Самовоспоминание: путь к безусловной любви. Руководство пользователя

Ум выполняет четыре главные функции, причем очень эффективно. Он умеет:

1) решать технические вопросы в настоящем мгновении (как завязать шнурки, как добраться домой из данного места, как спланировать свои будничные дела);

2) общаться с другими;

3) запоминать;

4) обеспечивать присутствие и внимание.

Таким образом, ум играет важнейшую роль в самовоспоминании: я должен вспоминать свою практику с помощью ума, в этом и заключается его функция. Ему нужно только вспоминать, больше ничего. Тут сознательная воля должна взять верх над Существом, и внимание следует сознательно переместить на тело, где может происходить самонаблюдение.

Страх разделяет, а любовь объединяет

Ум – это двоичный компьютер. Это просто означает, что он все разбивает на две части (две вышеупомянутые обобщенные категории): нравится – не нравится. И так со всем, включая отношения. Вы можете интуитивно понять, что это может означать для ваших отношений?

Ум разделяет, расчленяет всю информацию, весь опыт, всю реальность на две части. Страх разъединяет, а любовь объединяет. Таким образом, бессознательная деятельность ума продиктована страхом: наложение полученной реальности, ее переформатирование в узнаваемые паттерны, соответствующие сохраненной в уме личной истории, и распознание только тех данных, которые поддерживают и подтверждают эти пугающие шаблоны. Ум настаивает на сохранении существующего положения вещей, даже если оно несет только проблемы, страдания и болезни или даже угрожает жизни. Мы и вправду должны дышать сигаретным дымом, даже если он в конечном итоге убьет нас? Да, но только до тех пор, пока это поддерживает ранее существовавшие паттерны, то есть такие, которые подкрепляют мое отношение к себе и своей жизни. Бессознательная деятельность ума коренится в страхе. Следовательно, все, что ум признает и считает реальным, основано на страхе. Иначе и быть не может, потому что его главной движущей силой является страх.

Из-за своей двоичности ум оперирует отношениями точно так же, как и всей воспринимаемой реальностью, то есть, объятый страхом, он классифицирует и обобщает, лжет о любви. Страх душит любовь.

Точнее, страх – это отсутствие любви подобно тому, как тьма – это отсутствие света. У страха нет собственных качеств, он являет собой лишь отсутствие положительного качества. Это тень реальности, а не сама реальность. И из-за своей двоичности ум разбивает отношения, любовь на две части, что автоматически, по закону природы, губит ее.

Любовь объединяет, а страх разделяет. Страх – это отсутствие любви. Когда меня к кому-то влечет, ум обобщает это влечение и сохраняет его в категориях «нравится – не нравится». Он очень быстро начинает составлять список представлений о другом человеке: вот что мне в нем нравится, а вот что мне не нравится. Вы можете интуитивно определить, какой список будет увеличиваться и в результате начнет поглощать ваше внимание? И можете затем интуитивно предугадать, каким будет итог ваших отношений, даже если вы продолжите жить вместе?

Возможно, вам давно все это известно, и вы можете оценить, что это значит для вашей жизни. Моя личная история усеяна, как поле битвы после войны, трупами несостоявшихся отношений, над которыми поработал ум. Результат предсказуем и неизбежен, потому что ум – это оценивающая машина, которая оперирует обобщениями: «Он всегда… (заполните пробел)» или «Я ненавижу, когда она всегда… (заполните пробел)». Всякое оценивание – это способ избегать отношений, потому что они основаны на страхе.

