Птица в клетке

Она то и дело внимательно на меня поглядывала, озабоченно хмурясь, а когда принесли чай, и вовсе придвинулась ближе. Ее прохладные руки коснулись моего лица, отведя спутанные пряди назад и оголяя прикрытые до этого виски.

– У тебя болит голова?

– Из-за синяков? Нет.

– Не только из-за синяков, хотя неплохо было бы показать их Сафару… Мальчик невнимателен, сам мог и не заметить. Но я сейчас говорю не об этом. Недавнее использование обратной телепатии… Ты делала это впервые, я права?

– Да.

– Это могло повлиять на дар, вызвать стресс. А от перенапряжения у эсперов случаются головные боли и порой даже судороги.

– Спасибо, я чувствую себя хорошо, тайнэ Кронберг. – Я вежливо отстранилась от чужих рук.

– Верю, но… Если вдруг почувствуешь что-то неладное, обязательно скажи мне. Я подберу лекарство.

– Вы весьма внимательны.

– Я должна быть внимательной, – как-то отстраненно и грустно улыбнулась Алана, – это моя работа. – Вертя в руках хрупкую фарфоровую чашку, она глядела куда-то в сторону.

– Вы чем-то расстроены?

– Да. Немного.

– Дело во мне?

– Нет… В какой-то степени, – призналась доктор. – Знаешь, ты отличаешься от всех эсперов, с которыми мне приходилось сталкиваться. И дело не в твоей силе и не в обратной эмпатии… хотя в ней немного тоже. Я немного слукавила, сказав, что это просто работа. Мне сложно видеть в тебе только пациентку. Все время влезает что-то личное.

– Если вы про то, что я сказала о Юрии Цехеле, то я нижайше прошу прощения, тайнэ.

Алана усмехнулась, но было видно, что ей сейчас не смешно.

– Конечно, ты здорово задела меня тогда. Так вот, между нами, девочками… Мы с Юрием были раньше любовниками. Несколько месяцев, до его отъезда в сектор Трейда. Но после возвращения он общается со мной как с доброй знакомой, не более. Это немного неприятно, знаешь ли.

Я вежливо слушала, стараясь не показывать свое отношение. Зачем она мне это рассказывает? То, что Алана заговорила о себе, сбросив профессиональную маску психиатра, казалось странным. Хочет вызвать доверие и сочувствие? Или на самом деле говорит сейчас искренне?

– Дело не в тебе, я понимаю. А в том, каков Юрий – легко увлекающийся, легко остывающий. Я так не могу. Привязываюсь к людям, хотя это порой сильно мне мешает. Но раньше я умела легко разделять работу и личные отношения. А с тобой – не могу. Слишком уж противоречивые чувства ты у меня вызываешь – и положительные, и отрицательные. Порой я жалею тебя, порой восхищаюсь, иногда завидую или злюсь. Как сегодня утром. Мне казалось, глупо и иррационально казалось, что ты подвела меня, сделав скачок в своем развитии самостоятельно, без моего участия. И это задело профессиональную гордость. Вот и сейчас болтаю тут всякое… как с подружкой.

Кронберг горько усмехнулась, устало потирая лоб.

– Я не понимаю, зачем вы все это мне говорите, тайнэ, – наконец сказала я, нарушив гнетущее молчание. – Но вы мне тоже частенько не нравитесь.

Доктор от удивления даже замерла.

– Так откровенно, Эрика. Не ожидала от тебя.

Я спокойно пожала плечами:

– Но вы же хотели моего доверия? Вот вам оно. Поверьте, рано или поздно я начинала ненавидеть всех своих психиатров. И то, что я чувствую к вам лишь легкую антипатию, говорит о том, что вы лучшая, с кем мне приходилось иметь дело. И да, вы первая, кому я говорю так откровенно о своих чувствах. Можете гордиться собой.

– Надо же… – в замешательстве пробормотала Кронберг. – Что ж, это на самом деле прогресс в терапии. С тобой все так сложно и непонятно, что порой кажется, мне легче отказаться от тебя, несмотря на то что тай Альге неплохо платит. А потом я думаю про уникальную возможность изучить обратную эмпатию… и про свою ответственность. Не только перед Альге, но и перед тобой. Я ведь действительно хочу помочь.

– Я знаю.

– Конечно же знаешь, – задумчиво улыбнулась Алана. – Сегодня… я пока не имею права говорить о том, зачем тебя привезли сюда, но это очень, очень важно. Поэтому постарайся не подвести императора. Сделай, что в твоих силах, но будь осторожна. И… иди пока, отдохни часок. Ты выглядишь бледноватой, а тебе, возможно, придется сегодня использовать свой дар.

