Океан надежд. Книга вторая

Мы поехали дальше быстро и ровно. «Она молодец, хорошо водит, – подумалось мне, – я бы так не сумела». Осознала вдруг, что никогда в жизни ещё не садилась за руль. Даже не знаю, какие там кнопки нажимать. На Земле люди последний раз водили самостоятельно где-то до середины двадцать первого века, потом машины стали самоуправляемыми, что, кстати, привело к резкому снижению смертности населения! Ведь на первом месте до того были именно смерти в результате несчастных случаев. Но здесь нам авария не грозит, тем более с таким водителем, как Нелли. Она ловко уворачивалась от острых ледяных гряд и неожиданных провалов и трещин, попадавшихся на пути. Их, наверное, в академии астронавтов этому учат.

Нелли, кажется, хорошая девчонка: весёлая, озорная, решительная. Вот только её пристрастие к капитану… Это же всем так видно. Жаль мне её. Неужто она сама не видит, что капитан – это вещь в себе. Да, прошло двенадцать лет с гибели его жены, ну и что? Кому-то это срок, а кому – незаживающая рана. Тут ведь наноботы бессильны. Он даже стал выглядеть на сорокалетнего, а ведь ему, судя по анкете, всего тридцать. Другое дело Майкл, ему, кажется, под семьдесят, а выглядит двадцатипятилетним юношей. Жаль, сейчас занят по горло, я бы лучше с ним поехала. Нам ведь скоро предстоит расстаться. Он останется на поверхности, а я спущусь вниз. И Нелли, кстати, тоже. Она же акванавт. Интересно, как мы будем там общаться? Надо попробовать.

«Нелли!» – мысленно позвала я штурмана, но тут же услышала мягкий, но строгий голос СЛАИ:

«Вы пытаетесь войти в контакт запрещённым путём».

«Да знаю я, знаю. Просто хотела узнать, на каком расстоянии мы сможем общаться там, в океане».

«Около ста метров при прямой видимости в обычных земных условиях. Некоторые объекты могут создавать экранирующий эффект», – тут же последовал ответ искусственного интеллекта.

Тоже мне, умник.

– Далеко ещё? – прервала молчание Нелли.

– Думаю, нет. Судя по карте, ещё метров двести прямо перед нами.

– Угу, – промычала она в ответ и ускорила движение. Тут на миг стало темно. Это СЛАИ предусмотрительно включил защитный экран перед пересечением границы тьмы и света. Как раз вовремя. Словно в другом мире очутились. Всё так ярко, сочно, даже сквозь затемнённые стёкла. Видно, на штурмана это тоже произвело эффект, она повернулась ко мне и показала большой палец. Кивнула ей в ответ. Говорить не хотелось. Ослепительное зрелище захватило меня. Мы мчались словно над алмазной россыпью – так искрился, играя бликами, бесконечный белоснежный лёд. Хотя нет, не бесконечный. Вдали уже появились красно-коричневые полосы каменных глыб. «Веснушка»!

При более близком рассмотрении эти образования представляли собой нагромождение красноватых камней самых разных размеров, от песчинок до валунов, что теснились ближе к центру «веснушки». Непосредственно над ней электромагнитный шторм слабел, часть приборов вновь стала работать, в том числе и внешние руки-манипуляторы. Мне удалось, не выходя из модуля, взять несколько образцов с разных участков.

– Ловко это у тебя получается! – одобрительно сказала штурман, наблюдая, как я управляюсь с манипуляторами.

– Нас этому ещё в университете учили. Ты знаешь, на что это похоже со стороны?

– На что?

– Словно рак хватает добычу и суёт себе в пасть. Только наши клешни поизящней и функциональней. А пасть представляет собой роботизированный сборник образцов.

– Завидую я тебе, – неожиданно заявила Нелли.

– Мне?

– Жизнь – это ведь так прекрасно!

– Извини, не поняла?

– Не знаю, как сказать. Вот что я могу? Найти наиболее приемлемый путь? Проложить маршрут? Увёртываться от препятствий? И это всё! А ты изучаешь жизнь! Жизнь во всём её разнообразии. Это должно быть так интересно. И сложно!

От внезапного смущения даже не сразу нашла, что ответить.

– А я за тебя порадовалась. Мне так ловко модуль вести никогда не суметь!

– Здорово! А теперь, после обмена любезностями, что дальше делаем?

– Можем возвращаться. Ты не будешь против, если я начну исследовать образцы?

– Валяй!

Однако стоило нам вылететь за пределы каменистых образований, как роботы опять вышли из строя. Пришлось мне вручную тащить ленту к микроскопу.

– Ого! Что за змея? – Нелли увидела обойму с флаконами разных размеров и форм, что я тащила за собой.

– Образцы, что мы только что взяли. Манипулятор берёт нужный кусочек, по размеру его робот подбирает соответствующий флакон, приклеивая с трёх сторон липкой лентой с обозначением времени и места взятия образца.

– Ты ещё эти ленты на себя крест-накрест надень, будешь точно как партизан!

– Чего?

– Ну ты фильмы про мировую войну смотрела? Там так пулемётные ленты носят.

– А, вот ты о чём. Похоже. Ух ты! Смотри, что делается!

– Ого! А что это с ними? Почему светятся?

– Сейчас узнаем! – Я аккуратно, со всеми полагающимися предосторожностями, открыла флакон и достала оттуда небольшой, светящийся синим фрагмент. Теперь, соблюдая технику безопасности, поместим его под микроскоп. Окей. Получилось. Чисто и стерильно. Что там у нас?

В поле зрения разноцветные кляксы, то и дело меняющие формы.

– Так я и думала!

– Что? Что там? – нетерпеливо трогала моё плечо Нелли, не давая как следует рассмотреть образцы под микроскопом.

– Ладно, давай, смотри!

– Ух ты, здорово! Как цвета у них меняются! И форма!

– Это из-за температуры. В кабине поддерживается комфортная для нас температура, вот они и согрелись, оттаяли.

– Кто «они» -то? Кто оттаял? – бормотала в восхищении Нелли, не отрываясь от окуляра.

– Жидкие кристаллы. Образцы либо покрыты ими, либо вообще состоят из них целиком. В этом мне ещё предстоит разобраться.

– Жидкие кристаллы… – восхищённо пробормотала Нелли. – А они живые?

– Нет! Конечно нет.

– Но они ведь двигаются.

– Это ещё ничего не значит. Вода тоже движется. А кристаллы, между прочим, растворены в ней.

– Но они же растут! И делятся!

– Дай посмотреть! – пришлось чуть ли не насильно оторвать Нелли от микроскопа.

– Я тоже хочу! – взмолилась она. Но тут наш вездеход основательно встряхнуло.

– Что это? – штурман бросилась к своему креслу. – Ерунда. Не беспокойся. Это мы на небольшой ледяной выступ наткнулись.

– Слушай, Нелли, займись-ка своим делом, прошу тебя! Нам до лагеря ещё добраться надо. А микроскоп я к твоему дисплею подключу, чтобы ты могла подсматривать. Договор? – твёрдо заявила я и, больше не обращая внимания на неё, прильнула к окуляру стереоскопического микроскопа.

Зрелище было завораживающим! Передо мной целая россыпь кристаллов: синих, зелёных, жёлтых, красных или прозрачных, но по краям окружённых радужным ореолом. И это цветное месиво двигалось, постоянно меняя форму и направление движения. Это напоминало… это напоминало… калейдоскоп! Да, точно! Были такие игрушки в двадцатом веке, в музее видела. Однако хоть экскурсовод сразу же объяснила принцип действия этой игрушки, но ощущение магии от смены цветных узоров при малейшем движении руки не проходило. Так и сейчас, казалось, кристаллы сами движутся в ярком световом пятне, ища себе место под солнцем…

Но что это? Внимание привлёк кристалл в центре обзора. Красный вытянутый, чем-то напоминающий карандаш, кристалл вдруг переломился посередине, и… их стало два! Более того, каждый из них немедленно стал расти в длину, буквально за несколько секунд достигнув прежних размеров.

– Что я тебе говорила! – восторженно крикнула Нелли, показывая пальцем на дисплей.

– Да, согласна. Это похоже. Однако такое поведение кристаллов давно известно, – назидательным тоном заметила я. – Кристаллы при подходящих условиях начинают расти и делиться. Но в настоящее время живыми существами считаются те, кто могут не только расти, но и размножаться, то есть воспроизводить себе подобных. К сожале…

Но тут моё поучение прервалось, потому как замерла от неожиданности увиденного. Прямо перед нашими взорами два кристалла, зелёный и жёлтый, подплыли друг к другу, соприкоснулись боковыми сторонами и… слились воедино, превратившись в большой синий кристалл. Затаив дыхание, я ждала, что произойдёт дальше, а Нелли даже вездеход остановила, чтобы не отвлекаться. Через минуту это случилось! Синий кристалл стал увеличиваться в размерах, пухнуть прямо на глазах, а потом вдруг лопнул, оставив после себя с десяток маленьких зелёных и жёлтых кристалликов.

– Вот это да! Сама видишь, я была права! – захлопала в ладоши Нелли.

– Но этого же не может быть… – растерянно прошептала я. – Если только…

– Если только что?

– Если только это не подтверждение очень старой гипотезы.

– Слушаю.

– Ещё в начале двадцатого века, после открытия жидких кристаллов, была гипотеза, что может существовать такая форма жизни. Но ей не нашли подтверждения, никаких доказательств, так что…

– А теперь они есть! Ты же настоящий учёный? А учёный должен доверять фактам.

– Да, но…

– Никаких но! Они тут, живые! Мы с тобой открыли новую форму жизни! Ничего себе! Аж голова кружится! Как мы их назовём?

– Кого?

– Ну этих зелёненьких и жёлтых? Интересно, кто из них мама, а кто папа?

– Погоди, погоди. Рано ещё говорить об этом. Надо всё перепроверить.

– Это само собой. Проверяй хоть сотню раз. Я в своих жёлтеньких верю!

– Чего это вдруг жёлтенькие стали твоими?

– А мне жёлтое к лицу. Я назову их неллями. Нелли Европиус. Звучит! А зелёненькие пусть будут джейнами.

– А вдруг они мужского рода?

– Ну и что? Имя Джейн вполне подходит для мужского рода.

– Называй как хочешь. Главные исследования впереди. Хорошо, что образцы изолированы от нас экраном и мы всё делали манипуляторами.

– А что такого?

– Чужая жизнь – потёмки! Кто знает, может, они заразные.

– Тьфу-тьфу-тьфу! – плюнула через левое плечо Нелли. – Придёт же такое в голову. Но ты права, надо быть осторожными. Всё-таки чужая планета.

Я тут же выключила микроскоп, чтобы спустить температуру до нулевых значений, с помощью манипулятора вывела образцы за пределы модуля, поместив их в специализированный герметичный контейнер, хотя ужас как хотелось сразу же продолжить эксперименты. Однако безопасность прежде всего. И не только моя лично – всей команды. А может, и всей цивилизации? Тьфу-тьфу-тьфу!

Вскоре мы добрались до лагеря.

Глава 5. Беседа

Как странно. Я не слышу слов со стороны своих ваув, а эти двуногие только словами и думают! Да, именно так. Они двуногие и двурукие. И шишку, где находятся слова, называют головой. Но это же не должно быть так? Я слышу их слова в себе! Ну конечно, где же ещё? Я же сплошная голова! А может, и они мои слова слышат в себе? Как узнать? Но я твёрдо знаю, что слышу только их. И никого больше. Вот мимо проплыла тума, или рыба, как они её называют. Попытка понять, что она думает, безрезультатна. Ни одной мысли словами. И даже из образов лишь одни кусты. Кстати, аппетитная тума. Думаю, пора подзаправиться. Бз-з-з!

СОФЬЯ

Страна синего хрусталя. Даже, скорее, фиолетового. По-английски фиолетовый – «вайолет». Близко по звучанию к «вайоленс». Что значит жестокий. Планета жестокого хрусталя. Она и вправду жёсткая, колючая. Думаю, и жестокая тоже. Ибо как выжить здесь без скафандра? А вообще, тут есть что живое? Синяя вечная мерзлота. В ней тоже много красоты. Горы хрусталя, крашенные нежным пухом из громадных снежинок. Необыкновенные, кстати, снежинки. Таких на Земле не бывает. Они… тут объёмные! Да, именно так! Те, что у нас дома, плоские, двухмерные. А здесь – прям снежный одуванчик! Размером с мою ладонь. А сверкают-то как!

Планета сине-фиолетовых страз. Всё вокруг в сиреневых оттенках. Чувствую себя лилипуткой, оказавшейся на дне вазы, что стояла у нас дома в серванте. Прабабушкина коллекция. Старинный хрусталь фиолетового цвета всегда манил потрогать его, за что неоднократно была наказана. «Софья, ты остаёшься без сладкого! И без интернета!» Со сладким-то ладно, ну его, а вот без интернета!!! Это было жестоко! Сейчас-то я её понимаю. Раритет, ничего не попишешь. Хрупкость требует бережности.

Но ко мне это не относится. Хоть я и хрупка с виду, страза-недотрога, как называет меня мой муженёк, на самом деле во мне стали побольше, чем в нём. И тверда, как алмаз. Кстати, а почему он меня так называет? Надо будет спросить, когда вернусь. Я ведь настоящий бриллиант его жизни! А он, скорее, опал. Весь в себе такой. Почитай, полвека вместе. Когда-то это считалось солидным сроком, золотой свадьбой, а сейчас… сейчас это просто редкость. Мало кто терпит другого рядом на протяжении стольких лет. А мы… мы просто вросли друг в друга, наверно. И даже расставания нам не страшны.

Почему? Может, из-за нашей любви? Или привычки быть рядом? Ощущать даже на расстоянии родное плечо? Может, из-за слепой веры в наноботы как гарантии наших неизбежных встреч? Надеюсь, дело не в них. Иначе долгие браки были бы не редкостью, а правилом. Скорее так: я стала его частью, а он моей. Моей рукой, бровью, родинкой на щеке, что он так любит целовать до сих пор. Я вот не вижу её без зеркала, но знаю – она здесь, на месте, и от этого как-то спокойней на душе. Даже на чужой планете.

Господи, я всё-таки добралась сюда! Многие летают в космос, как на работу, а я вот опасалась. Нет, не аварий, не встречи с чем-то страшным и незнакомым, неведомым, чужим – наоборот, это привлекало и будоражит кровь до сих пор. Был внутренний страх другого порядка. И название ему – анабиоз. Это ведь так похоже на смерть! Видела однажды со стороны, когда брала интервью у экипажа марсианской экспедиции. Брр! До сих пор дрожь берёт, как вспомню. Живые, яркие личности, что болтали и смеялись со мной только что, превратились вдруг в голые тела без единой искорки мысли в глазах, просто бездушные тела, покорно застывшие в прозрачном желтоватом геле. Как насекомые в янтаре. И эта беззастенчивая обнажённость лишний раз подчёркивала полное отсутствие жизни в этих телах. Представить себя на их месте? Брр! Не хотелось. Почему? Наверное, потому, что не могу да и не хочу представлять себя мёртвой.

Я – живая! И пока я живая – это я! Жить хочу! Всеми помыслами, чувствами, всеми фибрами души жить, видеть, ощущать этот бесконечно разнообразный мир, людей! Нет ничего интереснее, чем узнавать человека, его сущность, историю, которая причудливо переплетается с другими, образуя чудесное древо человеческой цивилизации. Ведь каждый человек – это целый пласт истории, глубоко скрытый даже от самого себя под сиюминутными заботами и устремлениями. Сам того не понимая, он является квинтэссенцией всех прошлых поколений, вложивших в него свой опыт, знания и гены.

В этом суть журналистики. Настоящий журналист – это геолог, который по малозаметным знакам определяет породу, её ценность. Но чтобы достичь скрытых драгоценностей, геолог буравит землю, а мы, журналюги, – души и память людскую вопросами. Конечно, приходится переворотить сотни тонн пустой породы, всего наносного, сиюминутного, десятки поясов защиты, пока доберёшься до самого сокровенного, до сути. Вот он перед тобой, алмаз, который ещё надо обработать, чтобы он засиял сотнями граней! Любой человек ведь многогранен подобно алмазу – он хочет одномоментно и жрать, и мечтать, и достичь какой-то высокой цели, и трахаться, в движении мечтает о покое, а в отдыхе – о наполненных энергией мышцах. Журналист своими расспросами, как опытный ювелир, доводит алмаз до состояния бриллианта – наконец-то, вот он перед тобой, чистый, сияющий, блестящий. И как обидно бывает, когда в этот долгожданный момент достижения цели он вдруг сверкнёт какой-то неожиданной гранью, и ты понимаешь, что всё это было лишь ещё одним внешним слоем, а до сути ещё пахать и пахать!

– Софья? Мне сообщили, что вы ищете меня, – постучали сзади по плечу. Мужчина лет тридцати на вид, с серьёзным выражением лица, но в глазах даже через защитный экран скафандра светилась искорка интереса, а на губах угадывалась улыбка.

– А-а, Майкл! Это правда, искала. Хотелось поболтать с вами, когда у вас найдётся свободная минутка.

– Вы как раз вовремя. Пока роботы подготавливают тоннель для спуска подводного модуля, у меня есть минут десять. Чем могу помочь, Софья?

– Мне привычней, когда называют Ляля. Софья звучит очень строго. По секрету скажу, так меня звали родители, когда я заслуживала порицания. Договорились?

– Хорошо, Ляля так Ляля. Чем я могу быть вам полезен?

– Майкл, давно мечтала познакомиться с вами, но всё как-то не получалось. Говорят, именно вам мы обязаны возможностью побывать на этом спутнике Юпитера.

– О, нет! Совсем не так! Я всего лишь предложил вариант воспользоваться моментом, так сказать. Вся заслуга целиком принадлежит доктору Валери.

– Ну да, конечно! Доктор Валери! Он теперь такая важная шишка, что до него не добраться. Всё колдует над своими наноботами. По моим данным, доктор работает уже над их восьмым поколением!

– Вполне возможно. Он настоящий гений, я безмерно уважаю и люблю его.

– Как и все мы, Майкл, как и все мы. Не будь его, стареть бы нам, как в прежние времена.

– Для меня это нечто большее. Я ведь был инвалидом и только благодаря доктору стал на ноги.

– Неужели? По вам не скажешь. Вы ведь были очень близки с доктором?

– Почему были? Я и сейчас дружу с ним и помогаю, чем могу. Если бы не наш капитан, я бы по-прежнему сидел рядом с Валери в лабораториях.

– О, так вы старые знакомые! Он, насколько я знаю, намного моложе вас, как вам удалось подружиться?

– Дэнис был в числе первой сотни возрождённых к активной жизни людей с неизлечимыми болезнями. И один из первых добровольцев проекта «Голубая Перспектива».

– Слышала о ней, но не знаю подробностей. Что это за проект?

– Ляля, что вы знаете о так называемых призраках?

– Мы, кажется, именно за ними приехали на Европу, – осторожно заметила я.

– Да, это одна из целей нашего путешествия, но далеко не единственная. Но знаете ли вы, что призраки из себя представляют?

– Слышала много досужих домыслов и слухов, но, честно говоря, точно не знаю.

– Это точные копии людей.

– Копии?

– Да. Точные копии людей, погибших в авариях, в самоубийствах, в несчастных случаях. Предугадывая ваш следующий вопрос, отвечаю: копии эти были созданы их собственными наноботами. Вы ведь знаете, что такое наноботы?

– Так, в общих чертах…

– Понятно. Ну а как устроена клетка человека, хотя бы знаете?

– Ну, клетка… это такая штука…

– М-да… Ляля, я был о вас лучшего мнения. А вы – типичный журналист.

– Что это ещё значит? Я ведь могу и обидеться!

– Да обижайтесь, ради бога! Мне-то что с того? Простите, мне пора заняться делом, – бросил на ходу Майкл и сделал большой прыжок в сторону. От неожиданности даже не поняла, чего мне хочется больше: обидеться и никогда с этим негодяем не разговаривать или догнать и разорвать его на мелкие куски! Последнее желание оказалось сильнее, в три прыжка я догнала инженера.

– Послушайте, Майкл! Как вы со мной разговариваете?! Вы ведь молокосос по сравнению со мной, я всё-таки женщина и старше вас лет на двадцать!

– Никогда бы не подумал. Вы выглядите гораздо моложе. Всё благодаря наноботам, о которых вы ни черта не знаете, как и о клетках вашего же организма!

– Дались вам эти клетки! И что значит «типичный журналист», позвольте узнать?

– Софья, я знаю вас ещё с Земли. Читал ваши блоги, и они мне казались занимательными. Вы хорошо владеете словом, надо признать. Даже обрадовался, когда увидел вас на борту, думал, вот интересный человек, будет с кем поболтать. Поэтому сразу и согласился поговорить с вами. Как к женщине у меня к вам претензий нет – наоборот, вы мне даже симпатичны, выглядите озорной, наивной девчонкой. Я не сексист, поверьте мне, хотя иногда так хочется им быть. А вот типичных журналистов на дух не переношу! Что я под этим подразумеваю? Людей малообразованных, но с большим апломбом, считающих позволительным для себя лезть к другим людям в душу с глупыми вопросами! А потом читаешь несусветную чушь в статьях, которую многие принимают за истину, конечно, ведь это написано было известным журналистом, он всё проверил, уточнил! А этот писака даже не соблаговолил проверить достоверность излагаемых материалов! – сердито бросил Майкл на ходу, и я поняла, что ему, видно, крепко досталось от нашего брата. Даже стало жаль человека.

– Майкл, послушайте. Простите меня, виновата. Я не подготовилась к нашему разговору, каюсь. Честно говоря, не предполагала, что он примет такой оборот, но это не снимает с меня ответственности. Давайте начнём сначала. Вы назвали меня наивной девчонкой. Вот и представьте себе, что перед вами наивная девчонка, желающая всё знать!

Кажется, я достигла желаемого. Он остановился, тяжко вздохнул и посмотрел на меня:

– Ляля, вы меня тоже простите за резкость. Не знаю, что на меня нашло. Наболело, видать. В наше время считается обязательным уметь считать и писать, а вот знать, как ты устроен, как работает твой организм, что такое вообще живое существо, оказалось необязательно! Впрочем, так всегда было, это слишком сложно для многих, чего голову зря забивать. Тем более теперь, когда есть наноботы: они обо всём позаботятся, всё исправят, наладят, сохранят и умножат, если надо. Не понимаю, почему не стыдно людям ничего не знать о себе самих? Свободно и смело рассуждают об артистах, о политике, о нравах, о моде, но ни слова не могут сказать, почему стучит сердце и зачем нам нужна печень, или как работает мозг, откуда берутся те самые мысли о политике, артистах и правилах общежития! Не скажу, что специалист в биологии, я ведь всего лишь системный администратор, архитектор компьютерных сетей, но общее представление об организме имею.

