Полная версия
Немецкий брульон
Ксан Иваныч: «Четвёртыми!»
Егорыч: «Ну и что?»
Бим: «А вот и то, что купить ничего не купили, а очередь просрали».
«Я кушать хотел», – обнаглел вьюнош.
«В хате надо было кушать», – поучает папа вьюноша. И с улыбкой мудрого интенданта: «Еды–то сколько недожрано! И всё в утиль».
Вьюнош: «Мы богатые».
Папа: «У нас экономпоездка».
– У тебя карточка.
– Она на чёрный день.
Вьюнош: «Ненавижу чужие квартиры. Воняют. Камеры кругом…»
Папа: «Ненавидь молча». И, чуть погодя: «Ты про какие камеры? Шутишь?»
«Ничего не шучу».
Егорыч в уме: «Дитё, бля!»
Малёха: «Я ещё жвачку хотел…»
Егорыч усмехнулся: «Железный аргумент!».
Малёха приободрившись: «У меня с ментолом кончилась. И «макдон» бы купил…»
Папа: «И что? Не было макдона?»
Малёха: «Ну, папа». В уме: «Дьюти от Мака не отличает».
Бим, злобным стукачом, нарушив обет молчания: «А я вообще из машины не выходил».
Егорыч бесшумными снарядами: «Врёшь, падла. Выходил». Егорыч сам выходил, притом он не падла: а чёб не выйти за компашку, если пост дрыхнет. Заодно цены посмотреть.
Порфирий пилит коллективу нервы: «Не в этом дело. Мы были четвёртыми… в очереди! Были б десятыми – какая б нахрен разница. Отъехали, и стали сотыми, со–ты–ми!!!»
– Не ребята, мы сотые не из–за жвачки: а из–за паспортов. Нехрен было показывать лишние, – так сформулировал Егорыч главную оплошку утра.
– Заткнитесь, пацаны, – велел Ксан Иваныч.
– Кирюха прав, – сказал Бим прокурорским тоном, – дьюти фри – это херово… но погоды нам не сделало. А вот покрасоваться и время проiбать – хлебом нас не корми, квасом нас не пои!
– Чё? – привстал Ксан Иваныч. – Как это покрасоваться? У меня было три паспорта, я и показал!
– А если бы десять? Все бы отдал? Вот нахер им все?
– Десять бы не отдал, – сказал как отрезал Ксан Иваныч. Он зол, как чёрт под Вакулой, а эти ещё шурупы ввинчивают.
– Именно покрасоваться! А как ещё? Вишь ли, показаться захотелось: вот мы какие важные, мол… а уж какие честные! Виртуозы заграницы, блин!
– Пошёл ты…! – Ксан Иваныч в усмерть обиделся на бимовские слова, хотя чего уж тут брыкать копытами: виновен.
– Да ладно, господа, – ввязался Егорыч мирильщик, – чё уж там. Ну, ошибся. Ну, не подумал лишний раз. Кто знал… этих… сук. Каждый может сплоховать.
– А нахрен было паспорт разным, блинЪ, таможням оставлять! – расширялся Бим.
– Что–о–о? Как это? – думает внимательый читатель, – отдали паспорт? Пограничникам? Зачем. И поехали дальше без него? Чё–то тут автор завирает…
И ничего–то автор, а он свидетель и участник, не завирает. Вот в подтверждение правды Малёха:
– Только хлопот нажили и больше ничего! – сказал Малёха.
– Мой сын предатель, – подумал Ксан Иваныч.
***
Малёха тоже ничего не купил, потому как там не дешёвый Макдон, а уже кусок заграницы.
А за своим паспортом он следит. А эти стариканы снова лоханулись… Тем более отец. Отец не должен выглядеть плохо… перед этими… скалозубами…
Генерал потерял кредит. Не только доверия. Не только перед товарищами с бодуна. Но, главное: перед сыном – малолеткой с крылышками.
У мальчика с крылышками отобрали любимую коробочку со сладкой травкой. Какая боль, какая боль!
Наивному малолетке, – тут ради правильной дислокации стоит оговориться ещё раз, – на днях стукнуло то ли двадцать один, то ли двадцать три, что на самом деле без разницы. И в двадцать можно руководить кавалерией. И точно так же, в двадцать, и в тридцать можно гонять баклуши, тратить родительское бабло хрен знает на что, в сорок завалить семейный бизнес, в пятьдесят грохнуть любимого дедушку и до конца жизни присесть.
***
Безпаспортную группу (если бы белорусы замылили паспорт) поляки бы в Европу не пустили. Ещё с треском и на пинках выпроводили бы обратно. Обидно? Разумеется.
Малёхе с Егорычем, как лучшим в мире физкультурникам, для выручки главного, удостоверяющего личность отца, документа пришлось пчёлками полетать между машинами – по сути «между Польшей и Беларусью», в нейтральной зоне.
А это метров триста в одну только сторону… А солнце жарит, чтоб оно пропало! И нет у них судьбы другой. Не торопись, Малёха Ксаныч…
***
На беларуськой стороне спросили номер машины и пожурили за невнимательность. Поинтересовались, почему, мол, за утерей явился не сам хозяин.
– Он за рулём, – А у них (у гонцов) прав нет. (Враньё. От папы слегка попахивало). Выехать из колонны невозможно. Папа их сам попросил. По–другому не получилось.
– Понимаем.
– А это его сын, – показал Егорыч на Малёху. – Малёха, покажи паспорт! Да вы же помните. Вы же сами нас шмо… проверяли, – ласково объяснял Егорыч.
Нестандартное поведение малого стада ослов во главе с бараном расстроило щепетильных пограничников: их за кого тут держат? В балаган превратили границу.
Поскулив и прорентгенив для порядка лица жертв… обоюдной, между прочим, халатности, белорусы паспорт вернули.
***
На другой границе толстая польская мадама – толмачиха на русский, докрутила причёску.
Нахлобучила на неё кепку.
Похлопала по опухлым бёдрам, посмеиваясь: таких взрослых растяп она в жизни не видела.
Кроме того, как же так, как жаль! – растяпы не знали её распрекрасного польского.
– Конечно, её польский – он лучший в мире. Это только для неучей он шипит, пукает и бжикает… – думает Егорыч.
– От вас столько хлопот, – выговаривала дама, – нам за дополнительные хлопоты гонораров не дают.
Грязные намёки с клянчем бухгалтер экспедиции Егорыч пропустил между ушей, на некоторое время сделавшись словонепробиваемым.
«Мировой уговор платной формы» у него сметой не предусмотрен!
– Как же вы дальше будете покорять Европу… при таком–то безалабере? – взывала дама к рассудку. – Мы вас битый час ждём. Нам соседи позвонили и на вас пожаловались.
– Ух ты!
– Объявляли в репродуктор. С обоих сторон. Не слышали что ли своих фамилий? Я и то помню: Клинов. Оглохли или как?
– Мы не понимаем по–польски, – сказал Егорыч. – И белорусский не знаем. Потерю обнаружили… да. Спохватились. Недавно. И сразу же забегали, ей богу.
– Когда стояли в середине моста, – уточнил Малёха.
– А очередь–то у вас ой–ёй–ёй – сами изволите видеть, – сказал Егорыч, – как за колбасой… в Елисеевском.
– Ай–ай, как остроумно, – съехидничала чиновница, и тут же: «А я–то в Елисеевском не была. И в Москве–то один раз. И что, хороший магазин?»
– И я не был, – встрял Малёха.
(И хорошо. А то бы расстроился: Елисеевский это, дорогой коллега, не Макдон тебе, там жвачка тебя разорила бы).
– Классный магазин.
– А по–английски вы что, не понимаете разве? Мы и по–английски передавали…
– Надо бы по–грузински, – пошутил Егорыч.
– Тут не слышно ни хрена, – пробурчал Малёха.
Малёха знает (по верхам) и по–возможности употребляет английский.
На родине, снизошедши к соотечественнику, пользует русский разговорный.
Но, чаще всего, по жизни помалкивает.
В тряпочку.
Тем более с пердунами и пьяницами, которых папа взял с собой (вот какого хера!?) в качестве попутчиков.
Курение травки, как применяемое единолично, из списка пороков им исключено, напрочь.
«Травка нужна композиторам для сёрфинга по волнам музыки», – убеждён Малёха на все сто.
Наш Малёха – сочинитель драм–энд–бэйса. Не зная малёхиного будущего наперёд, отнесёмся же к нему, как к композитору, благосклонно37.
– Бибикают и мычат все. Как голодные, – нудит Малёха. Коров в обвинительной речи предусмотрительно опустил.
– Сами–то вы кто, догадываетесь?
– Извините, мы нечаянно, – сказал Малёха.
(– Ещё сказал бы, что мы больше так не будем, – ехидничал Егорыч… позже.)
– Не ссорьтесь. Вините самих себя.
– Мы виним.
– Дальше–то как намерены жить?
– Белорусы больше виноваты! – возмутился Егорыч.
Он за правду. Клинов показывал два заграничных паспорта, а они только один вернули, а он старый и просроченный… А его показывали для доверия… – что часто, мол, ездим. А нормальный паспорт они себе занык… оставили…
– Зачем вот нам… такие пассажи?
– Так–то оно так. Но не знаю, не знаю… – сказала переводчица, – у самих–то где голова?
Вопрос поставлен конкретно. На конкретный вопрос есть конкретный ответ: у большинства самих голова на месте. Виновна самая главная голова. Это замороченная черепушка Ксан Иваныча.
Замороченность его не снимается ни стиморолом, ни антипсихозной конфеткой, засовываемой по утрам в ротовую полость.
Он живёт под страхом гипотетических дорожно–процессуальных неожиданностей, которые, по его мнению, и согласно закону гнусности, должны периодически всплывать самым неминучим образом.
Жуть и ожидание беды раскорякой стоят поперёк генеральского мозга.
«Прилипший к зубу леденец не к добру», – старший Клинов любит подобные глупости. Он – этакий помпончик на шапочке, кружавчик на гульфике, корнишончик с подоконничка, этакий прелестник с тонкой и вспыльчивой архитектоникой. Соответствует професии. Не любит всякую власть. Каждый госслужащий для него мерзавец и потенциальный взяточник. Каждый милиционер – или карьерист, или тупой как пробка, или ни за что в морду норовит.
Перед каждым госшлагбаумом Клинов глотает таблетку – дополнительно к утрешней.
Бим с Егорычем против душевного Ксан Иваныча – черти полосатые, болванчики стоеросовые, поднятые Советами и опущенные Капиталом. Бороться за место под солнцем в новых условиях им в лом.
Крокадайл
«…Сквозную персону, ежели она застревает в исторической литературе, экскаватором не выскребешь: это не храм вам».
Г.Ф. Лавкрафт
В пятой редакции…
Мы точно не знаем, но, скорей всего, во время беготни Егорыча с Малёхой между границами… ну, по поводу выручки паспорта Ксан Иваныча из рук таможни… Ну, вы помните…
Короче говоря, примерно в NN часов NN минут по Гринвичу из багажника Reno Koleos выпало на свет божий зелёное туловище (How does the clock wind up inside the crocodile?38) – в непромокаемой мантии с пупырышками. Ростку человеческого.
Оно имело три головы хомосапиесной породы… В капюшонах. А руки что твои грабли. Пальцы – сосисками, в перстнях. Два хома чихали, а сапиенс, что посерёдке, тёр глаза. Те, что чихали, матюкались. Притом с такой силой русской сапожной выдумки и актёрского мастерства, что свидетели смекнули: «Пранк! Лексус с Вованом! Разводят на бабло».
Так утверждала та часть свидетелей, из тех, что столпились на мосту с буквами D39 и RU на номерах. 002 D возвращались в пенаты. RU рвали когти из RU. Через Буг, само собой.
Но вот очная ставка, и:
Что вьи врьёте, – сказал усатый свидетель из Ladы Xray под номером 026 CD40, что шла за Reno. Говорил он на чистом хуту41, – это бьил дьимок. Зильоный. Я, было, подумаль: «в багьяжнике пуук дамалискус лунатус42», упьякован пльохо. Excellent remedy, by the way, for gout, swine flu43. Э–э… поньюхаль и… бъуд здорофф, Васьа….
Короче можете?
Можем: какой пожар, какие крокодайлы… вы чьо, господуа! На грануице? Там же мьиш не проскочит, мьуха не прольетит, знайем мы этьих друзьей мистера Медведьефа унд мистера Пъутина.
***
Но, вот что записал Ху Вань Цюй44 со слов первого немецкого свидетеля A.S/G, который за рулём, и, понятно дело, grass uplifting не курил:
«Одна его голова – от какого–то малорусского писателя. Вроде бы.
Фамилию свидетель не помнит.
Если сравнивать со звёздами, из Америки, например, то слегка напоминает Джонни Деппа. Ну, если, конечно, волосы подчернить, намазать салом и спустить на плечи. Под капюшоном–то особо не разглядишь».
– А с носом что? Другие приметы помните?
«Нос как нос, похож на клюв».
– То есть на ворону, да?
– Может на ворону, а может на ведьмака.
– А вы ведьмакв в жизни видели?
– В жизни не видел. В кино видел.
– Может вы и «Вия» видели? Ну, русского Вия? А Гоголя видели? Кино такое…. Фоткать пытались?
– Фотькат не пьитались, испугались… слегка.
***
Другая голова – от слегка постаревшего киноактёра–красавчика. Немецкие свидетели узнали его сразу.
***
Третья… Третья – отдельный разговор.
Забудем третью голову на непродолжительное время.
Какой неумный писатель возьмёт, да и выложит все тайны на первую же тарелочку лишь бы с каёмочкой?
Не пришло ещё время для бонусов.
Es ist рестораторская заманка из первой версии:
– Аперитивчику вам ещё не принесли! А хотите отпробовать? За счёт заведения. После музыку дадим. Можем живую. Вот вам меню песенное, bitte dritte. А можете сами заказать. Марьяна Ванна поможет… Марьяночка, ну где вы спрятались? Вас тут гости жаждут…
С Марьяной Ванной всё понятно. Кроме чаевых и таксы, ну например, если… то и сё. Ясен пень?
***
С первой головой вообще всё понятно: зря туману напустили немецкие следователи: Гоголь! Достаточно было ранешних намёков.
Тут (в киноверсии) кладбищенское эхо: «Ъ! Ъ! Ъ!» – и Гоголь трижды перевернулся – у себя там, где–то, где он настоящий артист и мастер своего дела, а не бронзовый манекен в сквере своего имени. А голову, говорят, украли на кладбище.45 Это не совсем то, чего пуще смерти боялся Николай Васильевич, но тоже некрасиво.
Вторая голова
Вторая голова у чудища кудесного, это статистический герой, мы подскажем: продукт Страны Грёз, на десяток лет прописавшийся в каждом телевизоре.
Он побеждал в модных рейтингах, одинаково любим как городскими тётеньками и их дочурками, так и районными доярками… типа нашей Клавишны Баварской.
Намекаем: то был Бред Питт. Может, Шон Пен. Или темноволосый, завсегда голый, и вечно на корточках в корыте душа Рик, выставивший цюцюрку46 напоказ, торчмя, предварительно подзадорив. Специально для женской прессы.
Не верьте Рику – всё это фальшивые заготовки за секунду до того, как. Ничего там само не стоит. Чики–чики: вспышки фотокамер! Закончили? Отлично. И скукожилась цюцюрка.
Рик, ох уж этот Рик! Ох и сволочь, ох и обманщик!
Имена актёров, соревнующихся за прописку в горе–литературе Туземского–Егорыча, прекрасно известны незамужним девушкам русских деревень. Об этом можно легко догадаться, заходя на экскурсии в их спальни. и глядя на россыпи вырезок из журнала «Звёздный путь».
Эти божественные образа «с цюцюрками и без» в розовых поцелуях. Сам Иисус позавидовал бы такой популярности, если бы поинтересовался тайнами русской женской души. А ещё более удивился бы готовности мамзелей к совокуплению с бумажкой – оживи её хоть на секунду.
Пришпилены Питы, Пены и Рики к иконостасным изголовьям кроваток тех мiлоток, что из Дровянников47 прибывают в большие города, в те, что шумят и веселят переселенок по ночам, подобным ночам диканьским. Только снег в городах не лежит, как в Диканьке или Дровянниках, он убирается техникой чудатой.
Живут дiвчата кто где, но только не в отелях, что вы! Там они бывают, конечно, но изредка, и не каждая. Чисто для снятия пробы с иностранного фрукта–овоща хрін (coq)48, когда позовут заезжие халявщики. Узнать: как там, мол, у иностранцев с «энтим делом»: уж всякого авантажней, чем у ими брошенных Васек и Колек, которым пофигу где – в койко–месте или в овраге растопыркой.
Доведись Ваське или Кольке сказать такой нежной нью–городской даме слово по–французски, и она Васькина или Колькина. Нью–городский овраг покажется Централь–парком, селфи – Голливудом, а койка – номером в Шато–Мармоне49.
Цель прибытия сільських золоток в Большие Города – приобретение любой міськой квалификации, – лишь бы предложил кто. А фактически: для улучшения жизненной перспективы средствами «zамugesтvа».
Ища счастья на бытовых качелях, часть дівчинок пытается надёргать інтелекту в универских оранжереях. Авось, когда–нибудь, да пригодится: будущему мужу, детям, себе после развода.
Исконно городские дiвчатки с богатыми мамочками и папочками дешёвыми вырезками брезгуют.
Они покупают толстые журналы, набитые фирменным гламуром. И, разобравшись по журналам и по кабакам в реалиях жизни, предпочитают брать реальных пацанов с всамделишным баблом, пусть даже с пипиской вместо цюцюрки.
Третья голова
«**»
…Псевдописатель Некто, поставив две звезды на этом самом месте и, набив трубку дешёвым табаком, попытался было поставить звезду третью, свинтить главу и перейти к следующей.
Но тут послышались негодующие крики читателей. Пришлось тормознуть, вникнуть. И что же он услышал и увидел?50
1. ххх
2. ххх
3. ххх
4. ххх
5. ххх
6. ххх
7. ххх
8. ххх
Но, злой Чен выбросил нахрен первые 8 пунктов
услышанного и увиденного. Поэтому начинаем с 9–го.
9.
– Третья–то голова у крокодила чья? Забыл элементарную арифметику, а взялся конструировать организмы, – орали мастера ДНК–генеалогии. Им вторили родители овечки Долли.
На что писатель–неформал Некто в достаточно неучтивой форме – для столь важного обстоятельства, как количество голов у невиданного человечеством reptile consciously thinking51, – ответил нижеследующей фразой:
«А третья кучерявая голова рептилоида напоминала те чугунные памятники, что стоят на каждой площади имени А.С. Пушкина».
И добавил недостающую звезду.
«*».
Хрясь! И всё стало на свои места. Чего вот шуметь по таким пустякам?
Злой Чен выбросил и этот пункт52
Дамочки из Лангра.
А вот тут неожиданно для читателя и мировой литературы в целом, кое–что становится понятным.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Трансценде́нтность, прил. трансценде́нтный – то, что принципиально недоступно опытному познанию, выходит за пределы чувственного опыта.
2
Мелкий авантюрист и жулик Джефф Питерс представлявшийся индейским знахарем Воф–Ху продавал в мелких городишках и поселках самодельные микстурки, состоящие из воды и, кажется, хинина с пищевым красителем. В одном городке у него возникли проблемы с местным мэром, тот попытался поймать его "на горячем" и притворился смертельно больным. В разговоре с его помощником и была сказана эта фраза.
3
В брульоне Кирьян Егорыча вместо «выгребной ямы» был указан «ошалело весенний Буг». Но, какой, нахер, Буг. Егорыч всё попутал. Нет рядом с Казанью Буга. В Буг выбросили контрольные остатки, которых под Казанью у Малёхи ещё хватало. А под Казанью не Буг, а Волга и Казанка. Видать, Кирьян Егорыч в момент написания этой фразы сам был под воздействием. – прим. Чена Джу.
4
Мы, кажется, ещё не говорили: у Бима в нижней челюсти совсем мало настоящих зубов, кажется, два всего. Так что он использует это индивидуальное обстоятельство на полную катушку.
5
Как близок слэнг к правде!
6
Все егорычевы трубки с именами собственными.
7
Специально или нечаянно попутано имя. На самом деле в фантасмагорическом видении Егорычем вихре–чайника его позднем литературном описании им же, но уже в качестве графоман–писателя подразумевался учёный В.Ацюковский. Данный кадр в течение большой части жизни разрабатывал теорию эфиродинамики, в основе которой, кроме нескольких прочих важных принципов, лежат вихревые эффекты текучих и газообразных сред.
8
– Гришковца почитай–что не читают. Пока. Позже станут читать. И смотреть. И даже слушать. И даже показывать в новостях. Когда что–нибудь… что–нибудь… А пофиг что… Он, умный, красивый и иногда талантливый. Валяется на полках больше для насыщения, напыщения, подчёркивая индивидуальность графоманской типизации… Да что там. Сами такие, – решает Егорыч.
– Не вижу ничего, отвали! Ты бухой, Бим! – извл. Чена Джу.
9
Цитата из письма Алана Дента, цит. по: James Agate, «The Later Ego». Цитата злодейски и в то же время весьма искусно, то бишь умеренно ненавязчиво переделанная Егорычем под себя – «ленивого графомана» и совсем редко – плагиатора. В оригинальном же тексте цитаты речь идёт о Четвёртом квартете Белы Бартока, первоначально очень плохо принятом публикой. Далее, метафорические вставки о «храппеджио Бима–Бартока» – оттуда же.
10
Парвеню (от фр. parvenu «добившийся успеха, разбогатевший; выскочка») – человек незнатного происхождения, добившийся доступа в аристократическую среду и подражающий аристократам в своем поведении, манерах; выскочка.
11
С канализацией Владимир–града. – прим. ЧД.
12
Нет такого термина, я уже проверил. – 1/2Эктов.
13
Посрать на улице! – англ.
14
От «ready–made». То же самое, что и «object trouve», «found object» или «найденный объект». Рэди–мэди придумал Марсель Дюшан.
15
ЗГЕ, в.1 – из романа–шванка «За гвоздями в Европу», версия 2011 года.
16
Как известно исследователям (монашкам хранцуцким и тов. Обалдуевой Славке), начало путешествия пришлось на День Победы, 9 мая, 2009–го.
17
Иностранному читателю, не знающему о России ни хрена: российская милиция была переименована в полицию в 2011–м году при президенте Д.Медведеве.
18
«Мумилей» – юбилей фирмы Ксан Иваныча. Данный праздник, описанный в полуэктусе «Мумилей» на основе недоромануса–перерассказуса «Телефон с тихим дозвоном», произошёл несколько позже известного вояжа по Европам от 2009-го года, так что автор брульона не мог этого знать вообще. А Чен Джу – механический сочинитель – вообще не обращает внимания на столь мелкие несовпадухи, на то он и «механический».
19
Контора Ксан Иваныча под названием «Шурик Е.Г.» находится на проспекте Ленина. Контора двухэтажная с плоской кровлей. Так что все действия с практикантками на кровле происходят на виду всех высоток напротив и кругом. Так что, если эти действия производились и впрямь, а не есть плод выдумок Ксан Иваныча и его друзей, то они должны были производиться глухой ночью.
20
Камельки о Карловны – девочки с камелиями (от «Дама с камелиями»), термин выдуман Кирьян Егорычем Туземским. Проститутки среднего разряда, что–то среднее между гейшами и «плечевыми».
21
Нефтар – нефть в библейских текстах.
22
Тут прозрачный намёк от 1/2Эктова на известные фамилии Петрова и Боширова. Но в описываемый в романе период (2009 год) никаких П. и Б. быть не могло. Петров, Боширов и «дело Скрипалей» проявятся лишь в 2018 году.
23
И тут Ядвига Карловна обнаружила невиданные познания в области бочково–кукурузной продукции с фильтрацией, назвав несколько сортов крепких напитков, некоторые из которых Егорыч за всю свою жизнь не только не нюхивал, но и слыхом не слыхивал. В тот ряд вошли Джек Дэниелс, Чивас Регал, Джонни Уокер и ещё парочка названий, которые Егорыч, само собой, не записывал, а нам тем более знать не полагается. Ибо мы (читатели с читательницами) тут не в музее–подвале–винокурне, а вообще транзитом, и в любой момент можем книжку захлопнуть.
24
Karkocha – известный испаноязычный уличный артист мим.
25
Гуантанамо и Алькатрас – известнейшие тюрьмы США.
26
/– И не исключено, – считают французские монашенки, – что челюсти выкрали враги, которых вокруг Reno образовалось как грязи в их любименьком Нью–Джорске он же Угадайка. Хватает и кротов… среди своих: каждый второй – потенциальный крот, и никаких априори, никаких презумпций. С 2020–х презумпция (без всяких трусливых хайли лайкле) стала одна: если ты русский, то виновен»./
27
Тут Егорыч снова отсылает читателя к своему рассказу «Мумилей». – Этот гениальный, по мнению Егорыча, рассказ поначалу назывался «Телефон с тихим дозвоном». Название «Мумилей» это составное слово, содержащее корни от слов «мумия» и «юбилей».
28
Персонаж «Пень, Мистер Пень» (он же бревно, полено) это вполне оригинальная литературная находка, имеющая под собой реальное основание, разумеется, что приукрашенное в процессе написания недоромануса.
