Моздокская крепость

Олег Попов

Моздокская крепость

Терская быль

Посвящается моим родителям, упокой, Господи, их души – моздокчанам Виктору Фёдоровичу и Людмиле Александровне Поповым.

– Где именно находилась крепость Моздок? Кто-нибудь в курсе? – Chispa 1707. 

– А она реально существовала? В «Атласе крепостей Российской империи» такой нет, – EXT 3337552.

Из открытой переписки в интернете, LiveJournal. 2017 год.

Вместо пролога

Краткая историческая справка

В последней трети 18 века Моздокский уезд представлял самую южную окраину молодой Российской империи, стремительно прирастающей новыми народами и территориями на Северном Кавказе. Подобным просторам и природным богатствам в ту пору могло позавидовать и любое европейское государство…

На юге уезд вбирал в себя почти всю современную Северную Осетию и Ингушетию. И доходил до самой границы с Грузией. На востоке – подступал к Кизлярской крепости. На севере – соседствовал с Астраханью… Казаки Екатериноградского и Георгиевского военных поселений прикрывали западную границу уезда.

На этой обширной территории, входящей в состав Астраханской губернии, имелось всё. И заснеженные горы, и дикие, непроходимые леса с вековыми деревьями, и раздольные караногайские степи, с сочными травами по пояс… Текли полноводные реки, бежали прозрачные родники, плескались многочисленные озёра.

Здесь царил самый разнообразный животный мир – с пугливыми оленьими стадами, бесшумными хищниками-одиночками барсами, свирепыми вепрями, лисами, зайцами, волками, медведями… В небе носились бесчисленные стаи разных птиц.

По территории уезда, в основном, протекала и главная его река – Терек. В ней изобиловали осётр и лосось… А в более холодных верховьях косяками скользила меж пёстрых камней в прозрачной воде пятнистая форель. Плавало в Тереке и множество другой рыбы, служившей легкодоступной пищей людям, диким зверям и птицам.

А одно место на левом берегу этой стремительной реки – там, где она, спустившись с кавказских предгорий и круто повернув на восток, устремляла свой бег к Каспийскому морю – издавна привлекало к себе внимание человека. Оно представляло собой поросшую кустарником и дикими чащами обширную лесостепную равнину с невысокими холмами. Место идеально подходило для возведения тут укреплённого поселения.

С юга протекал холодный и быстрый Терек, относительно широкий и глубокий. Его сильное течение могло легко сбить человека с ног… Или обрушить и унести к морю вековое дерево, растущее на краю берега.

С востока и запада стояли дикие притеречные леса. А с севера лежали степь. Первозданная, совершенно безлюдная… Открытая человеческому взору на многие вёрсты.

Северо-восточную сторону этого прибрежного местечка ещё прикрывало от незванных гостей обширное болото… Вязкое, труднопроходимое, кишащее лягушками, пиявками, отъевшимися ужами и тучами комаров.

Эта дикое место у кабардинцев именовалась урочищем Мез-догу… Что в переводе на русский язык означало «глухой лес».

В начале восемнадцатого века здесь решался селиться далеко не всякий человек… Даже из самых отчаянных, предпочитающих уединённую жизнь аборигенов. Уж больно место было необустроенное и опасное!

Эту, практически безлюдную и по сути никем не контролируемую территорию считали, в описываемое время, своей исконной, законной землёй кабардинские феодалы, оспаривавшие её у России. А ещё, Богом забытое местечко на самой южной границе империи, очень беспокоило астраханских губернаторов… Поскольку служило, на протяжении многих десятилетий, постоянным раздражителем и источником головной боли для российских чиновников.

В урочище Мез-догу, вдали от любой власти, вопреки всякому порядку и дозволениям, самовольно селились, обзаводились хозяйством и даже пытались заниматься земледелием, никониане. Так тогда в православной России официальная церковь называла старообрядцев.

Эти люди жили идеями реформирования общегосударственной религии. Они, подавляющим большинством жителей империи, считались христианскими раскольниками и вероотступниками.

Власть всегда смотрела на никониан косо. Постоянно облагала их повышенным налогом… А в отдельные времена и прямо считала раскольников государственными преступниками.

В урочище Мез-догу старообрядцы, сбежавшие от уголовного преследования, годами обитали скрытно от всех. Труднодоступное место выбирали для уединённого проживания так же беглые крепостные крестьяне, горцы, бежавшие по разным причинам из своих селений, солдаты-дезертиры…

Через эту, фактически обширную брешь на плохо охраняемой южной границе империи, в пределы государства, постоянно, тайно и явно, вторгались извечные враги России – турки. С самыми недобрыми намерениями…

По пути они обычно объединялись со своими местными вассалами и союзниками. Подбивая их – где добрым мусульманским словом, где турецким золотом, а где и прямыми угрозами – на активное сопротивление гяурам… Главному и самому сильному геополитическому противнику османов на Северном Кавказе.

Вооружённые отряды правоверных, под турецким управлением, продвигаясь через урочище Мез-догу дальше на север, вглубь российской территории, грабили и жгли встречающиеся им на пути селения – как христиан, так и местных язычников… А магометан убеждали подниматься на борьбу с неверными кафирами.

Захваченных пленников – самую ценную свою добычу – налётчики сгоняли на невольничьи рынки целыми караванами… И обращали людской товар в золото.

Работорговля на Северном Кавказе превратилась к середине 18 века в основное и весьма доходное занятие… Невольничьи рынки тогда бойко торговали людьми по всему восточному Черноморскому побережью. А самые крупные базары располагались в Турции и Крыму.

По свидетельству современников, особенным спросом у покупателей и ценителей живого товара пользовались светлокожие молодые женщины, с красивым лицом и полными бёдрами… А если невольница обладала ещё и тонкой талией – за такую яростно, до хрипоты торговались.

К началу нашей истории, в Российской империи уже давно назрела пора наводить порядок на кавказской границе… В этом регионе государства царили жестокие, даже по меркам 18 века нравы, лилась бесконечным потоком кровь, постоянно вспыхивали межэтнические и религиозные конфликты.

Под крыло более сильной, организованной и относительно стабильной Российской империи настоятельно просились уставшие от набегов своих беспокойных соседей ингуши, осетины, грузины, некоторые адыгские и татарские племена… Эта бесконечная война на Северном Кавказе всех со всеми уже никого не устраивала.

Однако обеспечить мирную жизнь дружественным малым народам и ликвидировать, наконец, проходной двор на своей терской границе, недостойный сильной державы, России было совсем непросто… Молодая, только набирающая мощь империя, в ту пору имела на юге весьма шаткие позиции.

Кавказскую границу здесь постоянно защищали три казачьих войска – Гребенское, Кизлярское, и Терско-Семейное. Звучало это достаточно грозно… Вот только в сумме защитников южного кордона было не более тысячи всадников. Они сообща противостояли набегам турок, крымских татар, немирных тавлинцев (горцев Дагестана), чеченцев, кумыков, части ногайских племён… И представителям других местных народов.

В то время лидирующее положение в интересующем нас регионе Северного Кавказа занимало кабардинское общество. Обширные земли, которые оно контролировало и с которых регулярно собирало дань, представляли собой многоязыкое «лоскутное одеяло». Здесь веками сосуществовали люди разных народностей, со своими обычаями, историей и культурой.

Само же господствующее кабардинское племя делилось на два враждебных друг другу феодальных княжества – Большое и Малое… Знать этого кавказского народа в 18 веке чувствовала себя хозяином на обширной территории от верховьев Кубани до низовьев Терека. Все остальные малые горские племена, находящиеся под властью кабардинских князей и узденей платили более сильному соседу тяжелую и унизительную плату за своё существование. Причём, не только в виде скота, части урожая и разным имуществом… Но и людьми.

Два родственных княжества, при этом, непрестанно сорились и конфликтовали между собой. Постоянно образовывали друг против друга альянсы и партии, плели интриги… И если Большая Кабарда, в своей внешней политике, больше ориентировалась на Турцию и Крымское ханство, то Малая, напротив, – старалась поддерживать добрососедские, союзнические отношения с Россией. Хотя, по большому счёту, каждый в этой игре, преследовал исключительно собственные интересы.

В 1739 году, после завершения очередной войны, не первой и далеко не последней между Россией и Турцией, был заключен Белградский договор. Две империи постарались в очередной раз окончательно разделить зоны влияния на Северном Кавказе.

По условиям подписанного соглашения, вся Кабарда, Большая и Малая, объявлялась свободной… И вмешательство в ее внутренние дела со стороны сильных держав не допускалось. Но, как это обычно бывает в политике, договор соблюдался больше на бумаге.

Согласно подписанному межправительственному документу с турками пограничное урочище Мез-догу навсегда отходило в собственность России… Однако кабардинская знать все равно продолжала считать эту землю своей. И весьма болезненно реагировала на всякое появление посторонних людей в урочище.

Надо сказать, что отношения у кабардинцев, и прочих родственных им адыгских племён, с Российской империей, ко второй половине 18 века, сложились весьма неоднозначные и противоречивые… Вот, например, что один из высокопоставленных деятелей того времени, дипломат Артёмий Волынский, писал с Кавказа Екатерине Второй в секретном донесении:

– Вся Кабарда находится теперь под рукою Вашего Величества, только не знаю, будет ли от того какая-нибудь польза, ибо между ними и во веки миру не бывать. Житье у них самое зверское, и не только посторонние, но и родные друг дружку за безделицу режут, и чаю, такого удивительного дела, чтобы сыскался виновный, никогда не бывало, да и правого нет никого; а за то что первая началась ссора, то уже из памяти у всех вышло.

И так, за что дерутся и режутся, того истинно сами не знают, а только вошло у них это в обычай, что и переменить невозможно. Приводит их к этому еще такая нищета, что некоторые князья для того ко мне не едут, что не имеют платья, а в овчинной шубе ехать стыдятся; купить же негде и не на что, понеже у них монеты нет никакой, а лучшие богатства их – стада и табуны разграблены соседями, так что кормят их даже их же слуги, но всего мерзкого житья их и описать невозможно. Одно только можно похвалить, что все такие воины, каких в здешних странах не обретается, и где татар и кумыков нужна тысяча, там их довольно двухсот…

В 1739 году Россия не зря определила за собой стратегически важное урочище Мез-догу. Укрепляющаяся на Кавказе империя имела на это местечко собственные, далеко идущие планы…

В августе 1753 года Коллегия иностранных дел Сената в секретном порядке предписала Кизлярскому коменданту дотошно исследовать урочище. В этом распоряжении оно уже получило своё официальное название «Моздок». Кабардинское наименование местечка царские чиновники быстро переделали в более благозвучное для себя.

Коллегия иностранных дел поручила специалистам дать экспертное заключение о возможности возведения в урочище военной крепости. А те, проведя в скором времени изыскания на местности, признали лесостепное плато на левом берегу Терека вполне подходящим для подобного строительства… И пригодным для размещения при будущей цитадели обширного жилого посада.

Однако, постоянная политическая напряжённость на Северном Кавказе, непростые русско-турецкие отношения, вечно грозящие вспыхнуть новым конфликтом между империями, всё никак не позволяли развернуть в урочище большую стройку… Год проходил за годом. Но в местечке Мез-догу почти ничего не менялось.

Ещё в начале 18 века казаки, представлявшие на Северном Кавказе, пусть и не великую, но вполне реальную боевую силу, защищавшую южную границу Российской империи, разделились на гребенских (т. е. – горных) и терских. Это своеобразное воинское сословие выглядело тогда здесь очень неоднородным.

Любому аборигену, например, не составляло труда попасть в гребенцы… Для этого было достаточно принять православие и поселиться в одной из горных казачьих станиц.

А терцы – так те поначалу вообще набирали в свои ряды всех желающих служить интересам России, без разбора… Зачастую – даже независимо от вероисповедания и постоянного места проживания!

Это было очень удобно для представителей многочисленных кавказских племён… И некоторые из них пользовались подобной уловкой, чтобы решать свои сиюминутные житейские проблемы.

Например, спасающийся от преследования абрек (разбойник), кровник или горец, похитивший невесту, доскакав до любой гребенской станицы, наспех крестился в местной церквушке… А затем называл себя при свидетелях казаком… И – всё! Дальше они уже могли жить относительно спокойно среди гребенцов.

Вся станица поднималась на защиту такого новоявленного казака… Если преследователи, все-таки, решались отбить силой нарушившего законы гор. Гребенцы и терцы своих никогда не выдавали…

Неудивительно, что среди представителей казачьего сословия на Северном Кавказе, к середине 18 века, было много, как тогда говорили, «воровского народа». А попросту – небольших шаек головорезов из разных местных племён.

Они никому не подчинялись… Ни правительственным чиновникам, ни национальным обычаям кавказских народов, ни даже казачьим законам и чужим атаманам. Этакая гуляющая по степям, горам и лесам безбашенная вольница.

А промышляла она, чаще всего, грабежами армянских купцов, набегами на зажиточные селения, участием за плату в краже невесты, для богатого заказчика, угоном отар и табунов… Подобные лихие отряды даже нанимались воевать в конфликтное время за враждующие стороны. За деньги эти люди готовы были сражаться, где угодно и за кого угодно…

Не все знают, что целое казачье войско – так называемые «некрасовцы» – участвовало в походах турецкого султана против России. Это боевое подразделение османские предводители очень ценили за храбрость… Настолько, что позволяли казакам свободно придерживаться своей православной веры и соблюдать все христианские обряды на турецкой земле.

Часто сменявшиеся на престоле султаны всегда одинаково щедро делились военной добычей с «некрасовцами», после каждого успешного совместного похода. Правительство Оттоманской Порты даже отвело казакам участки земли для постоянного и безбедного проживания на турецкой территории.

И это был, увы, не единичный случай, когда свой же, славянский брат и единоверец, вставал с оружием под знамёна врагов Российской империи… На стороне крымского хана против царского правительства сражался, например, казачий отряд «аграхановцев». Это подразделение состояло, в основном, из христиан-староверов.

А часть кубанцев во главе со своим атаманом, оставшимся в истории под именем «Костьки Иванова» долгое время жила среди чеченцев и кумыков «по их обычаям». И даже совершала вместе с горцами набеги на соседние гребенские станицы… Грабила и жгла хаты казаков, не гнушаясь и убийствами людей.

К 18 веку на Северном Кавказе десятки разноязыких народов уже успели тесно сблизиться между собою – культурно, экономически, политически… А порою – и кровно.

Чеченцы, в те времена, стояли как бы особняком среди других горских племён, в силу своего демократического социального строя. У них отсутствовала, какая бы то ни была, феодальная верхушка.

Служившие на Кавказе российские чиновники, как правило, из потомственных дворян, и часть местной горской аристократии, не всегда понимали, как им следует вести себя на переговорах с чеченцами… По рангу ли знатным, родовитым обладателям «голубой крови» обсуждать важные дела на равных с теми, кто не имеет за плечами унаследованного «благородного» происхождения?

Интересно, что со своими ближайшими соседями, гребенскими казаками, до самой середины 17 века чеченцы особо не враждовали… И жили себе вполне мирно. По кавказским меркам той поры, понятное дело.

Случались между ними, конечно же, обоюдные набеги на селения, угоны скота и грабежи… Но это тогда считалось невеликим грехом – «молодечеством»! И даже не было причиной, чтобы объявлять войну соседу. Имеешь достаток, так и охраняй его надёжно, будь добр!

Происходившие же иногда убийства с обеих сторон, во время подобных набегов, носили случайный, непреднамеренный характер… И, по большому счёту, тоже не считались серьезным преступлением. Ну, бывают свои издержки у рискованных мужских забав! Никто от несчастных случаев не застрахован.

А вот если налётчикам маленьким дерзким отрядом удавалось ворваться в хорошо укрепленное чужое поселение, разграбить его и безнаказанно вернуться восвояси с богатой добычей – этим фактом потом долго гордились… Даже героические песни слагали! Такие, вот, лихие нравы были в моде.

