Принцип неизбежности

– В стоимость входит бесплатный коктейль, – награждает меня довольной улыбкой и, почти перегнувшись через стойку в попытке докричаться до бармена, что-то быстро говорит. – Сейчас всё будет.

Уже через пять минут мы потягиваем коктейли в высоких бокалах и осматриваемся. Среди хаоса и грохочущих ритмов вылавливаю взглядом лица мужского пола, отмечая, что некоторые довольно привлекательны. Схлестнувшись с парой мужчин, отмечаю заинтересованность, медленно стекающую с моего лица на глубокий вырез платья, которое держится лишь на тонких цепочках. Внушительными формами я похвастаться не могу, стесняясь скромного второго размера, но ведь никто не отменял женские хитрости, позволяющие создать привлекательную картинку, на которую сейчас и пялится высокий блондин. Награждаю его лукавой улыбкой, словно приглашая подойти, и уже через мгновение двигаюсь в такт музыке под многообещающим взглядом мужчины.

И мне не стыдно, что через месяц я должна отправиться под венец с Барни. Возможно, эта поездка – последний шанс побыть настоящей. Через двадцать минут пробираемся к стойке, чтобы заказать напитки, но я торможу после второго, не желая, чтобы воспоминания об этом вечере испарились, а вот Дина, похоже, решает пойти в отрыв, вливая в себя несколько шотов.

Теряюсь во времени, заигрывая в движении с блондином, который почти созрел, чтобы продолжить знакомство, но меня резко дёргают за руку, и я вижу перекошенное лицо Дины, кивающей куда-то в сторону. Быстро перебираю ногами, пока она расталкивает локтями людей, и лишь спустя несколько минут понимаю, что Дина рвётся в уборную, перед которой километровая очередь из девочек.

– Ждём, – останавливаюсь, но подруга дёргает в сторону.

– Не могу ждать, – с трудом ворочает языком, зажимая рот ладонью, – меня сейчас стошнит, Ань. Мне надо туда… – кивает в сторону двери. – Я сейчас… – прижимает ладошку к губам.

– Чёрт, Дина!

Несколько секунд, чтобы оценить обстановку, схватить ее и рвануть дальше по коридору. Как правило, в туалете мальчиков всегда пусто, и я убеждаюсь в этом, когда перед дверью с надписью «Man» не наблюдаю ни единой души. Отворяю, заталкиваю Дину в первую же кабинку, «наслаждаясь» звуками спасительного освобождения организма от нескольких коктейлей. И лишь затем наклоняюсь, сканируя пространство под дверями, чтобы убедиться – мы одни.

– Не задерживайся, – стучу по кабинке, – в любой момент могут ввалиться мальчики.

– Почти всё…

Прилипаю к зеркалу, поправляя макияж, а когда собираюсь проверить, не идёт ли кто-то в нашем направлении, дверь распахивается, ударяясь о стену, и передо мной вырастает мужская фигура. Скольжу глазами по телу, отмечая дорогую чёрную рубашку, обтягивающую сильный торс, шею, на которой выступают канатами вены, наконец, добираясь до лица и попадая в капкан его взгляда. Чёрный, словно непроглядная тьма, затягивающий в бездну, гипнотизирует. От этого мужчины разит звериной энергетикой, подчиняющей без сопротивления. Но моё внимание привлекает шрам, начинающийся на лбу, разрезающий бровь и спускающийся на щёку, где кончик тонет в щетине. След, подобный тому, что запечатлён на лице папы, всё же не такой глубокий и рваный, но не менее устрашающий. Застываю, будто парализованная, не чувствуя онемевшего тела и погружаясь в густой мрак. Опасный и сильный. Над ним бегущей строкой проносится «danger8», и я силюсь сдвинуться с места, но по-прежнему осматриваю того, кто взглядом оставляет на моей коже колючие следы.

