Кредитка

Постояв некоторое время на месте, дабы попривыкнуть к шуму и осмотреться, Василий Гаврилович начал осознавать, что все эти бегающие вокруг него люди в комбинезонах, костюмах и даже уборщица со шваброй и ведром не производят лишних хаотичных движений. Здесь, как в большом муравейнике, каждый член семейства точно знает, куда ему направляться и что делать. И ничего лишнего, только выполнение поставленной задачи. Задача же перед заводом, как и перед всей страной, стояла одна – выполнение, а желательно – перевыполнение текущего пятилетнего плана.

С выполнением планов у легендарного «Уралмаша» проблем никогда не возникало. Еще в далекие сороковые завод регулярно поставлял фронту танки, пушки, самоходные артиллерийские установки. Последняя САУ-10019 вышла с завода в тысяча девятьсот сорок шестом году и была установлена на почетном постаменте. В общем, Василий Гаврилович удостоился поистине огромной чести начать свою карьеру на действительно одном из самых значимых предприятий тяжелой промышленности Советского Союза, хотя это и не совсем соответствовало его амбициозным планам, но судьбу, как Родину и родителей, к сожалению, не выбирают.

Недолго пробыв в кабинете директора, где встречен был доброжелательным, но что явно бросалось в глаза, очень занятым мужчиной, который пожелал Василию Гавриловичу удачной политической карьеры, крепко пожал руку, после чего молодой политработник был быстренько препровожден в пенаты секретаря коммунистической организации завода, где между ними состоялся довольно продолжительный разговор, затронувший, наверное, все аспекты будущей деятельности комсомольского вожака.

Владимир Ильич, а именно так звали главного уралмашевского коммуниста, очень гордился тем, что является полным тезкой того, кто жил, жив и будет жить, и по-настоящему был беззаветно верен его учению. В течение полутора часов Василий Гаврилович был посвящен во все внутриполитические тайны большого заводского коллектива, узнал, с какими трудностями обязательно столкнется, и получил вполне искренний, можно сказать, отеческий совет: не расстраиваться по поводу несложившейся карьеры журналиста, а бросить все свои нерастраченные силы на выполнение поставленной ему партией и правительством задачи, и в результате можно быть абсолютно уверенным – он ни капли не пожалеет, действительно полюбит свою работу и когда-нибудь скажет ему, Владимиру Ильичу, большое спасибо!

Впоследствии, спустя много лет, обличенный уже немалой властью, Василий Гаврилович, сидя в просторном свежеотремонтированном кабинете, часто вспоминал слова своего партийного наставника, приказавшего уже к тому времени долго жить, так и не увидев воочию окончательной победы коммунизма, к которой так стремился. Справедливости ради можно было бы сказать, что он ничего не потерял, так как никто из ныне живущих, для кого к счастью, а для кого и к горю великому, победы этой тоже не дождался. Сказать-то можно, но в связи с переходом Владимира Ильича, к иной форме существования это выглядело бы как-то кощунственно, и поэтому мы этого делать не станем.

Подводя итог своим размышлениям, Василий Гаврилович всегда соглашался с тем, что наставник оказался сильно прав, возможно, даже все в судьбе товарища Буркова сложилось еще удачней, чем ему пророчилось.

В начале восьмидесятых Василий Гаврилович, давно уже будучи партийцем, занимал должность своего патрона, имея при этом и власть, и почет, и уважение заводчан, а также всякие блага, заключающиеся в неплохом доходе, трехкомнатной квартире в элитном по тем временам доме, двух машинах служебной и личной, ну и, конечно, куда ж без дачи! Жизнь, как говориться, у председателя партийной организации «Уралмаша» Василия Гавриловича Буркова удалась!

Однако годы летят незаметно, особенно когда не липнешь к дивану слабовольно, применяя на практике обломовские постулаты, но находишься в постоянном движении, а Бурков человеком был деятельным, иногда даже через край. И вот на дворе восемьдесят восьмой, устало машет потрепанной варежкой, призывая восемьдесят девятого скорее дать ему возможность уйти на заслуженный отдых.

А еще через год в стране как-то уж очень быстро все начало меняться, а кто-то наверняка скажет, что и ломаться – для кого как. Страна начинала агонизировать. Как по команде, изо всех щелей повылезали спекулянты и барыги, ушлые дельцы и откровенные бандиты. Только последние, теперь это были не просто какие-то гоп-стопники одиночки, промышляющие уличными грабежами, нет, это новообразование представляло собой пока еще небольшие, но уже очень жестокие группы молодых голодных хищников, единственной целью которых была добыча денег любым путем. В обиходе появилось неслыханное доселе иностранное слово «рэкет» (многие пока еще не понимали, какое страшное и кровавое значение оно в себе несет).

