Обилие образов лилий

Роман Степанов

Обилие образов лилий

I. Лиса и кролик

1

Шелест теревшихся друг о друга бурных капель создавал звук, схожий со звуком роя пчел, вылетавших всей своей дружной семьей из улья на добродетельную охоту. Береговая линия вряд ли бы смогла утолить их голод: на ней не было видно и намека на великолепие цветущих во всей своей весенней атласной красе пестрых цветов, поражающих человеческое воображение количеством комбинаций различных оттенков. На берегу не было шипастых роз, древних орхидей, императорских высокомерных хризантем, пятилистных гераней, беспорочно чистых лилий, но только песок, что и присуще любому другому английскому берегу. Соленые волны наполняли атмосферу освежающим выразительным ароматом, береговой бриз оставлял кристаллизованные капли хрусталя на поверхности кожи лица, рук, торса, а солоноватый морской воздух отрезвлял как ледяной душ, который будит ещё спящее тело уже бодрствующего офисного клерка. Шуршащее эхо бьющихся о камни волн и просоленный воздух со скандинавской точностью Улля пронзали сердце любого путника, кому посчастливилось побывать на английском берегу, они расслаивали слоёный пирог восприятия, оставляя после себя ощущение, какое может родиться после метемпсихоза, врезаясь в память и обитая там до последнего выдоха, с которым отходит душа – покидая тело. Стоя на каменистом побережье, или уже на песчаном берегу, с уст путника может сорваться исключительно одно слово, предвосхищающее то множество героических саг и протосюжетов: «Свобода», и это слово прозвучит гордо, броско, широко. Переместись путник на сорок два километра юго-восточнее, минуя травяные равнины, перепаханные поля, геодезические вышки, дорожные знаки указывающие то направо, то налево, мимо методистской церкви Литтлбека, мало походящей на величественные костёлы, мимо кустарниковых зарослей, кривых ясеней и широко раскидывающих свои ещё зеленые листья буковых деревьев, окружающих Нортклифф & Сивью Холидей Паркс, он попадёт в тёплый паб, где соленый воздух сменится хмельным, а на смену шуршащему звуку волн придёт слабый гитарный звук с аккомпанементом из ударных, баса, а иногда и саксофона, – звук, доносящийся из настенных колонок, свисающих как летучие мыши с древесных балок в углах паба «Фокс-Эн-Рэббит Инн».

«Сегодня ведь среда, а людей не так мало. Нет, сегодня пятница, тогда всё правильно. Пятница ли? Наверняка. День выдался на удивление погожий, даже лучший за последние три недели, лить перестало. Хотя я буду скучать по этим тучам и вечному ливню. Знойное флоридское солнце проест мне плешь, в этом я уверен. Через два дня я сяду на самолет Йорк – Джэксонвилл и бог его знает когда я снова окажусь в этом пабе. Пусть эти 750 фунтов послужат мне на славу, может быть я даже…», терпкий запах хмеля ударил ему в ноздри и сбил его с мысли. Приглушенный свет и тихая приятная музыка, доносившаяся до его ушей, сулили Нику тот самый хороший вечер, который он возможно будет вспоминать лежа на шезлонге со сверкающими солоноватыми каплями на лице. Последний глоток и… пинта эля осушена до последней, – совсем не солоноватой, но напротив, – сладкой капли.

– Винс, сегодня я угощаю!

Бармен стоял у стойки, он натирал белой тканью и так уже чистый стакан. Ник выбил своим выкриком его из мыслей равно, как предательски поступил хмельной терпкий аромат по отношению к самому Нику.

– И кого же?

– Всех, Винс. Народ! Следующий круг за мой счет! – после этой фразы всегда слышатся хлопки и одобрительные выкрики. Этот раз был не исключением. В этот пятничный вечер в «Фокс-Эн-Рэббит Инн» было занято пара столиков небольшими компаниям, одинокая девушка на баре, пара таких же одиноких молодых парней, и рослый мужчина за отдельным столиком пивший виски, словом, народ только собирался.

