Перемена мест

– Мало ли… Вдруг что-то прояснишь, заодно и узнаешь, не говорил ли он что-либо матери о тебе. Вдруг он дома был более болтливым, чем в школе.

– Может, – неуверенно согласилась девушка.

– Вот, – продолжала убеждать Дашка. – Заодно матери поможешь. Может, станет понятно, куда ее отпрыск подевался.

– Это тогда не сюда надо. Ты ее видела? Она ж рехнулась, по ходу, – возмущалась неуступчивая Стелла.

– Ну, может, не все так плохо.

– А вдруг именно так?

– Ну, тогда…

– Гну рога!

– Успокойся!

– Я спокойна!

– А если она возомнит меня причастной, или, вообще, виновной в пропаже сына.

– Погоди, что ты хотела сказать? – удивленно спросила Дашка, запутавшись в несвязных мыслях подруги. Потом в глазах ее промелькнуло понимание. – А, понятно. Опасаешься найденного трупа со следами суицида и запиской: «В моей смерти прошу винить Стеллу Кройц!»

Дашка на секунду задумалась:

– Кстати, а почему у тебя фамилия такая?

– Какая такая?

– Ну, нерусская…

– Потому что…

– Ты есть беглий немецкий шпионьк?

– Дура!

– Сама дура!

– Вот и поговорили!

– Дура!

– Да успокойся ты…

Гневная перепалка набирала обороты. Особенностью ее стоило полагать лишь тот факт, что столь оживленная речь произносилась участвующими в перебранке сторонами заговорщицким шепотом. От этого девушки на взгляд стороннего наблюдателя могли бы напоминать двух недовольных друг другом змей.

Точку в зарождавшемся скандале поставила появившаяся в комнате внезапно ожившая, но все еще не избавившаяся от лихорадочного блеска в глазах, Людмила Васильевна:

– Девочки, вы чай будете с сахаром или с вареньем.

Девочки повернулись в ее сторону, затем посмотрели друг на друга, а потом внезапно прыснули со смеху. Их веселье было столь заразительным, что даже несчастная женщина не удержалась и поддержала всеобщую радость неуверенной улыбкой, которая на ее миловидном лице выглядела несколько виновато.

Полковник Артемьев нервничал. Он мерил шагами кабинет и, часто затягиваясь, курил. Под потолком клубились сизые комья дыма, но Василий Максимович не обращал на это внимание. В пепельнице поселился еж – горка окурков росла в геометрической прогрессии.

Вывела из задумчивости полковника лишь боль, когда уголек на сигарете чувствительно прижег ему пальцы. Чертыхнувшись, Артемьев затушил окурок и полез за пачкой. Но внезапно передумал и плюхнулся в массивное кресло, принявшись перебирать лежавшие на столе в беспорядке документы. Найдя отчет, послуживший причиной недовольства, полковник принялся крутить его в руках, словно не знал, с какой стороны приступить к чтению.

«Черт знает что! – думал полковник – Под угрозой срыва крупнейшая международная спецоперация».

Только подумать, российская спецгруппа в количестве пятнадцати человек бесследно исчезает в горах Кавказа после сообщения, что они вышли в исходную точку. Никаких следов. И, мало того, они позволили беспрепятственно скрыться всему персоналу одной из подпольных фабрик по изготовлению наркотиков, на которую удалось выйти с огромным трудом благодаря совместной деятельности спецслужб семи стран мира. И вот Россия, как всегда отличилась.

В час «Икс» – расчетный момент начала операции, которая включала в себя локализацию и уничтожение более тридцати подобных заводов, разбросанных по всему земному шару и тщательно замаскированных, именно российская группа умудрилась облажаться.

Артемьев понимал, что за такие промашки высокое руководство по головке его не погладит. Более того, был уверен, что генералитет, стремясь прикрыть свои заплывшие жиром задницы и сохранить возможность остаться у кормушки, найдет козла отпущения среди кого-либо должностью пониже. Стоило всерьез озаботиться безопасностью собственного положения.

