Моздокская крепость

Генерал-майор Ступишин помолчал, потарабанил пальцами по столу в повисшей звенящей тишине… И сухо продолжил:

– Исходя из полученного мною указания, все дальнейшие заботы по возведению крепости, а также общее командование военными силами поселения, после моего отъезда, поручаю подполковнику Гаку… Приказываю остальным старшим офицерам считать его указания первоочередными и исполнять беспрекословно!

Алексей Алексеевич посмотрел задумчиво, с некоторым сомнением, на кабардинского владельца в новом мундире:

– Теперь, что касается вас, князь… Подполковнику Кончокину, господа, согласно высочайшему распоряжению государыни, поручено всячески опекать и привечать переселенцев из ущелий к постоянному жительству в урочище. А наиболее надёжным и верным России горцам с семьями, принявшим святое крещение, следует дозволять строить себе капитальные дома не только в форштадте, но и в самой крепости. В границах обозначенного на плане участка для личных подворий. Вот тут…

Генерал-майор Ступишин ткнул пальцем в нужное место на карте. И добавил для остальных:

– Сей подробный чертёж нам подготовил во всех тонкостях инженер-капитан Дудин. По моему распоряжению и согласованию. Этого плана и держитесь!

Поручаю вам также, князь, начать формировать, с сего дня, из самых достойных и проверенных в деле поселенцев, воинскую горскую команду, численностью до полутора рот… Под своим личным управлением. Надо будет наладить её скорейшее обучение и оснащение.

Эта ваша команда из местных людей должна превратиться здесь, ещё до завершения строительства крепости, в полноценное боевое подразделение… Круглосуточно и круглогодично несущее караульную службу в цитадели и форштадте. Вы, князь, и отряд сей, будете впредь ответственны за поддержание надлежащего порядка и спокойствия внутри поселения. Так что, не затягивайте с набором джигитов в горскую команду.

Алексей Алексеевич прочитал немой вопрос в глазах Кургоко Кончокина и успокаивающе махнул рукой:

– Всё – за счёт казны, князь… Смета и деньги поступят вам в самом скором времени. В соответствии с выделенными средствами и будете содержать свою команду, обеспечивая её казённым довольствием, оснащением и жалованием… По штату вам положены ещё и младшие офицеры. Они помогут поскорее превратить набранных горцев в боеспособный, слаженный отряд.

Генерал-майор Ступишин наставительно заметил:

– Если на подполковника Гака возложена теперь высочайшим повелением главная ответственность за строительство цитадели, то вам, князь, поручена государыней нашей отеческая забота о всех гражданских переселенцах… Которые уже находятся здесь и которые ещё будут прибывать к нам из разных мест.

Вам, на правах авторитетного владельца, надлежит вершить справедливый суд над горцами, в случае ссор, драк и всяких междоусобиц… С учётом местных обычаев и нравов. Думаю, что вам, князь, как здешнему правителю, признанному всеми племенами, сия задача не будет обременительна.

Палец Алексея Алексеевича заскользил по карте:

– Солдат и гусар приказываю подполковнику Гаку разместить к зимним холодам вот здесь… За стенами будущей крепости, рядом с северными и южными воротами.

Эти места, по моему указанию, уже очищены поселенцами от деревьев и кустов. И вполне годятся под немедленную застройку… Тут вам, Пётр Иванович, и надлежит быстро ставить тёплые казармы, воинские конюшни, отводить места подразделениям для армейских тренировок.

Солдатам и гусарам, занятым своими обязанностями по охране терской границы и дальнего периметра лагеря, следует селиться подальше от гражданских… Благо свободного места вокруг много! Не стоит лишний раз стеснять и смущать баб с детьми.

Пусть служивые и гражданские, обустроившись в указанных местах, сейчас же приступают к строительным и фортификационным работам. Каждый летний день ценен!

Пока позволяет погода, нам надо сделать запасы нужного леса, камня, глины, песка… Слава Богу повозок для этого, необходимых инструментов и людей теперь хватает.

Палец генерал-майора продолжал гулять по всей карте:

– Вот тут, с северо-западной стороны, вне будущей цитадели и форштадта, сразу за ближним лесом, приказываю разместиться всем прибывшим казакам… Отдельным лагерем, в соответствии с обычаями и традициями своего сословия.

Здесь, на терской луке, я вместе с их старшинами присмотрел подходящее место… Оно представляет собой просторный равнинный участок между лесом, рекой и степью. Пусть казаки на подступах к нашей стройке прикрывают зодчих крепости и посадский люд от набегов с северо-запада.

Алексей Алексеевич нахмурил брови:

– А вот с северо-востока у нас лежит болото… Весьма обширное, надо сказать. Пока оно тоже будет защищать нас от незваных гостей. Но сей неприятный рассадник бесконечных комариных полчищ, в тёплое время года, в перспективе колонистам следует обязательно осушить… Что бы жить здесь нормально дальше. Но это уже – дело десятое! А пока же…

Пусть гражданские переселенцы, за пределами будущей цитадели и отмеченных на карте фортификаций, берут себе земли под огороды и сады, столько, сколько в состоянии обработать и содержать в порядке. Плодородных угодий здесь достаточно. Уже по осени расчищенные земельные участки надо засаживать необходимыми культурами… А всеми требуемыми семенами овощей и злаков поселенцев к середине сентября обеспечат. За казённый счёт.

Генерал-майор Ступишин сделал широкий жест рукой:

– На этом плане, господа, отмечены мной и ближайшие к возводимой цитадели места, богатые природным строительным материалом. Крайне нам необходимом теперь. Сии кладези вам и следует начинать осваивать незамедлительно!

Все эти естественные запасы лично разведал, описал и нанес на карту, инженер-капитан Дудин. И даже уже показал образцы мастерам строительных артелей, прибывших с переселенческим караваном… Зодчие местному материалу дали хорошую оценку.

Алексей Алексеевич вновь склонился над картой:

– Вот здесь находится отличная жирная глина на саман и гончарные изделия, вот тут – залежи промытого речного песка… За этим холмом мы обнаружили мелкий гравий. В изрядном количестве, легко добываемый и великолепного качества!

А сия отметка на плане указывает на найденные запасы крупного речного камня. Его, я полагаю, следует пустить на укрепление внешних стен цитадели… Ну, а лес и вода, столь необходимые для строительных нужд – здесь кругом!

Генерал-майор Ступишин взглянул озабочено на своего приемника, которому теперь предстояло не только отвечать за скорейшее и качественное возведение крепости, но и командовать всем офицерским сообществом:

– Напоминаю подполковнику Гаку, что истоки несколько полноводных ключей, огороженных мною на плане стенами будущей цитадели, уже в ближайшие дни следует поставить под охрану… И в дальнейшем эти места надо обустроить. Сии ключи на господствующей возвышенности станут защитникам крепости в тяжёлый час неиссякаемым источником питьевой воды.

Цитадель снаружи настоятельно рекомендую окопать двойным рвом, как изображено на плане… Эта двойная фортификация защитит подходы к поселению от атак вражеской конницы.

Сначала противнику необходимо будет преодолеть внешний ров вот здесь, перед предместьем. Он протянется глубокой траншеей между двумя непролазными лесными чащами.

А дальше врага встретит сплошным кольцом ещё один, внутренний ров… Уже под самыми стенами цитадели.

Генерал-майор провёл ногтём длинную черту на плане:

– А вот здесь я полагаю хорошо бы насыпать вал. И по его верху установить сплошную линию из рогаток.

Алексей Алексеевич удовлетворённо заключил:

– Таким образом, господа, в обустроенную будущую крепость враг, даже многократно превосходящий нас числом, сможет ворваться либо через ворота, захватив подъёмные мосты над внутренним рвом… Либо атакуя напролом в других местах, используя штурмовые лестницы. Только оба эти плана ему, под сильным артиллерийским и ружейным огнём защитников цитадели выйдут боком.

Спохватившись, генерал-майор вновь обратился к своему преемнику и напомнил про важный нюанс:

– Сооружая оба рва, Пётр Иванович, не забудьте подвести к ним и пустить по дну все имеющиеся вблизи крепости родниковые стоки. Это ещё больше усложнит задачу противнику быстро подойти к стенам цитадели. Грех не воспользоваться подобной возможностью, даруемой нам здесь самой природой! Да и сделать требуется самую малость – чуть перенаправить течение вод. Я на карте обозначил, где и как производить нужные работы…

***

Закончив обстоятельную речь, генерал-майор Ступишин окинул взглядом столпившихся вокруг стола офицеров, в молчаливом любопытстве рассматривавших чертёж с множеством пометок. Алексей Алексеевич развёл руками:

– Вот, господа, коротко, те основные задачи, которые следует решать, начиная прямо с сегодняшнего дня… А теперь я готов ответить на любые вопросы. Извольте задавать.

– Ваше превосходительство! – тут же откликнулся штабс-ротмистр Вербицкий. – А в той государственной депеше, полученной вами с прибывшим обозом, ничего не сообщалось, случаем, об общей политической диспозиции? Особенно на нашем, кавказском направлении… Который год живём тут, как на пороховой бочке! Только и разговоров, что о предстоящей войне с османами.

Хотелось бы знать, сколько у нас ещё мирного времени в запасе? Строительство крепости – дело небыстрое… Не на один год. Успеем ли справиться с задачей до большой драки с турком?

– Мало, штабс-ротмистр, мало, – затарабанил пальцами по столу генерал-майор. – Скажу вам одно… Большая война с османами не за горами, это факт. В случае её начала, нам предстоит здесь, на Северном Кавказе, драться и с их союзниками – крымским ханом, некоторыми местными племенами магометан… Часть аборигенов только и ждёт сигнала от Порты, чтобы вцепиться сообща неверным в горло!

Полыхнуть может в любой момент… И везде. В Польше, сообщают депешами, сейчас крайне неспокойно… В Малороссии тревожно. Повод для большой войны может найтись противником даже тут, на Тереке!

Не удивлюсь, если последней каплей, переполнившей чашу терпения врага, этаким «казусом белли», станет сам факт начавшегося строительства новой русской цитадели в урочище. Уж очень сей внезапно открывшийся план Санкт-Петербурга раздражает наших явных противников… И всех тайных недоброжелателей на Кавказе!

Ставлю вас в известность, господа, что по имеющимся у меня сведениям, прямо сейчас готовится Собрание владельцев Большой Кабарды. И съезжаются черкесские уздени именно по поводу разворачивающегося строительства новой русской крепости на Тереке. Новость об этом широко обсуждается нынче всеми аборигенами… Свой Совет кабардинские предводители задумали демонстративно провести по соседству с нами. Прямо на краю урочища.

– А как же князь Кончокин? – вырвалось у секунд-майора Ярцева. – Его на тот разговор не позвали?!

– И правда! – подал со своего места голос молодой подпоручик Черноглазов. – По черкесским законам вроде бы только он и его клан считаются наследными владельцами урочища Мез-догу… А соплеменники князя, тем не менее, проводят Советы на чужой земле. Чувствуют себя здесь полноправными хозяевами!

Бесстрастное лицо подполковника Кургоко Кончокина потемнело при этих словах. А в глубине глаз сверкнули гневные огоньки. Но он заставил себя погасить секундную вспышку ярости. Ответить князю на подобные рассуждения было нечем… По крайней мере – сейчас.

А генерал-майор Ступишин, в ответ на реплики офицеров, медленно, с расстановкой, произнёс:

– У нас есть неоспоримые доказательства, что главные черкесские владельцы уже давно приговорили соплеменника своего и нашего товарища, князя Андрея Иванова, к смерти… За переход в православие и дружбу с русским дворянством.

Свидетельством тому – несколько неудавшихся покушений на подполковника Кончокина-Черкесского. И урочище сие, а также другие земли князя, коими его род владеет по праву, подлежат теперь, с одобрения предводителей Большой Кабарды, вполне законному, по их меркам, изъятию и разорению. С последующим дележом этих угодий между местными вождями.

Генерал-майор Ступишин тяжко вздохнул:

– Почти четверть века прошло… А территорию урочища многие недружественные нам черкесы, вопреки заключённому Белградскому мирному договору между Турцией и Россией, в сентябре 1739 года, до сих пор считают спорной. И даже готовы воевать за этот дикий клочок безлюдной земли. В том числе – и друг с другом!

А теперь же, с началом строительства крепости здесь, все владельцы Большой Кабарды невероятно обозлились на Россию. Хотя я и уверен, что Совет их ничего не родит. Только переругаются вожди между собой вдрызг… В очередной раз! И не о чём не договорятся.

Но нам, всё-таки, не следует терять бдительности. Не сомневаюсь, что попытки всячески воспрепятствовать строительству цитадели, в том числе и вооружённым путём, скоро непременно начнутся…

Подполковник Гак криво усмехнулся:

– Да и сегодняшнюю обстановку в округе мирной никак назвать нельзя! Даром что открыто с соседними племенами не враждуем. Нам тут поселенцы, примкнувшие к лагерю раньше, за те два дня, которые мы здесь пребываем, многое уже успели рассказать… Квартирьерам ведь тоже довелось пережить серьёзные испытания?

Алексей Алексеевич кивнул спокойно:

– Было дело… Пришлось и повоевать! В здешние леса хватает всякого разбойничьего сброда. Месяца два назад инженер-капитан Дудин с сотником Сорокой обнаружили на противоположном берегу Терека тайную стоянку известного абрека Ахмед-гирея.

С командой охотников из горцев и казаков, и с моего дозволения, эти добровольцы переплыли ночью реку на конях. И испортили отдыхающим душегубам их безмятежный предутренний сон…

Троих из пяти кончили на месте. Оставив трупы на съедение лесному зверью… А раненого главаря, с верным подручным его, раскольником Онуфрием, захватили живыми. И привезли сюда, мне на суд.

Лицо у генерал-майора Ступишина сделалось жёстким:

– На допросе, под пытками, оба разбойника сознались в многочисленных грабежах и убийствах армянских и грузинских купцов, нападениях на мирных жителей из местных черкесов, ингушей и осетин. А также подробно рассказали мне, ироды, о своих зверских расправах над проезжавшими мимо русскими государевыми людьми – фельдъегерями и посыльными… О засадах на казачьи патрули.

В доказательство этих слов, при схваченных душегубах было нами обнаружено изрядно чужих вещей, ценностей и оружия. По окончании следствия оба разбойника, по моему распоряжению, принародно повешены… Казнённые неделю проболтались на виселице, пока смердеть не начали. А потом я приказал выкинуть их тела в Терек, без всякого погребения.

Алексей Алексеевич сделал долгую паузу. А прервал её голос подполковника Кургоко Кончокина:

– Наслышаны про сию историю… Участники и зрители экзекуции до сих пор её обсуждают. Особенно удивляет горцев, что русский генерал приказал казнить, на одной перекладине с магометанином, своего единоверца, с крестом на груди! А отец Феофан, говорят, перед повешением, ещё и отдельно проклял православного абрека…

– Да какой он христианин, душегуб этот! – брезгливо поморщился Алесей Алексеевич. – Тать и вор… Руки по локоть в крови невинной! Не единоверец он православным.

Генерал-майор Ступишин сурово сдвинул брови:

– Но то было ещё не самое серьёзное испытание для квартирьеров… Наверное, примкнувшие к русскому лагерю горцы успели уже поведать вновь прибывшим и продолжение истории с абреками.

Спустя месяц, после казни разбойников, поселение наше подверглось яростному нападению соратников Ахмед-гирея. Продуманному и организованному… Ослеплённый жаждой мести враг ударил по лагерю одновременно, с двух направлений.

Алексей Алексеевич наморщил лоб, припоминая драматичные события месячной давности:

– Со стороны степи, с севера, поселение атаковал конный отряд… С саблями и пиками. Стреляя при этом по нам на скаку из луков и ружей.

А из леса, с восточной стороны, в сей же час, выскочили и побежали штурмовать ретраншемент немалые пешие силы разбойников. Вооружённые до зубов!

Но мы, слава Богу, оказались готовы к бою… Наши дозорные и разведчики, задолго до решительных действий противника, сумели обнаружить его тайные приготовления.

Мы успели быстро собрать всех людей и животных под защиту составленных повозок. Хоть и представлял тогда наш ретраншемент довольно хлипкое укрепление, из-за малого числа телег и арб.

Но мы подготовились к отражению штурма, как смогли. Бой случился яростный, злой… Драться пришлось в полном окружении. Все, кто мог сопротивляться – сражались… Поскольку знали, что пощады, в случае победы врага, никому не будет. Еле-еле сумели отбиться!

Генерал-майор с чувством сдержанной гордости отметил:

– Противник превосходил нас числом, не менее чем вдвое. Солдаты палили из своих ружей и пистолей на все четыре стороны безостановочно… А когда разбойники всё же ухитрялись под огнём приблизиться к ретраншементу вплотную, приходилось и в рукопашную подниматься.

Наши казаки выскакивали на конях из-за повозок и не успевающих рассеиваться облаков порохового дыма на абреков, словно кара небесная! Атакуя малым отрядом наступавшего врага с флангов.

Да и присоединившиеся к квартирьерам гражданские в ближнем бою дрались геройски. Кто кинжалом, кто топором, кто вилами…

По моему разумению, напали на нас тогда, вместе с абреками из шайки Ахмед-гирея, поклявшимися на Коране отомстить гяурам за казнь своего предводителя, и представители некоторых местных племён. Тех, кому будущая русская крепость в урочище – как бельмо на глазу!

Генерал-майор Ступишин досадливо подытожил:

– Мы потеряли в том сражении пятерых квартирьеров убитыми. И ещё погибли двенадцать гражданских лиц. Много оказалось раненых и изувеченных…

Враг пожёг, считай, половину всех наших повозок. Порушил многие землянки горцев… Подпалил огненными стрелами крыши храма и этого штаба. Женщины поселенцев и их дети тушили пожары в оборонявшемся лагере прямо во время боя.

Противнику, впрочем, тоже досталось. Прежде чем окончательно упасть духом и отступить, он положил на поле брани три с лишним десятка своих людей! И это – только убитыми.

Ради прекращения дальнейшего кровопролития, я позволил разбойникам забрать всех своих раненых и погибших… И убраться восвояси. Полагаю, что сберёг, тем самым, жизни многим нашим людям. Слава Богу – теперь-то, с прибывшими пушками и таким войском, нам никакие абреки не страшны!

***

Все животрепещущие вопросы и актуальные темы совещания командиров были исчерпаны. Генерал-майор Ступишин распустил офицеров по подразделениям… Участники собрания высыпали, наконец, из тесного, душного помещения на свежий воздух.

– Ну, как князь, облюбовали себе уже место в будущей цитадели под фамильные апартаменты? – улыбнулся подполковник Гак, направляясь от невысокого крыльца, вместе с Кургоко Кончокиным, к коновязи с полутора десятками лошадей, стоявших в тени, под навесом. – Вы ведь в самой крепости планируете обосноваться со всем своим семейством?

Лёгкая камышовая крыша навеса покоилась на высоких столбах и продувалась, время от времени, тёплым июльским ветерком. Осёдланные кони лениво шевелили бархатными губами, опустив морды в охапки душистой травы в длинном общем лотке… Терпеливо дожидаясь своих хозяев.

– Разумеется! – подтвердил князь, заходя с яркого солнца в спасительную тень. – А где же ещё?

Он махнул рукой:

– Вон на том месте и поставлю себе дом. Двухуровневый, из саманного кирпича, с парадным подъездом… Я такой видел недавно в кизлярской крепости. Просторный, тёплый… С красивой наружной облицовкой из камня и восемью стеклянными оконницами по фасаду.

Кургоко Кончокин мечтательно закатил глаза:

– Ещё построю рядом летнюю кухню… Конюшню, птичник, амбар, жильё для слуг! Мои каменщики и плотники уже готовы приступить к делу.

Я, с разрешения хозяина того двухуровневого особняка в кизлярской цитадели, велел своим людям снять зимой подробные размеры с его жилища. Уж очень оно мне приглянулось! Только мой дом будет ещё лучше. У меня, кстати, самые искусные зодчие во всей Малой Кабарде. А где вы думаете поселиться?

– Так его превосходительство за меня сию дилемму уже решил, – усмехнулся Пётр Иванович. – Этот неказистый генеральский дом пока и унаследую… На правах начальника строительства цитадели, когда Алексей Алексеевич соизволит съехать. Ждать, как я понимаю, осталось совсем недолго.

Зачем мне тут одному, без семьи и детей, возводить себе персональные хоромы? Моим домом будет вся крепость… На её строительство и направлю все свои силы без остатка, во исполнение высочайшей воли и замыслов государыни.

Подполковник Гак встряхнул головой:

– А что, князь? Эта простая изба, представляющая собой и жильё, и штаб меня на первых порах вполне устраивает! Пусть она и тесновата, и выглядит не по статусу скромно… Бог даст – успею ещё, отстрою здесь себе каменные хоромы не хуже ваших! Если государыня и Сенат определят мне служить тут и дальше, после возведения цитадели. Тогда, пожалуй, можно будет и семью сюда привозить… Вы ведь мне сделаете милость – одолжите , по-приятельски, коли в том возникнет нужда, своих лучших в округе строителей?

– О чём вопрос, Пётр Иванович! – улыбнулся Кургоко Кочокин. – К тому времени, думаю, мои зодчие уж точно освободятся…

– Давно хотел спросить у вас, любезный князь, – подполковник Гак подошёл к своему коню и похлопал породистое животное по лоснящемуся боку. – В Санкт-Петербурге и в Астрахани, я знаю, многие считают меня человеком, достаточно сведущим в кавказских делах. В Сенате полагают, что ваш покорный слуга довольно неплохо разбирается в нравах народов, населяющих кубанские и терские земли.

В голосе Пётра Ивановича послышались самодовольные нотки:

– Не буду скромничать – основания так думать у приближённых ко двору, бесспорно, есть. Я много лет прослужил на юге России и про кавказские порядки кое-что ведаю… Однако, ваше пёстрое черкесское племя до сих пор мне до конца непонятно.

Сим объединённым прозвищем на Северном Кавказе и далеко за его пределами именуются не только кабардинцы. Но и бжедуги, и абадзехи, и шапсуги… И ещё чуть ли не с десяток представителей других племён. Причём нередко – разных вер, языков, мест традиционного проживания. Почему так?

Князь согнал с лица легкомысленную улыбку:

– Называть нас всех черкесами будет, пожалуй, не совсем правильно… Всё намного сложнее.

Сами себя мы с древности именуем адыгами. По-нашему – «дети солнца». И язык у нас, адыгов, вообще-то, очень похож. Друг друга понимаем, несмотря на некоторые отличия.

Мои предки из разных кланов издавна славились на Кавказе, как хорошие воины. А черкесами нас прозвали ещё персы… В седую старину.

Это слово переводится, простите, как «головорез». И прилепилось оно к нам с тех давних пор намертво. Так моих соплеменников теперь соседи именуют повсеместно… И персы, и турки, и татары, и даже вы, русские!

– «Дети солнца», – задумчиво повторил Пётр Иванович. – Надо же… Не знал. Красиво звучит! Действительно – это прозвище намного лучше, чем «головорез».

– Беда моего несчастного народа, – помрачнел кабардинский князь, – заключена в извечной разобщённости многочисленных родственных племён, разбросанных по широкой округе. Если бы не междоусобные войны и бесконечная борьба узденей за власть, адыги давно бы уже господствовали на всей территории Кавказа, от моря до моря!

Кургоко Кончокин поморщился болезненно. Затронутая собеседником тема разбередила старую, чувствительную для национального сознания кабардинского аристократа рану. Он, стремясь повернуть разговор в новое русло, произнёс:

– Позвольте и мне тогда полюбопытствовать у вас, Пётр Иванович…

– Конечно, князь! – откликнулся тут же подполковник Гак. – Спрашивайте… Буду рад ответить на любой вопрос.

– Помните ту отроковицу, которую мы подобрали по дороге сюда, когда наш караван только пересёк границу урочища? Вы тогда ещё, кажется, поручили всю заботу о девчонке врачевательнице и травнице Степаниде…

– Помню, конечно! – кивнул, прерывая князя, Пётр Иванович. – Кстати, вчера я беседовал с целительницей. Говорили мы с ней, в том числе, и о бедном ребёнке, встретившимся нам в степи…

– Выяснилось уже, кто эта отроковица? – во взгляде князя блеснул неподдельный интерес. – Какого роду-племени? Почему оказалась одна и в чужом платье?

Подполковник Гак развёл руками:

– Увы! Ничего существенного выведать Степаниде пока так и не удалось. Похоже, что девчонка лишилась памяти… И, по-прежнему, не разговаривает. Хотя разумом и не повреждена, вроде бы. Да и девственностью цела.

Загадка не только в рваном платье с чужого плеча у отроковицы… Подсохшие пятна крови на одежде – тоже не её, оказывается!

Пётр Иванович покачал задумчиво головой:

– Девчонка, видимо, продолжает всё ещё находиться в состоянии глубокого душевного потрясения. Врачевательница говорит – так бывает… Господь, в минуты тяжкие, невыносимые, сначала забирает у человека сознание на короткий миг. А потом, после возвращения в разум, и память о прошлом. Частично, или даже совсем!