Не сразу понимаю, что в данную минуту испытываю именно то, что пригибает людей перед отцом, когда он, лениво окидывая взглядом, способен довести до истеричного состояния. На нас удушающая аура Парето не действует в силу отсутствия страха перед человеком, которым является родным и бесконечно любимым, но много раз я становилась свидетелем того, как люди опускали головы, когда он входил в комнату. Словно это само собой разумеющийся жест, не требующий напоминания и позволяющий понять, кто слабее и готов подчиниться. Именно по этой причине ужас, сжимающий тисками моё тело, отпускает, а я без страха изучаю мужчину перед собой. И всё же пропускаю момент, когда он ко мне обращается.

– Это мужской, – гремит низкий голос, пронзая хрипотцой и недовольством.

– Ч-что? – выныривая из тумана, улавливаю звуки, которые на пару минут испарились, оставив в моём мире лишь его.

– Мужской туалет.

Он рассержен нашим присутствием. Заставляю себя сдвинуться с места и, открыв кабинку, вытягиваю Дину, которая медленно приходит в норму, но всё ещё дезориентирована.

– Прошу прощения, – пробираюсь по стеночке, понимая, что нарываться не стоит. – В женском огромная очередь, а подруге плохо. Извините, – пищу и, протиснувшись в дверь, спешу покинуть нового «знакомого». – Лучше? – трясу Дину, получая более-менее осознанный взгляд.

– Да. Пошли.

Возвращаемся, а по пути успеваю отметить двух парней в ярких футболках и с татуировками на шее, которые увлечены энергичной беседой. Непонятно, они ссорятся или же просто спорят, размахивая руками, но когда исчезают в той части, откуда мы только что вывернули, я благополучно забываю о них.

– Может, уедем? – предлагаю подруге, которой сейчас не помешал бы диван и горизонтальное положение, но Дина лишь отрицательно качает головой.

– Ты что, Ань? Сто долларов отдали, а толком не повеселились. Сейчас… – выуживает телефон из небольшой сумочки и читает сообщение, сразу приободряясь. – Нинель появилась. Пойдём к стойке.

И мы протискиваемся между людьми, пробивая местечко у бара и дожидаясь подругу Дины. Та не заставляет себя ждать, появляясь в ярко-зелёном платье и на высоких каблуках. Она раза в три больше меня, но, кажется, пышная фигура её не смущает. Короткая, подобно Дининой стрижка добавляет изюминку, делая Нинель привлекательной. Уходим на танцпол, оставляя рыжую у стойки, и продолжаем веселье, пока не раздаётся крик, оказывающийся громче музыки, и толпа застывает.

Спустя двадцать минут помещение медленно освобождается по приказу полиции, и все ползут к выходу.

– Интересно, что случилось? – шепчет Нинель. – Уверена, что-то серьёзное, раз всех выгнали из клуба вечером в пятницу. В выходные здесь вздохнуть негде.

– Поехали, девочки. Вряд ли мы попадём внутрь, – скулю, желая избавиться от высоких каблуков, которые напоминают истерзанным ногам, что три дня я шаталась по Москве.

– Подожди, – шипит протрезвевшая Дина. – Я хочу посмотреть, в чём дело.

Многие, как и мы, с интересом наблюдают за движениями полиции, не спешат покинуть территорию. Мы с девочками в первом зрительном ряду, и площадка как на ладони.

Понимаем причины стремительного завершения вечера, когда из клуба выносят два тела в чёрных пакетах и кладут на каталки. Мужчина в форме подходит к одному из них и расстёгивает мешок. И я едва слышно охаю, потому что сразу вспоминаю одного из двух парней, направлявшихся в туалет после нас. Но меня охватывает паника, когда понимаю, что там же остался незнакомец со шрамом. Полицейский не сразу подходит ко второму телу, но, рассмотрев, кто в пакете, я облегчённо выдыхаю, потому что по непонятным причинам не желала бы увидеть мёртвым опасного мужчину, оставшегося в уборной. Странное и напрягающее чувство проходит, когда меня отпускает, и девчонки, наконец, соглашаются отправиться домой.