Я встала и почтительно поклонилась.

– Спасибо, тайнэ. И… меня злит, что вы порой видите во мне просто интересный медицинский казус, который нужно изучить. И все же иногда вы, как и Юрий, смотрите на меня как на человека. Пусть необычного, но все же человека, равного себе. Наверное, это потому, что вы оба из миров Союза. В любом случае я благодарна вам за возможность быть иногда… не знаю… не просто рабыней.

Кронберг неожиданно вспыхнула и отвернулась, а ее противоречивые эмоции буквально оглушили. И чего это она?

– Ну, пойду, – буркнула я и поспешно сбежала.

Вроде и не собиралась спать, но стоило прилечь на кровать, как меня тут же вырубило. Растолкала меня сама доктор, выглядевшая напряженной, но по крайней мере она уже не фонила смущающими меня эмоциями.

– Нам пора.

Я умылась, пригладила волосы. Видимо, заразилась волнением психиатра – в ногах чувствовалась легкая слабость. Яростно потерев щеки, покинула наконец свою комнату, следуя за спешащей Аланой.

Мы поднялись на лифте наверх и оказались на вершине башенки. Интересно, кто здесь живет? В моих фантазиях в таких местах обитали прекрасные плененные принцессы…

Как оказалось, я была почти права. Только здесь жила не принцесса, а принц.

В небольшой затемненной комнатке нас уже ждал император. Один, без привычной стражи. Он задумчиво стоял около стеклянной стены, по ту сторону которой находилась еще одна комната.

– Подойди сюда, – приказал он.

Я послушно приблизилась. Кронберг осталась у двери.

– Посмотри. Этот мальчик – мой сын. Замир Альге. Ему шесть лет.

Было странно слышать теплые интонации в голосе императора. Да и чувства… Я впервые ощущала что-то помимо холода. Это было необычно – такой Альге. Перевела взгляд с императора за стеклянную перегородку, куда он и смотрел.

В комнате, очень светлой и нарядной, на пушистом ковре сидел мальчик. Вокруг него лежали игрушки – какие-то машинки, плюшевые животные, но они не привлекали его внимания. Он собирал конструктор – самый простой, из деревяшек. Башня была уже почти в рост сидящего ребенка и начала качаться под своим весом. И вот – неловкое движение, и она рушится. Я ожидала, что малыш расстроится или разозлится, будет плакать или топать ногами. Но он моргнул и начал собирать башню снова.

Стекло было не просто утолщенное, а имеющее какие-то свойства, полностью блокирующие способности эспера. Я не могла ощущать настроение ребенка, но по странным замедленным жестам, по неподвижности лица, делающей его похожим на куклу, поняла, что с ним что-то не так. Да и выглядел мальчик странно. Не просто бледным – почти прозрачным. Видны были синие жилки вен, просвечивающие сквозь тонкую светлую кожу, благо Замир сидел близко к нам. Белые волосы – гораздо светлее, чем у Альге, а бровей почти не видно. Альбинос?

– Не хочешь узнать, что с ним?

– Он… болен?

– Можно сказать и так. – Альге ничуть не обиделся на мой бестактный вопрос. – Когда он родился… уже был необычным. Постоянно плакал, часто болел и почти не ел сам. Поздно стал ползать и ходить и все никак не начинал разговаривать. Врачи решили, что это задержка в развитии, а когда ему исполнилось три, фактически поставили диагноз аутизм. В самой худшей его форме. Тем более что ребенок, который и раньше резко реагировал на присутствие людей – прятался или начинал плакать, – в этом возрасте совсем замкнулся в себе. А потом один из врачей предположил, что у него дар. Что он эспер, очень рано проявивший себя и не справившийся со своим даром. У тебя такое было?

– Нет… Не так все плохо, – призналась я, хотя помнила, что ребенком была капризным и эмоциональным. И да, очень поздно научилась говорить, но благодаря своему дару рано начала осознавать, что от меня хотят.

– Обычно все иначе даже у вас, эсперов. Поэтому я и пригласил доктора Кронберг на Лонгу. Она, знаешь ли, лучший из психиатров, разбирающихся в эсперах. Не согласись она мне помочь, пришлось бы, пожалуй, ее выкрасть.

В другое время я, наверное, улыбнулась бы, почувствовав волну паники и возмущения от доктора. Но сейчас все мое внимание привлекал ребенок по ту сторону стекла.

– Доктор Кронберг тоже подтвердила мои опасения, что Замир – необычный случай. А значит, лекарства и другое применяемое для коррекции лечение тут не помогут. И предложила использовать метод, применяемый когда-то в мирах Космосоюза. Использовать другого эспера.

– Почему сейчас его не применяют?

– Эсперы – редкость в Союзе, а уж у нас, где каждый из них кому-то принадлежит, достать себе второго довольно сложно. Но не мне. У меня уже был один, Лен. Но он не справился. И умер.

Ядгар Альге сказал это спокойно, будто смерть человека ничего для него не значила. Хотя… не личности, раба. Я вспомнила того смешного глупого человечка, увиденного когда-то в памяти Карима Ли, и мне стало горько.

– Вы убили Лена за то, что он не справился?

Император наконец посмотрел на меня.

– Нет, конечно нет. Я не убивал его. Это сделал Замир. По крайней мере мы так думаем. Лен провел с моим сыном всего неделю, и однажды, после очередного сеанса, совершенно бесперспективного, бестолковый эспер просто выпрыгнул в окно, точнее попытался. Но так как стекло было защищено, он только сломал себе шею от силы удара. Безумно глупая смерть даже для такого дурачка. Но уж кем-кем, а самоубийцей он не был. Мозгов бы не хватило.

Я облизала внезапно пересохшие губы.

– У Лена не получилось. Почему вы думаете, что получится у меня, господин?

– Ты сильный эспер. У Лена был примерно пятый уровень по Кейгелю. К тому же ты владеешь обратной эмпатией, а теперь еще и умеешь передавать свои мысли другому человеку. Если ты не сможешь достучаться до моего сына, это не сможет сделать никто.

– Я могу умереть. Как Лен, – прошептала, не скрывая своего страха.

Ядгар Альге не стал спорить.

– Возможно. Но мы постараемся, чтобы этого не произошло. Доктор Кронберг будет следить за твоим состоянием. Да и ты гораздо умнее Лена, сама сможешь почувствовать, если что-то не так. А теперь иди к нему. Хочу увидеть, на что ты способна.

Мне было страшно, но иного выбора не было. Я вошла внутрь. В светлую, по-детски яркую комнату, где сидел беловолосый мальчик с неподвижным и мертвым взглядом.

Когда за мной закрылась дверь, подумала, что абсолютно не представляю, что должна делать. Точнее, мне ничего не объяснили. И чего от меня ждут? Я нервно оглянулась, но, естественно, увидела стену, а не Альге и Кронберг за стеклом.

Ребенок не обратил на меня никакого внимания и продолжал строить свою башню. Подходить к нему не хотелось, особенно после рассказанной императором истории, но других вариантов я не видела. Старательно обходя игрушки и пытаясь ничего не задеть, подошла к Замиру и села с другой стороны от возводимой башенки.

Сказать что-нибудь? Нет, нарушать тишину не хотелось. Взгляд упал на разбросанные детальки, и, прежде чем подумала о последствиях своих действий, я уже подняла одну из них. Рука мальчика замерла. Значит, меня он все-таки заметил. Критично оглядев постройку в локоть высотой, нашла подходящее место и приладила туда «кирпичик». Торопливо подыскивала второй, когда ребенок вдруг с неожиданной силой ударил рукой по башне, разрушая ее. Внезапная ярость его действия никак не отразилась на лице или эмоциях, которых, впрочем, я и до этого не чувствовала. Интересно, я не могла его «прочитать», потому что он и правда не злился и не переживал, или просто он установил эмпатический блок? Я впервые встречала кого-то, подобного себе, поэтому не знала, что считать нормой, а что отклонением. Свой ментальный блок я хоть и неохотно, но все-таки сняла, однако пока не пыталась использовать обратную эмпатию.

Замир между тем поднялся и пересел в другую часть комнаты, потеряв интерес к конструктору. Теперь он возил смешным желтым грузовиком по полу, все так же не обращая на меня внимания.

Я вновь подошла к нему, уже более опасливо, и села чуть подальше, не пытаясь вмешиваться в игру.

– Привет. Я Эрика.

Конечно же, он не ответил. Я и не ожидала, что будет так просто. И что мне теперь делать? Сколько мне тут еще торчать? Час, два… до самого утра? Становилось скучно. Я легла на ковер, не отрывая от мальчишки взгляда.

– Я знаю, что тебя зовут Замир и что ты такой же, как я. Это странно. Никогда не видела кого-то похожего на себя.

Слышит ли он меня? Осознает ли, что я рядом? Нет, так не пойдет. Бесполезно ему говорить о том, кто я такая. Нужно показать.

Я закрыла глаза, окончательно избавившись от защиты и открывшись миру. Вот он, тусклая светящаяся точка в пустом пространстве, прикоснуться к которой я была не способна. Блок… все-таки он поставил блок – крепкую стену, не позволявшую внешнему миру потревожить его. Стена эта была толстой и не столько защищала, сколько ограничивала и запирала от других. Да, он был заколдованным принцем в башне, только башню эту он построил сам.

Могла бы я сломать эту стену? Интуиция твердила, что силой тут действовать бесполезно, да и небезопасно. А вот найти лазейку и затем разрушить защиту изнутри было вполне возможно. Но стоило ли?

Ведь никто не возводит такую ментальную защиту просто так. Замир желал безопасности, и лишать ее ребенка я просто не имела права. Даже если это именно то, чего хотел от меня император. Нужно оставить мальчика в покое, а не вторгаться в его маленький мирок.

Так что я не стала ничего предпринимать. Просто лежала, слушая мерное детское дыхание и шуршание игрушечных колес грузовичка по полу. В какой-то момент второй звук исчез, а затем я почувствовала прикосновение маленьких прохладных пальчиков. Они скользили по моему лицу, изучая его черты. Линия бровей, нос, губы… Когда пальцы Замира коснулись уголков моих губ, стало щекотно, и я, не удержавшись, чихнула и открыла глаза, встретившись с его взглядом. Совсем не мертвым, нет. Удивленным. Он прижимал ладонь к себе, как будто опасался, что я попробую откусить ее. Это было так забавно, что я улыбнулась. Мальчик вновь потянулся ко мне, я подалась вперед… и упала обратно, когда беспощадная боль затопила мое сознание, заставляя выгнуться дугой.

То, что происходило вслед за этим, казалось далеким и никак не относящимся ко мне. Вот в комнату вбежала Кронберг, кинулась к испуганно сжавшемуся ребенку и оттащила его от меня. Затем вернулась ко мне, говорила что-то, щупала пульс, заставила подняться и дойти до дверей. И уже там, по ту сторону, я рухнула на руки Альге. Он не стал сажать меня на стул, а прислонил к прохладной каменной стене. Сказал что-то, я услышала звуки, но смысл слов не уловила. Я помотала головой, пытаясь прийти в себя, и тут же пожалела. Череп словно раскололо на части изнутри.

– Больно, больно… – Я подняла застланные слезами глаза. – Пожалуйста, заберите это!

Альге обнял меня, и ставший почти привычным холод его сознания затопил мой разум, принося облегчение. Пульсирующая боль становилась все слабее и слабее, пока вовсе не затихла.

– Тебе нужно к врачу.

– Нет, я… нормально.

– У тебя кровь.

Я коснулась лица и почувствовала влагу на нем. Кровь все еще текла из носа. Надо же, и правда…

Альге легко поднял меня на руки, собираясь унести, но я вцепилась пальцами в его плечо.

– Замир!

Император сразу понял, что я пыталась сказать.

– С ним Кронберг. Она позаботится о нем.

– А вы?..

Я не смогла скрыть возмущение в своем голосе, но Альге, кажется, и не думал на меня сердиться, хотя мой вопрос его явно не обрадовал.

– Он не очень хорошо реагирует на мое присутствие рядом, – коротко ответил лонгиец.

Значит, он может только наблюдать за сыном из-за стекла? Если бы мне хоть немного нравился Альге, я бы, наверное, ему посочувствовала.

Все так же не отпуская меня, он спустился вниз на лифте. Прошел мимо двоих вытянувшихся стражников, даже не подумав передать им меня. Я уткнулась лбом в мужское плечо, скрывая внезапный и неуместный приступ смеха. Возможно, это была нездоровая реакция на стресс, но мысль о том, что император катает на ручках свою рабыню, показалась мне очень забавной.

– Ты дрожишь, – заметил Альге.

– Мне нехорошо, – сдавленно прошептала я, не поднимая лица.

– Да? А я более чем уверен, что ты сейчас смеялась.

Я замерла.

– Нет. Не смеялась.

– Смеялась. Ты не удосужилась скрыть свои чувства.