– Вот и расскажите мне, пожалуйста! Я тоже хочу его иметь.

– Ну хорошо. Тогда наберитесь терпения…

Майкл задумался на минуту, погрузился вглубь себя. Потом, будто очнувшись, глаза его увидели меня, и в них промелькнула искорка интереса.

– Вы знаете, что меня восхищает больше всего? Как из маленькой, едва заметной клеточки образуется полноценный организм со своими мыслями, желаниями, поступками. Если бы я не был инженером, то, наверно, был бы биологом. Это же какое чудо творится прямо у нас на глазах! Из двух неполноценных клеток образуется одна, дающая начало человеческому существу! По блеску, вспыхнувшему в глазах, прочёл сразу броский заголовок для блога: «Даже неполноценные способны рождать совершенство»! А, угадал? И вы, будучи журналистом, как водится, будете неточны. «Неполноценность» половых клеток условна, она достигается намеренно с помощью сложного деления. Целенаправленно достигает половинного набора хромосом для того, чтобы впоследствии в оплодотворённой яйцеклетке количество их стало нормальным. Но я отвлёкся. Вам, конечно же, известно, что все живые существа состоят из клеток. От инфузории до голубого кита – все! Однако если одноклеточные должны обладать всеми функциями жизнедеятельности, то в многоклеточном организме возможно разделение труда, а значит, специализация. Каждый орган нашего тела имеет большое количество однотипных клеток, выполняющих сходную функцию. Если знать точно, как они работают, их алгоритм действия, выражаясь математически, то можно легко контролировать этот процесс, вовремя исправляя ошибки и восстанавливая активность. Этим и занимались наноботы первого поколения.

– А что собой представляют сами наноботы? Судя по названию, это некие очень маленькие белковые роботы, не так ли?

– Точно! Причём, заметьте, органического происхождения!

– Майкл, называйте меня как хотите, мне ужасно стыдно, но я понятия не имею, что именно делают белки. Когда в школе нам говорили об этом, у меня случилась первая любовь, так что, сами понимаете, мои мозги были не на своём месте. Но сейчас мне действительно очень хочется понять эту механику.

– Ляля, мне не за что вас стыдить, и вам нечего стесняться. Увы, это участь девяноста процентов людей, меня в том числе, в наше компьютеризированное время. Мои познания далеко не так обширны, как может показаться. Вам хочется понять – это главное! Одно это желание перебрасывает вас из девяноста процентов самодовольного невежественного большинства в десять процентов активно думающих людей. А роль белков попробую объяснить.

Наше тело подобно крупному населённому пункту или даже государству. А белки в нём выполняют функции людей. Во всяком случае, большая часть из них. Они строят, перерабатывают пищу, создают нечто новое, служат охранниками и полицейскими, создают оружие против врагов организма, работают менеджерами, ускоряя или замедляя те или иные химические процессы.

Белок состоит из аминокислот, последовательность которых в строго определённом порядке записана в ДНК. Достаточно прочесть эту последовательность, и белок будет воспроизведён. Этим, по сути дела, и занимаются наноботы. Доктор Валери придумал, как на прочную, не подвергающуюся разложению в организме нить нанизать целый набор комплексов ДНК и РНК и соответствующих белков, которые и будут этим заниматься по мере необходимости. Этот комплекс очень напоминает рибосомы, только с вмонтированными в них наночипами. Каждая из них предназначена для своей функции, поэтому при внешней схожести они весьма отличаются по функциям.