– Кто-то сегодня в отличном расположении духа, а Ник? – сказал Винс и одобрительно кивнул, продолжая натирать уже сверкающий от блеска стакан.

– Вчера я выиграл 750 фунтов на теннисе, и я намерен просадить всё до последнего цента в твоем пабе. – Винс расплылся в улыбке. Добродушный великан поставил набирать очередную пинту эля.

– Эй, Винс, отправь второй мартини той милой даме, – он указал ладонью на одинокую девушку.

Только она покончила с первым бокалом, как тут же получила второй. Она стрельнула глазами в Ника и улыбнулась ему. Ник улыбнулся в ответ, но решил пока не подходить к ней. Первая пинта развеселила и так полного радости, счастливого и уверенного в себе парня, да и половина второй уже начала давать свои плоды. Ник подсел к шумной компании из четырех мужчин, угостил их выпивкой. Они обильно курили, попеременно, а иногда и одновременно вытаскивая сигареты из своих пачек, поджигая их газовыми зажигалками и выпуская неровные, колыхающиеся в воздухе кольца, выедая воздух табачным дымом. Но уже после десяти минут самой скучной болтовни о погоде и о последнем футбольном матче он отправился обратно на свое место к барной стойке. Он выискивал своих следующих жертв, или жертву, хищными, но притягивающими светлыми глазами, каких не встретишь у хищников. На этот раз его взгляд остановился на мужчине за столиком, который пил виски. «Сколько уже раз я видел его лицо? Не сосчитать. Он постоянно тут пьет, один. Точно, каждую пятницу он пьет виски в одиночестве и уходит. Прямо как в фильме каком-нибудь. Занятно».

– Винс, два виски со льдом, пожалуйста, – бодро бросил Ник. Хруст снега в льдогенераторе. Стук льда различных форм о дно прозрачных стаканов. Тонкая непрерывная струя светло-жёлтой жидкости из гейзера прямо до стакана. Всплеск светло-жёлтой жидкости на дне, сопровождаемый бульканьем на другом конце бутылки. Короткий стук стаканов о древесную поверхность барной стойки цвета тисненого ореха. Все эти стуки, запахи, звуки и движения слились в одну фантасмагорию и вот уже два стакана стояли напротив Ника. Он увидел свое отражение в одном из них. На него смотрело привлекательное молодое лицо, глаза миндалевидной формы, черный зрачок окружала светло-голубая радужка, тонувшая в белой склере, курносый нос с приподнятым кончиком тянулся к небу придавая всему образу некую феминность, но трёхдневная щетина, отпущенная специально и с явными признаками ухаживания за ней давала обратный эффект. Допив вторую пинту, он поднял два стакана с виски и отправился к сидящему в одиночестве мужчине. Мужчина был, как уже сказано рослый, он был одет в белую рубашку и темные брюки, у него были темные волосы и карие глаза, словом, совершенно неприметный и обычный мужчина. Его звали Эрик.

– А я Николас. Но все зовут меня Ник, и ты зови, – Ник был энергичным малым. В свои 23 года он уже получил работу в крупной компании в штатах, куда и собирался отправиться через пару дней. Его приятная внешность располагала к себе людей. Средней длинны волосы пепельного оттенка, стройное тело, острые черты лица и голубые глаза, которые являлись ключом, открывающим замок, за которым прячется душа любого собеседника, – ну, или почти любого, – однако Ник привык думать, что, так как исключений ещё не случалось, то его проницательность человеческих душ можно считать за правило.

– Ну что ж, Ник, спасибо за виски.

– Пустяки. Погода сегодня просто прекрасная.

– О да.

– А ведь отличный паб, скажи же?

– Просто прекрасный, – Ник уловил в его голосе нотки сарказма.

– Да что ты! Я серьезно. Во всем Йорке такого не сыщешь, а то и во всей Англии. – произнес он четко и разгорячённо, готовясь убедить собеседника в своей правоте. В данный момент он решил стать оплотом этого местечкового паба с банальным названием, и никому бы не позволил окрестить его посредственным, он был готов защищать его рьяно, биться до последней капли крови. Он вспомнил как впервые побывал здесь. Это был его день рождения, восемнадцатилетие, отец привез его сюда, и они в первый раз выпили пива вместе. Не родной отец, родной исчез из его жизни когда ему было три, он его уже и не помнил, да и знать не хотел, он считал Фрэнка своим настоящим отцом, он его воспитал, дал ему всё, даже больше, и любил как родного сына. Он ярко помнил тот день, они взяли по пинте пива, по бургеру с картошкой и очень долго разговаривали, временами пополняя свои пинты. «А Джейн хорошенькая, вы отлично смотритесь вместе. Иметь такую самоотверженность и уверенность в будущей профессии – это нечто. Я в 18 только и делал что курил травку да выпивал с друзьями каждые выходные. Пришел к такой, степенности как твоя, только через восемь лет, когда встретил твою маму. Я чертовски горжусь тобой, Ники», говорил тогда Фрэнк, его приемный отец, его любимый отец и самый уважаемый им человек. Через три года его не стало – лимфома.

– Чем же он тебе так нравится? Деревянные столики, музыка, которая сейчас играет в каждом пабе страны, обыкновенная выпивка, – спросил Эрик.

– Вон там, гляди, – он вытянул руку и указал взглядом на картину. На картине была изображена лиса в полной готовности накинуться на удирающего от неё кролика в начинающийся пролесок, очерченный парой-тройкой широколиственных дубов. Тонкое гибкое тело рыжей лисы скользило по зеленой траве, мимо черемши и таволги. Кролик был запечатлен в момент прыжка, длинные лапки размашисто виляли позади его белой маленькой головы. Крупные мазки масла очерчивали голубое небо на матерчатой ткани полотна.

– Ты о картине?

– Именно. Это ведь настоящий шедевр.

– Она… посредственная, – у Эрика выдался смешок, – я имею в виду, что она самая обыкновенная, анималистический пейзаж, таких ведь сотни, тысячи, – объяснил он.

– И всё же… всё же она замечательная, – Ник широко улыбался с почти закрытыми глазами. – Может быть, она замечательна именно тем, что она висит в этом пабе, на этой стене и именно на этом месте. Тут не так много народу, но и не безлюдно, редко встретишь толпу пьянющих подростков или вдребезги мертвого мужика. Атмосфера колеблется между домашним уютом и загородным отдыхом, сюда и интерьер этого завораживающего места. И ты только взгляни на Винса. Бугай, с огромной бородой, встретишь такого ночью на Синдер Лейн или на Скарборо Бридж, да тут последний смельчак припустит так, что считай и не видели его. А ведь он добрейший парень, душа компании, я думаю весь Фокс-Эн-Рэббит держится только на нем и на его широкой улыбке. Вот о чем я. Из этих мелких, но важных кусочков и собирается лучший паб всея Британии!

Улыбка повисла на еще недавно уставшем лице Эрика, внимательно слушавшего рассуждения молодого Ника, и весь его вид сменился с усталого на заинтересованного, – что-то и правда заинтересовало его в этом «мальчишке», потом признавал Эрик, однако что конкретно, он сказать не мог.

– Думаю, ты прав. Это определенно хороший паб. Так почему же ты угощаешь сегодня всех?

– Я выиграл на ставках.

«Не зря ведь говорят, что новичкам везёт! Поставил в первый раз и тут же выиграл почти тысячу! Ну Ник, сегодня определенно твой день, приглашение в компанию, выиграл ставку, что дальше, выловишь в своей пинте золотую рыбку?» – сказал темноволосый долговязый парень с проклёвывающейся бородкой. Ник тут же забросил воображаемый спиннинг в свою пинту и начал крутить катушку. Компания друзей разразилась радостным хохотом.

