Тот, кто следовал за мистером Рипли

– «Прелестное маленькое создание вполне заслужило рай… райское местечко, ниспосланное ему провидением с нашей помощью». Это про котенка. А вот еще: «Сегодня у порога приюта был подобран терьер… фокстерьер, каштановый с белыми пятнышками… в крайней степени истощения. Чтобы спасти его, срочно требуются инъекции пенициллина, а также других поддерживающих препаратов…» Интересно все-таки, где же именно находится этот замечательный «порог»? – протянул паренек. – Что, если все это – чистое надувательство? – Последнее слово он произнес, словно бы смакуя. – Я бы, пожалуй, потратил время на то, чтобы отыскать этот приют – если, конечно, он существует. Мне любопытно!

Том посмотрел на него с удивлением: впервые с момента их встречи Билли… как его там? – Роллинс проявил к чему-то искренний живой интерес.

– Париж, восемнадцатый округ, до востребования, почтовый ящик номер двести восемьдесят семь, – прочел Билли адрес на конверте. – Вот бы узнать, в каком именно почтовом отделении восемнадцатого округа есть ящик под этим номером, – продолжал он размышлять вслух. – Можно мне взять конверт, вы все равно его выбросили?

Тома поразило столь неожиданное рвение. Откуда у этого юнца такая тяга к разоблачению мошенничества?

– Вам что – самому случалось стать жертвой обмана?

У Билли вырвался короткий смешок. По выражению его лица можно было предположить, будто он пытается вспомнить, бывало с ним такое или нет.

– Пожалуй, нет, – наконец ответил он. – Во всяком случае, не в чистом виде.

«Возможно, его просто когда-то обманули», – подумал Том, но не стал допытываться, а вместо этого сказал:

– Было бы занятно послать этим людям письмо, дескать, мы вас раскусили – вы наживаетесь за счет несуществующего приюта, так что не удивляйтесь, если у почтового ящика вас будет поджидать полиция, – и подписаться вымышленными именами.

– Лучше их не предупреждать, – с энтузиазмом подхватил паренек, – а выследить и нагрянуть неожиданно! Представляете – вдруг окажется, что это парочка бандитов, которые снимают шикарную квартиру! Их можно вычислить – по номеру почтового ящика!

В этот момент в дверь постучали. Том поднялся и подошел к дверям. В холле стояла Элоиза. Поверх пижамы на ней была легкая индийская шаль.

– Ах, оказывается, ты не один! – сказала она. – Я слышала голоса, но думала, что это радио!

Том взял ее за руку и потянул за собой в комнату.

– Знакомьтесь – Элоиза, моя жена, – сказал он.

– Билли Роллинс, к вашим услугам, мадам. Счастлив познакомиться, – вскочив на ноги, по-французски отозвался паренек с учтивым поклоном.

– Билли трудится в Море в качестве садовника, – переходя на родной язык Элоизы, пояснил Том. – Он из Нью-Йорка. А ты хороший садовник, Билли? – полушутя спросил он.

– Во всяком случае, я стараюсь, – потупясь, ответил Билли и аккуратно поставил пустую бутылку на пол, рядом с письменным столом.

– Надеюсь, ваше пребывание во Франции будет приятным, – весело отозвалась Элоиза, но при этом успела окинуть незнакомца внимательным взглядом. – Я только хотела пожелать спокойной ночи, Тома. Завтра с утра мы с Ноэль собираемся сначала заглянуть в антикварный магазин на Паве-де-Руа и потом пообедать в Фонтенбло в «Черном орле». Хочешь к нам туда подъехать?

– Спасибо, милая, но навряд ли. Развлекайтесь без меня. Я ведь еще успею увидеться с вами обеими утром, не так ли? Спокойной ночи и приятных сновидений. – Том поцеловал Элоизу в щеку и добавил: – Я отвезу Билли домой, так что не тревожься, если вернусь за полночь. Я запру двери и ворота, когда буду уезжать.

Билли долго отказывался, уверяя, что его обязательно кто-нибудь подбросит, но Том настоял на своем: ему хотелось убедиться воочию, что дом на Рю-де-Пари действительно существует.

– Значит, твоя семья живет в Нью-Йорке, – сказал Том, когда они сели в машину. – Можно полюбопытствовать, чем занимается твой отец?

– Он? Электроникой. Я хочу сказать, они там делают измерительные приборы. Чтобы все измерять с помощью электроники. Он один из менеджеров компании.

Том сразу понял, что мальчишка лжет.