Кстати, гребенцы не считали зазорным “умыкнуть” невест, да и просто наложниц себе, из соседних горских аулов… И даже казачек похищали из других станиц!

За долгие годы жизни на Кавказе, гребенцы уже сами мало чем внешне отличались от горцев. Чернобородые, с загорелыми и суровыми лицами, темноглазые, в черкесках и всегда при больших кинжалах на поясе… В лохматых папахах зимой и летом на коротко стриженных, а то и вообще обритых головах.

Кошка же пробежала между казаками и чеченцами, как передавали потом внукам седые старики рассказы своих дедов, вот почему…

Ещё в середине 17 века в приволжских степях стали набирать силу калмыцкие кочевники. Эти представители некогда могущественной монгольской расы, активно захватывая жизненное пространство вокруг себя, начали теснить своих более слабых соседей – ногайцев. Сопротивляясь и отступая с боями с исконных, родовых земель, те постепенно дошли до самого Терека.

Большинство кабардинских князей и представителей других адыгских племён, владевших в описываемые времена значительной областью Северного Кавказа, предпочли не вмешиваться в чужой конфликт… И даже не стали особо возмущаться по поводу вторжения враждующих сторон в свои земли.

Напротив – адыги сумели быстро наладить, если не союзнические, то уж вполне нейтральные отношения с воинственными калмыками. И, в результате дипломатических переговоров с предводителем кочевников Аюк-ханом (годы жизни – 1642-1724), преследовавшим и беспощадно истреблявшим отступающих ногайцев, пропустили тех и других через свою территорию… Дальше – за Кубань и за Терек. Разбирайтесь, мол, сами между собой.

Неожиданное нашествие, тем самым, было направлено кабардинскими переговорщиками в обход и мимо адыгских селений, полей и пастбищ… Значительной поток ногайцев устремился на юг, в земли никому не подчиняющейся Чечни.

Здесь, на Тереке, на пути противоборствующих сторон оказались и станицы казаков… Последним пришлось тоже задуматься, как следует поступить в сложившейся ситуации?

Здравый смысл не позволил гребенцам и терцам рисковать своим худо-бедно налаженным бытом и ссориться с вторгнувшейся к ним многотысячной армией степняков. Аюк-хан не собирался конфликтовать с казаками, поскольку воспринимал их, как союзников и собратьев по оружию, состоявших на службе у русского царя… Которому подчинялся и сам калмыцкий предводитель.

Аюк-хан в ту пору платил императору Петру Первому небольшой ясак (натуральную подать), как верный вассал… Вождь кочевников также отправлял своих лучших всадников на войну, если того требовали интересы русского государства.

И гребенцы с терцами благоразумно решили в яростном чужом противоборстве тоже отсидеться в сторонке… Постарались станичники сохранить нейтралитет и в ссоре, вскоре вспыхнувшей между Аюк-ханом и вайнахами.

Чеченцам, дорожащим своей независимостью, очень не понравилось, что на их равнинные, недавно освоенные земли за Тереком, вдруг вторглось столько вооружённых, да ещё и воюющих друг с другом людей. Вайнахи не стерпели… И ввязались в явно неравную драку с агрессивными степняками.

Дети гор не пожелали спокойно наблюдать, как многотысячная конница непрошенных гостей бесцеремонно вытаптывает плодородные поля и пастбища по правобережью Терека, гоняясь за остатками ногайского войска… И хозяйничает на чужой земле.

Вайнахи восстали. И развязали против калмыков ожесточённую войну…

В ответ на такое сопротивление чеченцев, Аюк-хан со своими полчищами разорил их земли. Завоеватель-кочевник загнал вайнахов с равнин обратно в горы… И сам поселился на несколько лет на берегах Сунжи.

До сих пор в наименованиях некоторых чеченских земель сохранились отзвуки того давнего бедствия. Взять, например, название села Улус-Керт в современном Шатойском районе республики… Оно переводится на русский язык, как «Калмыцкая крепость».

Или другое чеченское село – Элистанжи в Веденском районе… Это место выбрал когда-то сам завоеватель Аюк-хан в качестве одной из своих военных ставок. И название села явно созвучно с названием современной калмыцкой столицы Элиста.

Сохранились и другие красноречивые топонимы… Старинные предания горцев и степняков гласят, что в конце концов вайнахам, ценой большой крови, удалось оттеснить захватчиков обратно за Терек… Чеченцам пришлось даже выдать за Аюк-хана свою самую красивую девушку, чтобы умиротворить безжалостного завоевателя. После чего калмыки окончательно ушли… И поселились в более комфортных для себя астраханских степях.

Но этот нейтралитет в войне с кочевниками горцы своим ближайшим соседям-казакам не простили… И уже в первой половине 18 века, совершая привычные набеги на станицы гребенцов, чеченцы не только забирали, если получалось, чужой скот и имущество, но и уводили в рабство людей, жгли дома и добивали раненых. В общем, поступали с казаками так, как полагалось себя вести с заклятыми врагами.

Естественно, что вскоре и станичники стали действовать подобным образом, во время своих набегов на чеченские селения. Обоюдное ожесточение росло… Кровопролитная вражда ближайших соседей набирала силу.

Армяне, судя по историческим материалам, особого участия в междоусобицах и сражениях на Северном Кавказе в середине 18 века не принимали… Зато постоянно встречаются в письменных документах тех лет имена армянских промышленников и купцов. Эти предприимчивые люди активно занимались, например, выращиванием, обработкой, доставкой в Россию через южную кавказскую границу такого важного стратегического сырья, как хлопок.

Примечательно, что ещё Петр Первый принял армян под свое особое покровительство. Так, он писал на Кавказ русскому наместнику, генерал-майору Кропотову: «Народ армянский… мы в протекцию приняли и для поселения желающим удобные места отвести повелели… Селить их по рекам Сулаку, Аграхани и Тереку и содержать тебе оных в крепком охранении».

А доля купца, надо сказать, в те далекие времена, была совсем не сладкой… А порой – и смертельно опасной.

Торговые караваны подстерегали в лесах и степях Северного Кавказа многочисленные разбойничьи шайки. Купцов и их обозы грабили все, кому не лень… И безжалостно расправлялись со свидетелями, никого не оставляя в живых.

По тогдашнему закону, всякий иноземный торговец обязан был, пересекая границу Российской империи, доложиться царскому чиновнику о своём прибытии… Уплатить пошлину в казну и получить разрешительный документ на проезд вглубь страны.

Затем, купцу выделялась охрана из солдат… Которая и сопровождала караван с товарами до указанного места назначения.

Но… Армянские, грузинские, греческие, персидские и прочие торговцы упрямо, на свой страх и риск, пытались проводить свои гружённые обозы, через плохо контролируемые южные рубежи Российской империи, нелегально.

Купцы гнали караваны в обход таможенных постов и приграничных селений, сквозь дремучие леса и безлюдные степи. Часто – с самой мизерной, случайной охраной… Ставя на кон собственные жизни и имущество.

А все потому, что алчные царские чиновники на Северном Кавказе славились своим безмерным мздоимством. Они грабили пытавших въезжать в Россию законным порядком иноземных торговцев не хуже разбойников с большой дороги… Разве что жизни не лишали!

Не помогали купцам и многочисленные жалобы, направляемые царскому правительству в Санкт-Петербург, на процветавшее взяточничество и самоуправство русских чиновников на южной границе… Вот и водили торговые люди свои караваны в империю смертельно опасными контрабандными тропами.

В 18 веке Россия, в результате частых и жестоких военных походов по немирным землям Северного Кавказа, установила, наконец, мало-мальский контроль над значительной частью Кумыкии… К описываемому времени на этой территории уже успело сложиться несколько политических национальных образований – шамхальств, во главе со своими феодальными правителями. И среди них особое место занимал тарковский шамхал, провозгласивший себя валием (т.е. – владетелем) всего многоязыкого Дагестана.