Артемьев снова закурил, судорожно скомкал бумаги и отшвырнул их в угол. На несколько мгновений ему полегчало, но затем словно все внутри сжалось от приступа страха. Он боялся всего лишиться в одночасье. Его карьера могла серьезно пострадать. Для полковника это было пострашнее смерти. Слишком много сил затрачено, слишком дорого ему обошлось вскарабкаться с самого низа до полковничьих погон.

И он знал, что приказ о присвоении ему очередного звания уже лежал на утверждении в Штабе. И не было никаких причин, чтобы ему отказали в его подписании. Раньше не было.

Полковник встал, задумчиво посмотрел в окно, где в грязных облаках над еще более грязной мостовой в обрамлении серых коробок домов гасли последние лучи солнца. Очень символично. Вот также он окажется в глубокой заднице после заката своей прежде блестящей карьеры.

Взгляд Василия Максимовича упал в угол, где лежал смятый отчет. Тяжко вздохнув, полковник наклонился и поднял бумагу. С грустью в глазах он расправил листы и аккуратно положил на стол. Все эти операции Артемьев проделал примерно с тем же выражением лица, какое бывает у заключенного, которому приходится вслух зачитывать смертный приговор самому себе.

Полковник с трудом отогнал от себя мрачные мысли. Что случилось, то случилось. Теперь это каким-либо образом переиграть уже невозможно. Надо решать свалившиеся проблемы по мере их поступления. В конце концов, переваливать всю ответственность на плечи подчиненных было не в его правилах. Конечно, Артемьев не мог себя откровенно назвать предельно честным должностным лицом – были в его карьере и взятки с подмазками, и ряд довольно серьезных должностных нарушений, и многое другое, – но были некоторые правила, которые он никогда не позволял себе нарушать. Для него было недопустимым ради своего блага пожертвовать кем-либо другим. Независимо от рода подразумеваемой «жертвы»: будь то жизнь человека или его судьба.

Несмотря на то, что полковнику безумно хотелось сегодняшним вечером просто забыться, прибегнув к самому народному способу снятия стресса, но он понимал, что завтра предстоит идти на ковер к начальству. И больная голова в этом случае была плохим советчиком в решении возникших последствий провала операции.

Больше своей Василия Максимовича волновала, пожалуй, только судьба ребят, пропавших в неизвестном направлении. Он просто не мог себе представить, куда могла подеваться вся группа, не оставив никаких следов своего существования. Также было непонятно, куда «утек» персонал фабрики – ведь это больше сотни человек. Они тоже без следа растворились из района, который находился под постоянным спутниковым наблюдением. И тоже никаких зацепок.

Полковник вновь опустился в кресло. Уперевшись локтями в столешницу, он обхватил свою голову и принялся планомерно ерошить ежик тронутых сединой волос. С самого начала эта совместная операция напрягала его. Не столько своей масштабностью, сколько тем, что имела к разведке совсем отстраненное отношение – не их профиль. Но кто-то из высокопоставленных шишек надавил на то, что гэрэушный спецназ еще никому переплюнуть не удавалось, да к тому же в наличие есть несколько прекрасно сработавшихся групп, уже неоднократно выполнявших спецоперации на территории Дагестана и Чечни, а следовательно, знающих территорию. И все закрутилось. Ответственным от их ведомства был назначен Артемьев.

Как-то он завтра будет выглядеть, представ пред светлы очи Главнокомандующего. Тот, Артемьев был уверен, не будет тянуть и сразу попросит к себе всех, каким-либо боком имевших отношение к операции. Начнется разбор полетов, уточнение, кто на какую часть организма приземлился, наказание невиновных, расстрелы непричастных. И тогда…

Что «тогда», полковник додумать не успел, потому что в дверь деликатно, но уверенно постучали.

Пришла беда – отворяй ворота, решил полковник и пригласил ожидавшего за дверью гостя в кабинет.

Майор Мезенцев зашел как-то бочком, загадочно кося глазом в сторону полковника, как будто знал про него что-то неприличное. Такое появление этого прохиндея, Артемьев знал, могло означать только одно – майор раскопал какие-то абсолютно новые известия. И они вполне могли касаться той проблемы, над которой полковник размышлял уже битый час.

– Добрый день, Василий Максимович! – поприветствовал вошедший хозяина кабинета.

– Здравствуйте, Леонид Парфенович! – нехотя ответил тот. – С чем пожаловали?

Мезенцев и Артемьев были знакомы давно. Еще с той поры, когда молодого тогда капитана ГРУ прикрепили к одному из отделов при Штабе, где в ту пору протирал штаны выпускник военной кафедры одного из гражданских вузов, лейтенант Леня Мезенцев. С той поры они так и работали плечом к плечу, поднимаясь по служебной лестнице с разницей в две ступени.

Мезенцев человеком был крайне изворотливым и умел доставать любую интересовавшую его и его товарищей информацию, насколько бы секретной она не была. Своего рода «разведка в разведке». С той только разницей, что добытую информацию Леонид категорически отказывался кому-либо продавать, хотя могло найтись немало сторонних лиц, интересовавшихся внутренними подковерными интригами в разведывательном управлении. И причиной отказа на любые поступавшие подобного рода предложения был не страх Мезенцева перед фискальными органами. Просто он пошел в армию потому, что свою страну любил. И мечтал ей служить, что так несвойственно никому из нового поколения. Служить мечтал, а в армию попасть не смог‚ – не прошел по физическому здоровью. Но все же отыскал лазейку и, окончив университетскую военную кафедру, отправился служить. И считал большой честью, что попал именно в разведку, пусть даже и на штабную должность.

Мезенцев повернулся к полковнику другим боком и посмотрел на того одним глазом, словно изображая из себя попугая. Артемьев с трудом подавил в себе ощущение, что майор сейчас разразится диким криком наподобие «Попка дурак!» или чего-либо в этом роде.

– Вижу, приуныли вы, товарищ полковник, – улыбнулся Мезенцев, наконец поворачиваясь к собеседнику лицом.

Артемьев предпочел не отвечать, предоставляя майору возможность поделиться своим сообщением.

– Приуныли, говорю, товарищ полковник, – повторил Мезенцев. – И совершенно напрасно.

После этих слов он положил на стол перед полковником тонкий файл с какими-то документами. Артемьев скосил взгляд на бумаги, но вчитываться не стал. Он прекрасно знал, что сейчас ему все объяснят кратко и на словах.

– Если вкратце, обделались не мы одни, – негромко поведал майор. – Здесь сводки, которые мы получили от наших зарубежных партнеров по данному мероприятию. И у всех один и тот же результат, с некоторыми корректировками, конечно, – после небольшой паузы уточнил он.

– Чуть подробнее, – полковник подобрался. С одной стороны, он почувствовал некоторое облегчение. Но в то же время неприятный холодок предчувствия пробежал по его спине.

– Американцы только что дали знать, что их группа в Ираке растворилась неведомым образом. Правда, в отличие от наших орлов, те успели выйти на связь с центром и запросить вертолет для эвакуации. По их словам, помещение, в котором, согласно разработке, находилось оборудование фабрики и рабочий персонал, оказалось абсолютно пустым. Когда вертолет прибыл на место, то ничего обнаружить не удалось. Никаких сигналов о неприятностях от группы не поступало. И никаких следов. Как и в нашем случае.

Холодок от спины спустился к ногам полковника. Но наблюдая за лицом майора, он понял, что это еще не все.

– И это еще не все, – продолжил Мезенцев, а Василий мысленно поздравил себя с догадкой. – Как раз, когда я собрался доложить тебе об этом, были получены сообщения от остальных. Итого мы имеем: ни одного захваченного объекта, все дельцы растворились в неизвестности, Было потеряно свыше двадцати элитных спецгрупп по всему миру. Остальные участники в «непонятках» и отчаянно косятся друг на друга, но никаких доказательств нет. Ни у кого нет.

– Погоди, – прервал полковник своего подчиненного. – Ты сказал, что потеряно свыше двадцати групп.

– Так точно. Если конкретней – двадцать три.

– Но ведь всего должно было быть тридцать. Получается, не все.

– Получается, да не совсем. В Штатах, Германии и Франции были использованы помимо военных специалистов еще и полицейские силы. Якобы, на менее охраняемые объекты их должно было хватить. Всего таких групп было шесть. Ни одна не пропала. На фабриках – никого. Никаких следов товара, как и полное отсутствие оборудования.

Кроме того, одну группу отозвали, приказав отменить штурм, поскольку они по косвенным признакам заподозрили внутри здания ловушку – мол, тихо там было. Эти «косвенные», кстати, тоже наши американские коллеги, но действовали они на территории Африки.

И никаких боестолкновений.

Дослушав майора, полковник помрачнел. Что-то творилось крайне нелицеприятное. И это «что-то» происходило в масштабах всего мира. Пропали двадцать три элитные группы. Специалисты более низкого уровня, видимо, не привлекли внимания тех, кто стоит за всем этим. А что «кто-то» за всем этим стоит, полковник не сомневался. Ему абсолютно ясно было одно…

Такого грандиозного «пшика» спецслужбы мира еще не знали.

Эксперимент проходит просто великолепно. Предварительная фаза может считаться завершенной. Безусловно, были некоторые проблемы, но отклонения параметров от нормы крайне незначительны.

Так, по количеству испытуемых групп удалось добиться даже некоторого переизбытка. Но профессор Иелле уверен, что это явление временное. Оказавшись в предлагаемых условиях, испытуемые объекты будут подвергаться определенной доле опасности. Что, бесспорно, нивелирует превышение допустимых количественных параметров естественным путем.

Требуется обратить внимание на искажения в работе аппарата, зафиксированные в период проведения отладочных работ после завершения предварительной стадии эксперимента. По моим предположениям, существует определенная вероятность, что в данный период аппарат мог осуществить еще один забор проб. Однако профессор отрицает такую возможность и не разделяет моих предположений. По его словам, аппарат не способен на подобное вне пределов эксперимента без предварительно заданных координат.

Тем не менее, считаю необходимым группе контроля обратить внимание на нестабильность работы аппарата в период проведения завершающей отладки.

Отчет подготовлен заместителем начальника экспериментальной лаборатории, Йонном Ро.

25.04.42017

Часть вторая. Дорогой песков

Загрузив последний мешок, Хэй закинул его на спину и, согнувшись под тяжестью, потащился к амбару. На сегодня работа была закончена и, если Мардук ничего больше не придумает для своего слуги, то можно будет спокойно поужинать слегка подгорелой кашей, раздобыв ее на кухне у старой Карины, после чего завалиться спать.

Завтра с утра его ждала новая работа. Нужно было подготовить грузовик к выезду. Колымагой так мало пользовались, что каждый очередной выезд к рынку, расположенному в тридцати километрах от дома Мардука, грозил стать последним. И то, только в том случае, если удавалось его завести. Эту проблему и предстояло решать Хэю завтра поутру, потому что ближе к обеду они с хозяином должны были отправиться на Базар.

Хэй уже практически год жил у старого Мардука в качестве то ли добровольного помощника, то ли банального слуги. И, надо сказать, особенно не страдал от этого. Старик был весьма добр по отношению к парню и, возможно, спас ему жизнь в тот далекий день.

Когда Хэя вывели из подвала, где он пришел в себя, он, по-прежнему не в силах держаться на ногах, оказался на большой утоптанной до каменной твердости песчаной площадке.

Вокруг толпились еще несколько десятков человек. Мужчины и женщины разного возраста, одетые, как правило, в потрепанные лохмотья, а встречались и нагие. Все были перепуганы. Они все топтались вокруг, затравлено оглядываясь на стоявших вокруг площадки людей в хламидах, державших в руках какие-то непонятные короткие палки.

Приглядевшись к одной из таких палок, парень признал кнут, пускай и довольно странного вида. Он и сам бы не сумел ответить, откуда у него возникла такая уверенность, ведь в голове было абсолютно пусто. Какие неясные образы, мысли и обрывки нечетких воспоминаний клубились в голове.

Выходило, что те, кто был вооружен, выполняли обязанности стражи при остальных оборванцах, не давая этому пестрому чумазому сброду разбрестись в стороны подобно стаду.

За спинами стражей вверх возносились стены, сделанные из глины, образуя квадрат высотой в четыре метра. На стенах стояли люди, с интересом рассматривая столпотворение у своих ног. Из двора был только один выход – из него только что и приволокли Хэя и остальных пленников.

Похоже на колизей. Оставалось самое небольшое – вспомнить, что собственно такое тот самый колизей. И почему от мыслей о нем внизу живота возникает неприятный такой холодок.

Ему не хотелось думать, какая судьба ожидает всех этих людей и его самого в ближайшем будущем. Почему-то парень не на шутку стал опасаться, что сейчас на площадку с пленниками выпустят разъяренных хищников, которые примутся кровожадно терзать своими клыками и когтями беспомощно столпившихся людей.

Продолжая отстраненно размышлять над природой собственных впечатлений, он судорожно пытался встать на ноги, справедливо опасаясь быть затоптанным – перепуганные люди не считали необходимым смотреть себе под ноги. С трудом, но ему это удалось.

Кто-то из мужчин попытался броситься на одного из стражников, сжимая кулаки. Раздался легкий щелчок и храбрец свалился на землю, схватившись за лицо руками. Сквозь пальцы хлестала кровь.

Страж скрутил кнут. Из-под напрошенного на голову капюшона блеснули злобой беспощадные глаза.

Больше никто не рисковал. Сверху послышался негромкий смех – там что-то оживленно обсуждали. Отсюда, снизу, выражения лиц тех людей было не разобрать, но в голосах слышались нотки откровенного презрения, отчего парню стало совсем не по себе.

Уже значительно позднее Хэй узнал, что это место, где он пришел в себя, именовалось Торгом. Не только эта площадка, огороженная высокими стенами, но и весь остальной комплекс сооружений, образовывавший некое подобие небольшого города: сараи, амбары, трактиры для путников, хранилища для различного скарба прибывших на торги покупателей, тюрьмы для плененных. Прибывших купцов интересовал лишь один товар – здесь продавали и покупали невольников со всей исследованной ойкумены, добытых самыми разными способами: от набегов на соседние области до банальной перекупки рабов с более богатых территорий, расположенных значительно дальше, за горами, что лежали на полдень от Торга, в десяти днях пешего пути. И пусть люди, обитавшие за горами, сильно отличались от местных, грязных, забитых и запуганных жителей своей чистой кожей и внешним спокойствием, в любом случае, по эту сторону границы они становились обычными рабами. Хэя же, например, просто подобрали в пустошах в паре километров от стен поселения. А как он там оказался, парень не имел ни малейшего представления.

Но тогда, стоя босыми ногами на твердом песке, раскаленном от ослепительно сияющего в вышине пустынного солнца, Хэй ничего этого еще не знал.

Вокруг что-то щебетали на непонятном языке, а может быть и на нескольких. Со стен кричали, трясли руками. Шел торг.

Стражники, послушные приказам, поступающим от людей с верхних ярусов стен, забирали выбранных купцами пленников и уводили вниз, в подвалы, из которых несчастные недавно были подняты на поверхность и через которые лежал единственный путь во внешний мир. К сожалению, не к свободе.

Постепенно людей на площади становилось все меньше. Ажиотаж спадал. По всей видимости, оставшийся «товар» покупателей интересовал мало ввиду своей «потертости». Возможно, не устраивала стоимость – речи он не понимал. Ему было тогда мало интересно, как поступят с оставшимися, в числе которых оказался и он сам. Он был уставшим, шатался, едва держась на ногах, к тому же выглядел болезненно бледным и тощим, что способствовало значительному снижению интереса торговцев к его персоне. Невольники требовались свежие, сильные, готовые выполнять трудную и тяжелую работу под палящим в этих краях ярким солнцем, а покупать какого-то доходягу, который и на свете этом держится с большим трудом, желающих не находилось.

Торговля подходила к концу. Оставшихся невольников, судя по всему, никто не желал брать даже за бесценок, считая это пустой тратой средств. Оставшимся пленникам предстояло дожидаться своей участи. Если никто не обратит своего благосклонного внимания на этих неудачников, то их ждет только одна дорога – на тот свет. Кормить лишние рты, не приносящие прибыли, здесь были не намерены.

Наконец время вышло.

В руках стражников блеснул металл. Семеро оставшихся, в основном хилые, внешне нетрудоспособные, сгрудились в центре площадки. Намерения охранников не вызывали сомнений.

Ближайший надсмотрщик сделал несколько шагов вперед, схватил одного из пленников и быстрым движением перехватил горло длинным ножом. Брызнула кровь. Несколько капель попали Хэю на лицо, и он зажмурился, сдерживая тошноту и головокружение. Вокруг закричали, еще один пленник лишился жизни.

Хэй понял, что избежать смерти уже не удастся, рухнул на землю и закрыл голову руками, слыша, как кричат, даже не пытаясь сопротивляться, его товарищи по несчастью.

Внезапно все прекратилось. Крики стихли. Хэй решил, что больше никого не осталось, и еще сильнее зажмурился, понимая, что это может значить только одно – настал его черед. Поэтому когда его схватили за волосы и рывком поставили на ноги, он только едва слышно пискнул, ожидая, когда острое железо распорет ему горло.

Но он ошибся. Внезапно появившийся на стене старик что-то негромко говорил стражникам и своему соседу справа, единственному сидевшему в огромном кресле, который, судя по всему, был здесь главным.

Придя к какому-то соглашению с опоздавшим на торг стариком, главный кивнул. После чего Хэя и еще двоих оставшихся вывели с площадки в подвал.

И повели мимо многочисленных камер, которые сейчас были пусты.

Так они познакомились с Мардуком, тем самым стариком, который выкупил оставшихся пленников. Как думал тогда Хэй, сделал это старик, разумеется, из сугубо корыстных соображений, а вовсе не пожалев обреченных на смерть невольников. Престарелый прохиндей просто прикинул, что дорогих рабов брать – себе вредить. Сильный раб и ест много, да и опасно. А вот такие убегут куда вряд ли. Да еще и благодарны должны быть, что их выкормил, а не бросил на смерть.

Имя парень тоже получил от своего нового хозяина. Все равно тот постоянно окликал его «Хэй», привлекая внимание слуги и указывая пальцем, что делать.

Затем Мардук решил, что легче немного подучить безграмотного пацана, потому что так проще будет отдавать указания. Тем более что мальчишка оказался толковым и, буквально, схватывал налету. Через три месяца он уже худо-бедно начал разговаривать на местном наречии. И даже стал общаться с еще одним бывшим пленником, Зарифом. Третий выкупленный раб не пережил сурового зноя пустыни и вскоре умер.

Именно от Зарифа Хэй и узнал, что и как обстоит в мире, где теперь ему предстоит жить. Как жил раньше, он по-прежнему не мог припомнить, но почему-то был уверен, что раньше жил в совершенно других условиях, поскольку не был знаком с реалиями выживания в засушливом климате местной пустыни. Зариф предполагал, что Хэй прибыл из-за гор, но с уверенностью сказать этого было нельзя.

Местность, в которой располагался дом Мардука, была пустынной. Мало было желающих проживать в тяжелых условиях знойной пустоши. В этих смертельных песках было всего несколько населенных пунктов: Торг далеко на севере, Чинген и Тирас на северо-востоке, к западу располагался Карст с оживленным Базаром, куда Мардук и возил зерно и другую продукцию со своей земли. Были еще различные отшельники: одиночки, живущие в оазисах, наподобие Мардука, добывающие пропитание с небольших участков плодородной земли, а также иногда чем-то приторговывая в крупных поселениях, если требовалось что-то от остатков цивилизации. Топливо для машины, например. Или батареи к силовым куполам, без которых пережить сезон пыльных бурь просто не представлялось возможным.

Южнее никого не было. По крайней мере, ничего об этом не было известно. Те, кто когда-либо уходил на Юг, чтобы рассказать не вернулись. Либо там было слишком хорошо, чтобы возвращаться, либо, что более вероятно, жизнь путешественников там обрывалась.

Собственно, никого особенно и не интересовала та сторона. Здесь, в суровых условия пустыни, люди привыкли жить тем, что было вокруг. Мечтать о чем-то, исследовать новые земли – никакого желания у них попросту не было. Если и появлялся у кого вдруг нездоровый задор, то ему оставалось только сгинуть где-нибудь среди барханов в поисках неизвестно чего. Так к чему зазря рисковать своей головой, если и так выжить непросто.

На севере, за Торгом, были горы. Что за ними, тоже мало кого интересовало.