– У тебя хорошие отношения с родителями?

– Да-да. Они…

– Вы переписываетесь?

– Ну да. Они знают, где я.

– А куда собираешься после Франции? Домой?

После непродолжительной паузы Билли ответил:

– Может, поеду в Италию. Еще не решил.

– Мы правильно едем? Куда теперь – сюда?

– Нет, в противоположную сторону, – поспешно сказал паренек, – но улица та самая.

Вскоре они остановились у довольно скромного, средних размеров дома, погруженного в полную темноту.

За низкой белой стеной, ограждавшей его от тротуара, смутно виднелся сад, сбоку – запертые на ночь ворота.

– Это мой личный ключ, – сказал Билли, доставая его из кармана куртки. – Главное – не шуметь. Большое вам спасибо, господин Рипли.

Когда он уже открывал дверцу машины, Том произнес:

– И не забудь рассказать мне все, что раскопаешь насчет приюта для бедненьких животных.

– Непременно, сэр, – ответил с улыбкой паренек.

Том наблюдал, как он подошел к темным воротам, светя себе фонариком, повернул ключ в замке, затем обернулся и помахал на прощанье. Когда Том развернул машину назад, то явственно различил над парадной дверью дома синюю металлическую табличку с номером 78.

«Странно, – подумал он. – Зачем парню понадобилась такая скучная работа, пускай даже ненадолго? Разве что… разве что он от кого-то или от чего-то прячется?» Однако Билли не был похож на хулигана «Скорее всего, – решил про себя Том, – мальчишка просто поскандалил с родителями, или же его бросила девушка, и он решил уехать подальше, чтобы позабыть обо всем».

Том был уверен, что у этого Билли есть на что жить и ему вовсе не обязательно гнуть спину за пятьдесят франков в день.

2

Тремя днями позже Том и Элоиза сидели за завтраком в гостиной и просматривали корреспонденцию – письма и газеты, которые доставили с утренней почтой в девять тридцать. Для Тома это была уже вторая чашка кофе, первую мадам Аннет подала ему еще около восьми вместе с чаем для Элоизы. Всю ночь небо хмурилось, видимо, надвигалась буря. Предгрозовое состояние атмосферы заставило Тома проснуться еще до восьми, то есть до появления мадам Аннет. Теперь же, около десяти, за окном зловеще потемнело и уже слышались отдаленные раскаты грома.

– Открытка от Клеггов! – воскликнула Элоиза. – Из Норвегии – подумать только! Они совершают северный круиз – помнишь? Взгляни, Том, ну разве это не прелесть?

Том поднял глаза от «Интернейшнл геральд трибьюн» и взял из рук Элоизы открытку. На ней был изображен белый пароход, плывущий по фьорду. Холмистые берега покрывала ярко-зеленая травка. На переднем плане, в излучине фьорда, виднелось несколько уютных коттеджей.

– Похоже, там глубоко, – заметил Том, которому непонятно отчего вдруг пришла в голову мысль о том, как мучительно тонуть. Он боялся глубины, терпеть не мог плавать и часто думал о том, что его конец каким-то образом будет связан с водной стихией.

– Прочти-ка, что они пишут.

Текст был на английском, и в конце стояли подписи обоих супругов – Ховарда и Розмэри. Англичане Клегги были их соседями и жили всего в пяти километрах от Бель-Омбр.

– «Здесь просто божественно – такая тишина! – стал читать вслух Том. – Для соответствующего настроя все время ставим пластинки с музыкой Сибелиуса[3]. Сейчас полночь, но солнце светит, как днем, так „жаль, что вы не здесь, рядом с нами!“».

Том перестал читать, и тут же раздался оглушительный треск электрических разрядов. Гром гремел и урчал, как потревоженный сторожевой пес.

– Ну и достанется нам сегодня, – заметил Том. – Надеюсь, что георгины устоят. – На всякий случай он их все-таки заранее привязал к палочкам.

– Что ты так нервничаешь? – спросила Элоиза, забирая у него открытку. – Можно подумать, у нас до этого не бывало гроз. Я, наоборот, даже рада, что она грянет сейчас, а не вечером. Сам знаешь, сегодня я должна быть у папы в Шантильи.

Разумеется, Том это знал. Еженедельно по пятницам родители Элоизы ожидали их к ужину, и Элоиза старалась не нарушать этой договоренности. Том сопровождал ее далеко не каждый раз. Он предпочитал не ездить. Они были людьми чопорными и скучными – не говоря уже о том, что относились к нему довольно прохладно. Том находил забавным то, как Элоиза всегда говорила, что отправляется к папе, а не к родителям. Разумеется, ведь денежками распоряжается именно папенька! Из двоих супругов мамаша была более щедрой и мягкой по натуре. Том, однако, очень сомневался, что в критической ситуации – если Том почему-либо переступит границы дозволенного (что едва не произошло во время истории с Бернардом и американцем Мёрчисоном из-за картин Дерватта) – у мамочки хватит духу не позволить папаше Плиссону лишить их финансовой дотации. Именно эта дотация позволяла им должным образом содержать Бель-Омбр…

Том закурил и со страхом и радостным волнением стал ждать очередной яростной вспышки молнии. Ему снова вспомнился папаша Жак Плиссон – пухлый напыщенный человечек, который благодаря тугому кошельку мог управлять судьбами, словно новоявленный колесничий упряжкой коней. Жаль, конечно, что деньги обладают такой силой, но тут уж ничего не поделаешь.

– Еще чашечку кофе, месье Тома?

Возле его кресла стояла мадам Аннет. Серебряный кофейник едва заметно подрагивал в ее руках.

– Спасибо, пока достаточно, мадам Аннет, но кофейник оставьте, может быть, я выпью через некоторое время.

– Пойду проверю окна, – сказала экономка, опуская кофейник на подставку посредине стола. – Как темно! Наверное, гроза будет сильная.

Она взглянула на него из-под тяжелых полуопущенных век своими синими глазами, на мгновение их взгляды встретились, но она тут же торопливо направилась к лестнице. Том подозревал, что она уже проверяла окна – может быть, даже не один, а два раза. Сделать это лишний раз ей было приятно, и Том оценил ее внимательность. Ему не сиделось на месте, он встал, подошел к окну, где было чуть больше света, и развернул «Дейли трибьюн» на странице с объявлениями о всякого рода новостях. Так-так… Фрэнк Синатра очередной раз заявляет о намерении окончательно распрощаться со сценой – теперь, после выхода на экраны фильма с его участием.

А вот еще: «Фрэнк Пирсон, горячо любимый сын покойного магната пищевой промышленности (производство деликатесов), исчез из родного дома (в штате Мэн). Его семья крайне обеспокоена.

В течение трех недель от него нет никаких вестей. После смерти отца (в июле) Фрэнк находился в глубокой депрессии».

Том припомнил сообщения об этом событии. Даже лондонская «Санди таймс» уделила Пирсону несколько десятков строк: подобно сенатору от Алабамы Джорджу Уоллесу[4], Джон Пирсон не мог передвигаться без инвалидного кресла, поскольку некто – и, вероятно, по сходным причинам – пытался его убить. Он был сказочно богат – не так, как Говард Хьюз, но тем не менее его состояние исчислялось сотнями миллионов долларов. Его фирма производила диетические продукты, экологически чистую пищу, еду для гурманов. Тому запомнился этот некролог, особенно в связи с тем, что соответствующие власти так и не пришли к единому заключению об обстоятельствах смерти: то ли он сам решил свести счеты с жизнью, направив кресло со скалы прямо под откос, то ли это был несчастный случай. С этой скалы Джону Пирсону нравилось наблюдать закат, и он категорически отказывался поставить там ограду – она испортила бы вид на море.

Кррэ-кк. Трах-та-рарах!

Том отпрянул от оконного стекла и расширенными глазами посмотрел в сторону оранжереи – уж не разбились ли там стекла?!

От внезапного порыва что-то забренчало-загрохотало по крыше. «Наверное, просто ветка», – с опаской подумал Том. Равнодушная к буйству стихий, Элоиза просматривала в это время новый журнал.

– Мне пора одеваться, – проговорил Том. – Надеюсь, ты сегодня ни с кем не договаривалась встречаться за ланчем?

– Нет, милый. До пяти я никуда не выйду. Да не волнуйся ты по пустякам. Дом вполне надежен и не собирается разваливаться.

Том согласно кивнул, но, когда вспышки молнии озаряли все вокруг, ему становилось не по себе. Он поднялся наверх, принял душ и стал бриться. «Прибрал бы поскорее Господь папашу Плиссона», – подумалось ему. Не то чтобы им с Элоизой требовалось больше денег – совсем нет! Просто он донельзя раздражал Тома (то есть выступал в классическом амплуа стервы-тещи), да еще к тому же был сторонником этого Ширака…

Уже одетый, Том чуть приоткрыл боковое окно. Ему в лицо ударил влажный ветер. Он с наслаждением вдохнул полной грудью, но тут же захлопнул окно. Какой упоительный воздух! Пахло дождем и сухой землей. Том прошел в комнату Элоизы. Там окна были плотно закрыты, и по ним со свистящим звуком струилась вода. Мадам Аннет поправляла покрывало на их широкой супружеской постели.

– Теперь все в полном порядке, месье Тома, – проговорила она, заботливо поправила подушки и выпрямилась. Ей было далеко за шестьдесят, но выглядела она значительно моложе. Глядя на энергичные движения ее невысокого ловкого тела, Том от всей души надеялся, что впереди у нее еще много лет активной жизни.

– Хочу быстренько проверить, как там в саду, – сказал Том.

Он сбежал вниз, открыл входную дверь и поспешил к цветнику за домом. Воткнутые им возле георгинов палочки стояли крепко, веревочки не развязались. Правда, головки «Алых лучей» отчаянно мотало ветром, но ни им, ни любимцам Тома, игольчатым оранжевым георгинам, ничего не грозило.

Свинцовое небо на юго-западе озарила вспышка молнии, и Том замер под дождем, ожидая очередного громового раската. Наконец он грянул – зловещий, скрежещущий и глухой.

Что, если мальчишка, встретившийся ему недавно, и есть тот самый Фрэнк Пирсон? И возраст подходит, он выглядел скорее на шестнадцать, чем на девятнадцать. Правда, мальчишка говорил, что он из Нью-Йорка, а не из Мэна. А впрочем, не публиковала ли «Геральд» фотографию всего семейства в связи со смертью старика? Фотография самого Джона Пирсона, разумеется, была, но Том абсолютно не помнил, как он выглядел. Или Том видел ее в «Санди таймс»? Зато мальчишку, который увязался за ним три дня назад, Том запомнил лучше, чем обычно запоминал незнакомых людей. У него было неулыбчивое, даже, пожалуй, мрачноватое выражение лица, решительный, плотно сжатый рот, прямые темные брови. Ах да! – еще родинка на правой щеке – не настолько крупная, чтобы быть заметной на фотографии, и все же – примета. Парнишка держался не просто вежливо, но был все время настороже.

– Тома! Иди же скорей в дом! – крикнула из окна Элоиза. – Или ты хочешь, чтобы в тебя ударила молния?

– Я совсем не промок, – отозвался Том, вытирая о коврик ноги в высоких ботинках со шнуровкой. – Просто задумался.

– О чем? Вытри волосы, – сказала она, подавая ему полотенце.

– Сегодня у меня урок. Роже придет в три. Надо разучить сонатину Скарлатти. Буду заниматься сейчас и после ланча – тоже.

Элоиза улыбнулась. В отблесках дождя зрачки ее серо-голубых глаз, казалось, излучали фиалковое сияние, которое Том просто обожал. Может быть, именно для усиления эффекта она и надела сегодня лавандового цвета платье? Вряд ли. Просто удачное совпадение.

– Я как раз собиралась позаниматься, – продолжала Элоиза по-английски, ученически тщательно выговаривая слова, – когда увидела, как ты, словно идиот, стоишь под дождем посреди лужайки.

Она села на стульчик перед клавесином, выпрямила спину и потрясла кистями рук. «Прямо как настоящий профессионал», – подумал Том. Он прошел на кухню. Стоя на деревянном трехногом табурете, мадам Аннет наводила порядок в верхней части кухонного буфета. Одну за другой она методично перетирала баночки и бутылочки со специями. Для приготовлений к ланчу было еще слишком рано, а поход за покупками в деревенскую лавку она отложила из-за дождя.

– Я хочу найти кое-что в старых газетах, – сказал Том, наклоняясь к корзине с ручкой и крышкой, где хранились газеты. Она стояла в углу коридорчика, который вел в комнаты мадам Аннет.

– Вы ищете что-то определенное, месье? Вам помочь?

– Спасибо, я справлюсь. Одну минуту. Похоже, мне нужны американские газеты, – рассеянно говорил он, перебирая июльские номера «Геральд трибьюн». Весь вопрос в том, где было опубликовано это сообщение – в отделе некрологов или в новостях. У Тома осталось смутное воспоминание, что текст с фотографией располагался наверху первой страницы, в левой колонке. В корзине нашлось всего десять номеров за июль, остальные отсутствовали. Том поднялся к себе и нашел там еще несколько номеров, но ни в одном из них не обнаружил упоминания о Джоне Пирсоне.

До слуха Тома донеслись звуки инвенции Баха. Элоиза играла прекрасно. Уж не завидует ли он? Тому стало смешно. Можно не волноваться: наверняка сонатина Скарлатти в его исполнении заслужит у их общего учителя, месье Роже Лепти, не меньше похвал, чем инвенция Баха в исполнении Элоизы! Том и в самом деле рассмеялся вслух. Уперев руки в бока, он с разочарованием посмотрел на кучку газет на полу. Он решил попытать счастья со справочником «Who is who» и через коридор прошел в комнату под башенкой, которая служила им библиотекой. Он снял с полки английский справочник, но там не было упоминания о Джоне Пирсоне.

Тогда он достал том, опубликованный несколькими годами раньше в Штатах. Снова неудача. Правда, оба справочника были более чем пятилетней давности, к тому же Джон Пирсон вполне мог оказаться одним из тех типов, которые отказываются сообщить какие-либо данные о себе.

Умеренно громкий финальный аккорд инвенции прозвучал в третий раз.

Любопытно, заглянет ли к нему снова тот паренек… Том думал, что да, заглянет.

После ланча Том разучивал сонатину Скарлатти. Теперь ему хватало усидчивости на полчаса и более – не то что несколько месяцев назад, когда каждые пятнадцать минут приходилось делать перерыв и гулять по саду. Роже Лепти[5], фамилия которого находилась в полном противоречии с его внешностью – это был высокий, полный мужчина с кудрями и в очках, за что Том окрестил его французским Шубертом, – однажды заметил, что садовые работы губительны для рук музыканта. Том не пожелал бросать любимое занятие, но пошел на компромисс: сложные работы вроде удаления мучнистой росы он целиком возложил на приходящего садовника Анри. К тому же он вовсе не собирался становиться музыкантом-профессионалом и давать концерты. Хочешь ты этого или не хочешь, но вся жизнь состоит из компромиссов.

Четверть пятого.

– Здесь легато![6] – произнес Роже Лепти. – Легато на клавесине требует особой тщательности и чистоты…

Том сосредоточил все внимание на том, чтобы, не напрягаясь, чисто, но достаточно бегло исполнить трудный пассаж.

Зазвонил телефон. Со вздохом облегчения Том извинился и встал. Элоиза уже закончила играть и теперь одевалась у себя наверху для визита к папа́.

Том не стал подниматься, он снял трубку внизу и услышал голос Билли: тот говорил с Элоизой, которая подошла к телефону раньше Тома.

– Добрый день, мистер Рипли, – робко произнес Билли. – Я тут съездил в Париж. Насчет этого приюта – помните? Получилось… любопытно.

– Ты что-нибудь выяснил?

– Немного… Я подумал, раз это вам интересно, может, я заеду к вам ненадолго сегодня где-то около семи?

– Сегодня? Хорошо, приезжай.

Их разъединили прежде, чем Том успел спросить, как он собирается добраться до Бель-Омбр. Впрочем, он же находил способы добираться до их дома прежде. Том повел плечами, сел за клавесин, выпрямил спину и начал играть. Ему показалось, что на сей раз соната-пикколо Скарлатти у него звучала гораздо лучше.

– Исполнено бегло, – сказал Роже Лепти. В его устах эта похвала дорогого стоила.

После полудня ярость стихий улеглась, и теперь промытый дождем сад сиял в лучах вечернего солнца. Элоиза уехала, пообещав вернуться не позже полуночи. До Шантильи было около полутора часов езды, к тому же, пользуясь тем, что отец уже в десять тридцать отправлялся ко сну, они с матерью обычно после ужина проводили какое-то время за разговорами.

– В семь я жду Билли Роллинса – паренька-американца, – предупредил жену Том.

– Ах да, того, которого ты приводил недавно?

– Я его чем-нибудь покормлю. Возможно, когда ты вернешься, он еще будет здесь.

Элоизе это было неинтересно.

– До скорого, Тома! – прощебетала она, беря в руки букетик махровых, с длинными стеблями маргариток. В центре букета красовался пион – один из последних в этом сезоне.

Поверх юбки с блузкой она предусмотрительно накинула дождевик.

Том начал слушать семичасовые новости, когда у ворот позвонили. Он заранее известил мадам Аннет о том, что в семь к нему придут, но теперь опередил ее, сказав, что встретит гостя сам.

Билли Роллинс уже миновал распахнутые ворота и по гравиевой дорожке приближался к парадным дверям. На этот раз на нем были шерстяные брюки, рубашка и пиджак. Под мышкой он держал плоский пластиковый пакет.

– Добрый вечер, мистер Рипли, – улыбаясь, поздоровался он.

– Здравствуй. Каким образом ты умудрился так точно рассчитать время?

– Взял такси. Я сегодня шикую, – отозвался подросток, тщательно вытирая ноги. – А это вам.

Том развернул пакет и вынул пластинку. Это оказались «Песни» Шуберта в исполнении Фишера-Дискау[7] – новая запись, которую Том недавно слышал.

– Большое спасибо, Билли. Это, как говорится, именно то, что нужно. Я вполне серьезно.

В отличие от прошлого раза, Билли был одет безупречно. Вошла мадам Аннет, чтобы узнать, не нужно ли что-нибудь принести. Том представил ей Билли и, предложив ему сесть, осведомился, желает ли он пива или предпочитает что-нибудь другое. Мадам Аннет вышла, чтобы к обычным аперитивам добавить пиво, и Том объяснил, что жена, как обычно по пятницам, ужинает нынче у родителей.

На сей раз мадам Аннет решила приготовить для Тома джин с тоником и кусочком лимона. Домашнее хозяйство было истинным призванием мадам, и у Тома никогда не было причин жаловаться на ее эксперименты с напитками.

– У вас сегодня был урок музыки? – спросил Билли, заметив на раскрытом клавесине нотный альбом.

– Да. Я играл Скарлатти, а жена – инвенцию Баха. Это гораздо интереснее, чем послеобеденный бридж, – отозвался Том. Он был рад, что Билли не попросил его что-нибудь сыграть. – Ну а теперь рассказывай про свой парижский вояж. Как там поживают наши четвероногие друзья?

– Значит, так. – Билли закинул голову назад, как бы собираясь с мыслями. – Все утро среды я потратил на то, чтобы убедиться, что этот приют на самом деле не существует. Я порасспрашивал в кафе и в гараже. Там сказали, что несколько человек до меня уже интересовались этим приютом, но им про него ничего не известно. Я даже был в местном полицейском участке в Вену. Там тоже ничего о нем не слышали, и на местной карте ничего подобного не обозначено. Даже в гостинице узнавал – все впустую.

Наверное, он имел в виду отель «Гранд Вену» – «Большая охота». Почему-то это название ассоциировалось у Тома с большим капканом. «Придет же такое в голову!» – подумал он с кривой усмешкой.

– Да, похоже, у тебя была напряженная среда, – вслух сказал он.

– Еще бы! Во второй половине дня я, как обычно, еще работал часов пять-шесть в саду мадам Бутен, – ответил Билли и отхлебнул пива. – В четверг, то есть вчера, я поехал в Париж и посетил восемнадцатый округ. Начал со станции метро «Лез Абесс» и добрался до площади Пигаль. Там в почтовых отделениях стал спрашивать, не у них ли зарегистрирован ящик за номером двести восемьдесят семь. Все отвечали одно и то же: подобную информацию они не дают. Тогда я попросил, чтобы мне сообщили хотя бы имя получателя корреспонденции. На мне была обычная рабочая одежда, и я объяснял, что хочу отдать несколько франков в фонд помощи животным – если фонд пользуется этим номером. Они на меня так смотрели, как будто это я был жуликом!

– Ты думаешь, что нашел ту самую почту, где есть именно этот номер?

– Наверняка сказать не берусь. Ни в одном из четырех отделений восемнадцатого округа не признались, что ящик у них имеется, и тогда я сделал, по-моему, верный шаг – он сам собой напрашивался…

Билли выжидательно посмотрел на Тома, словно надеясь, что тот догадается, но Тому не пришло в голову ничего вразумительного, и он спросил:

– Ну и что же именно ты сделал?

– Купил бумагу, марку, зашел в ближайшее кафе и написал: «Милые защитники животных, ваш приют существует только на бумаге. Я – один из тех, кого вы одурачили. Мне удалось отыскать еще нескольких добросердечных жертв вашего жульничества, так что приготовьтесь – скоро вас навестит полиция».

Билли наклонился вперед, по выражению его лица можно было догадаться, что возмущение нечестностью борется в его душе с радостным азартом. Щеки его порозовели, он старался выглядеть серьезным, но не мог сдержать улыбки.

– И еще я написал, что за их ящиком будет установлено наблюдение.