Идеология как таковая перестала быть необходимостью, да и какая, к черту идеология, когда жрать охота, а жрать нечего, да и не на что. Сами идеалы теперь коренным образом отличались от тех, почитаемых ранее и достичь которых требовалось стремиться. Ныне они, идеалы эти, окрасились в зеленоватые тона, а визитной карточкой каждого из них стали портреты шести мужичков с брезгливыми выражениями на их тонкогубых англосаксонских физиях. Никого это не смущало, наоборот, буквально каждый мечтал набить потуже этими портретами свои карманы, и притом желательно номиналом покрупнее. Вот такое интересное время застал Василий Гаврилович в своем партийном кресле. И хотя партбилет все еще находился на своем обычном месте, то есть во внутреннем кармане пиджака, а партия номинально существовала, товарищ Бурков очень хорошо понимал, что скоро, а возможно, не далее, как завтра, ему придется проститься и с партбилетом, и с этим креслом, и с некогда, всемогущей организацией, именуемой Коммунистическая Партия Советского Союза.

Глядя на то, как, казалось бы, несокрушимая система трещит по швам, Василий Гаврилович принял единственно верное при таком развитии событий решение – извлечь из сложившейся ситуации хоть какую-то для себя выгоду. Думать долго не пришлось. Оглянувшись по сторонам, пока еще в границах своего родного завода, бывший партработник быстро сообразил, как можно «половить рыбку в мутной воде». Рыбка, причем обещала ловиться, и большая, и малая, и золотая, и платиновая, а если с умом подойти, то еще и инкрустированная брильянтами.

Все дело в том, что, несмотря на все неурядицы, творящиеся в стране, завод, как ни странно, продолжал работать и выпускать продукцию, а так как госзаказов становилось все меньше и меньше, дорогостоящая техника начинала скапливаться в ожидании реализации. Предприимчивые, а если называть все своими именами, жуликоватые руководители разных подразделений предприятия находили-таки каналы сбыта, только вот вырученные за это средства текли не в государственный бюджет, а в карманы этих будущих акул российского бизнеса. Директор завода, в честности которого никто никогда не сомневался, то ли ничего не замечал, то ли, устав от общегосударственного бардака, предпочитал не вмешиваться. Да и когда ему вникать в детали? То в горисполком вызовут, то Москва срочно затребует. Но ведь для того и придуманы заместители первого лица, чтобы его замещать! А вот они-то как раз…!

Понаблюдав со стороны за происходящим на давно ставшим родным заводе и проведя нехитрые расчеты, Василий Гаврилович выявил несколько групп, работающих «налево». Посчитав наиболее перспективной группу, управлял которой один из заместителей директора, отвечающий за поставки, Василий Гаврилович решил примкнуть к ним. Решить-то он решил, но как это воплотить в жизнь? Не подойдешь же и не скажешь: «Ребята, возьмите меня в банду! Я тоже хочу Родиной торговать!».

Около недели пытливый ум Василия Гавриловича напряженно работал, изо всех сил пытаясь найти решение поставленной перед ним задачи. Коммунист Бурков никогда не пасовал перед трудностями, наоборот, чем сложнее и неразрешимее проблема, тем ярче и ощутимее чувство удовлетворения от полученного результата.

Идея, как это часто бывает, пришла внезапно. Мозг словно пронзил электрический разряд. Василий Гаврилович собирался на работу и уже готов был выйти из квартиры, как вдруг… Вот оно! Он остановился в прихожей, затем присел на кушетку, чтобы удержать в голове легкую, как рвущийся в небо воздушный шар, мысль.

Позднее, в спокойной обстановке, закрывшись в кабинете, Василий Гаврилович отшлифовал возникшую идею, и в голове сложилась нехитрая, но, по всей видимости, имеющая все шансы на воплощение в жизнь комбинация, которую он даже схематично изобразил на бумаге. «Все должно получиться!», – думал он, глядя на лежащий перед ним на столе лист с нарисованной им схемой.

Все гениальное, как известно, просто! Задумка была такова: он дожидается очередной отправки техники, благо выслеживать никого не надо – эти мироеды давно ничего уже не боялись и действовали практически в открытую. После того, как техника покинет территорию завода, он некоторое время выждет и, выбрав подходящий момент, например, конец рабочего дня, мало того – недели, вызовет к себе в кабинет кого-нибудь из группы, кто послабей нутром. Вот тогда-то он и применит все свое красноречие, умение убеждать, а тем более запугать. Как ни комично это звучит, но, Слава Богу, компартия еще в силах и управляет всеми политико-экономическими течениями в стране. Ни для кого так же не секрет, что в своей деятельности руководство партии всегда опиралось на тайное воинство рыцарей плаща и кинжала, то есть на великий и ужасный Комитет госбезопасности, всегда надежно прикрывавший спину, а при необходимости смело выходящий вперед, безропотно выполняя роль беззаветного борца с разного рода антикоммунистической скверной. Все это и еще многое другое, не менее остро затрагивающее нервные окончания, убедительнейшим образом было донесено до ушей попавшего в сети Василия Гавриловича, несчастного любителя легкой наживы. И, как выражался Леонид Броневой в образе старины Мюллера, к клиенту была применена третья степень устрашения. Клиент очень испугался, но ничего не говорил и ни в чем не сознавался. Да вот этого как раз совсем и не нужно! Зачем Василию Гавриловичу его признание? Он же не следователь. Все, чего он хотел добиться, он добился. Дело сделано, теперь остается только ждать! Сейчас, выйдя из его кабинета, этот недоделанный расхититель социалистической собственности побежит не в пивную проматывать нечестно заработанные деньги, а к своему патрону, ну а дальше…, говоря словами товарища Воланда: «Сами предложат и сами все дадут!». Авек плезир, досточтимая публика! Авек плезир!

Серым понедельничным утром, войдя в рабочий кабинет и не успев еще снять с себя пальто, Василий Гаврилович услышал короткий стук и звук открывающейся двери. Обернувшись, он ничуть не удивился, увидев в дверном проеме крючконосую физиономию зама генерального по поставкам. «Караулил наверное – значит припекло!», – довольно подумал Бурков.

– Здгавствуйте, Василий Гавгилович, газгешите зайти, – картаво прогнусавил жулик-заместитель.

– Михаил Самуилович, так еще и девяти-то нет, рабочий день не начался! Я хотел было чайку испить, – делая удивленное выражение лица и театрально вздыхая, ответил Бурков.

– Я по очень сгочному и конфиденциальному делу! – скороговоркой прокартавил Михаил Самуилович, без приглашения садясь на один из стульев за длинным столом.

– Хорошо, выкладывайте, что у вас? – принимая серьезный вид, сказал Василий Григорьевич и деловито занял свое рабочее место.

Михаил Самуилович выложил все без утайки, прибавив к своему рассказу полученные им где-то сведения, что великой державе осталось недолго. Уйдет скоро в небытие и Советский Союз, и любимая Василием Гавриловичем Коммунистической партия. Где он, товарищ Бурков, тогда окажется? По манере ведения беседы было заметно, что ушлый представитель народа детей Моисеевых ничуть не боится грозного партийного начальника, напротив, сидит с хитрой улыбочкой и чуть ли не издевается над главным коммунистом «Уралмаша». Зачем же тогда пришел? Показать ему, Василию Гавриловичу, что чихать они хотели на все его угрозы и те действия, которые он мог бы предпринять? Да нет, непохоже на Самуилыча. Этот никогда и ни с кем не конфликтует, либо делает это чужими руками, а тут сам приперся! Значит, нужен ему Бурков, но зачем?

– Ты пойми, Василий Гавгилович, то, что ты затеваешь, это глупость! Ну донесешь ты на нас, что выиггаешь? Мы откупимся, вегнее, выплатим туда не ежемесячный обгок, а, скажем, в двойном газмеге. И все твои потуги – пшик! А ты-то с чем останешься, а?

Ошалевший от такого поворота событий Василий Гаврилович, выпучив глаза, молча смотрел на сидящего перед ним тщедушного человечка в очках с толстыми стеклами, который с наглым хладнокровием давал понять ему, что партию эту он проиграл еще тогда, как только первая мысль о проведении акции раскулачивания посетила его большевистскую голову.

Михаил Самуилович меж тем продолжил:

– А насчет техники, что мы, как ты давеча намекал, «налево» толкаем, так тут не о чем особо беспокоиться. Да, да – не о чем! Я тебе как специалист по госзаказам говогю – нет их сейчас или почти нет! А завод пгодукцию как выпускал, так и выпускает. И что с ней пгикажете делать? Вон ты в окошко-то выгляни, вон она под снегом гжавеет! Так что вывод пгостой: техника либо сгниет до весны, либо ее пгодадут. Если не мы, то дгугие найдутся, и повегь очень быстго – свято место…, ну, ты знаешь! В заключении нашего газговога у меня, Василий Гавгилович, есть одно небольшое пгедложение, а скогее даже пгосьба – не мешай, все гавно, ничего изменить нельзя! Если договогимся, то ты, занимаясь своей политической деятельностью, к основной загплате ежемесячно будешь получать надбавку в двойном ее газмеге. Но может быть и еще лучше! Нам нужны новые каналы сбыта, а с твоими связями в обкоме ты бы мог оказывать бизнесу неоценимые услуги. Хотя нет, я не пгав – очень даже хогошо оценимые, так хогошо, что ты даже пгедставления не имеешь! Но нужно вот что. Там в обкоме люди с большими связями и большими аппетитами, им только подкинь идею… Но необходимо иметь подход, а у тебя он есть. Пги твоем положительном ответе ты станешь полнопгавным моим пагтнегом, и здесь деньги уже совсем дгугие. Тебе понгавиться я обещаю! Все, Василий Гавгилович, думай, вечегком забегу к тебе, бывай!

Вечером того же дня, разложив на кухонном столе в своеобразном пасьянсе зеленоватые купюры, Василий Гаврилович размышлял: «Вот ведь как случается в жизни. В пятницу вечером он чувствовал себя победителем, мастером подковерных игр. В понедельник же ему очень ясно дали понять, что партия окончена «детским матом», при чем не в его пользу. Но при всем при этом желаемого результата, как ни странно, он достиг! Чудны дела твои, Господи!».

С момента вступления Василия Гавриловича в «тайное общество продавцов Отечества» дела этого самого общества, и без того неплохие, вышли на более высокий и серьезный уровень. В обкоме Партии, как и предполагалось, нашлись люди с нужными связями и огромным желанием приработка. С открытием новых каналов сбыта деньги по-настоящему потекли рекой, и не какой-нибудь там уставшей от всего, зажатой в каменные оковы Яузой, а полноводной, бурлящей Матушкой Волгой. Михаил Самуилович ходил озабоченно-возбужденный и от радости чуть ли не подпрыгивал, а при виде Василия Григорьевича подбегал к нему и дружески похлопывал по плечам, проникновенно заглядывая в глаза, словно стараясь понять, не изменилось ли чего-нибудь в помыслах продавшегося партийца.

Но жизнь перестанет быть такой многогранной и интересной, если все и всегда будет складываться по изначально намеченному плану, без сучка и задоринки. Расквасить нос ведь можно и поскользнувшись на идеально отциклеванном паркете, а уж дорог-то тем паче в России, без выбоин и колдобин вообще не бывает. Вот и четко, казалось бы, отлаженная машина «тайного уралмашевского сообщества» набирая скорость, несущаяся по ровной автостраде бизнеса, влетела вдруг в неожиданно возникшую на пути канаву или, правильнее сказать, на полной скорости начала валиться в кювет, грозя раздавить, как клопов и похоронить под своими обломками своих потерявших чувство меры пассажиров.

Через год безупречной работы произошел сбой, ожидать которого не мог никто. И все-таки он случился, нарушив не только хорошо поставленную работу, но и внеся кардинальные, не сказать, чтобы положительные изменения в жизни членов «тайного общества».

По настоятельным требованиям Михаила Самуиловича, как идейного вдохновителя и руководителя проекта, никто из участников бизнес-процесса не должен быть связан с криминалом, то есть «крыша» «крышей» (платить дань как бандитам, так и милиции никто не отказывался), но деньги преступных группировок в бизнесе участвовать не должны. Свои-то усвоили, а вот обкомовские… Этих не проконтролируешь – сами себе хозяева.

Кто бы мог себе представить, что в одном из ресторанов города на каком-то банкете среди приглашенных окажутся два молодых человека, в детстве и юности проживавших в одном дворе, ходивших в одну школу. Хотя судьбе было угодно развести их жизненные пути, но вот так, случайно столкнувшись, они несказанно были рады встрече и возможности окунуться в приятные воспоминания. Один из них сейчас занимал невысокую должность в обкоме партии, другой же был «бригадиром» одной из преступных группировок города, но всем предпочитал сообщать, что занимается охранным бизнесом.

В результате расслабляющего воздействия этанола на серое вещество, один, не удержавшись, трепанул о своем участии в реализации продукции завода «Уралмаш» и баснословной прибыли, получаемой от упомянутой деятельности. Другой же не забыл о «пьяном базаре» и передал суть разговора своим боссам, а через несколько дней с чемоданом, набитым заокеанскими купюрами, ожидал первого у дверей штаб-квартиры Свердловского обкома партии.

Вот таким вот непредвиденным образом деньги братвы попали в руки Михаила Самуиловича и были честно разделены между собратьями по воровскому ремеслу, кому сколько причитается. Теперь нужно было отгружать технику, но тут еще одна случайность. К сожалению, весь мир полон случайностей, а быть может и скорее наверняка состоит из сплошных случайностей, большинство которых не совсем приятны. Именно такой стала случайность, постигшая уралмашевских коммерсантов.

Как назло, аккурат во время дележки общаковских денег или непосредственно на следующий день после нее, когда Михаил Самуилович уверенно, со знанием дела готовил фиктивные документы на отгрузку техники, из Москвы поступила информация о подготовке большого государственного заказа на поставку крупной партии техники на пока еще, не ставшую заграницей Украину. И это было бы еще полбеды, потому что хоть и с задержкой, но договоренности можно было выполнить. Оценить реальные масштабы надвигающейся трагедии стало возможным тогда, когда сходящий с ума от радости, что, возможно, все вернется на круги своя и любимый завод не постигнет грустная участь многих других предприятий, директор раструбил на всю ивановскую, что это первая пробная поставка, и, если все пройдет удачно, с украинскими партнерами будет заключен долгосрочный договор на закупку продукции «Уралмаша».

Это был крах – трест лопнул! Не сегодня-завтра заявятся кредиторы и начнут вынимать душу и с Михаила Самуиловича, и с его непутевых подопечных. Все, в том числе и Василий Гаврилович, прекрасно понимали, что ни выполнить обязательства, ни вернуть предоплаченные деньги не представляется теперь никакой возможности.

По прошествии нескольких дней после оговоренной даты несостоявшейся поставки, на проходную завода нетвердой походкой кабацкого завсегдатая зашел бледный как полотно молодой человек. Мужчина не был пьян, он был до смерти испуган, что и повлияло на сбои в его опорно-двигательной системе. Бессмысленным, блуждающим взглядом окинув помещение, он, заикаясь и сбиваясь с мысли, с большим трудом объяснил охраннику, что ему жизненно необходимо видеть Василия Гавриловича.

Когда с формальностями контрольно-пропускного режима было покончено, и молодой человек оказался в кабинете товарища Буркова, он кинулся ему в ноги и, размазывая по щекам слезы вперемежку соплями, непроизвольно вытекающими из носа, поведал Василию Гавриловичу о страшных последствиях, ожидающих всю их бравую гоп-компанию если в течение недели деньги, предоплаченные местными мафиози, да еще с процентами за неустойку, не будут возвращены бенефициару. Молодой коммунист рассказал, что накануне вечером был облагодетельствован посещением на дому группой дальних родственников Кинг-Конга в спортивных костюмах, которые на человеческом языке и даже по-русски объяснили ему о ближайших жизненных перспективах в случае невозврата уплаченных денежных средств. Озвученные перспективы, мягко говоря, удручали.

Выслушав нытье сопливого обкомовца и мало-мальски успокоив его, пообещав, что немедленно займется решением возникшей проблемы, Василий Гаврилович, понурив голову, поплелся к Михаилу Самуиловичу, заранее зная, что будет угощен той же лапшей, которой сам незадолго до этого потчевал незадачливого обкомовского предпринимателя…

Несколько последующих дней Василий Гаврилович, выбитый из колеи внезапно нахлынувшими неприятностями, находился в прострации, был хмурен и весь погружен в невеселые свои мысли. Ни коллег по работе, ни домочадцев ему не слышать и не видеть совершенно не хотелось. Он честно пытался найти выход из создавшейся ситуации. Отдавать накопленное желания, конечно, не возникло, но, похоже, другого решения у этой задачи просто не было. Смирившись с неизбежной потерей только что обретенного состояния, Василий Гаврилович понимал, что труднее всего будет убедить расстаться с деньгами Мишу, с его безмерной любовью к хрусту ассигнаций и патологической, подтверждающей досужие толки о сынах Израилевых, жадности. Но, как ни крути, а убеждать придется, необходимо убедить, ведь ему, Василию Гавриловичу Буркову, одному, означенную сумму все равно не поднять, поэтому нужно вместе, как-то… А иначе… Страшно подумать, что может случиться иначе!

Однако зря Василий Гаврилович ломал голову – когда он повторно решил побеспокоить Михаила Самуиловича, на рабочем месте он его не застал. Несколько раз в течение дня дергал он ручку закрытого Мишиного кабинета, и только под вечер ему пришло в голову справиться в отделе кадров, где ему любезно сообщили, что Михаил Самуилович с сегодняшнего дня изволят бюллетенить вследствие скоропостижного острого респираторного заболевания. О, как!

Утром следующего дня, собираясь на службу, по давно заведенной привычке, Василий Гаврилович, сидя на кухне попивал кофе и просматривал блок свежих городских новостей, по местному кабельному телевидению. Все было, как всегда: пенсионеры недовольны ростом цен и отсутствием в аптеках бесплатных препаратов, так необходимых их изношенным организмам для поддержания жизнедеятельности; где-то прорвало трубу и пол улицы превратилось в озеро, пышущее горячим паром, с фонтанирующим посредине гейзером, а где-то, лихой наездник, на своем болиде девятой модели, укатал в асфальт светофор, после чего, вынужденно припарковался внутри автобусной остановки, на которой, благодаря суровости зимней уральской ночи, никого, к счастью, не оказалось. Ничего в общем-то необычного. Но тут, миловидная ведущая прервалась, видимо воспринимая информацию, льющуюся из миниатюрного наушника прямо ей в ухо. Лицо ее было напряжено и выражало крайнюю озабоченность. Приняв к сведению переданные ей сведения, ведущая, со скорбной торжественностью, вновь обратилась к телезрителям: «Срочные новости поступают от наших коллег, работающих на улицах города. Сегодня, ранним утром, в лесопарковой зоне, прилегающей к озеру Шарташ, недалеко от береговой линии, обнаружен труп неизвестного мужчины, возрастом около тридцати лет. По причине отсутствия каких-либо документов и сильного обезображивания лица погибшего, установить его личность пока не удалось. Как стало известно, со слов сотрудников правоохранительных органов и судебно-медицинских экспертов, производивших осмотр тела, смерть мужчины наступила в результате огнестрельного ранения в голову».

В кадре появился молодой человек с микрофоном в руках и легкой небритостью на щеках. Трансляция велась непосредственно с места обнаружения трупа. Репортер скороговоркой сообщил, что один из местных жителей, гуляя в лесополосе с собакой, обнаружил лежащего мужчину и, определив, что тот мертв, вызвал сотрудников милиции. Камера оператора взяла общий план, и репортер оказался стоящим спиной к небольшому пространству между четырех деревьев, обтянутых красно-белой заградительной лентой, так, что получался почти ровный квадрат, посреди которого лежало тело несчастного. Рядом с трупом на корточках сидела молодая хрупкая женщина, по всей видимости, судмедэксперт, четкими профессиональными движениями производившая какие-то манипуляции у тела погибшего. Рукава ее спецовки были по локоть засучены, а руки украшали натянутые почти до локтей резиновые перчатки с отчетливо видимыми следами крови на них. Вместе с девушкой-экспертом в этом «квадрате смерти» находился долговязый мужчина в форменном обмундировании – безусловно, следователь. Чуть склонившись, он жадно улавливал фразы, которые бросала ему храбрая укротительница смерти, периодически отрываясь от своего жуткого занятия. Вся переданная ею информация незамедлительно записывалась следователем на лист бумаги, несомненно, являвшимся протоколом осмотра места преступления. За пределами запретной зоны, разбившись на небольшие группы, стояли те, для кого в ближайшее время отдых, покой и выходные дни станут непозволительной роскошью. Кто-то был в форме, кто-то в штатском, но серьезные лица каждого из находящихся здесь борцов с преступностью выражали крайнюю озабоченность. Время от времени от какой-нибудь из групп отделялся сотрудник и, приподнимая над головой запретительную ленту, подходил к корпящим над трупом следователю с экспертом, задавал им какие-то вопросы. Записав в блокнот полученную информацию, сотрудник спешил поделиться услышанным с коллегами. Осмотр продолжался.