– Кстати, Ник, а что с Элли? Всем интересно, а ты и слова не проронил. Вы все-таки разошлись? – произнёс высоким голосом низкий коренастый парень с лицом как у младенца. Компания оправилась от хохота и уставилась на Ника, остатки хмельных улыбок мелькали на их лицах.

– Да, на той неделе, когда я проходил собеседование в Донэм Карго. Ну, вы знаете, я улечу в штаты, а у нее ведь колледж, да и не бросит же она семью и убежит со мной? Поговорили, да и разошлись. Хорошие были пару месяцев, но что поделать! Такова жизнь. Ну, ну, утрите грустные мины с лиц, сегодня мы празднуем, ваше здоровье! – сказал он и торжественно поднял пинту вверх.

Ник коротко рассказал о своей удаче Эрику.

– Вот так, просто? Выиграл и тут же спустил? – Эрик глядел на него с нескрываемой насмешкой, но того это не задевало, а даже раззадоривало.

– Если тебе угодно. Я легко получил эти деньги, так же легко я их и отпущу. 750 фунтов не та сумма, которая изменит мою жизнь, но та, что сделает этот вечер еще лучше, и не только для меня, но и для той компании, и той, и для той девушки, – он указывал на всех посетителей паба, – ну, в общем, ты понял. Да и заработал я их не тяжким трудом, а по чистой случайности.

– Скачки?

– Теннис. Сам никогда не играл и не посмотрел ни единого матча за свою жизнь, но черт меня потянул поставить 100 фунтов на Эдберга-Феррейру. И ведь швед его обыграл. Мой друг сказал, что Эдберг хороший игрок, и я решил, почему бы и нет?

– Но Феррейра ведь выиграл секцию?

– О, нет, ты их путаешь, швед играл с Эллисом, а секцию выиграл Уэйн, оба Феррейры. Часто смотришь теннис?

– Едва ли. Смотрю пару матчей тут и там. Я скорее отдаю предпочтение бейсболу.

– Бывал в штатах?

– Единожды, по работе. В Портленде, штат Орегон.

– И как тебе город? Стоит посетить?

– Тропа Игл Крик в ущелье реки Колумбия чудесная в это время года.

– Я и сам направляюсь в штаты, в Тампа, штат Флорида, – бахвалился Ник, – крупная судоходная компания предложила мне пикантное место, я не мог отказаться, – едва уловимые нотки гордости витали в звонком, но всё ещё размеренном голосе. Любой был бы горд собой. В 23 года отправиться через весь земной шар работать в крупной компании, так ещё и на хорошем месте. Другой бы назвал это мечтой. Для Ника же это событие было как «очередная страница, нет, глава в моей книге жизни», как говорил про себя он сам.

Эрик сделал глоток виски, медленно поставил стакан, бросил беглый взгляд на только что вошедшую в паб компанию молодых людей, на картину, и вернулся взглядом к стакану. Ник осмотрел паб едва бегающими из стороны в сторону глазами, задержавшись на картине чуть дольше чем на секунду. Кролик делал прыжок, еще прыжок. Он укладывал эти прыжки с невероятной легкостью и силой, нёсся, оставляя под собой километры свежей травы, под каждым своим прыжком. Лиса не отставала, она буквально наступала ему на пятки, ее плавные, пластичные движения сокращали дистанцию. «Она далеко. Она не успеет за…» Укус. Хруст крошечных костяшек. Острые как бритва зубы лисы вонзились в шею кролика. Кровь брызнула по белоснежному кроличьему меху ровными, картинными каплями. «Лови момент. Прости, фортуна, но в этой постановке лиса явно я», пронеслось в голове у Ника.