Чрезвычайно сконфуженную и смущенную меня донесли до кабинета врача. В кабинете находился Сафар Дали, забравшийся с ногами на стол и рубившийся в игры на головиде. Увидев императора, он поспешно вскочил, поклонившись.

– Тай Альге…

Мой господин сгрузил меня на стол для осмотров.

– Эрике стало плохо.

Док включил медсканер, вручную замерил мое давление и пульс, посветил в глаза каким-то фонариком и, вручив влажные салфетки, позволил смыть кровь с лица. Кровотечение уже остановилось, но голова еще побаливала, да и слабость не проходила. Пока Дали возился со мной, Альге уселся в кресло и погрузился в ручной ком. Док как раз получил результаты моего осмотра, когда император обратил на него внимание.

– Всего лишь болевой шок, – объяснил Дали, вкалывая мне что-то в плечо.

– Причины?

– Организм в целом в порядке, разве что давление повышено. Но это последствие, реакция на стресс, а не причина. Возможно, анализ крови что-то покажет, но я сомневаюсь.

– Ясно, – кивнул Альге. – Выйди.

Дали кивнул и покинул кабинет. Мы остались одни.

– Расскажи, что ты делала в комнате Замира.

Запинаясь, я попыталась подробно описать, что происходило и что я делала. А точнее, не делала.

– Я… Мой господин, я не знала, что мне делать. Вы не сказали… – закончила я скомканно, пытаясь понять, собирается ли ругать меня Альге.

– Мы долго обсуждали с доктором вопрос о твоей подготовке. Видишь ли, Лену были даны весьма подробные инструкции, никто не собирался полагаться на дурачка. Но он не справился. И дело, возможно, было не столько в нем, сколько в изначальной ошибочности инструкций. Когда мне удалось достать тебя, Кронберг подтвердила твой высокий уровень и предложила позволить тебе действовать исходя из интуиции эспера. Поэтому тебе решили дать полную свободу действий. Ты легко подстраиваешься под настроение другого человека. Виртуозно, я бы сказал. При этом делаешь это даже с теми, кто вроде бы не должен поддаваться на твои чары. Юрий, Кронберг… не знаю, восхищен ли я тобой или разочарован ими, – задумчиво сказал император.

– Но с молодым господином у меня не получилось.

– Не получилось? Я бы так не сказал. С Леном мы долго ждали хоть какого-то результата от терапии, а в итоге получили его труп. Ты же с первого раза смогла вызвать реакцию сына и осталась живой…

Он поднялся и прошел к окну.

– Ты думаешь, Замир специально причинил тебе боль? – спросил, не поворачивая головы.

Я глядела на прямую спину и не могла понять, что же думал этот человек в данный момент. На нем не было чипа, но контроль мыслей Альге был так совершенен, что я не могла уловить даже обрывок его размышлений. Но нотка неуверенности, грусть, скрытая где-то на дне его оледенелой души… Надо же, император может что-то чувствовать. Это поразило меня.

– Я так не думаю. – Покачала головой, хотя знала, что Ядгар меня не видит. – В тот момент… Замира что-то заинтересовало во мне. Он не снял свой блок, но смог увидеть меня – по-настоящему увидеть. Не только глазами, но и душой. Я удивила его и поразила, но не испугала. У него не было причины делать мне больно.

– Тогда почему он сделал? Или это его?.. Он отдал тебе свою боль? – напряженно спросил Альге.

Я уже думала над этим вопросом, поэтому мне было несложно подобрать ответ:

– Ребенок не выдержал бы столько боли, мой господин, что пережила я в тот момент. Нет. Все дело в том, что наш контакт просто пошел не так. Не знаю, какова должна быть связь между эсперами, но я сильно сомневаюсь, что она должна причинять такие страдания. И… я не могу пока сказать точнее, но как эспер молодой господин сильно отличается от меня.

Мне показалось, или Альге ничуть не удивился тому, что я сказала? Впрочем, разве с точки зрения эспера он сам не был странным – человек, почти не способный чувствовать и имитирующий чувства? Чем дольше я думала об этом, тем больше понимала, что проблемы Замира связаны с эмоциональной инвалидностью его отца. Как будто другая сторона зеркала. Возможно, что-то наследственное. «Ну или просто маленький принц был зачарован злой колдуньей за то, что бесчувственный король дурно с ней обошелся». Я не смогла удержаться от маленькой фантазии.

– Твое воображение поистине не знает границ,– насмешливо заметил император, и я с ужасом поняла, что очень «громко» подумала.

– Простите, – покаянно ответила, втянув голову в плечи.

– Не стоит. Просто тебе надо научиться контролировать свою новую способность. Ты ведь не хотела транслировать мне свои глупости, Эрика? – Альге неожиданно искренне улыбнулся, кажется, впервые за все то время, что я его знала.

Я яростно покачала головой.

– Хорошо… Кстати, я разрешаю тебе тренироваться в передаче мыслей со мной и использовать эту способность с Замиром. Но не с остальными.

Я кивнула, хотя ему и не было нужно подтверждение моего согласия. Он и так был в нем уверен.

– Отдыхай до завтра. Сегодня все прошло не слишком гладко, нужно время, прежде чем попробовать еще раз. И… – Альге подошел ближе и неожиданно погладил меня по спутанным кудрям, – если ты на самом деле поможешь моему сыну, вылечишь его, я награжу тебя.

– И как же? – без капли интереса спросила я, терпя ласку. К драгоценностям и дорогим тряпкам я была равнодушна. Но ответ императора внес сумятицу в мою душу.

– Я дам тебе свободу и достаточно денег, чтобы ты могла начать новую жизнь там, где захочешь. Можешь остаться на Лонге, можешь вернуться на Токсану или улететь в миры Космосоюза. Ты сможешь сделать все, что захочешь.

Свобода. Хотела ли я ее? Я давно запретила себе о ней думать. Хорошо, что Альге не ждал моего ответа, потому что я была не в силах сейчас ответить. Однако мои глаза и чувства сказали ему гораздо больше, чем могли бы сделать это любые слова.

Ядгар нагнулся и поцеловал меня в приоткрытые губы. Ему было очень любопытно попробовать мои чувства в этот момент… А я и не возражала. Столько надежды, что я испытывала сейчас, было чересчур много для одной маленькой меня.

Глава 3. Маленький принц

Тот день стал для меня переломным. Казалось бы, пережитая боль, страх, знание, что моей жизнью готовы пожертвовать, должно были окончательно отвратить меня от императора. Но, узнав его цель и услышав о награде, которую я получу, если достигну этой цели, я едва ли не впервые в жизни заинтересовалась по-настоящему. И взглянула на своего господина совершенно новым взглядом. Он не то чтобы стал лучше в моих глазах, но гораздо понятнее. Узнав его тайну и его слабость, я успокоилась. Какой бы уродливой и странной ни была его душа, он все же оставался человеком. Отцом, любящим своего сына настолько, что достал для него самую дорогую няню в мире. Иначе свою роль мне было сложно воспринимать.

Как и обещал Альге, большую часть времени я была предоставлена самой себе и могла делать, что захочу. Читать в библиотеке, бродить по оранжерее или бесцельно шататься по коридорам замка, тревожа стражу и пугая слуг. Правда, раз в день мне нужно было проходить осмотр сначала у Сафара, а затем у Кронберг. Но видеть дока мне всегда было приятно, и медосмотр я воспринимала как повод с ним встретиться. Что же до психиатра… Мы как бы достигли с ней некого компромисса. Я не задевала ее лично, а она задавала вопросы о моем состоянии, не касаясь прошлого. Хотя обе прекрасно понимали, как хрупок наш мир.

Единственной моей обязанностью было сначала через день, а потом ежедневно посещать Замира. Первое время я сидела у него не более получаса, уже через неделю меня оставляли в его комнатах на несколько часов. И это время могло бы стать поистине кошмарным, если бы хоть чем-то напоминало день моего первого знакомства с сыном императора. Но тогда, видимо, перепугалась не только я, но и мальчик, потому что он больше не пытался установить контакт со мной, делая вид, что меня вовсе нет рядом. Да и я к нему не лезла – второй раз испытать болевой шок, после которого я сутки лежала не вставая, мне не хотелось.

Так мы и проводили наши встречи: Замир делал вид, что меня нет, играя в свои игрушки, я же тихо скучала в уголочке. Возможно, продолжись так и дальше, не избежать мне недовольства Ядгара Альге, но на пятую нашу встречу произошли перемены.

Во-первых, в тот день я поднялась в башню к Замиру почти на час позднее. С утра сильно и без причины болела голова, и док счел необходимым провести почти полный медосмотр, занявший в два раза больше времени, чем обычно. Опухоли, инсульты и аневризмы были обычным делом для эсперов, поэтому к моим головным болям и слабости Дали относился более чем серьезно. Но со мной было все в порядке, и ему ничего не оставалось, как отпустить меня исполнять основные обязанности.