– Вот же чёрт. – Подруга, скидывая туфли, направляется в ванную, чтобы бросить резкий комментарий, когда в отражении на неё смотрит девушка с помятым лицом и испорченным макияжем. – Прости, Ань. Неудобно вышло. Хотела развлечь тебя, а сама не рассчитала силы.

– Всё в порядке. Это не последняя пятница, да и мы всегда можем найти развлечение не только в клубе. Ты как себя чувствуешь?

– Лучше. После освобождения… – указывает на свой рот. – Мне показалось или в туалете ты с кем-то разговаривала?

– Да. С мужчиной. Он был недоволен нашим присутствием, поэтому я поспешила утащить тебя.

– Симпатичный? – лыбится она, отпивая большими глотками минералку.

– Не рассмотрела.

Не желаю признаваться, что изучала его с неподдельным интересом, увязнув в капкане тёмных глаз и напитываясь животным магнетизмом. Стряхиваю наваждение незнакомца со шрамом, напоминая себе, что такие мужчины не для меня. Они не подходят под определение «хороший мальчик», и, скорее, из серии папы и Гриши. От таких с детства мне было велено держаться как можно дальше, чтобы не заполнять нашу семью «сомнительными элементами».

– О, смотри. – Дина тычет в меня телефоном и, взяв его в руки, я не сразу понимаю, на что должна смотреть.

– Куда?

– Вот же: «Два часа назад в клубе «Melta» был убит сын депутата Эдуарда Андросова. Макар Андросов – один из акционеров корпорации «Призма», занимающей добычей алмазов. Также был застрелен его друг Юрий Самаров, который, по сведению правоохранительных органов, всегда сопровождал Эдуарда. Возбуждено уголовное дело по статье 105 «Убийство». О, смотри, и фото уже кто-то выложил…

Она открывает картинки, и мы рассматриваем два тела в кабинках того самого туалета. Сразу отмечаю особенность выстрелов: один в голову, один в сердце. И если Дина, далёкая от мира криминала, не понимает, что видит, то я могу сказать точно – заказ. Чисто, быстро и тихо, судя по тому, что в новости указывается: тела нашли не сразу. Зашёл и вышел, умело смешавшись с толпой. На секунду пролетает мысль о незнакомце, которую я сразу же отгоняю прочь, не желая вдаваться в подробности произошедшего и рассматривать мужчину со шрамом в качестве злодея. В атмосферу клуба он не вписывался, но кто знает, может, для таких имеются особые предложения для развлечений, которыми он и воспользовался? Для гостей ВИП-категории однозначно приготовлено нечто более привлекательное, чем скачущая под громкий бит толпа.

– Хватит на это смотреть, – вырвав из рук Дины телефон, закрываю страницу. – Мы их не знаем.

– Тебе их не жалко?

– Мне жалко лишь тех, кто мне не безразличен. Если ты собираешься всю жизнь сочувствовать каждому встречному, сердца не хватит. В большинстве своём люди этого самого сочувствия не заслуживают, создавая сами себе проблемы. Причина может быть разной.

– То есть если на твоём пути попадётся человек, который нуждается в помощи, ты не поможешь? – Дина сканирует пытливым взглядом, ожидая ответа, который, скорее всего, ей не понравится.

– Если человек находится в безвыходной ситуации, которая требует вмешательства со стороны – да, если же на меня просто стремятся перекинуть вполне решаемые проблемы – нет. Папа мне всегда говорит: «Не бери больше, чем можешь унести – шея сломается». Чем старше я становлюсь, тем отчётливее понимаю, что он прав. У каждом из нас есть предел, после которого происходит надлом и помощь другому оказывается фатальной для тебя самого.

– А мне всем хочется помочь. – Дина пожимает плечами и опускает глаза, чем цепляет мою крепко спящую совесть. – Не могу пройти мимо.

– Дина, – присаживаюсь у ее ног и, поймав потускневший взгляд, продолжаю: – Я не говорю, что сострадать – это плохо, я лишь хочу донести, что не все этого заслуживают. Бывают люди, – мнусь, не зная, как объяснить то, чем делился отец, описывая своё прошлое и часть настоящего, – которых очень сложно назвать людьми. Я очень надеюсь, что тебе никогда не придётся столкнуться с такими, но если всё же так случится, что на твоём пути возникнет недостойный человек, надеюсь, ты примешь верное решение и оставишь его проблемы в стороне.

– А что значит «сложно назвать людьми»? – Округлившиеся глаза просто кричат о непонимании озвученных мною образов.

– Это те… кто совершает поступки, которые находятся за гранью твоего понимания. То, что делают эти люди, для тебя неприемлемо и несвойственно. Например, два парня, которых сегодня убили. Ты сострадаешь их убийце?

– Нет, конечно! – недовольно фыркает, вскакивая со стула. – Он забрал жизнь. Неважно, в чём и перед кем провинились эти парни, но смерти они не заслуживали.

«Не факт», – хочется ответить Дине, но я вовремя торможу себя, чтобы от моих слов не разнесло девственный мозг, который не примет того, что могу принять я. В нашей семье есть вещи, которые все принимают постфактум, как, например, история жизни отца и Гриши.

– Вот об этом и говорю – не все достойны помощи.

– Я тебя поняла, – кивает Дина, в глазах которой разливается облегчение. – Есть люди, которым ты можешь помочь, но не хочешь в силу собственных убеждений, так?

– Если просто – да. Ещё проще: не всем требуется помощь. Иногда спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

– Вывод?

– Простой – пора спать, – хохочу, силясь разрядить обстановку и вытащить Дину из того хаоса, в который она себя тщательно заталкивает. – Все умные беседы завтра, когда твой организм отойдёт от десятка шотов, а я придумаю ответ.

Толкаю её в комнату, и уже через двадцать минут рядом слышится мерное посапывание, а подруга наконец, замолкает.

Ворочаюсь, думая о разговоре с Диной и смысле сказанных мною слов. Пять лет назад Тасе пришлось сделать выбор, благодаря которому Гриша сейчас рядом. Я много раз прикидывала положение, в котором оказалась сестра, на себя, так и не дав однозначного ответа: а смогу ли я совершить столько усилий для одного человека? Ради семьи да, а ради кого-то постороннего? Но Яров уже тогда плотно засел в мыслях и сердце Таси, именно поэтому её действия были направлены на спасение дорогого ей человека. Ради Барни я вряд ли решилась бы поступиться своим благополучием, а кого-то более значимого в моей жизни не случится. С этой мыслью проваливаюсь в сон, в который нагло является незнакомец со шрамом, вызывая стойкое желание никогда больше с ним не встречаться.

Глава 4

– Ань, ты уже проснулась?

– Угу, – бурчу нечто неразборчивое, а сама не желаю даже открывать глаза.

Мой организм сопротивляется, а ноги напоминают, что отдых не помешает. Может, сегодня сделать выходной и никуда не идти? Впереди ещё две с половиной недели, и один день ничего не решит. Хотя, по-моему, на сегодня было что-то запланировано…

– Ты помнишь, что мы сегодня должны были лететь в Питер? – Дина садится на край кровати, дотрагиваясь до моего плеча и проверяя, слышу ли я вопрос. – Тут такое дело… не получится. Но ты можешь сама. К тому же ты сказала, что чувствуешь себя вполне комфортно, бродя в одиночестве по интересным местам.

– Что случилось? – Тревога в голосе девушке заставляет разлепить глаза и повернуться.

– Мама ногу сломала, – тяжело выдыхает, посматривая на телефон. – Запнулась, упала, и вот. Брат уехал в командировку, а его жена с грудным ребёнком одна. В общем, нужно поехать, решить вопрос с больницей и доставкой домой, костыли найти, быт организовать… Вот такая новость в первый день отгулов. Я не могу не поехать, – разводит руками, словно извиняется за то, что от неё самой не зависит.

– Да брось, Дин. Вопросов нет, маме нужно помочь. А давай я с тобой? – приподнимаюсь на локтях, впитывая удивлённую реакцию Дины.

– Тебе будет неинтересно: областной город, достаточно большой, но ничем особо не примечательный. Да и живём мы просто.

– Просто не всегда плохо. Да и не хочется оставшееся время находиться одной. Пару-тройку дней понятно, но не всё время. Поеду с тобой, может, чем помогу. И не переживай за меня, развлечение я найду, – успокаиваю Дину. – Какой город?

Она произносит название, и я тут же понимаю, что это соседняя область с той, что для меня под запретом. На минуту впадаю в панику, не желая ослушаться папу, но затем понимаю, что добровольно направляться в запретное место не стремлюсь, а значит, обещание не будет нарушено.

– Бери билет и на меня тоже, – подскакиваю, направляясь в ванную. – Когда едем?

– После обеда. Поезд идёт десять часов. Ночью будем там.

– А самолёт? – высовываюсь, параллельно чищу зубы и понимаю, что не готова столько трястись в поезде.

– Полтора часа.

– Бери на самолёт. Я оплачу. Не хочу столько болтаться в дороге.

– Ань, ты за клуб вчера заплатила, и сейчас… – мнётся Дина, но по глазам вижу, что она, как и я, не горит желанием потратить десять часов на дорогу.

– Всё нормально. В средствах не стеснена и вполне могу позволить оплатить билеты себе и подруге, – указываю на неё зубной щёткой, подмигивая и немного поднимая настроение после негативной утренней новости. – Бронируй.

Спустя два часа едем в аэропорт. По дороге звоню маме и сообщаю, что планы немного изменились и поездка в Санкт-Петербург отменяется. Молчу, что пункт назначения в опасной близости от неприятного для неё места. Меньше знает – крепче спит. И папа тоже. И пусть оставшееся время мне придётся провести в родном городе Дины, но я рада, что могу отправиться с ней и посетить незапланированные места. Неприятности исключены автоматически, как только мы покинули столицу. Так мне кажется сейчас. Но папа не устаёт повторять, что женщины семейства Островских притягивают проблемы независимо от их желания, ввязываясь в самые опасные авантюры. Лёгкий мандраж подначивает интуицию, кричащую об опасности этой поездки, но я в России знакома лишь с Диной, которая точно вполне обычная девушка, не имеющая связей с плохими людьми.

Спустя время покидаем аэропорт, чтобы отправиться к ней, по пути заскочив в больницу и выяснив, что мама уже выписалась. Добралась с помощью соседского сына, который заботливо доставил женщину домой.

– Женька хороший. – Дина стыдливо улыбается, пряча взгляд. – Учился на три класса старше меня. Был магнитом для девчонок всех возрастов. Всегда мне нравился… – потирает ладошки и поглядывает на таксиста, словно опасается, что он нас услышит.

– А ты ему?

– Не знаю, – пожимает плечами, отворачиваясь. – Какое-то время тусовались в одной компании, а потом разбежались. Затем он ушёл в армию, а я уехала в Москву. Мама говорит, что он пока свободен.

– Вот и повод сделать его несвободным, – шепчу ей, подмигивая и толкая в плечо. – Мама болеет, помощь нужна. Об одном попроси, потом о другом…

– Неудобно как-то… Да и как это будет выглядеть? К тому же у него, наверное, девчонок куча, а я рыжик и мелкая, смотреть не на что, – вздыхает, отворачиваясь и провожая взглядом картинки за окном. – Вот ты другое дело: высокая, эффектная, запоминающаяся. Одни синие глаза чего стоят! Никогда такого цвета не видела. Знаешь, сначала думала, что ты линзы носишь.

– Глаза папины. У меня, Кости и Соньки. Только у Таси серые. Мамины.

– Эх, повезло. А я невзрачное нечто.

– Не говори так. Каждый человек уникален, и ты не исключение. Обязательно найдётся тот, кто не увидит во мне ничего привлекательного, и тот, кто посчитает тебя самой красивой на Земле.

– Хоть бы. Ань, у меня ведь и парней толком не было ни здесь, ни в Москве. Два года отучилась, а отношения не сложились. Так, мало и быстро. Познакомились, несколько раз встретились и разбежались.

– Значит, не твоё, – успокаиваю девушку, которая, по-видимому, медленно, но верно, теряет надежду на счастье. – Твоё тебя обязательно найдёт и, как бы ты ни сопротивлялась, будет снова и снова врываться в твою жизнь, доказывая, что ему место именно рядом с тобой. Нужно немного подождать.

– Сколько? Ты вот замуж через месяц выходишь. Кстати, на свадьбу пригласишь? У меня загранпаспорт есть.

– Обязательно, – даже не думала, что Дина пожелает побывать на чопорном бракосочетании, устроенном семьёй Барнаби. – Кстати, у Барни есть друг Мориц. Мне кажется, он в твоём вкусе.

– Правда? – Зелень вспыхивает радостью, и Дина, напрочь забывшая, что пару минут назад сетовала на судьбу, восхищённо ожидает подробностей.

Показываю ей фото запоминающегося брюнета, получая одобрительные вздохи и пожелания, чтобы месяц пролетел как можно быстрее. Но, в отличие от подруги, меня не покидает желание остановить время, чтобы как можно дольше не возвращаться к жениху. Чем дольше я в России, тем отчётливее осознаю – мы не поймём друг друга, ни сейчас, ни позже. Слишком разные. Но папа своё слово озвучил, и это означает лишь одно: выбора у меня нет. Но я не оставляю надежды с кем-то познакомиться за время путешествия и насладиться временем, проведённым вдали от Барнаби, чтобы оставить в памяти яркие воспоминания.

– Приехали.

Застываем перед подъездом десятиэтажки и, подхватив сумки, входим, чтобы сразу проследовать к лифту. Маленькая старая кабина вряд ли будет удобна для человека с костылями, о чём я и говорю Дине, которая, выйдя из лифта, замирает и пару минут смотрит на дверь угловой квартиры.

– Сюда? – направляюсь к намеченной цели, но она меня дёргает за руку и тащит к двери напротив.

– Нет. Там Женя живёт, – смущённо прикусывает губу. – Засмотрелась. Ма-а-ам?

Подруга бросает ключи на комод и спешит вглубь квартиры, чтобы отыскать причину нашего приезда. Осматриваюсь, отмечая вполне приличное жильё, новую мебель и приятные запахи. Крадусь, чтобы найти женщин в большой комнате. Мама Дины сидит на диване, осматривая гипс, а затем стучит по нему, чем вызывает смех дочери.

– Ой, мам, это Аннушка, – тащит меня к женщине лет пятидесяти с милыми рыжими кудряшками и добрым взглядом. – Она прилетела несколько дней назад. Я тебе о ней рассказывала.

– Вера Анатольевна, – деловито представляется, а затем рассеивает серьёзность широкой улыбкой.

– Аня. Извините, что приехала вместе с Диной, – заранее извиняюсь, не зная, возможно, мама подруги меня не ждала, и я нарушаю привычный уклад жизни этих людей. – Лучше здесь, чем одной в Москве.

– Всё в порядке, Аннушка. Места много, все поместимся. Диночка мне поможет немного освоиться с этим, – указывает на загипсованную конечность, – и может возвращаться. Мне три недели с этим как-то жить придётся. Перелом закрытый, осложнений нет, но врач сказал отходить положенный срок.