Сначала должно идти самовоспоминание, а за ним – самонаблюдение. Там, где есть оценивание, самонаблюдение невозможно. Оценивание берет начало в отождествлении («Я есть это») и коренится в страхе. Любовь никогда не дает оценок. Бойтесь судей. Безусловная любовь[16] – это сознательная любовь, любовь Существа (души), которая является зрелым присутствием и вниманием. Зрелое внимание только наблюдает, ничего не говоря и ничего не обозначая, без классификации и оценивания. Зрелое внимание – это «сознание свидетеля», или «безмолвный свидетель», то есть сознание, направленное на себя и раздвигающее свои границы, чтобы охватить всю реальность без исключений, вобрать в себя все на свете. Это самый зрелый уровень, третья стадия самовоспоминания. Безусловная любовь охватывает все без исключений. Наш Творец[17] – это безусловная любовь.

Правильного пути нет

Необходимо с самого начала озвучить это предостережение: нет единственного или «правильного» пути к технике самовоспоминания. Эта практика бесконечна в своем разнообразии и возможностях, она уникальна для каждого отдельно взятого практикующего. Далее в этой книге будет приведен ряд полезных рекомендаций и предложений, как лучше начинать эту практику, но они не являются истиной в последней инстанции. Это советы не эксперта, а такого же практикующего, как и вы: механика, а не гуру или мастера; неофита, а не адепта. Эта книга лишь знакомит с практикой самовоспоминания, очерчивает ее возможности и предлагает несколько главных подходов к ней. Она не претендует ни на энциклопедичность, ни на всеобщее признание. Все духовные истины вы должны проверять сами, полагаться на свой личный опыт, а не на чужие слова.

Я до того параноик, что на моем велотренажере установлено зеркало заднего вида.

Ричард Льюис

Краткое примечание для читателя. Я отдаю себе отчет в том, что повторяюсь, не один раз излагая в этой книге информацию, которую я уже проанализировал. На то есть несколько причин. Первая заключается в том, что эти знания угрожают эго[18], которое быстро начинает игнорировать, подвергать сомнению и даже исключать их из своей памяти, потому что они не поддерживают и не подтверждают его паттерны. А это значит, что читатель, перейдя к следующей главе, скорее всего, забудет все сказанное в предыдущей – из-за самой конструкции бессознательного двоичного компьютера. Он запрограммирован упускать из виду данные, которые не поддерживают его вымученные категории и модели, имеющие для него огромную ценность. Вторая причина тесно связана с первой и заключается в том, что содержащуюся здесь информацию необходимо повторять снова и снова, чтобы она сохранилась и была пригодна для моей практики. Практика присутствия[19] представляет собой самовоспоминание/самонаблюдение. И это не две отдельные практики, а одна, единая. Я не смогу наблюдать за собой до тех пор, пока не вспомню себя. Сначала я вспоминаю, а потом наблюдаю.

Таким образом, повторяясь, я поступаю верно. Возможно, теперь вы интуитивно поймете, почему я это делаю, и не позволите оценкам ума мешать вам сосредоточить внимание на подручных средствах.

Бдительный человек охраняет свой дом

Тело – наш дом, но мы проводим всю

нашу жизнь

в рабстве у него, трудясь долгие часы на работе,

которую мы ненавидим всей душой, и ради чего?

Чтобы накормить, одеть и укрыть тело. Мы тратим

свою жизненную силу, это драгоценное дыхание,

на ум, который отдается желанию и слетает с катушек,

одурев от бесконечной жажды большего,

и, не желая дисциплинировать себя

даже в малейшей степени, уподобляется лошади,

которая закусила удила и мчится под гору,

унося нас с собой навстречу неизбежной гибели.

Жизнь, проведенная в ненасытном желании,

полна горечи, ибо она лишает нас достоинства и оставляет

с пустыми руками и чувством неудовлетворенности.

Бдительный человек охраняет свой дом от этого вора.

Он никогда не спит и зорко следит за тем,

что происходит в каждой комнате.

Красный Ястреб, «Мать-гуру», 63

Глава 2

Духовная хирургия: освобождение от чувства собственной важности

Что нас ослабляет, так это чувство обиды на поступки и проступки других людей. Наше чувство собственной важности требует, чтобы мы почти постоянно на кого-нибудь обижались. Лишившись чувства собственной важности, мы становимся неуязвимыми.

Карлос Кастанеда. «Огонь изнутри», 12

Таким образом, самовоспоминание, и только самовоспоминание, позволяет человеку сбросить внешнюю оболочку личности и свободно чувствовать и действовать, исходя из своей сущности, то есть быть самим собой. Так он может избавиться от притворства и подражания, которые порабощали его с детства, и вернуться к тому, кто он есть на самом деле, вернуться к своей глубинной природе.

Родни Коллин. «Теория небесного влияния», 230

Одни из тех, кто приходит в школу, охвачены горем, другие – тоской, третьи – печалью, четвертые – надеждой. Все это просто бремя, вынесенное из грез. Внутренние установки сгорают благодаря трению и самовоспоминанию.

Ю. Дж. Голд. «Радость самопожертвования», 89

Когда мой духовный учитель мистер Ли дал мне задание написать книгу «Самонаблюдение», я уверовал в то, что как только я сдам готовую рукопись – делу конец. Но не тут-то было: сразу началась новая рабочая октава[20], которую я никак не мог ни вообразить, ни предвидеть. Для меня это был (добавим патетики) смертный приговор. Что теперь я вижу очень ясно, так это то, что мое имя на обложке этой книги требовало такого уровня личной ответственности, честности перед собой и работы над собой, который в то время был далеко за пределами моих возможностей, из-за чего я угодил прямо в огонь Мастера.

Меня попросили рассказать о практике самонаблюдения на публичных собраниях. Я согласился, и необычайные события, последовавшие за моими выступлениями, лично для меня были поразительными. Как только я начал писать книгу, мистер Ли не раз шокировал меня, нанеся мне целую череду ударов, безжалостно сыплющихся на меня градом, которые помогли выявить мое чувство собственной важности и его влияние на меня и на тех, кто со мной общается. Я был готов увидеть и почувствовать то, что обнажили эти потрясения. Страдание, а точнее, ужас стал моей самой плодотворной садханой (духовной практикой, путем к пробуждению). Мистер Ли хирургическим путем удалил мою систему буферов[21], чтобы я не мог (и не хотел) прятаться от того, что мне показывают.

Мой гуру[22] защищает меня и тех, с кем он сводит меня, от совокупности привычек, которые разрушили бы мою работу, учитывая предъявляемые ко мне требования, если бы во мне не был задействован саморегулирующийся механизм в виде самовоспоминания и самонаблюдения. Мой гуру был столь милостив ко мне, что обнажил, словно хирург, во мне все, что причинило бы наибольший вред мне лично и тем, кто обратился ко мне за советом и поддержкой в вопросах собственной практики самонаблюдения. Сейчас мне открылась моя внутренняя хрупкость, моя душевная глухота к другим людям, то есть недостаток эмпатии и даже бездушие, а еще заблуждение о своей компетентности – за всем этим стоит страх того, что я никуда не гожусь, моя низкая самооценка. А за этим страхом, как показало мне самонаблюдение, скрывается мой главный страх: быть отвергнутым. Меня усыновили в младенчестве. Мой страх прикрыт прозрачной вуалью, яркой декорацией уверенности. Моя жизнь пронизана ужасом.

Страх и томление

Благодаря хирургической операции мистера Ли, блестяще проведенной им на моем чувстве собственной важности, во мне появились две вещи: 1) боязнь моего чувства собственной важности; 2) страстное желание.

Много лет назад я прочитал нижеследующую цитату мадам Успенской, которая смутила меня в момент чтения и создала у меня иллюзию понимания ее слов:

Вся работа основана на бдительности. Работающий человек осознает, что он является машиной, и боится своей машины. Поэтому он наблюдает. Пока у двери стоит страж, входящие и выходящие подвергаются тщательному осмотру… Здоровая клетка выполняет эту работу сама.

«Беседы» мадам Успенской, 1

В этой только что процитированной мной давно изданной брошюре описан глубокий шок от осознания того, что чем чаще я вижу свою механичность, свои привычные реакции на впечатления, тем больше начинаю бояться бессознательного действия машины, совокупности привычек. Я осознал этот страх. Мое чувство собственной важности ежедневно проявляется с неожиданных сторон, и оно не ослабевает, несмотря на неоднократные разоблачения. Поэтому я должен наблюдать. Этот страх перед его воздействием на других и на меня, боль, которую оно причиняет им и мне, побуждает меня проявлять больше бдительности, чем когда-либо в моей жизни. Почему? Потому что боль от его воздействий невыносима – намеренное страдание.

Я боюсь того, на что я способен, когда бессознателен. Я живу в том, что Гурджиев назвал ужасом ситуации. Я вижу, что, когда я отождествляюсь с определенными «Я» во мне, я способен на что угодно, на любой вред, и я беспомощен, так как не управляю своей жизнью. Поэтому мне срочно нужно работать. И мне необходимо возложить все свои надежды на гуру и Бога.

У суфиев есть замечательное правило: «Не отвлекайся ни на один вдох». То, что когда-то казалось невозможным идеалом, теперь стало для меня невозможной необходимостью. Я не могу сделать это сам. Об этом стоит думать только при сдаче (капитуляции) перед моим Мастером. Он ежедневно шокирует меня во время моего самонаблюдения, которое служит постоянным источником угрызений совести, моей эгоцентрической бесчувственности по отношению как к другим, так и к самому себе. Это угрызение совести, проникающее так глубоко, пронзающее самое сокровенное сердце Существа, стало ценнейшим внутренним напоминанием, которое помогает мне бодрствовать лучше. Я просто боюсь спать. Я не могу себе это позволить. И все же я сплю. Мадам Успенская продолжает:

Человек, знающий свою выгоду, не станет красть у самого себя, а сбережет свою энергию, зная о том, что без энергии ничего не получится… Очень важно быть собранным, но при этом необходимо быть собранным в нужном месте… А чтобы правильно собраться, нужно быть расслабленным. Не нужно ни за что цепляться.

«Беседы», 1

Мистер Ли, по доброте душевной, позволил мне увидеть мое чувство собственной важности так ясно, что я даже испугался. Этот страх – просто знак его милосердия. Я вижу, как чувство собственной важности обкрадывает меня и мои отношения. На самом деле это способ избегать отношений. В отсутствие этой энергии внутри меня я не могу вспомнить себя и, значит, наблюдать за собой. Я – бессознательный механизм; тварь, движимая повадками. Я живу как зверь, а не как человек, что находит отражение во всех моих отношениях.

А вторым следствием тонкой хирургической операции моего Мастера стало страстное желание, которое в сочетании со страхом перед сонным забытьем может привести к преображению. Страстное желание просто побуждает помнить себя, всегда и во всем. Более того, я очень хочу перестать избегать как внутренней, так и внешней коммуникации. Я жажду положить конец моему воображаемому обособлению от нашего Творца, а это, говоря простым языком, означает, что я жажду всегда и везде присутствовать в «сейчас» моего тела.

Именно этот смысл заключен в вышеупомянутом суфийском учении: «Не отвлекайся ни на один вдох». Для меня это уже не просто теория, а неотложная необходимость, срочное дело, если я хочу провести в жизнь учение моего Мастера так, как он просит меня. Это невозможно, во всяком случае на моем нынешнем уровне осознанности, и все же дыхание является одним из главных союзников в достижении этой цели. Поэтому суфии считают дыхание ключом к ней. Таким образом, когда мадам Успенская особо отметила, что необходимо быть «собранным в нужном месте», возможно, дыхание – это один из способов понять этот наказ. В моем понимании самовоспоминание включает в себя ощущение дыхания. Сосредоточение внимания на дыхании помогает мне «быть собранным в нужном месте». Но я должен смириться с медленным накоплением впечатлений и сопутствующим потрясением, когда вижу себя таким, какой я есть, чтобы не забывать, кто я есть, и оставаться «собранным в нужном месте». В своем нынешнем виде я не накопил достаточно силы внимания, чтобы оставаться на месте очень долго, прежде чем меня отвлечет внутренняя реакция на впечатления. Но интервал между присутствием и отсутствием становится все короче из-за этого сознательного накопления впечатлений. Я возвращаюсь чаще и остаюсь дольше.

Где объективность расположена в нашем теле

Я могу применить это учение мадам Успенской и иначе: поэкспериментировать и проверить на себе сознательное размещение внимания в теле, то есть найти в себе место, из которого я мог бы наблюдать за собой более объективно, без оценок, а значит, без отождествления с наблюдаемым.

Есть несколько возможностей для такого размещения. Расположение объективности в теле может варьироваться в зависимости от того, к какой духовной школе вы относите себя. Что касается меня, то я, следуя различным указаниям Гурджиева, которые он рассыпал в своих трудах, из-за чего их нужно хорошо поискать, остановился на брюшной области солнечного сплетения в качестве отправной точки. Я экспериментировал с различными зонами тела. И вы должны найти собственное место методом проб и ошибок. Но одно несомненно: чтобы наблюдать за умом объективно, это следует делать из позиции, находящейся вне ума. Я не могу наблюдать «первое кольцо силы» (ум) изнутри этого кольца. Чтобы отслеживать это первое кольцо, внимание следует сознательно направлять на то, что Карлос Кастанеда назвал «вторым кольцом силы» (оно находится в более низкой области тела, ниже шеи). Для этого необходимо «сдвинуть точку сборки» (точку в теле, в которой формируется наше ви́дение реальности, а у большинства людей это происходит в уме. Опять же, это термин Кастанеды. Некоторые помещают эту точку вне физического тела – в «энергетическое тело», окружающее физическое. Для целей нашего исследования я переношу эту точку в физическое тело). Это потребует сознательного переключения внимания на новое место в теле, иначе я буду просто ходить по кругу с нулевым результатом, без возможности преобразиться.

Почему мы молимся

Страх порождает во мне молитву: «Господи, помилуй». Страстное желание порождает во мне молитву: «Я хочу работать». Нелепо притворяться во сне, что я хочу работать, в то время как мне все время снится, что я могу это делать.

Жанна де Зальцман. «Реальность бытия», 78

Как говорит мой соратник Ли Ван Лаер, на данной стадии работа включает в себя только три практики: «Молитва, молитва и еще раз молитва».

Страдание, которое я сейчас испытываю под добрым и великодушным руководством моего Мастера, благодатно, поскольку оно не обычного, механического типа, а более высокого и долгожданного. Это сознательное страдание[23]. Мастер помещает меня на мое место, и по его милости я прохожу то, что называю процессом смирения. Но это страдание – неимоверное, мучительное, тяжелое – смягчается и облегчается благодаря юмору. Оно требует от меня самоотдачи в процессе внутренней работы. Из-за него я часто начинаю рвать и метать. Временами оно причиняет физическую боль и выматывает морально. Эта «темная ночь души» длится уже много месяцев. Но я дал себе установку не относиться к себе слишком серьезно, найти в своей ситуации что-то забавное и просто посмеяться над собой. Временами ужас ситуации накрывает меня с головой. Бывали минуты, когда я думал, что умру. Я не мог сделать полный вдох без больших усилий. Мое сердце бешено колотилось. Ночью я просыпался в холодном поту. Я почти ничего не ел. Мне хотелось принять позу зародыша и навсегда застыть в ней. Итак, в этой работе на этой стадии очищения центров[24] в конце концов естественным образом возникает вопрос: «Готов ли я умереть, выполняя эту работу?»

Я решил, что лучше покончить с этим в нынешней жизни, чем переносить в следующую. Нужно преодолеть себя, аффектацию своего «Я» и чувство собственной важности.

Я долго молился о смирении и не ожидал, что все произойдет именно так, с такой глубокой интенсивностью, страданием, страхом и томлением. Но мой Мастер знает, а я нет. Я ясно вижу в этом хирургическом процессе свое ничтожество, беспомощность, а также то, что подразумевал Гурджиев, когда говорил: «Я не могу „делать“». Мой собрат Майтрейя (это саньясинское имя последователя индийского духовного учителя и мистика Ошо), который на правах духовного учителя преподает адвайту – учение о недвойственности, так рассуждает о страданиях, которые я сейчас испытываю:

Ощущение себя индивидуальным деятелем запрограммировано в структуре каждого эго. Эго-деятель необходим для создания иллюзии разделения, которая проявляется у людей в виде страдания. Разделение и страдание находятся на одном полюсе, экстаз просветления – на другом… Понимание этой концепции нисходящей на нас благодати освободит тебя от любой потребности чего-либо добиваться… Беспомощность и уязвимость свойственны просветленным точно так же, как и всем людям, но они приспособились к реальности сдачи… Поэтому будды наслаждаются жизнью, свободной от страданий.

Майтрейя, в письме по электронной почте

Еще одно великое и ценное учений суфиев гласит: «Из этого выйдет только хорошее». И не важно, что такое «это». Вот поистине возвышенное учение, призывающее сдаться воле Бога, милости гуру, – учение о вере в великодушие и совершенство мира Мастера.

Итак, когда я лежу на «операционном столе» моего Мастера (без анестезии, но с верой в его дхарму), мне остается «просто это» (мистер Ли): «Принимать то, что есть, как оно есть, здесь и сейчас» (Арно Дежарден). Сознательно расслабившись, я пребываю с «сейчас» моего тела, которое подвергается «хирургической операции» по удалению эго.

И наконец, вот моя молитва: «Господи, помилуй; я хочу работать». Мой Мастер сокрушил меня. Он так глубоко и основательно разбил мое сердце, что только Бог может исцелить меня. Такое разбитое сердце можно считать исключительно даром милосердия и благодати, который я обретаю, потому что сознательно ставлю себя в положение, позволяющее получать помощь свыше. Я купаюсь в печали и тону в слезах (Ирина Твиди). Я помещаю себя в текущий момент, то есть в священное сердце милосердия. Господи, помилуй; я хочу работать.

Эта молитва делает возможным то, что когда-то было невозможно. Одно из высших учений тибетского мастера Чогьяма Трунгпы Ринпоче гласит: «Если доброта не работает, попробуй быть еще более добрым». Эта молитва («Господи, помилуй; я хочу работать») взывает о мужестве, терпении и сострадании при применении этой высочайшей практики в моих отношениях. Чувство собственной важности, даже в самых тонких его проявлениях, делает такую практику невозможной. И все же я не могу просто отбросить чувство собственной важности. Это не так просто. На самом деле это невозможно. Только благодать может удалить чувство собственной важности. Работа заключается в том, чтобы позволить этой «хирургической операции» состояться. Как? Сознательным распределением внимания таким образом, чтобы «быть собранным в нужном месте», и сознательным расслаблением тела, чтобы «хирург» получил к нему доступ и мог совершить чудо. Этим «хирургом» можно считать свою практику, а также ее закономерный результат.

Страдание преображения

Эта операция совершается небыстро, и перенести ее нелегко. Ее проводят с хирургической точностью и с учетом потребностей, уровня практики, степени зрелости Существа и способности пациента переносить вмешательство Небес в жизнь человека. Другими словами, она зависит от сдачи. А сдача связана с тем, насколько хорошо и как долго человек способен выдерживать наблюдение за чувством собственной важности и его влияние как на внешнюю, так и на внутреннюю коммуникацию.