Всё о папе, маме, бабушке и восьми детях

– Наш город очень большой. – Папа взглянул на часы. – Но уже скоро они начнут ходить, – сказал он сам себе.

Никто не понял, что он говорит, но вдруг они услышали за спиной знакомый шум. Их догнал трамвай.

Это был первый воскресный трамвай.

Трамвай был совсем пустой. И водителю, и кондуктору грустно было ехать в трамвае без пассажиров.

Папа подвёз тележку к трамвайной остановке.

– А нельзя ли нам подъехать на трамвае? – крикнул он. – Тележку можно привязать сзади к вагону. Я сам это сделаю.

Вагоновожатый посмотрел на кондуктора, кондуктор – на вагоновожатого.

– Давай привязывай, – сказали они в один голос. – Всё равно у нас нет пока ни одного пассажира. А с такой огромной компанией уже не соскучишься!

Недолго думая папа привязал тележку к трамваю.

Мама со всеми детьми поднялась на последнюю площадку, и трамвай тронулся.

Дети смеялись, тележка грохотала вслед за трамваем.

– Вот как она твёрдо стоит на колёсах, – гордо сказал папа. – Сразу видно, что она уже не первый раз путешествует таким образом.

На самой последней остановке они слезли с трамвая, и здесь уже им ничего не стоило дойти до леса. А вот что с ними произошло в лесу, вы узнаете только из следующей главы.

Самоварная Труба

Осенью в лесу совсем не так хорошо, как летом. Там очень холодно и сыро. Но папа отыскал сухое местечко под большими елями.

– Ох, как я проголодался, – сказал он, хитро поглядывая на маму.

– Что ж, устроим небольшой завтрак, – предложила мама.

– Мне бы больше хотелось сразу пообедать, – заметил папа. – Кажется, у нас с собой есть пирожки с мясом?

– Неужели ты будешь обедать в восемь часов утра? – удивилась мама.

– А почему бы нам не пообедать? Кто сказал, что так не полагается? Разве кто-нибудь из вас откажется от пирожка с мясом?

Все поддержали папу, и он начал разводить костёр. Марен принесла сковородку, мама достала пирожки, и вскоре аппетитный аромат распространился по всему лесу.

Не успели они усесться вокруг костра и приступить к еде, как где-то рядом ясно услышали странный писк.

– Что это? Может, птица? – спросил Мадс.

– Нет, это похоже на маленького человечка, – сказала Мона. – Он сразу и плачет и пищит.

– Помолчите минутку, давайте ещё послушаем, – сказал папа.

Писк раздался снова, и вдруг они увидели за кустами какое-то чёрно-коричневое существо.

– У него четыре ноги, – сказал папа. – Оно пищит, как цыплёнок, и плачет, как человек. Это просто-напросто собака. Сидите спокойно. Может, она подойдёт к нам. Бедняжка, она, наверное, очень голодная.

Дети притаились, как мышки, и действительно собака осторожно пошла к ним. Она останавливалась и принюхивалась, иногда издавала жалобный писк. Конечно, она хотела рассказать им, что она тоже любит пирожки с мясом. Особенно сегодня: ведь вчера за весь день у неё во рту не было ни кусочка.

Мона протянула руку и спросила у собаки, не хочет ли она пирожка.

Собака проворно схватила кусок пирожка, ушла за кусты и спряталась там. Но вскоре она снова подошла к ним.

Наконец она осмелела и подошла совсем близко.

Никогда в жизни дети не видели такой странной собаки. Она была длинная, чёрная, с маленькими коротенькими ножками.

– Это такса, – сказал папа. – По-моему, она очень похожа на самоварную трубу.

– Давайте звать её сегодня, пока она с нами, Самоварной Трубой, – предложил Мадс.

– Бедненькая, смотрите, как она замёрзла. На неё просто жалко смотреть, – сказала мама.

– Мы тоже замёрзли, – сказала Мона. – А как сейчас хорошо и тепло дома!

– Нам не стоит сегодня задерживаться в лесу, – сказала мама. – До дому добираться долго, а на обратном пути нам уже не удастся прицепить тележку к трамваю.

– Надо потихоньку двигаться. Ну, собака, мы уходим домой! Да и у тебя дома, наверное, гораздо теплее, чем здесь.

– А может, она заблудилась? – сказала грустно Марта.

– Ну что ты! Как только мы исчезнем вместе с пирожками, она сразу побежит домой. Спасибо за обед, мать! – сказал папа.

– Мы съели всё, – объявила мама. – Имейте в виду, что дома у меня сегодня больше никакого обеда нет.

– Тогда мы дома позавтракаем, – засмеялся папа.

Они тронулись в путь, но собака не отстала от них. Всю дорогу в город она бежала за ними.

– Самоварная Труба бежит за нами, – шепнул Мадс Моне.

– Я бы хотела, чтобы она осталась у нас навсегда, – шепнула ему в ответ Мона.

– По-моему, мы ей очень нравимся, – гордо сказал Мадс.

Он не отрывал глаз от Самоварной Трубы. Собака бежала за ними так быстро, как только ей позволяли её короткие ножки. И когда папа наконец остановился у ворот их дома и обернулся, он сразу увидел собаку.

– И ты здесь? – удивился он. – Иди, пожалуйста, домой, видишь, мы уже пришли.

Но нет. Собака засеменила за ними, и, когда папа открыл дверь, она шмыгнула в комнату, подошла прямо к печке и улеглась под ней.

Было уже три часа, и, когда они поели (зовите это завтраком или обедом – как угодно), папа сказал:

– Завтра утром мы посмотрим в газетах, не потерял ли кто-нибудь эту собаку. Ведь она очень породистая.

В этот вечер все восемь детей, лёжа в кроватях, мечтали, чтобы завтра в газетах не было объявления о том, что кто-то потерял маленькую чёрно-коричневую собаку с коротенькими ножками.

Рано утром на другой день папа пошёл и купил пять разных газет.

Все сели за стол, и папа начал громко читать те страницы в газетах, на которых было напечатано: «Потеряно».

Золотое кольцо потеряно вчера. Коричневая кожаная перчатка потеряна вчера в трамвае… Канарейка вчера вечером улетела из клетки. Чёрно-коричневая такса убежала из дома вечером в пятницу.

– Ага, Самоварная Труба, вот это о тебе, – сказал папа.

– Ой! – Мона так расстроилась, что даже заплакала.

А Мадс сказал:

– Лучше ей туда и не возвращаться, если они даже не могли уследить за ней.

– Она принадлежит какой-то даме, – сказал папа. – Здесь указан адрес. Кто из вас отведёт её домой?

– У меня сегодня только два урока, – ответил Мадс. – Мы с Моной можем отвести её, потому что мы больше всех с ней играли.

– Хорошо, – согласился папа. – Но на память о вчерашнем дне я подарю ей поводок с ошейником.

Папа пошёл в магазин и купил для Самоварной Трубы красивый красный ошейник и новенькую цепочку.

В этот день Мадс по пути из школы нигде не задержался. Он взлетел по лестнице и закричал с порога:

– Она ещё здесь?

– Здесь, – ответила мама. – Вон лежит под печкой.

Самоварная Труба завиляла хвостом и весело залаяла навстречу Мадсу.

– Ну идите скорей, – сказала мама. – Прощай, Самоварная Труба, ты нам всем очень понравилась.

Самоварная Труба долго смотрела на маму и на уютную тёплую печку, но в конце концов послушно пошла вслед за Моной и Мадсом.

– Мама сказала, что мы должны поехать на одиннадцатом трамвае до самого конца и пройти вперёд, пока не дойдём до дома номер двадцать пять.

– Хорошо, – сказал Мадс. – Интересно, ездила ли когда-нибудь наша Самоварная Труба на трамваях?

Конечно, Самоварная Труба ездила на трамваях, потому что, когда трамвай остановился, она ловко прыгнула на площадку и натянула поводок, собираясь войти в вагон. Мадс и Мона сели, и Самоварная Труба сразу же положила передние лапы Мадсу на колени. Ей хотелось, чтобы её взяли на руки.

– Прыгай! – сказал Мадс.

Это была замечательная маленькая собачка. Она сидела на коленях у Мадса и смотрела в окошко. Всякий раз, как она видела на улице другую собаку, она начинала лаять.

К детям подошёл кондуктор.

– Возьмите билеты, – сказал он.

– Два детских, – попросил Мадс.

– Два детских и один взрослый, – поправил его кондуктор.

– А мы едем без взрослых.

– Я вижу, – сказал кондуктор. – Но собаке полагается взрослый билет.

– Конечно, мы возьмём ей билет, но тогда у нас не останется денег на обратную дорогу, – прошептал Мадс.

Кондуктор получил деньги, а Самоварная Труба была очень горда тем, что едет по взрослому билету.

И Мадсу и Моне казалось, что трамвай идёт слишком быстро. Вот трамвай остановился на конечной остановке. Самоварная Труба изо всех сил натянула поводок.

Дети пошли точно, как сказала мама, и скоро дошли до дома номер двадцать пять.

– Позвони ты! – сказал Мадс.

– Ладно! – Мона нажала кнопку.

Им долго никто не открывал.

– Может быть, никого нет дома? – Мона даже раскраснелась от этой мысли.

– Подождём – увидим, – сказал Мадс.

Мона позвонила ещё раз. И тут они услышали, как кто-то, шлёпая туфлями, идёт к двери. Наконец им открыла дверь старая дама.

– Ганнибал, да, никак, это ты! – воскликнула она. – Вот хорошо! По правде говоря, я совсем не знаю, что с тобой делать. Мне бы очень не хотелось, чтобы с тобой случилось какое-нибудь несчастье. Это вы его нашли, дети?

– Да, её нашла вся наша семья, – сказала Мона. – Мы нашли её далеко в лесу. Она, бедненькая, была такая голодная и так дрожала от холода. Наверное, поэтому ей очень понравилось у нас дома. Она могла лежать у нас под печкой подряд день и ночь и всё греться. А у вас есть печка?

– Нет, у меня только паровое отопление, но всё-таки у меня хорошо и тепло, – ответила дама. – Заходите, пожалуйста, и всё увидите сами.

– Спасибо, нам очень хотелось посмотреть, как ей у вас живётся, – сказал Мадс.

Когда они вошли в комнату, дама сказала:

– Ганнибал, да у тебя, кажется, новый ошейник и цепочка! Можете забрать их домой, дети.

– Нет, нет, не надо! – испугалась Мона. – Папа купил их специально для Самоварной Трубы на память от нас.

– Самоварная Труба? Это вы так назвали Ганнибала?

– Да, она же нам не сказала, что её зовут Ганнибал, – ответил Мадс. – И нам показалось, что имя Самоварная Труба ей очень идёт.

– А вы обрадовались, когда узнали, что у собаки есть хозяин? – спросила дама.

– Нет, – сказала Мона. – Мы так надеялись, что никто не будет её искать и она останется у нас навсегда. Вы даже не знаете, как ей хорошо у нас.

– Вот как, – сказала дама и умолкла, о чём-то думая.

Мадс и Мона переглянулись. Дама явно не хотела больше с ними разговаривать.

– Ну, нам пора домой, – сказал Мадс. – Прощай, Самоварная Труба, будь счастлива!

Он наклонился и погладил собаку. А Мона стала перед ней на четвереньки и сказала:

– Если ты ещё раз убежишь отсюда, то приходи прямо к нам. Ладно?

В это время дама очнулась от задумчивости.

– Разве вы так спешите? – спросила она. – Мне хотелось спросить у вас одну вещь. Вы не ошиблись, когда сказали, что вам хотелось бы иметь эту собаку навсегда?

Мадс не успел опомниться, как Мона сказала:

– Конечно, нам бы очень хотелось, чтобы она осталась у нас, но на нет и суда нет, как говорит наша мама, и раз это ваша собака, значит, она ваша, и тут ничего не поделаешь.

– Подождите минуточку, – сказала дама. – Эту собаку прислала мне дочь несколько месяцев назад. Она думала, что мне будет не так одиноко с ней, потому что я живу здесь совсем одна. Но дело в том, что именно теперь, в старости, мне очень понравилось путешествовать. Я собираюсь ехать за границу и не могу взять с собой Ганнибала. И я думала: если я найду каких-нибудь хороших людей, которые захотят взять его к себе, то отдам его. А кроме того, мне трудно ходить с ним гулять. Я вот попробовала выпустить его одного, и вы сами видели, что из этого получилось. Как вы думаете, ваши мама и папа разрешат вам держать дома собаку?

– Ну конечно, обязательно разрешат, – сказала Мона.

– Самое главное, чтобы вы не передумали. Уж очень тяжело было бы снова расставаться с ней, – сказал Мадс.

– Нет, нет, я-то не передумаю, потому что на следующей неделе буду уже в Дании, а ещё через две недели – во Франции. Я вернусь домой только к лету, и тогда, если хотите, можете прийти ко мне в гости, но собаку я отдаю вам навсегда. Вот вам её родословная и квитанция о том, что налог за этот год уплачен.

– Какая вы добрая, – сказал Мадс. – А теперь мы пойдём, нам уже пора.

– Посидите ещё немножко, – сказала дама. – А потом я вызову по телефону такси, чтобы вы вместе с Ганнибалом доехали домой на автомобиле. Деньги на такси я вам дам.

– Вы, наверное, очень богатая? – спросила Мона.

Дама звонко рассмеялась.

Потом она позвонила по телефону, и скоро Мадс, Мона и Самоварная Труба уже ехали домой в красивой красной машине.

Это было необычное зрелище, когда красивая красная машина остановилась перед домом, где жили дети. Мадс расплатился с шофёром, и у него осталась ещё целая крона.

Самоварная Труба вихрем поднялась по лестнице, влетела в квартиру и поскорей спряталась под печку.

– Как приятно снова видеть тебя, – сказала мама. – Надеюсь, ты теперь останешься у нас навсегда?

«Гав!» – ответила ей Самоварная Труба.

Как вы думаете, что это значило?

Самоварная Труба идёт на свадьбу

Папа, мама и все восемь детей были очень горды тем, что у них появилась собака. Она была, конечно, самой замечательной собакой хотя бы уже потому, что у неё были и имя, и фамилия. Ведь старая дама называла её Ганнибалом, а дети – Самоварной Трубой. Вот и получалось: Ганнибал Самоварная Труба. Но дети обычно звали её Самоварной Трубой – так им больше нравилось.

Днём Самоварная Труба любила лежать под печкой и греться, а ночью, когда печка остывала, ей приходилось искать себе местечко потеплее.

– Пусть она спит со мной, – сказал Мадс.

– Или со мной, – сказала Мона.

И все остальные дети тоже хотели, чтобы Самоварная Труба ночью спала в их кроватях, но мама твёрдо сказала «нет».

– Самоварная Труба не моет ноги перед сном, а гуляет она в любую погоду. Я не хочу, чтобы ваши простыни пачкались.

А папа стоял и смотрел на кровать Мортена. Она была такой же длины, как кровати всех детей, но Мортен не занимал и половины, когда ложился.

– Мы перегородим кровать Мортена поперёк и сделаем из неё две: одну для Мортена, другую для Самоварной Трубы, – сказал папа.

Такое предложение всем понравилось. Папа принёс инструменты, дощечку и сразу всё устроил, а Самоварная Труба лежала под печкой и смотрела на папу.

– А ведь ей нужна подстилочка, – сказала мама.

– Да, да, – пробормотал папа. – Но если нам опять придётся тратить на неё деньги, то, боюсь, нам будет не по карману держать собаку.

– Не беспокойся, – сказала мама. – Мы сами сошьём для неё подстилку из лоскутов. Идемте, дети, будем шить все вместе.

У мамы была целая коробка лоскутков. Все взяли по иголке с ниткой и стали сшивать лоскутки, стараясь получше подбирать цвета.

Получился очень красивый и нарядный матрасик.

– Ну, Мортен, тебе пора ложиться, – сказала мама. – Посмотри-ка, есть ли у тебя сегодня грязное бельё? Есть? Положи всё в свой тазик.

Мортен улегся спать, поставив под кровать свои маленькие башмачки. Самоварная Труба только этого и ждала. Она с быстротой молнии бросилась к ним, схватила один башмак и прыгнула с ним под печку. Это было замечательно! Она запустила в башмак зубы и хотела полакомиться. Тут все закричали и бросились спасать башмачок Мортена. Но Самоварная Труба была проворнее их. Когда они подбежали к печке, она была уже под кроватью. Пришлось папе стать на четвереньки и лезть под кровать. Наконец он схватил башмак, хотя Самоварная Труба сердито урчала и вид у неё был свирепый.

– Так нельзя, слышишь, Самоварная Труба, – строго сказал папа. – Запомни раз навсегда. Я тебе вот что скажу: у меня восемь детей, которым я должен покупать ботинки, но если ещё и для тебя придётся покупать, то боюсь, что у меня не останется денег на еду ни для тебя, ни для всех остальных.

Самоварная Труба с оскорблённым видом удалилась под печку. И когда папа немного спустя ласково заговорил с ней, она не замахала хвостом, а продолжала сердиться. Она отвернулась и уставилась в стенку.

– Хм, – сказал папа.

– Наверное, она привыкла всегда грызть старые ботинки, – сказал Мадс. – Я сбегаю сейчас к Хюльде, может, у неё есть.

Он спустился и спросил Хюльду:

– Хюльда, нет ли у тебя одного старого ботинка?

– Нет, у меня оба новые, – ответила Хюльда и посмотрела на свои ноги.

– Не эти, нам нужен один старый ботинок, который ты больше не носишь.

– Такие, может, и есть, – ответила Хюльда, и выражение лица у неё вдруг стало очень нежным. – Я как раз перебираю все свои сундуки, сегодня попозже вечером я, возможно, скажу вам, зачем я это делаю. Идём выберем тебе ботинок!

Хюльда дала Мадсу четыре старых ботинка. Когда Мадс вышел от неё на лестницу, он встретил там всех остальных детей. Узнав, что Мадс ушёл искать старые ботинки, они сделали то же самое, и теперь все вернулись от соседей с добычей. Можете себе представить, какая груда старых ботинок выросла перед Самоварной Трубой!

– Боже мой! – испугалась мама. – Ей нужно давать по одному ботинку, а остальные сложите в шкаф на кухню.

Папа положил старый коричневый ботинок на коврик перед Самоварной Трубой и сказал:

– Пожалуйста, кушать подано!

Но Самоварная Труба ушла к кровати Мортена и прыгнула в неё.

Папа сунул ботинок прямо ей в пасть и снова сказал:

– Это твой ботинок. Можешь его есть.

И только теперь Самоварная Труба простила папе его строгость: она сразу же начала грызть ботинок, подбросила его в воздух, поймала и завиляла хвостом.

– Так, – сказал папа. – Значит, мы снова друзья. А то я очень не люблю ссориться.

В это время постучали в дверь. Самоварная Труба вскочила и залаяла изо всех сил, но, увидев, что пришли Нижняя Хюльда и Хенрик, снова успокоилась.

Она уже успела с ними познакомиться и знала, что это друзья и на них лаять не следует.

Мадс взглянул на Хюльду. Она снова показалась ему какой-то загадочной.

Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, посмеивалась, и выражение лица у неё было очень ласковое.

Да и Хенрик выглядел как-то необычно: стоял и мял в руках шляпу.

– Добро пожаловать! – приветствовал их папа.

Хюльда села на стул, Хенрик стал рядом, смущённо покашливая.

– Дело в том… – начал он. – Нам бы хотелось знать…

– Нет, – перебила его Хюльда, – не знать, а нам бы очень хотелось, чтобы вы пришли в субботу к нам на свадьбу.

– Конечно, мы с удовольствием придём, – сказал папа. – Ведь ты имеешь в виду мать и меня?

– Нет, мы приглашаем вас всех. Вместе с Самоварной Трубой. Правда, в церковь её не пустят, но потом, на праздник, пусть приходит и она тоже, – сказал Хенрик.

– Вы же знаете, что, кроме вас, у нас нет близких, – сказала Хюльда. – Поэтому нам очень хочется, чтобы и все дети непременно пришли, это будет наша свадебная процессия. У Хенрика ещё есть старая тётушка Олеа, у которой он сейчас живёт, её мы тоже, конечно, пригласим, а больше у нас во всём городе нет ни родных, ни знакомых.

Дети улыбались, кивали, а Мона сказала:

– Ой, Хюльда, как хорошо!

– Что – хорошо? – спросил папа. – Что у них нет родственников?

– Нет, хорошо, что мы все пойдём на свадьбу, – объяснила Марта.

– И ещё одна просьба, – сказал Хенрик. – Понимаешь, Хюльде очень хочется поехать в церковь на автомобиле, хотя до церкви всего два квартала. Так вот я думал, не одолжишь ли ты мне грузовик, тогда я смогу сам отвезти в церковь мою невесту.

– А вы все можете сесть в кузов, тогда и свадебная процессия приедет в церковь на автомобиле, – предложила Хюльда.

– Конечно я дам тебе грузовик, – сразу согласился папа. – Всё будет в порядке. Большое спасибо за приглашение.

Хюльда и Хенрик ушли, а у детей теперь было о чём подумать.

– Ты тоже пойдёшь на свадьбу, слышишь, Самоварная Труба? Ты рада? – сказала Мона.

Но Самоварная Труба не понимала, о чём ей говорила Мона, она грызла свой ботинок и ни о чём другом не желала думать.

И вот наступил день свадьбы.

В церковь нужно было ехать к пяти часам. В половине четвёртого мама позвала всех детей в кухню. По всей кухне были расставлены тазики для умывания с тёплой водой. Детям оставалось только как следует вымыться.

А им было что отмывать!

Наконец восемь отмытых до блеска детей были готовы.

Они надели свои самые нарядные платья. Папа надел синий костюм, мама – красную юбку и белую блузку. И все сели ждать. Без четверти пять в дверь постучали.

Оказалось, что пришла сама невеста и вместе с ней какая-то пожилая дама. Конечно, это была тётушка Олеа, у которой жил Хенрик.

– Просто не знаю, что и думать, но Хенрика ещё нет, – сказала Хюльда.

– Как – нет? – удивился папа. – Это весьма странно.

– Не понимаю, – сказала тётушка Олеа. – В четверть пятого он был уже совсем готов. Я помогла ему красиво завязать галстук, вдруг он вскочил и сказал, что он о чём-то забыл. И убежал. Больше я его не видела.

– Да он сейчас придёт, – сказала мама. – Садитесь, подождите пока.

Но было уже без десяти минут пять, потом без пяти, а Хенрика всё ещё не было.

– Может быть, он передумал? – всхлипнула Хюльда. – Может быть, он уже не хочет жениться на мне?

– Не может быть, – сказал папа. – Здесь что-то другое.

Он был прав. Без трёх минут пять прибежал запыхавшийся Хенрик.

– Хюльда! Хюльда! – кричал он. – Где ты?

Он размахивал руками. В одной руке он держал шляпу, в другой – сухие зелёные веточки, обёрнутые красной креповой бумагой.

– Хенрик, милый, почему ты опоздал? – спросила Хюльда.

– Я совсем забыл, что тебе нужен свадебный букет. А все магазины уже закрыты. Я достал только эти веточки.

– Ты молодец, обо всём позаботился, – сказала Хюльда, взяв у него веточки.

И теперь уже все вместе побежали вниз по лестнице.

Хюльда и Хенрик сели в кабину, а остальные разместились в кузове. Осталась только тётушка Олеа.

– Мне не влезть наверх, – сказала она. – Видно, мне не придётся поехать с вами в церковь.

Но папа помог тётушке залезть в кузов, и Хенрик поехал так быстро, как ещё никогда не ездил.

Ровно в пять часов они были в церкви.

Когда они входили в церковь, мама шепнула Малышке Мортену и Мине, чтобы они вели себя тихо-тихо.

Но всё обошлось благополучно. В церкви было так много интересного, что Мортен был очень занят. И только когда все запели, после того как Хюльда и Хенрик сказали «да», Мортен повернулся ко всем и сказал:

– Тисе! Лазве вы не знаете, сто в целкви нельзя суметь?

Но это было не страшно, потому что в церкви не было посторонних.

Священник поздравил Хюльду и Хенрика, и можно было ехать домой. Теперь квартира Хюльды принадлежала им обоим, и Хюльда прибила к двери новую дощечку, на которой было написано: «Хюльда и Хенрик».

Мадс сбегал наверх, привёл Самоварную Трубу, и праздник начался. Хюльда напекла много вкусных пирожных и приготовила очень красивые бутерброды с яйцами и колбасой.

Самоварная Труба сидела под столом, и все дети умудрились положить по кусочку колбасы ей прямо в рот.

Самоварная Труба считала, что свадьба удалась на славу.

Впрочем, и все так думали, а если б и вы на ней были, вам бы тоже очень понравилось.

Три раза бегом вокруг квартала

Приближалось Рождество. Все ходили с таинственными лицами и придумывали, что бы такое подарить друг другу.

Мона тоже придумала. Она прятала свою тайну в своём ящике для игрушек. Тайна была салфеткой, которую она вышивала для мамы. Это был кусочек старой простыни, но Мона вырезала из него ровный круг, а Нижняя Хюльда дала ей красных ниток для вышивания. И каждый раз, когда она приходила в гости к Хюльде, она немножко вышивала. Салфетка была уже почти готова. Но вот сегодня, когда она хотела достать из ящика салфетку, её там не оказалось. Мона искала и искала по всей квартире и наконец нашла её на полу под одной из кроватей.

Салфетка была измята, запачкана и испорчена, но самое странное заключалось в том, что кто-то вышил на ней какие-то беспорядочные красные разводы.

Мона стояла с салфеткой в руке и смотрела по очереди то на одного, то на другого. У неё был такой сердитый взгляд, что все испугались и поспешили сказать, что они этого не делали. Даже папа подошёл к Моне и сказал: