bannerbanner
Женская история The Beatles
Женская история The Beatles

Полная версия

Женская история The Beatles

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 8

Двум матерям – Луизе Харрисон и Элси Грейвс – пришлось ощутить на себе бремя славы «Битлз», они по-прежнему оставались самыми яростными защитницами своих сыновей. Однако в период с 1959 по 1962 год, еще до прихода в группу Ринго Старра, основная поддержка и гигантская помощь в продвижении «Битлз» на местном уровне пришли от матери еще одного участника группы. Выиграв однажды колоссальную сумму на бегах, Мона (Мо) Бест (1924–1988) не только купила для семьи просторный особняк в богатом предместье Ливерпуля Вест-Дарби, но, понимая, что ее подрастающим сыновьям-подросткам необходимо место для общения с друзьями, превратила подвальный этаж своего дома в кофейню «Касба кофе-клуб». Как уже упоминалось в начале этой главы, первая протобитловская группа Quarrymen выступила на открытии клуба, а затем получила там постоянный ангажемент. Это оказалось во всех отношениях перспективным делом, потому что не только обеспечило музыкантам первые еженедельные концерты, привлекшие волну поклонников, но и очень скоро привело в их ряды постоянного барабанщика. Когда в середине августа 1960 года у группы должна была начаться серия концертов в Гамбурге, Мо предложила им попробовать в этом качестве своего сына Пита. Именно тогда, перебрав различные варианты названий, музыканты окончательно остановились на The Beatles (автор идеи – Стюарт Сатклифф)59.

После того как Пит стал членом группы, у Моны появилась личная заинтересованность в успехе «Битлз», что побудило ее к дополнительным антрепренерским усилиям после возвращения музыкантов из Гамбурга. Именно предприимчивая Мо Бест в 1961 году позвонила в «Каверн-клуб» и убедила его владельца Рэя Макфолла пригласить «Битлз» на пробное выступление в его заведении, ориентированном тогда исключительно на джаз. Она также организовывала мероприятия на различных ливерпульских площадках помимо собственного клуба, в результате чего «Битлз» стали настоящими знаменитостями, хедлайнерами. Когда в 1962 году Питу Бесту предложили покинуть группу, для его матери это стало огромным ударом. О причинах увольнения Беста, которые варьируют от недостаточного исполнительского уровня до несовпадения по чувству юмора с другими участниками группы, продолжают спорить по сей день. По некоторым источникам, остальные битлы хотели вывести Беста из группы, потому что не желали больше работать с его матерью. Тем не менее, несмотря на относительно короткое пребывание Пита Беста в качестве барабанщика «Битлз», Мона Бест оказала группе неоценимую помощь.

Принимая во внимание эти материнско-сыновние отношения (не говоря уж о той эффективной технической роли, которую сыграла Мона Бест в становлении группы), вполне вероятно, что даже с поправкой на характерную для той поры ригидность гендерных стереотипов эти четверо парней смогли оценить женщину как самостоятельную интересную личность, к тому же наделенную способностями. Так, например, наряду с почтительными воспоминаниями о собственной матери, Пол Маккартни делился своими чувствами по отношению к Джулии Леннон и Моне Бест. В матери Джона он видел теплого, обаятельного человеком, сочетавшего в себе «артистизм» и «богемность». В матери Пита, по его мнению, был такой же заряд веселья, как и в Джулии, но она, в отличие от остальных «взрослых», похоже, «…понимала, через что проходят пацаны»60. Хотя было бы натяжкой полностью приравнивать эти отношения на раннем этапе жизни к продевичьему драйву, сложившемуся между «Битлз» и их первой женской аудиторией, специалисты по коммуникации и социальные психологи полагают, что позитивные, близкие отношения между матерью и сыном напрямую связаны со «стимуляцией просоциального поведения» и «развитием эмпатической заботы». Безусловно, в эпоху «Каверн-клуба», на заре карьеры «Битлз», как мы уже писали в предыдущем разделе, наиболее просоциально ориентированными предстают Маккартни и Харрисон; Леннон кажется обаятельным и смешным (но далеко не безобидным), а Бест – славным, хотя и чуть забитым. Решение «Битлз» всегда включать в репертуар помимо своих рок-н-ролльных номеров откровенно ориентированный на женский вкус материал – поп- и соул-баллады, такие как To Know Her Is to Love Her (первоначальное название Him) группы Teddy Bears или Anna Артура Александра – отражает признание молодых женщин в их аудитории, которые были их самыми внимательными слушательницами. Будучи мужским коллективом, «Битлз» таким способом действительно проявляли эмпатию, потому что им было небезразлично, что хотели услышать девушки в зале, и они часто искренне интересовались жизнью своих поклонниц. Общаясь с ними со сцены и вне, «Битлз» давали слушательницам возможность чувствовать собственную включенность и значимость.

В своей работе, посвященной матерям Леннона и Маккартни и их влиянию на сыновей и в человеческом, и в исполнительском, и в авторском плане, Роб Шеффилд во главу угла ставит то, как эти сыновне-материнские отношения могли помочь «Битлз» установить контакт со своей женской аудиторией. Отмечая ориентированное на девушек лирическое содержание их ранних песен, он подчеркивает, что эти «мальчики без мам» невероятно ценили погруженность в женский мир. По его словам, «…им нравилось выходить на сцену и купаться в этих девчачьих звуках». Пора визгов и воплей битломании еще не наступила, а тот ранний опыт обладал иной акустической природой. Стоя на эстраде местных заведений, особенно на той, что находилась в «Каверн-клубе», «Битлз», конечно же, замечали стайки девушек, которые шептались или переговаривались друг с другом, не отрывая глаз от сцены.

Хотя некоторые европейские композиторы XIX и начала XX века, такие как Шуберт и Малер, в своей музыке пытались найти «вечную женственность» как «трансцендентную силу, любовно поднимающую человека в область вечной творческой жизни», воспетую Гете во второй части «Фауста», – Роб Шеффилд настаивает на том, что подход «Битлз» к популярной музыке был основан на их стремлении стать такими же «настоящими», «честными», «глубокими», «крутыми» и «рок-н-ролльными», какими были их молодые современницы. В гораздо более отдаленном прошлом, в эпоху Возрождения в самой музы´ке видели женское начало из‐за ее чувственности и эмоциональности, потому и изображали ее в женском обличье. Разумеется, Леннон с Маккартни вряд ли знали об этом, когда делали первые шаги на музыкальном поприще, да и, как написал об этом в 1962 году ведущий диджей «Каверн-клуба» Боб Вулер в статье для «Мёрсибит» (Mersey Beat), рок-н-ролл, бит, а с ними и вся популярная музыка становились чисто мужским занятием, а большинство женщин-исполнительниц оказались в шапках-невидимках. Тем не менее выбор Леннона и Маккартни в пользу музыки, а не такого гегемонически мужского вида деятельности, как спорт, достоин особого внимания. В 2016 году Маккартни в документальном фильме Рона Ховарда Eight Days a Week («Без выходных») вспоминал, что до их знакомства с Ленноном многие его приятели не понимали, почему он рвется писать песни: «Они мне, типа: да? Класс! А как насчет футбола-то?» Занимаясь музыкой, которая даже в середине 1960‐х годов все еще порой почиталась «немужским делом» – вопреки надвигающейся маскулинизации рок-музыки, – «Битлз» двигались навстречу женской аудитории, с мыслями о них, с песнями о них, и, в ливерпульский период, с разговорами и общением с ними. Им хотелось понимать девушек и говорить на их языке61.

There She Goes 62 : географическая свобода битловского фэндома

Быть молодой поклонницей «Битлз» в Ливерпуле в 1960–1963 годах предполагало принципиально новые отношения с городским пространством. Увлечение музыкой требовало уверенной ориентации в городе, а также других местах графства. Машина для большинства жителей Ливерпуля была роскошью в то время, поэтому ради веселого вечера в клубе девушкам приходилось либо идти пешком, либо добираться автостопом, либо полагаться на милость общественного транспорта. Так, одна из постоянных посетительниц «Каверн-клуба» вспоминает вечер, когда «…у нас на четверых – я и три подружки – было всего пятьдесят пенсов […], и нам пришлось добираться на попутках, чтобы посмотреть выступление [„Битлз“]. На поезд мы, как всегда, опоздали и в итоге такси поймали только на обратной дороге, почти на полпути к дому. Все остальное нам было не по карману»63. Сам факт, что ливерпульские девушки могли по собственному желанию куда-то поехать, и то, что тусовка признавала их своими, доказывает не только их независимость от родителей, но и иллюстрировала ценность, которую представляла для них эта молодежная субкультура. Скажем больше, раз девушки чувствовали свою причастность к очагам этой субкультуры в городе и графстве, они по определению не могли рассматривать музыкальные клубы как потенциально рискованные или даже опасные места для проведения досуга. И это также не вяжется с мнением, что в рок-музыкальной субкультуре непременно доминируют мужчины64.

Возросшая мобильность молодого женского населения, спровоцированная активной музыкальной жизнью, не всегда встречала одобрение со стороны родителей. Билл Осгерби отмечает, что хотя в конце 1950-х – начале 1960‐х годов именно девушка моложе двадцати воспринималась как олицетворение современных веяний и идеальный потребитель, в обществе бытовало мнение, что досуг такой юной леди лучше проводить дома, так что с подобными предрассудками ей приходилось бороться. Кроме того, матери и отцы не могли не беспокоиться о безопасности и целомудрии своих дочерей, если их увлечения были связаны с ночной жизнью города. Подобно тому, как популярные в 1920–1930‐е годы дансинги рассматривались некоторыми родителями как места, которые могли угрожать репутации порядочной девушки, так и клубы с бит-музыкой в начале 1960‐х вызывали аналогичные опасения. Осгерби упоминает о сложившейся «…тенденции к тому, что родительский контроль за досугом дочерей был куда строже, чем за досугом сыновей»65. Для ливерпульских барышень этот надзор, кроме того, был следствием долгой истории портового города, где все, связанное с «развлечениями» моряков во время увольнения на берег, почиталось пороком. За дочерями семейств в Ливерпуле полагалось приглядывать и всячески блюсти их, чтобы те не пали жертвами чьих-то неблаговидных намерений.

С учетом этой возможности быть скомпрометированной контроль за передвижением молодой женщины по городу становился прерогативой не только родителей или сопровождающих. «Безопасной» социальной альтернативой девичьему домашнему досугу считались молодежные клубы Ливерпуля. В этих организациях под эгидой Ливерпульского союза молодежных клубов юношей и девушек делили на группы и проводили с ними «полезные» занятия, всегда в значительной степени гендерно обусловленные. Например, курсы кулинарии или кройки и шитья должны были подготовить барышню к будущей роли жены и матери. Организаторы клубов верили, что подобные занятия могут стать залогом праведной жизни и помогут молодежи не встать на «скользкий путь» танцулек, кино и всего, что связано с ночным угаром. Еще большей строгостью нравов отличалась Ливерпульская ассоциация бдительности (ЛАБ)66. Эта организация, основанная в Ливерпуле в 1908 году, была призвана защищать «уязвимых» женщин, особенно из новой волны ирландской иммиграции или, в более широком смысле, девушек из рабочего класса. Хотя Ливерпульская ассоциация бдительности возникла еще до Первой мировой войны, ее деятельность продолжалась до конца 1950‐х годов. Историк Саманта Каслин-Белл утверждает, что именно превращение Ливерпуля в музыкальную Мекку, когда вчерашние школьницы начали уверенно перемещаться по городу и за его пределами, способствовало тому, что основная задача Ассоциации превратилась в анахронизм. