Нымтэгын

Он взял в руки бубен с колотушкой, накинул на свитер куртку-кухлянку и начал неторопливо прохаживаться среди туристов.

– Когда-то в мире не было ничего, кроме моря. Только вода и черный купол неба, без луны и солнца. А потом пришли духи-кэле, проткнули его снаружи, и те места, где они пролезли, сейчас называются «энерти» – звезды. Но кэле не хотели жить в море и разожгли в небе огромный костер «тиркытир» – солнце. И стали таскать его по куполу неба, чтобы он жег воду. Там, где море закипело и испарилось, появилась земля, а весь пар кэле собрали вместе и сделали из него «чыгэйвээм» – Млечный путь. Взяли кэле немного земли, слепили из нее себе дом, назвали его «йилгын» – луна, и стали там жить.

Анатолий Алексеевич продолжал ритмично постукивать в бубен, и тени от очага плясали на стенах яранги. Собравшиеся люди увлеченно слушали рассказ этнографа, превратившегося на время в шамана.

– Скучно кэле было жить на луне и решили они взять китов из глубокого моря и отправить их на сушу. Но киты не могут без воды, и кэле ножами начали вырезать из них людей. А когда вырезали, расселили по всему берегу и сказали: «Мы вас создали, не забывайте об этом, пойте песни о нас, танцуйте у своих костров и приносите нам жертвы из своей добычи. Если станете противиться, будем резать вас дальше, пока всех не убьем». И так появились люди на земле.

Черные клубы дыма поднимались вверх, а шаман продолжал нараспев рассказывать историю сотворения мира, в такт словам ударяя в бубен.

– Расселились люди по всей земле и почитали кэле. Но прошли годы, и некоторые стали забывать, как остры ножи духов. Чукчи, эскимосы, эвены оставили заветы создателей, и только крэкай продолжали служить. Они понимали, что, хотя сами почитают кэле, духи убьют их тоже. Много раз крэкай приходили к другим народам, просили их приносить жертвы и совершать обряды, но все отказались.

Звук его голоса вводил в легкий транс, ни один из туристов, спроси его сейчас, какой за порогом яранги век, не ответил бы. Все погрузились в историю и переживали ее вместе.

– Тогда взмолились шаманы, прося кэле пощадить крэкай, и духи ответили. Они спустились с луны, все черные, как ночь. Их глаза горели, подобно углям костра, а клыки блестели ярче звезд. «Убивайте других, или убьем вас», – сказали духи. И началась война.

Шаман на несколько секунд замолчал, но его бубен будто жил своей жизнью, продолжая выбивать все более и более быстрый ритм.

– Большая война! Было меньше крэкай, их врагов больше! Милость духов с крэкай, но ох, как их мало! Копье против пяти, нож против десяти! Храбро сражались воины, много пролили крови! Отрезали головы, принесли их кэле! Погибли все, опустели поселки! Женщин забрали в другие народы! Немного осталось крэкай на свете! Славно служили они службу духам!

Все стихло, только огонь продолжал жевать плавник в очаге. Несколько секунд все осмысливали слова шамана, а затем история продолжилась.

– Пришли злые чукчи, коварные эскимосы и жадные эвены к последним селам крэкай. Жестокими смотрят глазами на малые силы воинов, на вдов и сирот в ярангах.

Слова звучали медленно и негромко, рассказчик ходил за спинами туристов, то появляясь на свету, то исчезая в темноте.

– Недолго радовались убийцы, пришла помощь крэкай от духов. Наслали кэле на те племена, где позабыли обычаи, русских с ружьями, с острым железом. Начали русские резать эвенов, угонять стада чукчей, жечь эскимосов яранги. Всех покорить хотели, всех заставить платить ясак!

Колотушка то ускоряла, то замедляла темп повествования, и никто из слушателей не мог предположить, что с помощью таких простых инструментов можно настолько сильно вовлечь в повествование.

– Взмолились тогда старейшины духам, призвали шаманов петь песни! Но были глухи к их обрядам кэле! Не хотели принимать их жертвы! Пришли племенные вожди к крэкай, покаялись за свои преступления. Дары принесли с собой: шкуры и бивни, отдали своих дочерей крэкай.

Шаман вышел из-за спин к очагу.

– И начался великий обряд! – провозгласил он, кинув что-то в очаг, от чего дым побелел и пахнущее чем-то неприятным облако заполнило помещение.

