Высшая ценность

Закир Салманов, чеченец по происхождению, внешне не был похож на кавказца: светловолосый, с дымчатыми глазами. По-русски он говорил чисто, без акцента, что вполне оправдывало его нынешний паспорт с русскими именем и фамилией.

В тысяча девятьсот девяносто девятом, когда началась вторая чеченская война, Закиру только исполнилось четырнадцать, а его брату Адаму тринадцать. В сентябре во время бомбардировки Российской авиацией Грозного и окрестностей почти вся семья Салмановых – отец, мать, две старших дочери, – погибли при взрыве ракеты, пущенной с российского штурмовика. Закир с Адамом гостили у дальних родственников в селе, и потому остались живы. Через неделю после похорон братья с несколькими ровесниками ушли в горы. Потеряв родных, Закир люто возненавидел всех русских, и без колебаний мог зарезать любого, даже младенца, женщину или старика. Он жаждал отомстить. Он научился стрелять лучше всех, бросать гранаты, научился минировать и взрывать. Он, не задумываясь, мог броситься под танк или с поясом шахида взорвать любой объект.

После того как к власти в Грозном пришёл Ахмат Кадыров, кроме русских у Закира появились новые кровные враги – соплеменники, сотрудничающие с врагами его родины. Впрочем, и в своих соратниках, которых считал героями, борцами за свободу, Закир со временем разочаровался: понял, что они просто отрабатывали деньги зарубежных спонсоров, и им, по сути, было глубоко плевать, за кого воевать – лишь бы платили исправно и много. В конце концов Закир стал ненавидеть всех. Единственным человеком, которого он любил, был его брат Адам. Все остальные представляли для него однородную безликую массу.

Шесть лет братья скитались в горах с отрядом боевиков: нападали на блокпосты, захватывали заложников, устраивали диверсии на военных объектах – вели партизанскую войну. За время, проведённое в горах, они возмужали и приобрели огромный опыт диверсионных действий. Но в конце концов их отряд, как и остальные формирования боевиков, стал терпеть поражение за поражением. Новые чеченские власти совместно с федералами методично уничтожали их, поэтому многие просто прекращали боевые действия и переходили на сторону законной власти. Когда Закир осознал, что конец близок, они с братом вышли из леса. Только в мирной жизни им места не нашлось. Они умели лишь воевать и ничем другим заниматься уже не могли. Зато их навыки очень пригодились в криминальной среде: буквально через полгода Закир с братом примкнули к чеченской банде, орудовавшей в Москве.

Жизнь в столице кардинально отличалась от жизни в горах: комфорт, отдельная квартира, деньги, машина. Группировка считалась чеченской, но на деле состояла из отморозков разных национальностей. Они не брезговали ничем: от банальных грабежей и рэкета до участия в рейдерских захватах мелких предприятий. Два года банда практически безнаказанно орудовала в столице. Удача сопутствовала им во всём и это расслабляло, заставляя верить в свою неуязвимость. Но всему когда-то приходит конец. Наспех спланированное нападение на инкассаторов привело к аресту нескольких членов группировки, ну а те сдали всех остальных. Закиру грозило от десяти лет и выше строгого режима, однако его личность, как и личность Адама почему-то не сильно заинтересовала следствие. Братья получили всего по пять лет и отправились в колонию общего режима в Новосибирской области. Закир счёл это удачей. Пять лет – ерунда по сравнению с тем, к чему их могли приговорить, если бы следователи проявили служебное рвение, установили личности братьев и детально покопались в их прошлом. Только спустя три года, когда оба Салмановых освободились по УДО и у ворот колонии увидели адвоката, защищавшего их в суде, Закир понял, кому они обязаны таким мягким приговором. Адвокат привёз бывших зеков на квартиру, где их ждал мужчина лет сорока пяти с военной выправкой и цепким волевым взглядом человека, привыкшего командовать.

Олег Иванович, как представился хозяин квартиры, знал о Салмановых всё. На журнальном столике перед ним лежало полное досье на братьев, с перечислением всех их подвигов за последние десять лет. Без каких-либо прелюдий и уговоров Олег Иванович предложил работу. Рисковую, но для братьев привычную – убрать человека. Закир, не раздумывая, дал согласие, нутром чуя, что в случае отказа их жизни закончатся в одном из подмосковных болот.