– Знаешь, я частенько видел тебя в этом пабе, и сейчас, склеивая все свои воспоминания в единую картину, я понял кое-что. Я ведь видел тебя здесь только по пятницам, и ты всегда пил только виски, и, если мне не изменяет память, ты уходишь, выпив один стакан! – Эрик приподнял бровь. – Нет, нет, не пойми меня неправильно, я не допытываюсь, просто это выглядит немного комично, словно ты персонаж детективного сюжета. Если я лезу не в свое дело…

– Все в порядке, – перебил его Эрик. – Скажи, ты и правда хочешь узнать почему я пью тут каждую пятницу один стакан виски и ухожу? – Ник весь приподнялся и натянулся как струна.

– Да, будь добр, – он сказал это степенно, но по всем его телодвижениям было ясно, что интерес его разгорается все сильнее.

– Я пью именно здесь, потому что паб всего в квартале от моего дома. Да и виски тут не самый дорогой. Именно в пятницу, потому что потом идут выходные, и я могу не забивать себе голову в этот вечер работой. И именно один стакан, потому что мне нравится вкус, я не прихожу сюда напиваться. Освобождаю разум и просто отдыхаю от всей суеты, как-то так. Ну а делаю это каждую неделю, потому что я люблю следовать привычкам, соблюдаю некий ритуал. Не впечатлил?

Ник тут же сдулся как шарик. Он приосанился, взял стакан виски в руку: «Ну что ж, Эрик, который любит следовать своим привычкам, твоё здоровье!» отчеканил Ник и сделал небольшой глоток, сопроводив его позвякиванием кубиков льда в стакане. Тень улыбки скользнула по гладковыбритому лицу его собеседника. Он тоже сделал глоток.

– Ты напоминаешь мне одного знакомого, – начал Эрик.

– Одного знакомого? О, Эрик, расскажи же мне о нем! – свежий грушевый вкус и дубовый аромат потешили и так довольного собой Ника. – Может быть, я взгляну на себя со стороны?

Эрик поднес стакан ко рту и сделал еще один небольшой глоток, но продолжал молчать.

– Как звали этого знакомого?

– Ричи. Ричард, но все зовут его Ричи.

Ник молчал. Он не спускал пристального взгляда с карих, немного усталых глаз.

– Человек с удивительной судьбой, – произнес он с усмешкой. Ник почувствовал смесь сладости и горечи в этой фразе.

Он молча поднялся и пошел к барной стойке. Эрик опешил, фыркнул, и сделал последний глоток виски. Тепло разлилось по каналам его тела, попадая в кровь. Он уже поднимался, чтобы взять своё пальто со стойки в двух шагах, как Ник вернулся с двумя полными бутылками дорогого виски.

– Предлагаю уговор, – сказал Ник садясь обратно на своё место. – Ты расскажешь мне об «удивительной судьбе» этого Ричи, пока мы пьём одну бутылку этого прекрасного Джонни Уокера, и, если я и правда посчитаю её удивительной, вторая бутылка твоя. Он открыл бутылку и покрыл лёд в обоих стаканах светло-жёлтой ароматной жидкостью.

– По рукам, – сказал Эрик с насмешкой и плюхнулся обратно на своё место, прямо напротив Ника. Он принял позу рассказчика, голос его был крепкий, ровный, можно было бы ожидать, что услышишь «Давным-давно, в далеком королевстве…». Ник принял позу слушателя.

II. Оэнгус

1

Едкий дым просачивался в его легкие. Маленькие, детские легкие, он ведь был ещё ребенком, лет восьми с виду. Едкий дым просачивался в его легкие, хотя ему и так было тяжело дышать, он бежал, бежал сломя голову по темному лесу, но огонь догонял его. Огонь не очищающий, освобождающий душу от самой порочной клетки когда-либо существовавшей, но огонь поглощающий, болезненный, уничтожающий, сравнимый с чумой в своей вредоносности. Языки пламени спешили за ним не отставая, но выглядели они так, будто они совсем не торопились его догонять, будто это само собой разумеющееся, он всего лишь крошечный камешек на пути, галька, наступишь – и даже не заметишь. Он бежал быстро, закашливался, но не сбавлял темп, иначе – он сгорит, огонь прямо позади него, он уверенно наступал на каменный тротуар, машины мчались по дороге, мимо него, никто не остановится и не подберет его, пламя пожирало высотные здания прямо за спиной маленького мальчика, что ему стоит поглотить и его? Ноги стали ватными, каждый шаг давался всё сложнее, алый язык пламени царапнул его по спине, ноги его совсем не слушаются, он обернулся и… вспышка. Кроваво-красное пламя поглотило его. Он открыл глаза. Потолок. На лице капли пота, дыхание учащенное, пульс просто бешенный, словно сердце пытается выпрыгнуть из грудной клетки, а сухости во рту позавидовала бы сама Сахара, – если бы Сахара, конечно, умела завидовать.

«Это был всего лишь сон. Кошмарный, страшный сон. Просто кошмар. Как же жарко в комнате, я весь вспотел, нужно открыть окно». Только теперь он услышал барабанный стук, который отстукивал равномерную мелодию с того момента, как он проснулся. Тук-тук-тук. Это был стук по окну. Капли негромко стучали по оконному отливу. Шел дождь. «Вот блин, даже окно не открыть. Ну и ладно. Пить хочу». Стакан с тёплой водой стоял на низком столике возле кровати. Он потянулся взять его, неуверенно, шаря рукой в темноте, и задел его кончиками пальцев. Стакан полетел прямо на пол. Сердце скакнуло. Он услышал глухой стук стекла о мягкую поверхность. Стакан не разбился, но вся вода вылилась прямо на ковер. «Нужно протереть, чтобы тётушка Молли не ругалась». Он стянул с себя одеяло и свесил ноги с кровати, спрыгнул, поднял стакан и направился на кухню за тряпкой.

На кухне было темно, ветки били в окно вторя каплям, не перестававшим стучать, формируя музыкальный дуэт из стуков. «Страшно. Еще и не вижу ничего». Он потянулся к выключателю, щелкнул, лампочка на потолке осветила маленькую кухню. Он стал искать тряпку. «Куда они все делись? Может сверху… в шкафчике». Он пододвинул стул к кухонной раковине, над ней висели закрытые шкафчики. Он тихонько встал на стул, медленно открыл шкафчик…

– Ричи? Ричи, ты зачем залез на стул? Что ты там ищешь? Быстро слезай, ушибешься еще! – послышался встревоженный, но успокаивающий женский голос в кухонном дверном проеме.

– Тётушка, я уронил стакан и разлил воду на ковер, прости. Но я все вытру, сейчас, только найду тряпку.

– Ох, ничего страшного, Ричи, спускайся давай. Я сама все вытру, иди спать. – произнесла тетушка Молли. Голос был мягким, но настойчивым, да и ему самому не хотелось искать тряпку, вытирать воду. «Зачем вообще ее вытирать, она же впитается в ковер и всё. Дело-то». Мальчик ловко спрыгнул со стула, понурил голову.

– Хорошо, тётушка. Мне просто приснился кошмар, поэтому я его уронил…

– Не беспокойся, Ричи, это ведь был всего лишь сон, ступай в кровать, – ответила тётушка. «Всего лишь сон. Это и правда был всего лишь сон? Похоже на то». Он прошел мимо тётушки, в свою комнату. Маленький коридорчик, три шага, вот и его дверь. Он вошел в темную комнатушку, совсем небольшую, в ней помещались кровать, гардеробный шкаф, да стол у окна со стулом.

Капли дождя неизменно барабанили по окну. Ричи подошел и уставился в него. Ничего не было видно, только смазанные капли, летящие прямо вниз, мимо окна, да его тусклое отражение. Маленький мальчик, хилый, в пижаме с свисающими рукавами. Волосы были взлохмачены. Кончики русых, почти блондинистых волос едва вились, формировали узорные завитушки. Но сейчас они копной лежали у него на голове, словно это не волосы, а вспаханная грядка. «Вспахали, редькой засадили, а закопать забыли. Ну и ладно, утром расчешусь». Он не мог разобрать в темном отражении выражение своих серебряно-серых глаз, но он был уверен, что они заспанные. Веки с невыносимой тяжестью нависали над ними. Он юркнул под одеяло, совсем как лиса, накрылся, принял удобное положение и тут же уснул. Может быть, он уснул даже за несколько секунд до того, как успел принять удобное положение.

2

Вот и наступил долгожданный праздник. «А ведь дождь лил целую неделю, а сегодня такая хорошая погода, ни одной тучки на небе». Он ждал этот день весь июль. Ричи проснулся раньше тётушки, с первыми лучами солнца он вскочил с кровати и сразу же побежал на кухню, к календарю. Ричи отметил на календаре 29 июля, свой день рождения.

Он сидел за столом в маленькой кухне и ждал. Он знал, что вот-вот на кухню зайдёт тётушка Молли с тортом в руках. Она не заставила долго себя ждать. Худая фигура в бежевом плотном пеньюаре уже показалась в кухонном проеме, тетушка несла торт с торчащими из него горящими свечами. Их было десять штук. Язычки пламени блеснули ему прямо в глаза. Они весело танцевали над шоколадной начинкой, прерывисто дергаясь из стороны в сторону. Она напевала песенку:

“С днём рождения тебя,

с днём рождения тебя,

с днём рождения, дорогой Ричи,

с днём рождения тебя!”.

– Давай, милый, загадай желание и задуй свечи поскорее, пока они не потухли! – произнесла тётушка Молли. Ричи не медлил ни секунды, он уже знал, что загадать. «Я думал пол ночи и всё утро, это точно будет лучшее желание. Я хочу стать рыцарем! Рыцарем, как в сказках, которая читает мне тётушка Молли. Да, стать добрым рыцарем, который борется со злом, с мечом и в броне, обязательно в блестящей серебряной броне. А моим знаком на щите будет красная роза!». Он набрал полный рот воздуха и выпустил его одним махом на горящие свечки. Он потушил все огоньки разом.

3

Жара стояла невероятная. Это был один из тех дней, когда горячий воздух раздувал тебя изнутри, как мехи раздувают горнило. Спасал только легкий северный бриз, да соленая вода. Уитби Бич был наполнен отдыхающими семьями, дети плескались в воде. Ричи сидел на берегу с вытянутыми ногами, ходившая взад-вперёд вода омывала их. Ему было уже двенадцать, он возмужал за последние пару лет, хотя сам считал себя уже совсем «взрослым мужчиной», как иногда говорила ему тетушка Молли, – она часто так ему говорила в моменты, когда он падал и разбивал себе локоть или колено, или когда он просил её почитать сказку на ночь, обязательно про рыцарей, она тогда ему отвечала: «Ричи, ты уже взрослый мужчина, давай, переставай хныкать, гляди, ну, гляди, у тебя на коленке лишь царапина, вот, то-то же, на, утрись», она давала ему белый платок дабы утереть детские слёзы, которые только успели выступить из его серых глаз. Светлые волосы вились до верхних кончиков ушей, стройное, почти окрепшее тело приказывало завершить своё формирование через пару-тройку лет. Он поглядывал то на детей, весело плескавшихся и брызгающих водой друг в друга, то на подростков, мирно сидевших на песке и о чем-то бесконечно разговаривающих. Он не знал куда себя деть. «Ведь не у одного меня почти нет друзей в школе. Вон мальчик ходит по берегу и собирает ракушки совсем один. А возраста он моего, я думаю. Да и в средней школе я всего лишь один год. Вот пройдет лето, и в новом учебном…».