– Спасибо. Но если я вам буду мешать, скажите. Могу снять номер в отеле или квартиру.

– Интересный у тебя акцент.

– У меня?

– Едва уловимый, но есть. Я учитель русского языка. Слышу. Но обычный человек вряд ли заметит, так что не переживай. Дочь, помоги. – Подхватываем Веру Анатольевну и помогаем добраться до кухни, чтобы ублажить больную и налить чай. – А костыли сейчас Женя привезёт. – Дина заметно дёргается при и упоминании знакомого имени. – Он в центр по делам поехал, обещал добыть мне эти палки. Он молодец, сразу меня забрал, как только я Свете позвонила. Не поленился с тёткой возиться. О тебе спрашивал: когда приедешь, насколько, одна ли…

– А ты что сказала? – Подруга моет посуду, но нервозность заметна по плечам, которыми она то и дело передёргивает.

– Что с подругой на несколько дней, пока я не привыкну.

– Хорошо.

– Дин, что с тобой? – И если я в курсе причины данной реакции, то для женщины односложные ответы дочери, видимо, выглядят странными.

– Всё в порядке. Просто немного устала. У меня сегодня первый выходной за три недели. Я работала каждый день, чтобы провести время с Аней…

Речь Дины прерывает настойчивый звонок, и она срывается с места к двери. Иду следом, чтобы увидеть того самого Женю. Приятный коренастый парень топчется на пороге, размахивает перед девушкой костылями, что-то активно объясняя. А подруга словно парализованная, следит за каждым взмахом его руки. И всё же увлечённость выглядит со стороны нелепо и искренне, но я молчу, не желая прерывать живые эмоции первой встречи спустя пару лет. Спустя бесчисленное количество минут парень всё-таки замечает меня.

– Евгений, – протягивает ладонь, которую я тут же пожимаю.

– Аня. Приятно познакомиться. Слышала о тебе только хорошее, – лукаво посматриваю на Дину, выражение лица которой просто кричит, что я поплачусь за свои слова, если выдам её секрет.

– Я предлагал Дине сегодня прогуляться в центре, но, наверное, Вера Анатольевна ещё слаба, чтобы оставлять её одну? – бегает глазами между мной и подругой.

– Ничего я не слаба. Идите, куда хотите, – слышится из кухни, что означает: мы получили официальное разрешение на выгул Дины.

– Идём? – Подруга, едва не плача, пытает меня взглядом, умоляя согласиться. И им бы побыть вдвоём без дополнительного элемента в виде меня, но, скорее всего, мой отказ спровоцирует отказ Дины, поэтому кивком выражаю согласие, чем заслуживаю улыбку парочки. – Значит, в семь тебя ждём.

И как только дверь закрывается, Дина прижимает ладошки к лицу и скачет на месте, сдерживая радостный писк. Безграничная чистая радость человека, который получил желаемое, увеличивает градус и моего настроения.

– Я так понимаю, Мориц отпадает? – шепчу, чтобы Вера Анатольевна не услышала.

– Да-а-а, – крутится на месте, подскакивая на одной ноге. – Кому нужны чопорные европейцы, если рядом такой парень, как Женя?

С трудом сдерживаюсь, что не сказать «и мне не нужны», но, увы, за две с половиной недели невозможно встретить кого-то, способного разжечь чувства до состояния стихийного бедствия. Иногда мне кажется, что я зажата, как папа, научившийся за двадцать лет делиться лишь с мамой, понимающей с полувзгляда родного человека. Чтения Барнаби не требуется. Привыкший говорить открыто, он лишает наши отношения интриги и огня. А может, мне нужен такой же, как Женя? Пусть не навсегда, лишь на время, что я проведу здесь. А вдруг моя поездка – единственная память о тех временах, когда я могу быть самой собой, совершать неразумные поступки и не задумываться о правильности своих действий? А потом… только Барни и правильность до тошноты.