Операция по устранению менеджера коммерческого банка оказалась делом довольно лёгким. Этот человек вёл открытый образ жизни, у него не было охраны и бронированного автомобиля. Закир просто подошел к «объекту» на стоянке перед домом, ударил его ножом в сердце, забрал всё ценное, имитируя ограбление, и спокойно удалился.

Опасения братьев, что новый работодатель использует их как одноразовый материал и после выполнения работы просто уберёт, оказались напрасными. После акции Салмановых отправили на закрытый объект в Подмосковье, напоминающий спортивную базу – там проживали и тренировались порядка двадцати человек. База принадлежала охранной фирме, хотя на практике та скорее представляла собой частную армию. По крайней мере, дисциплина в подразделении, куда определили братьев, была совсем как в армии – гораздо жёстче, чем в отряде боевиков. Зато все, чему учили на базе, было давно знакомо братьям, а многие вещи они вообще знали гораздо лучше инструкторов.

Уже через месяц, набрав оптимальную физическую форму после колонии, Салмановы начали службу в ЧОПе. Занимались в основном силовой поддержкой рейдерских захватов, которые проходили, как правило, при участии полиции. Силовики, приезжавшие с постановлением на обыск, заводили на объект частную охранную компанию. Те брали объект под охрану и выдворяли с территории прежнюю администрацию. Сильно сопротивлявшихся хозяев бизнеса без колебаний устраняли физически. Пять лет всё проходило без особых проблем, и только с компанией MP Development неожиданно возникли сложности…

Но сейчас Закиру было глубоко наплевать на проблемы своих хозяев. Смерть брата затмевала всё остальное, мутила сознание. Он даже не заметил, как они доехали до места, как плавно отползли металлические ворота, машина въехала во двор и остановилась возле дома. Вышедший из автомобиля Аюб с некоторым удивлением уставился на сидящего без движения напарника.

– Закир! – громко окликнул он. – Закир!

Салманов пошевелился, открыл дверь, медленно выбрался наружу. Заметив его остекленевший взгляд, Аюб спросил с тревогой:

– Ты в порядке?

– В полном, – процедил сквозь зубы Закир.

Когда он открыл багажник и достал сумку с автоматом, Аюб укоризненно покачал головой: тащить с собой оружие, из которого только что совершено заказное убийство, являлось нарушением установленных правил. Но он ничего не стал говорить, лишь молча наблюдал, как Закир закопал сумку в кучу осенней листвы, поднялся на крыльцо и скрылся за дверью. Когда Аюб появился в гостиной, он застал Закира за изучением лежащего перед ним листка с информацией на убийцу брата.

– А он москвич, – тихо произнёс Закир и мечтательно протянул: – Значит, здесь у него наверняка остались родственники. Мать или отец.

Аюб нервно дёрнул плечами и скривил рот. Ему не нравилось настроение товарища и его желание отомстить. Ничего хорошего от этой идеи ждать не приходилось, но отказать в помощи соплеменнику он не мог и поинтересовался:

– Адрес есть?

Закир медленно покачал головой, затем достал из кармана телефон и набрал номер полицейского из Петербурга.

– Привет. Как там у вас?

– Привет. Что тебя конкретно интересует?

– Я могу тело брата забрать?

– Пока идёт следствие, не получится. Потом всё организуем. Кстати, вашего парня сегодня отпустили. Адвокат постарался.

– Понятно. Помощь нужна. У телохранителя должны быть родственники в Москве. Можешь узнать адрес?

– Попробую. Он бывший сотрудник, так что данные должны быть в базе. Позже скину смс.

– Спасибо. Отбой.

***

Номер «люкс»: две комнаты, кухня, ванная – всё как положено. Перед обеими комнатами тянется балкон. Игорь Иванович Большаков, старший оперуполномоченный 1-й оперативно-розыскной части, более известной как «убойный отдел», не спеша обследовал все помещения и остановился у окна с тремя пулевыми отверстиями в стекле.

Большаков работал в угрозыске почти четверть века. Начинал простым опером в районном отделе, и уже почти четыре года трудился в «убойном» Главка, где расследуют только тяжкие преступления. «Клиенты» отдела – маньяки, педофилы, убийцы. Год назад, в рамках борьбы с коррупцией, почти все сотрудники Московского уголовного розыска были выведены за штат, перетрясли и другие подразделения Главка – все, кроме «убойного». Резонансных преступлений с каждым годом становилось всё больше, а начавшийся в тринадцатом году массовый исход профессионалов обескровил органы: бороться с преступностью стало практически некому. В «убойном» была сосредоточена элита сыска и, по-видимому, никто не рискнул вывести их за штат.

Большаков внимательно осмотрел ровные, аккуратные отверстия в стеклопакете, затем вопросительно взглянул на стоящего рядом эксперта, изучающего зажатую между губками пинцета пулю.

– Стёкла изнутри плёнкой армированы, – ответил эксперт на немой вопрос подполковника.

– Зачем?

– Может, чтобы шторы не выгорали, – пожал тот плечами, поднимая пинцет на уровень глаз.

– Девять миллиметров? – уточнил подполковник, разглядывая пулю.

– Да. Скорее всего, «Винторез» или «Вал».

Большаков привычным жестом потёр подбородок. Снайперский автомат «Винторез» или его поздняя модификация «Вал», предназначенные для спецподразделений, довольно редко использовались киллерами. Подполковник вновь тронул подбородок и припомнил, что в две тысячи тринадцатом из подобного оружия пристрелили самого авторитетного вора России – деда Хасана.

Достав из внутреннего кармана пиджака шариковую ручку, Большаков сунул ее в пулевое отверстие в стеклопакете. Ручка вошла под углом и точно указала на окно квартиры в доме напротив. Всё это он проделал лишь для проформы. Его сослуживцы сразу по приезде определили место, откуда стрелял снайпер, и сейчас проводили там обыск. Подполковнику уже были известны предварительные результаты – вернее, их полное отсутствие. Кроме связанных по рукам и ногам хозяев квартиры опера ничего не обнаружили. Опрос соседей по подъезду показал, что, по-видимому, работали профессионалы, двое. Уходили спокойно, нагло, не торопясь. Несмотря на то, что во дворе было довольно много народу, вышли из подъезда в масках, один нес в руках большую спортивную сумку. Сели в тёмно-синий «вольво» и плавно выехали из двора. Свидетели запомнили номер машины, и был объявлен план «перехват». Однако богатый опыт подсказывал Большакову, что вскоре эту машину обнаружат в нескольких кварталах от места преступления, но её осмотр тоже ничего не даст. Нужно браться за разработку ближнего круга убитого, проверять его связи и место работы.

Хлопнула входная дверь номера. Большаков обернулся и жестом подозвал вошедшего сотрудника отдела, капитана Ерохина, который должен был проверить записи с камер наблюдения. Охранники убитого показали, что их шеф беседовал в номере с человеком из Питера, но тот скрылся сразу после убийства.

– Есть что-нибудь? – поинтересовался подполковник.

– Есть!

Ерохин достал телефон и включил видео с камеры наблюдения, установленной в коридоре.

– Вот он, наш клиент. Выскочил из номера и, как только охранники рванули сюда, свалил по-тихому. Вот видео с первого этажа. Он через служебный вход ушёл. Опытный, гад!

– Опытный, – согласился Большаков, закончив просмотр.

Он не лукавил, соглашаясь с выводами коллеги, поскольку прекрасно знал человека, который был в номере с убитым. Уже на первых кадрах подполковник узнал своего бывшего напарника по работе в районном УГРО, Дениса Лагина.

– Где охранники? – поинтересовался подполковник у Ерохина.

– В холле сидят. Их следак из прокуратуры допрашивает.

– Ты-то успел их опросить? Поинтересовался, когда Вулич снял этот номер? Киллеры захватили квартиру за два часа до покушения. Получается, они заранее знали, куда он приедет?

– А он и не снимал. Номер числится за ним. Здесь всегда останавливаются его гости. Один из охранников слышал, как утром босс звонил из машины и приказал приготовить номер для его друга. Они гостя в аэропорту встретили и привезли в отель.

– Он что, круглый год платит за номер?

– Нет, просто половина отеля ему принадлежит, так что…

– Понятно, – прервал подполковник.

Хотя непонятного было хоть отбавляй. Почему прямо из аэропорта Денис сразу поехал встречаться с Вуличем? Зачем вообще останавливаться в отеле, если у него в Москве мать, и он мог жить у неё?

Большаков проследовал в коридор, аккуратно закрыл за собой дверь, достал телефон и набрал номер Лагина. «Абонент недоступен», – сообщил автоматический голос в трубке. Подполковник тихо выругался, сунул аппарат в карман пиджака и нервно провёл рукой по коротко стриженным седым волосам. Вернувшись в номер, он обратился к эксперту:

– Что скажешь?

– Три выстрела. Один в цель. Зачем ещё стреляли – непонятно. Разброс странный: стена, стол. Палили, как с перепугу или от злости. По-видимому, второго пытались достать. Снайпер, похоже, не профессионал, просто навык хороший имеет.

– Не профессионал?

– Профи положил бы обоих, – согласился с экспертом Ерохин. – Я в горах видел, как за десять секунд пятерых из такого же ствола положили. Даже дёрнуться не успели.

– Да это ни о чём, – отмахнулся подполковник. – Обстоятельства бывают разные. Может, занервничал?

Эксперт не стал спорить, отвернулся от оперов и занялся мёртвым телом.

– Да! – неожиданно воскликнул Ерохин. – Пока ты выходил, мне Литвин звонил. Сказал, что не смог тебе дозвониться. Просил набрать его.

Большаков нервно поморщился. Не сказать, чтобы начальник «убойного», полковник Литвин, вызывал у него раздражение. Отношения были нормальные, товарищеские, хотя близкой дружбы они не водили. Напрягал сам звонок. Похоже, кто-то уже заинтересовался этим делом и сейчас их начнут торопить с расследованием. Большаков с явной неохотой достал из кармана телефон и набрал номер.

– Слушаю, Виталий Генрихович.

Он слегка кривился, слушая начальника, и почти незаметно качал головой в такт его словам.

– Понятно, на связи, – устало произнёс подполковник через минуту и отключил телефон. – Ну и на хрена ты рассказал ему про гостя Вулича? – рыкнул он, в упор глядя на Ерохина.

– А что тут такого? – недоуменно пожал плечами капитан.

– Такого ничего! Только у нашего начальника уже готов виноватый. Приказано следовать версии, что гость и есть организатор убийства. Теперь это наша приоритетная версия.

– Так может он и правда… – начал капитан.

– Не может! – раздражённо перебил Большаков. – Я знаю этого человека. Это Денис Лагин. Мы работали вместе.

– А-а-а, это тот, что сейчас частный детектив в Питере, – припомнил Ерохин рассказы подполковника о работе в районном УГРО и своем бывшем напарнике.

Большаков мрачно кивнул и, поразмыслив, добавил:

– Не мог-то он не мог, но что он здесь делал и почему слинял, узнать не мешает. Только у него телефон выключен.

– И где его искать?

– Пробей телефон и адрес его матери. Лагина Мария Николаевна. Припоминаю, живёт где-то в районе Семеновского метро. Возможно, он к ней двинул.

– Ещё один момент, – встрял в разговор эксперт. – Здесь сумка от ноутбука. Внутри зарядка, шнуры, а самого ноутбука в номере нет.

– Скорее всего, Лагин унёс его с собой, – предположил Ерохин.

– Ты прямо экстрасенс, – буркнул подполковник. – Конечно, унёс. Возможно, потому так спешно и исчез. Ладно, найдём Лагина – всё прояснится. Займись телефоном матери и адрес узнай заодно.

***

Уютное маленькое кафе, попавшееся на пути Дениса, было как нельзя кстати. Он устроился за столиком у стены в глубине небольшого зала, заказал кофе и достал ноутбук Ильи. Внимательно прочитав названия папок на рабочем столе, остановил своё внимание на файле, под которым стояло его имя. Файл оказался довольно пространной пояснительной запиской, подготовленной для него Вуличем.

«Человек надевший погоны или форму, давший присягу, достоин памяти и почестей, положенных воину, а не сопливых стенаний по поводу его смерти. Он знал, на что шёл, и был готов отдать свою жизнь». Эти слова отца навсегда врезались Денису в память, и он старался следовать этому завету. Его работа подразумевала именно такое, несколько цинично-пренебрежительное отношение к жизни – как своей, так и чужой. Это было сродни ощущениям командира высокого ранга, вынужденного посылать в мясорубку битвы тысячи солдат, не думая, что они оставили дома родных, ждущих их возвращения. Главное —результат, главное – выполнить поставленную задачу. В глубине души Денис, конечно, сожалел о трёх погибших вчера охранниках, и еще одном, получившем тяжёлое ранение, но он не собирался страдать и посыпать голову пеплом. А вот потеря самого близкого друга вызывала в душе острую, почти физически ощутимую боль. Да, это была настоящая утрата, которая на время вывела его из равновесия до такой степени, что, петляя по проулкам микрорайона, Лагин готов был разорвать первого встречного, и с трудом себя сдерживал.

Уже давно Денис не задумывался над тем, какое место в его жизни занимают близкие люди, насколько они дороги ему и как он привязан к ним. Их существование было некой константой, постоянным явлением, как ежедневный восход солнца или смена времён года – близкие люди, намертво связанные любовью, дружбой, семейными узами. Неделимый, вечный союз. Он воевал, терял боевых товарищей, но это было не так больно, не возникало ощущения опустошённости, которое появилось сейчас и просто душило его. Страшное, пугающее своей необратимостью чувство – словно из твоего нутра вырвали жизненно важный орган, без которого ты обречён на гибель. Примерно то же он ощущал, узнав о смерти отца.

Старший Лагин практически постоянно находился в командировках, пропадая из жизни сына на дни, недели, а то и на больший срок, но, когда возвращался, приносил в дом хаотичное броуновское движение. Жизнь начинала бурлить, играть сумасшедшими красками. Менялась не только картинка, но и запахи, которые шлейфом следовали за ним: мужественные запахи сильного мужчины. Мама словно расцветала в эти редкие для них периоды единения семьи. А для сына отец был звездой первой величины, предметом настоящего поклонения, непререкаемым авторитетом, и, естественно, смог заразить парня любовью к своей профессии. Денис подражал отцу во всём, и в дальнейшем его мир стал своеобразным отражением мира отца. С самого раннего детства Денис рос в окружении военных и не мыслил для себя другой судьбы, кроме службы на благо Родины.

Денис подражал отцу во всём. Мама, после защиты диссертации преподававшая филологию в университете, отчаянно старалась привить сыну любовь к музыке, живописи, классической литературе, но все её усилия встречали жёсткий отпор со стороны маленького Дениски. Во время очередного отпуска отца сын пожаловался, что мама его достает, но неожиданно получил в ответ холодную отповедь.

– Ты хочешь вырасти тупым и ограниченным солдафоном? – резко и презрительно спросил отец.

Он так и сказал «солдафоном». Денис впервые услышал это слово, но оно стало для него определением высшей степени деградации человека. Он перестал спорить с мамой и больше не противился попыткам сделать из него разносторонне развитого человека.

Окончив школу, Денис поступил на контрразведывательный факультет Академии ФСБ России, где готовили специалистов для оперативных подразделений ФСБ. Впереди светила великолепная карьера, но всё закончилось с гибелью отца.

Полковник спецназа ГРУ Леонид Лагин погиб на задании в горах Кавказа в две тысячи первом. Его группа попала в засаду. В результате долгого и очень тяжелого боя все товарищи погибли, а Лагин, чтобы не попасть в плен, подорвал себя гранатой. Его хоронили в закрытом гробу, у близких даже не было возможности толком попрощаться. Вынужденный вместо родного лица смотреть на тёмно-коричневую лакированную крышку гроба, Денис отказывался верить, что под ней лежит то, что осталось от его отца.

Лагин никогда не забудет, как прямо посередине лекции его неожиданно вызвали к начальнику Академии. Когда он вошёл в кабинет и с порога начал докладывать о своем прибытии, стоящий у окна генерал неуклюже, словно у него заклинило шею, обернулся. Денис увидел бледное, неподвижное, отражающее мучительную скорбь лицо хозяина кабинета, и слова застыли у него в горле. Он замер, интуитивно чувствуя: случилось что-то страшное, непоправимое… Генерал, старый товарищ отца, медленно приблизился и положил руку на плечо парня.

– Крепись, сынок, – хрипло проговорил он. – Твой отец погиб.

Потребовалось некоторое время, чтобы вникнуть в смысл сказанного. Генерал продолжал говорить, но Денис уже не обращал на него внимания. Ощущение утраты настигло и словно ударило под дых: отчего-то стало не хватать воздуха и скрутило живот. «Погиб, погиб», – только это слово стучало в висках, будто кто-то мерно отбивал ритм.