– Небывалое дело! – туман постепенно рассеивался, а танец с бубном становился все быстрее. – Все вместе шаманы от разных народов! Каждый пришел и жертву дал духам! Мясом китов и мясом оленей! И пленных русских убито немало! Столько пролили жертвенной крови, что почернели пески побережья!

Туман рассеялся, но рассказчик куда-то пропал. Его голос, казалось, доносился со всех сторон одновременно, а колотушка отбивала ритм прямо в головах туристов.

– Тэингычыт! Лиикелет! Ивметун! Кэрэткун! Страшные духи! Старшие кэле! Напали на русских, их окружили! Нет им пощады, всех перебили!

В очаге что-то вспыхнуло, и вместе с яркой вспышкой шаман появился перед слушателями.

– Выиграли с помощью духов сраженье! Ружья собрали, мечи и припасы! Но как коротка память внуков героев! Меняют пушнину на водку и порох. Забыли вновь духов, обряды и песни. Наследие предков не нужно потомкам.

Совсем недолго он стоял, грустно опустив голову. Резко дернув рукой, этнограф снова бросил что-то в очаг, от чего там произошел небольшой взрыв, и клубы белого дыма поднялись вверх. Вместе со вспышкой раздался пронзительный крик:

– Вернись, Анки-кэле! Вернись, Кэрэткун! К’онпы вайманэты ныгыйивк’эвк’ин кэлыгыпы томгатгыргын!1

В яранге воцарилась тишина. Очаг погас. Нервно переглядываясь, туристы поняли, что в яранге они совершенно одни. Внезапно полог отодвинулся, и в шатер как ни в чем не бывало зашел Анатолий Алексеевич. У него уже не было ни бубна, ни колотушки, а вместо кухлянки надет свитер.

Пряча улыбку, он смотрел на лица впечатленных этим фокусом туристов. Похоже, что первое выступление прошло на ура, и оказало на зрителей нужный этнографу эффект.

– На этом наша лекция подошла к концу, – довольным голосом сказал Иилгын, – спасибо, что вместе со мной прикоснулись к истории народа крэкай, и, надеюсь, воспоминания о прошлом позволят нам сохранить его культуру и традиции в будущем! А на сегодня все, до новых встреч!

Охотник вытаскивает лодку на берег. Он берет в руки карабин и нервно осматривается. Вокруг него густой туман, спустившийся слишком быстро даже для этих мест. Единственный звук, нарушающий тишину, это негромкий шепот волн, лижущих мелкую гальку пляжа.

Этого клочка земли здесь быть не должно. По спине охотника бегут мурашки. Всю свою жизнь он занимается морским промыслом, охотой и рыбалкой. В поселке, где он родился, это самое уважаемое дело для мужчины. И хотя ему только двадцать пять, добычу в семью он приносит уже почти десять лет.

Он знает это море как свой родной дом, и земли здесь никогда не было. Руки охотника крепче сжимают оружие. Он пытается понять, мог ли заблудиться во внезапно спустившемся тумане. Не мог. Ему оставалось больше часа ходу до материка и больше двух до ближайшего острова, даже если идти на полной скорости, не экономя топливо.

В сердце охотника прорастает зернышко страха. Он подавляет его силой воли, делает глубокий вдох и достает из лодки веревку. Туман слишком густой, видимость не больше пяти метров, и если в него уйти, то можно легко потеряться.

Охотник привязывает один конец веревки к своему поясу, а второй цепляет к лодке. Теперь можно идти на разведку. Опустив ствол оружия вниз и уперев приклад в плечо, он медленно, стараясь не шуметь, двигается по берегу направо от лодки. Веревка длинная, и у него получается пройти больше ста шагов, прежде чем она натягивается.

Охотник возвращается к лодке и идет от нее налево. Пляж пуст, нет ни мусора, ни любых других следов пребывания на нем людей. Он проверяет, заряжено ли оружие, еще раз прислушивается к окружающей его тишине и выдвигается вглубь берега.

Так же медленно и настороженно, шаг за шагом, придерживая веревку, он идет вперед. Отсчитав сто шагов, он проверяет свой трос, но в нем нет натяжения. Охотник начинает выбирать веревку, которая легко сматывается в бухту у него в руках. В нем растет паника, движения становятся лихорадочнее. И вот он сжимает в ладони конец троса, который привязал к лодке. Тот не разрезан и не разорван, но у охотника теперь нет путеводной нити, которая могла бы вывести его обратно.

Он идет назад, отчасти по наитию, отчасти по памяти. В тумане тихо, и он не слышит звука волн. Пройдя сто шагов, охотник не выходит ни к лодке, ни к морю. Ему не по себе. Он мог бы начать кричать или стрелять в воздух, но боится привлечь внимание кого-то опасного, кто, как он теперь убежден, прячется на этом берегу.

Охотнику никогда не было так страшно, как сейчас. Он привык считать себя настоящим мужчиной, примером для своего сына, поддержкой и опорой для жены и родителей. Но сейчас он один, потерялся в тумане на берегу, которого нет в его море.

Он трясет головой. Вспомнив о семье, охотник чувствует, что его окружает морок. Этот страх – не его, это чуждое чувство оплело и лишило рассудка, как туман лишает обзора и не дает смотреть вдаль. Теперь в нем поднимается злость, и он крепче сжимает карабин. Кто бы ни хотел увидеть его жалким, свернувшимся в комочек и плачущим от испуга слабаком, – ему этого не видать. Пусть выходит и попробует посмотреть ему в глаза!

Словно в ответ на мысли охотника туман начинает рассеиваться, отползать от него вслед за апатией и страхом. Теперь он видит расстилающийся перед ним галечный пляж. Туман ушел не до конца, но охотник ясно различает силуэт своей лодки и какого-то камня, у которого она стоит. В ушах начинает звучать плеск волн.

Он подходит к камню. Туман рассеивается окончательно. Охотник роняет карабин, падает на колени и начинает кричать. Его голос наполнен искренним, неподдельным ужасом.

День 2

Ольга проснулась с легкой головной болью. Решив, что надышалась дымом во время вчерашнего обряда, она оставила сопевшего мужа в кровати и, тихо одевшись, вышла на крыльцо. Опыт легкого транса, который женщина получила в яранге этнографа, произвел на нее неоднозначное впечатление. С одной стороны, Ольга побаивалась следов наркотических веществ в организме, ведь другие туристы шутили, что их там окуривали мухоморами, с другой – ничего подобного она никогда раньше не испытывала.

До завтрака оставался еще час, и на крыльце сидел только их гид, Юрий.

– Доброе утро, – улыбнулась Давыдова, – злой чукча!

– Доброе, таньга, – улыбнулся он в ответ.

– Таньга? – переспросила Ольга.

– А вчера это слово не звучало? – удивился Юрий. – Это «враг» на языке чукч. Да и русских так называли довольно долгое время.

Женщина отрицательно покачала головой.

– Значит, Иилгын текст поправил, – покачал головой гид. – Ладно, личность творческая, непостоянная.

– Как вам его выступление, понравилось? – спросил он.

– Было очень, – подбирала слова Ольга, – необычно. А что он такого кидал в огонь? Мухоморы какие-нибудь?

– Нет, – улыбнулся мужчина. – И вообще, это секрет.

– Там точно не было наркотиков? – спросила напрямик Давыдова.

– Ох, – вздохнул Юрий. – Там из химии была только аммиачная селитра для дыма, все остальное – это мастерство ритма и умение произвести впечатление.

– Ну, хорошо, – сказала женщина, не утратив, однако, беспокойства. – Тогда понравилось.

– Хорошо, – кивнул головой гид.

– А это правда, ну, то, что он рассказывал? Про войну, про жертвоприношения?

– Это легенды, сказания, передававшиеся из уст в уста в народе крэкай. У чукч в мифологии и близко ничего похожего нет. А вот тут – пожалуйста, самобытный народ со своими обрядами и своей культурой. А война… Ну, чукчи-то воевали постоянно со всеми соседями. И на этот край света крэкай именно чукчи загнали, но это дело далекого прошлого. Раньше произносили «к’рэк’ай», и мой дедушка всегда добавлял «э’ткин», это значит плохой, скверный.

Юрий на секунду замолк, а потом продолжил:

– Знаете, если сейчас поговорить со стариками, то они уже и не помнят тех войн ни с русскими, ни с кем-то еще. Какие-то стереотипы остались, но советская власть всех здесь помирила и перемешала. Не остаются же русские с татарами на ножах после взятия Грозным Казани?

Они немного посмеялись. Разглядывая просыпающуюся деревню, Ольга заметила приближающегося к их гостевому дому мужчину. Это был крэкай, высокий и статный. Одетый в видавший виды камуфляж, этот человек чем-то походил на Юрия, хотя и годился ему в отцы. Какая-то прорывающаяся наружу внутренняя сила, уверенность в себе роднила его с гидом. Он поздоровался с Юрием, и Ольге показалось, что гид отнесся к нему теплее, чем к главе администрации или этнографу.

– Ольга, позвольте вам представить, Игорь Владимирович Рыркы, бригадир морзверобоев, – представил незнакомца Юрий, – человек, от которого в море зависит все.

Женщина кивнула, отчего-то немного смущенная.

– Мы еще будем официально представлены на инструктаже по технике безопасности, – сказал Игорь Владимирович. На его суровом лице заиграла легкая улыбка, он погладил свои аккуратные черные усы и добавил, – но все равно приятно познакомиться.

Повернувшись к гиду, бригадир покачал головой:

– Там твой аниматор разбушевался, я, честно говоря, рассчитывал, что все попроще будет.

– Творческий человек, – пожал плечами Юрий, – пришло вдохновение, вот и нужно идею воплотить. Сейчас твоих подговорит, будут вместе с ним петь. Интересно же, весело.

– Не стоит радоваться, когда вокруг все поют. Возможно, тебя отпевают, – не согласился Игорь Владимирович. – Знал бы, что он такой активный, пристроил бы его лодки красить магическими красками для удачной охоты. Ты в курсе, что он с костями придумал?

– Подожди, – усмехнулся Юрий и мотнул головой в сторону Ольги, – для них это должен быть сюрприз.

На черном песке лежали четыре длинные алюминиевые лодки. Когда подошли туристы, охотники, больше десяти человек, проверяли моторы и складывали внутрь гарпуны. К каждому гарпуну прикреплялся большой красный поплавок на длинном синтетическом тросе.

Кроме охотников на берегу собралась небольшая группа местных жителей под предводительством главы администрации и этнографа. Последний снова надел костюм шамана и явно к чему-то готовился.

Когда Юрий подал знак, Петр Владимирович с Анатолием Алексеевичем начали активно махать руками, чтобы морзверобои отошли в сторону. Находившийся среди них Игорь Владимирович поморщился как от зубной боли, но увел свою бригаду чуть дальше.

Стоило им освободить пространство вокруг лодок, как в руках у этнографа откуда-то появился бубен, и он, активно размахивая колотушкой, выбежал вперед. Знакомый звук ударов о натянутую кожу создавал быструю и дисгармоничную мелодию, сопровождавшую прыжки шамана по берегу.

– Йохо! Йохо! – внезапно выкрикнул Иилгын, кружась и пританцовывая.

– Хыр-хыр-хыр! – ответила хором толпа людей. Энтузиазма в их голосах звучало немного, и Левыт недовольно на них оглянулся.

– Йохо! Йохо! – еще громче воскликнул этнограф.

– Хыр! Хыр! Хыр! – уже с выражением ответила массовка, впечатленная гневным взглядом главы администрации.

Будто удовлетворенный этим, шаман встал перед лодками и, часто заколотив в бубен, рявкнул:

– Уруру!

Затем он резко раскинул руки в стороны, и тут же из его рукавов вылетело несколько живых рыбешек, которые попали в окружавших его людей: молодого охотника, стоявшего рядом с главой администрации, и Сергея – мужа Ольги Давыдовой.

Не обращая внимания на пару бьющихся на песке рыб, Анатолий Алексеевич снова начал колотить в бубен, все ускоряя и ускоряя темп. Достигнув кульминации, он снова выкрикнул:

– Уруру!

И опять две рыбы брошены в разные стороны. В этот раз от гостей ее поймала рыжеволосая Алеся Тихомирова, подгадавшая момент и ухватившая рыбку в ладоши. От местных «помеченным» оказался какой-то юноша, возможно, тоже из охотников.

В третий раз начал стучать этнограф, то поднимая, то опуская свой шаманский инструмент. Набрав, наконец, нужную скорость ударов и воскликнув ставшее уже привычным уху:

– Уруру! – он снова выбросил обитателей моря в гостей и жителей поселка.

Супруг Алеси, Василий, стоявший рядом с женой, ощутил легкий удар в живот и мгновение спустя поднял трепещущую рыбку с песка.

– Йохо-йохо! Хыр-хыр-хыр! – нараспев повторял Иилгын, прыгнув к группе местных и собрав в бубен всех разбросанных рыбок. После этого он, кружась и повторяя эти слова, подошел к русским, и они тоже отдали ему свой улов.

– Йохо-йохо! – удовлетворенно кивнул головой шаман и побежал к морю.

– Кэрэткун! – закричал он, выкидывая рыбу в море.

– Хыр-хыр-хыр, – нестройно повторили местные, и, расступившись, пропустили вперед двух человек, тащивших к лодкам кусок китовой кости.

Наблюдавший за этим из задних рядов бригадир морзверобоев покачал головой, закрыв лицо руками.

Вернувшийся этнограф постукивал в бубен, пока кость клали на дно лодки, а затем удовлетворенно крикнул:

– Йохо-йохо! Уруру! – и, опустив свои инструменты, ушел с берега.

Когда стало понятно, что представление закончилось, следом за ним потянулись и местные жители. Глава администрации кивнул гиду и ушел вслед за остальными, оставив у моря только туристов и охотников. Морзверобои вернулись к сборам, а их бригадир подошел к Юрию.

– Проведем инструктаж? – спросил он гида.

– Уруру, – с улыбкой ответил чукча.

– Мне эту кость тащить несколько километров, а потом с песнями в море выкидывать, – пожаловался Игорь Владимирович, – это я еще категорически настоял, чтобы нашего артиста с собой не катать.

– Искусство требует жертв, – пожал плечами Юрий, – пойдем, расскажешь людям, с какой стороны жилет надевать.

Они подошли к туристам, и гид представил им бригадира. Игорь Владимирович не стал затягивать вступительное слово и сразу перешел к делу:

– Здравствуйте! Выходить будем через час примерно, всем быть готовыми, в туалет сходить заранее. Я вас рассажу по лодкам, каждому выдам спасжилет, плюс-минус подходящего размера, и объясню, кто старший и к кому обращаться. Дальше – мы в лодке сидим, вставать запрещается. Ходить, меняться местами – тоже. У нас будет много резких маневров, поэтому обязательно хотя бы одной рукой держаться за борт. Все, что оказалось за бортом, вы подарили морю. Температура воды сейчас плюс пять градусов, так что купаться, а тем более нырять за упавшим телефоном мы не будем. Мешать охотникам, просить их выйти из кадра, лезть под руку, задавать вопросы на отвлеченные темы – запрещаю. Они на работе, им нужно кита добыть, с вами они потом пообщаются. Что еще? Нет, укачивать не будет, будет трясти. Все сами увидите: и как гарпуны кидают, и как ружья стреляют. Теплее одевайтесь, ветер будет холодный. Все? Вопросов больше нет? Тогда – разойтись. Встречаемся здесь же через час.

– Где в журнале расписаться, что прослушал инструктаж? – усмехнулся муж Ольги, Сергей.

– Не утруждайтесь, я сам за вас это сделаю, если что-то случится – улыбнулся в ответ Юрий.

– Если серьезно, то все понятно, коротко и по делу, – отметил Василий Тихомиров, пока их группа разбредалась по пляжу в ожидании выхода в море.

В последний момент у морзверобоев произошла какая-то накладка, и в главной охотничьей лодке появилось свободное место, куда посадили Сергея Давыдова. Ольге показалось, что так даже лучше, ведь они с мужем смогут фотографировать друг друга с разных ракурсов.

Увидев на песке четыре лодки, туристы решили, что их по парам рассадят в каждую, на деле всех определили в две лодки, по четыре пассажира и одному крэкай-рулевому, а с двух оставшихся планировалось вести охоту.

Нацепив новые оранжевые жилеты, туристы отошли от берега и понеслись по открытому морю к месту, где со скалы наблюдатели заметили китов. Дул сильный ветер, и лодку трясло на волнах. Темное море выглядело сурово, всем своим видом напоминая гостям, что они не на привычных курортах. Группа все дальше и дальше уходила от берега, сопровождаемая только криками кружащих в вышине чаек. Птицы, видимо, знали, что выход лодок в море может сулить неплохую кормежку.

Сидящий в первой лодке Игорь Владимирович помахал рукой, и небольшая флотилия сперва замедлила ход, а затем и вовсе остановилась, собралась вместе и прижалась борт к борту.

Бригадир встал, широко расставив ноги, и поднял со дна лодки кусок китовой кости, который оставил там этнограф. Хотя принесли его двое, у Игоря Владимировича хватило сил держать кость в одиночку.

– Кэрэткун! Ан’к’авагыргын! – громко и с торжественной интонацией провозгласил бригадир. – Ы’мынпын! Мургин мн’эвагыргын инэгнинтыткун!2

С этими словами он поднял кость над головой и выбросил ее в море. Несколько секунд все смотрели, как она уходит под воду, а затем перевели взгляды на главного охотника.

– Отшвартовывайтесь и поехали, – крикнул бригадир своим людям. Движение возобновилось.

Они шли уже около пяти часов. От берега остались неясные очертания на горизонте, когда сидящий на корме крэкай что-то крикнул и показал рукой вперед. Все начали напряженно вглядываться в том направлении, но не могли ничего разглядеть. Наконец, после нескольких минут ожидания над поверхностью воды показалась черная спина кита. Животное вынырнуло на несколько секунд и, сделав вдох, снова ушло на глубину.

Лодки с туристами приостановились, но не для того, чтобы дать сидящим в них людям насладиться видом величественного животного, а чтобы пропустить вперед охотников. Семейная чета Серовых, находящаяся в одной лодке с Ольгой, достала туристические бинокли. Давыдова поглядела на них и, немного расстроившись, отвернулась – о таком уровне подготовки они с мужем не подумали.

Пропустив лодки охотников, их рулевой не стал тушеваться, а, добавив скорости, пристроился в кильватерный след зверобоев.

Ольга Давыдова, горожанка до мозга костей, до сегодняшнего дня была совершенно равнодушна к охоте. Она не понимала, зачем одеваться в камуфляж, выезжать куда-то в лес и стрелять там по птицам или зайцам. Женщина прикидывала, какие удары по семейному бюджету может нанести это увлечение, и оставалась весьма довольной тем, что ее муж предпочитал диван и телевизор ружью и удочке.

Но сейчас в ней росло какое-то странное чувство: не то предвкушение, не то азарт. Видимо, сама атмосфера охоты, целеустремленность морзверобоев, молчаливое ожидание жителей поселка не могли оставить ее равнодушной, и Ольга без своего желания оказалась вовлечена в процесс и сопереживала крэкай в несущихся впереди лодках.

Черная с маленькими белыми пятнами спина кита вновь показалась на поверхности, и один из охотников, привстав в своей лодке, метнул гарпун. Длинное копье с острым металлическим наконечником пролетело над волнами и пронзило шкуру животного.

Кит нырнул, но привязанный к гарпуну поплавок позволял морзверобоям следить за ним и готовить следующую атаку. Пластмассовый шар рассекал волны, и лодки крэкай шли вслед за ним.

– Пыр-пыр, – сказал рулевой, указав на него. Их лодка старалась держаться ближе, но при этом не мешать другим. Ольга увидела лицо своего мужа, азартно закусившего губу и полностью погруженного в охоту. Она даже немного завидовала Сергею, находящемуся в эпицентре событий.

Кит снова показался на поверхности, и уже другой охотник атаковал его. Этот бросок оказался менее удачным, и копье, скользнув по мокрой шкуре, ушло в воду. Зверобой в лодке выругался и начал вытаскивать его за прикрепленную к центру древка веревку, а животное снова погрузилось в пучину.

Эта охота не заканчивалась ни на первом, ни на втором удачном броске гарпуна, и уже больше двух часов лодки крутились вокруг кита, как волки вокруг оленя. После нескольких попаданий за животным тащилась целая гирлянда поплавков-пыр-пыров. Китобойный промысел оказался битвой на выносливость, а не блицкригом. К исходу второго часа Ольга начала посматривать на бак лодки, опасаясь, что им не хватит топлива для возвращения домой, а ведь еще предстояло буксировать огромную добычу.

Внезапно все изменилось. Они ждали очередного всплытия кита, когда лодка с охотниками взмыла в воздух. Что-то поддело ее снизу и выбросило из воды, закрутив и перевернув. Крэкай, сидевшие в лодке, попадали за борт. Все произошло так быстро, что никто не успел ничего понять.

Другая лодка резко развернулась и поспешила на помощь оказавшимся в море людям. Для Ольги время будто замедлилось. Не осознавая реальность происходящего, она во всех деталях рассмотрела разворачивающуюся на ее глазах трагедию.

Из воды за идущей к тонущим охотникам лодкой выпрыгнул огромный, совершенно белый кит. Эта завораживающая и одновременно пугающая картина отпечаталась в мозгу каждого, кто ее видел. На долю секунды исполин завис в воздухе, а затем его огромное тело всем своим весом обрушилось на китобоев. Во взрыве брызг лодка просто исчезла с поверхности моря и больше не показывалась.

Крэкай-рулевой выругался на чистом русском и, быстро развернувшись, на полной скорости уходил прочь от разбушевавшегося морского животного. Осознав, что одним из тех, кто подвергся нападению, стал ее муж, Ольга закричала.