небесной расы в тело представителя другой ничего хорошего повлечь за собой не могло, но Ада, Ханна и Ламия долго изучали старые записи Соларума, чтобы на собственном опыте проверить одну теорию: тела и души приземленных намного податливее эквилибрумов. Удивительное открытие, за Аданнаей даже наблюдали откуда-то сверху. Ей хотелось исцелять силой мысли, как могли все кометы. Ее оболочка потерпела некоторые изменения, а душа со временем так сроднилась с чужеродной эссенцией, что стала сама вырабатывать кометный эфир в некотором проценте. Уж я по личному опыту знал: такое проходило болезненно.

Получалось, что Ада являлась настоящим гибридом, нося в себе не только человеческое, но и крупицы двух заоблачных рас. Это не могло окончиться ничем позитивным, но она терпела любую боль, чтобы помогать всем нам. Без всякой выгоды. Если кометы брали силы из своего хранилища – небесного тела, то протекторша имела при себе лишь запасы собственной души. Если бы не этот эксперимент, сейчас у Сары просто не было бы лекарей с заоблачными силами. С недавнего времени кометы поголовно отказались лечить ее. Они ощущали, как ухудшается недуг в теле Сары. К тому же их пугали причины ее травмы. Комет безудержно страшил Гортрас – лишь упоминание этого темного заставляло трепетать всякого светлого эквилибрума.

– Нам надо поторопиться, – произнес я, глядя в пол. Взгляд упал на ноги протекторши. В Соларуме Ада носила одни и те же побитые и разношенные сапоги. – Времени осталось всего ничего. Она в опасности.

Ада убрала руку от лица и внимательно посмотрела на меня. Взгляд ее оказался тверд, и мне под ним стало некомфортно.

– Сара сама тебе сказала? Она вновь приходила?

Я кивнул и коротко передал Аде подробности последнего сна. Услышав это, она глубоко задумалась, даже помрачнела. Когда Ада так делала, казалось, что в ее голове решались задачи, достойные вопросов спасения мира. Затем она встала и медленно приблизилась к окну, надолго задержав взгляд на голубом небе, по которому проплывали редкие облака.

– Ее травма чрезвычайно тяжела. И я не ведаю, почему душа полностью забаррикадировалась от нас. Словно она теряет связь с оболочкой. В любом другом схожем случае души шли за эфиром, которым лекари вытягивали их назад. Но здесь что-то мешает.

– Ламия сказала, что хочет исследовать новые теории, попробовав взглянуть на душу Сары.

Ада пожала костлявыми плечами. Все ее движения казались расслабленными, неторопливыми, как и манера речи – тихая и размеренная. Полная противоположность Ламии.

– Такое чувство, что у нее нашелся проект поважнее.

– С тех пор как месяц назад ей приказали уничтожить того сплита, она сама не своя.

Этой темы мы предпочитали не касаться в присутствии Ламии – та немедленно выходила из себя, становилась раздражительной и доказывала свою правоту в уже изжившей себя теме всякому подвернувшемуся. Приводить сплитов в Соларум разрешалось очень редко – при неправильном содержании местная охранная система сходила с ума. Поэтому обычно все изучения и опыты на чудищах проводились внизу, на Земле. Но в Соларуме имелось больше оборудования, поэтому Ламия буквально выгрызла себе дозволение на содержание сплита в Манипуляционной. Ей удалось продержать его пару недель, а потом всего одна ошибка с ее стороны – и охранная система поставила на уши весь Соларум, оповещая о Тьме. Вся работа Ламии пошла в утиль, сплита уничтожили. Она до сих пор шипела и ворчала, не признавая за собой ошибки в содержании чудища.

– Ламия вроде как пытается восстановить свой уничтоженный эксперимент, сидит над кучей бумажек, – сказал я. – И недавно просила меня помочь с проверкой охранной системы. Все не может отпустить свою ошибку. Но если она обещала, то сделает. А какие у тебя мысли по поводу Сары? Что может ей мешать?

– Кто-то мог бы сделать манипуляцией заслон. Но мы в целом уже давным-давно смогли бы определить чуждое влияние на ее душу, – сказала Ада, задумчиво поднося пальцы к губам. – Да и мы полностью очистили ее тело от Тьмы еще в первые месяцы. Все кажется в порядке: ее эфирный уровень, связи с оболочкой, Свет в крови. Все струны души соединены с нужными каналами. Но чем больше я работаю с ней, тем больше чувствую тревогу и страх. Будто оно приходит с той стороны. И ее душа не пытается прорваться на мой Свет, а наоборот… Она тонет. Или что-то ее засасывает.

– Куда? – нахмурился я. – К смерти?

– Вероятно, что так. Но существует множество легенд эквилибрумов, рассказывающих о различных состояниях души за пределами оболочки. Даже между жизнью и смертью.

Я вскочил с подоконника и тревожно уставился на Сару, такую бледную и хрупкую. Не верилось, что именно ее называли Железной Девой.

– У нас нет времени изучать теологию. И тем более выискивать легенды. Нам нужно что-то здесь и сейчас.

– Тогда подсказать могут лишь сведущие эквилибрумы. Но кометы, как ты знаешь, оставили нас, а Нерман оказалась бессильна. У более высокопоставленных персон просить бесполезно. Они не будут тратить ресурсы и создавать опасные манипуляции ради спасения приземленной.

Меня пробрало от злобы и отчаяния. Этот мир порой казался таким всемогущим и несправедливым одновременно. Сначала убеждают, что каждый равен, каждый ценен, но кто-то вечно оказывался не у дел. Именно это и душило меня при спасении Антареса – когда буквально весь род человеческий мог погибнуть в жерновах бойни Света и Тьмы. Я всем нутром сопротивлялся такому мировоззрению. И вот теперь снова столкнулся с ним нос к носу.

– Тогда я найду способ. Даже если придется его с небес доставать.

Ада недоуменно уставилась на меня. Это было редкой победой – вызвать у нее такую реакцию.

– Хорошо, – вздохнула она, подходя обратно к Саре. – Держи меня в курсе своих затей.

Я кивнул и уже хотел было идти, как Рак окликнула меня:

– Кстати. Сириус тебя искал, и он не в добром расположении духа. Ты что-то натворил?

Сердце резко рухнуло к желудку. Я надеялся, что еще некоторое время смогу оттягивать момент встречи с ним.

– Да, – поник я. – Вероятно, теперь он хочет меня прикончить.

* * *

Я сидел в жестком кресле, скрестив руки на груди, и ждал. Мне казалось, что прошло уже не меньше часа. Я в очередной раз лениво оглядел просторную залу, служившую всего лишь прихожей перед кабинетом посла Магистрата. Сириус, естественно, не жил здесь все время, но работать и затворничать ему где-то было нужно. Но кто ж знал, что для этого требуется отхватить покои, в прихожей которых можно балы устраивать? И лишь несколько диванчиков да кресел по углам. Словно приперся на прием к врачу, только стойки с секретарем не хватало. Тринадцатый этаж Соларума почти не использовался – лишь входы в башни протекторов да комнаты для редких эквилибрумов, ну и одна небольшая столовая имелась. В титаническом пространстве здания, которое не разваливалось под собственным весом лишь благодаря невероятно искусной архитектуре, инженерным умениям и манипуляциям, места хватало всем и на всё.

Когда дверь кабинета отворилась, я уже почти дремал. Эквилибрум неспешно выплыл в залу, не отвлекаясь от инфоры, развернутой в виде свитка. Могло подуматься, что Сириус даже не ведал о моем присутствии, вот только он знал. И вряд ли считал это значительным. Что ж, звезда был не слишком приятной личностью, но всяко лучше, чем его предшественник. Да кто угодно казался лучше, ведь до него здесь находился дэлар, спрятавшийся в теле звезды.

По-прежнему не отрываясь от чтива, он коротко кивнул:

– Подойди.

Голос его казался низким, гулким, что вообще не соответствовало внешности. Сириуса нельзя было назвать слабым, но слишком уж он стройный и поджарый. Лицо острое, утонченное, с благородными мягкими чертами, словно принц из сказок. Тонкие губы порой морщились, как будто ему не нравилось написанное в инфоре. Резкий и четкий изгиб бровей, широкий лоб. У Сириуса не было правого уха – вместо него темный шрам, что небольшими блеклыми линиями тянулся к щеке. Сегодня заоблачник выбрал простую одежду – лишь синяя рубаха, расшитая узорами накидка и темные брюки.

Пышные голубые волосы, холодные серебряные глаза и белесая кожа навевали мысли о снегах и севере. Меня не отпускала мысль, что я сам мог выглядеть практически как он, будь во мне немного больше от отца. Хотя куда уж больше? Я и так был практически точной его копией.

Я неохотно посеменил к звезде.

– Что это? – требовательно спросил он, тыкая в меня текстом инфоры.

Это был мой отчет о проделанной работе с Даном и Стефаном. Мне было велено каждый раз писать отдельный, вне зависимости от того, кто являлся лидером группы. Для меня работали другие правила. Причем о финале с применением светозарного огня я умалчивать не стал – Сириус все равно бы узнал.

– Отчет, – страдальчески вздохнул я. Не думал, что еще когда-либо в жизни вновь почувствую себя ребенком, которого ругают взрослые.

Сириус прогудел что-то неразборчивое и понимающе кивнул. Не успел я расслабиться и отвести взгляд, как эквилибрум схватил меня за ухо, больно и резко потянув его вверх.

– О чем ты думал?! – набросился он, разом преобразившись.

Когда Сириус закатывал истерики, голос его повышался до фальцета.

Я ойкнул от боли.

– Да что я сделал?! Отвали!

Помимо этого, я увидел душу эквилибрума – строение из воды, созданное посреди зимнего леса. Каждая заснеженная ветка украшалась глиняными масками. Как ни странно, колышущаяся вода, из которой состояло строение, была теплой.

– Я чему тебя учил, ты, недоразумение вселенских масштабов? – зашипел Сириус, лишь после этого отпустив меня.

Отпрянув от него подальше и схватившись за горящее ухо, я поморщился.

– Да ты постоянно что-то…

– Урок первый!

Я снова вздохнул. Спорить с этим позером было просто бесполезно. Когда он только заявился в Соларум, то проводил с каждым собеседование. Знакомясь со Стефом, Сириус обращался к нему по полной и правильной форме имени – Стефано Феррари, – которое Водолей терпеть не мог и попытался миролюбиво объяснить это послу. В ответ эквилибрум заявил, что раз имя записано в документах, значит, так оно звучит правильно, и точка, после чего назвал еще и его второе имя: Стефано Джеронимо Феррари. Тогда Стеф выдал нечто такое яркое и неповторимое, что Сириус отправил его на три месяца в Африку, в одну диктаторскую страну, прямо в пекло военных действий. Вернулся протектор оттуда крайне злым и загорелым.

– Не снимать без надобности амулет, который скрывает от всех, что я – наполовину звезда.

– Второй? – надавил Сириус, свернув инфору. Он вытянулся, сложил руки за спиной и стал медленно, с изяществом в движениях обходить меня по кругу.

– Никому не говорить, что я наполовину звезда, – буркнул я.

– Третий?

– Не использовать при других светозарный огонь и иные звездные силы.

– Вот видишь! Ты их помнишь, на это тебе ума хватает! – Звезда замер и свел брови в угрожающей гримасе. – Так объясни же мне, Максимус. Почему ты применил огонь при посторонних?

– Не было других вариантов! Нас бы сожрали и…

– Нет-нет-нет-нет! – Он вытянул вперед тонкий указательный палец, заставляя меня заткнуться. – Никаких «я не знал», «я не понял», «я забыл»! У тебя нет на это права! Подставишься ты…

– …может пострадать Антарес, – проворчал я, уже наизусть зная эти слова.

Сириус оглядел меня с ног до головы крайне подозрительным взором. Я же не отводил взгляда от него, очень надеясь, что доходчиво выражаю утомленность.

– Убери амулет.

Подумав пару секунд, я все же повиновался и снял подвеску-звезду, позволяя Сириусу наблюдать мое сходство с Антаресом, а также раскрыв миру свои звездные признаки.

– Доволен?

Заоблачник задумчиво потер рукой подбородок.

– Подумать только, и именно ты – маленькая копия луца Антареса Непогасимого.

– Ты, видно, не особо представляешь, что такое дети. – Я скептично вскинул брови.

– И не стремлюсь! – Он едва заметно и с отвращением подался назад. – Это же просто неправильно! Подумать только, разумные существа, которые появляются не из Света или, на худой конец… из Тьмы! Но не мне судить светлейшего луца, каждое из его решений и… деяний, безусловно, верное. И мне следует быть благодарным за судьбу быть твоим наставником.

Я раздраженно вздохнул. Подробности назначения Сириуса на это место были мне неизвестны. Вероятно, Антарес доверился в выборе посла для Терры и моего наставника Альдебарану – префекту Кальцеона, которому Сириус и был подконтролен. Нам, протекторам, оставалось надеяться, что этот-то уж точно дэларом не является.

Вот так Сириус и получил должность посланника Магистрата на Земле. А у меня появился духовный тренажер: терпеть заоблачника было ой каким непростым делом.

– Ладно, все же ты не совсем виноват, – успокоившись, произнес Сириус. – Как можно тебя осуждать?

Я уже хотел ответить, как он с чувством выдал:

– Во всем виновата твоя приземленная часть! Именно из-за нее ты временами ведешь себя как примитивное существо, чьи мысли не могут связаться в единый поток. Я все понимаю, Максимус, не извиняйся. Ты просто не способен этому противиться, как можно уходить от своей природы? – Он проигнорировал мой полный раздражения взгляд и подбадривающе похлопал по плечу. – Но для тебя еще не все потеряно. Ведь внутри твоей души таится великая благодать, часть нас – звезд! И, более того, самого луца Антареса, что есть Свет карающий и есть Свет дарующий, да будет его путь легок и долог. А также в тебе кровь великого магно-генума Анимера! И я приложу все усилия, чтобы именно она стала в тебе доминирующей. И пускай это маловероятно, ведь приземленный дух в тебе силен, но ты должен верить в это всей душой и стараться! Мы сделаем из тебя прекрасное подобие эквилибрума!

Он наверняка ожидал моего восторга по поводу своей воодушевляющей речи. Я же указал на дверь.

– Можно я пойду?

Сириус покривился, видно, вновь разочаровавшись во мне. Даже со вздохом достал обратно небольшой энергласс и сделал в нем пометку. Вряд ли поставил плюсик в моей подноготной.

– Нет. У нас с тобой занятие. Так что на твоем месте я бы преисполнился энтузиазмом от этого факта. Прошу в кабинет!

Глава VI

Цикличность жизни и времен

– Луц Зербраг, – осторожно шепнула Юферия над самым его ухом. – Кальбадден Пекло хочет вас видеть.

Зербраг даже не пошевелился, продолжив смотреть на представление с присущей ему бесстрастностью. С его ложи прекрасно виднелся каждый кусочек сцены, на которой, в такт громовому накату оркестра, метались вихри полотна-имаго. Дым обретал очертания и краски, создавал фигуры и архитектуру, показывая события со всех сторон. Однажды в чьей-то голове родились эти образы, и он создал их из осколков когда-либо увиденного и соткал в полотно. В этот раз Верховный театр Люксоруса показывал древнюю трагедию – легенду об охотнике за воспоминаниями, собиравшем память о своем почившем друге у всех знакомых с тем душ. В конце концов он спустился в один из мифических миров, представляющих загробную жизнь, где повстречал саму Смерть. Найдя товарища, охотник уже не помнил ни его, ни зачем пришел, ведь в своем поиске растратил весь эфир и уничтожил воспоминания о себе самом.