Потом были похороны, прощальные слова друзей и сослуживцев, казавшиеся Денису дежурными, сухими; застывшее лицо мамы и щемящая пустота внутри. Мир рухнул в бездонную пропасть смерти, унося за собой старые представления. Денису казалось несправедливым, что они с мамой переживали страшную трагедию, а окружающий мир никак на это не реагировал. Люди жили обычной жизнью: работали, отдыхали, строили планы на будущее, и это ужасно бесило. Что-то перевернулось в душе парня: он считал, что подвиг отца недооценили и тем самым предали память о нём. Обида и гнев, обуревавшие младшего Лагина, в конце концов вылились в драку с однокурсником, который неосмотрительно пошутил над ним.

Дениса отчислили с третьего курса, предложив два варианта развития событий: зачесть годы обучения, как службу в армии, и просто уйти на «гражданку», или пойти служить в армию и через год восстановиться в Академии. Однако Денис закусил удила и даже слышать не хотел о продолжении обучения.

Открывая ноутбук, Лагин заставил свой мозг не думать о смерти отца и переключиться на другую волну. Теперь он был озабочен только последней просьбой Ильи – защитить женщину. Друг так и сказал: «Если со мной что-то случится, найди способ защитить её. Это она послала меня к тебе, и ты…» Пуля снайпера не дала Илье продолжить, он не успел назвать имя, но Денис надеялся найти его в письме.

Оно начиналось банальной фразой: «Если ты это читаешь, меня уже нет в живых». Далее следовал подробный рассказ о начавшемся рейдерском захвате компании MV Development, о замаскированном под несчастный случай покушении на председателя совета директоров, мажоритарного акционера компании, Владимира Ивановича Маковского; о том, что Маковский сейчас находится в коме, а Илье постоянно поступают угрозы с требованием продать свои акции; о странном бездействии полиции. Илья просил, если с ним что-нибудь случится, защитить гражданскую жену Маковского, Мирославу Романову.

Имя Мирослава всколыхнуло в душе давно забытые воспоминания о юности, о тех днях, когда Денис только начал открывать для себя мир, наполненный неизвестными доселе чувствами и эмоциями. Его первые, неуверенные признания девушке, которую он боготворил, её ответное чувство – как тогда казалось, возвышенное, искреннее, – её тёплые податливые губы, и то, что было потом…

Они познакомились, когда его семья переехала в новую квартиру. Денису оставалось учиться всего год, но мама настояла, чтобы он сменил школу. Прежняя, с высоким уровнем преподавания, оказалась довольно далеко, а та, что была по соседству, нравилась маме гораздо больше. Самому Денису было безразлично, где завершить учебу, главное, что в этом же районе, в шаговой доступности от их нового дома, находился спортивный комплекс, где он занимался в секции боевого самбо. Семь лет он три раза в неделю ездил сюда и знал многих местных пацанов, с которыми сдружился в спортивном зале. Переезд нисколько не смутил его, а напротив, принёс положительные эмоции. Ведь в этом районе он встретил Её – Мирославу или просто Славку, как называли её местные мальчишки.

Вначале она показалась ему немного нелепой в своём странном наряде: чёрная короткая юбка, белые плотные колготки, чёрные гетры до колен, туфли мужского фасона на толстой подошве и мешковатый, словно с чужого плеча, свитер. Густые русые волосы она собирала в хвост на затылке, а из-под длинной чёлки на мир смотрели широко открытые голубые глаза, казавшиеся просто огромными на худощавом лице. Ее глаза притягивали, не давая адекватно оценить другие черты лица.

Через пару дней после переезда Денис, возвращаясь с тренировки, задержался возле сидевших на лавочке соседских пацанов. И вдруг появилась Она. Когда Мирослава подошла к парням, их поведение мгновенно изменилось. Все вдруг стали соревноваться между собой в остроумии, отпускали плоские шутки и громко ржали при этом, стараясь привлечь её внимание. Она же оставалась практически невозмутимой, вяло реагируя на потуги парней и кривя в полуулыбке чуть неправильный рот с полными чувственными губами. При этом девушка несколько раз в упор и с нескрываемым любопытством посмотрела на новенького. Денис терялся, когда ловил её взгляды, чувствовал себя неловко, и вместе с тем ему отчаянно хотелось, чтобы эти огромные глаза смотрели на него безотрывно. Он не умел шутить, не знал анекдотов, поэтому молчал, наблюдая за остальными.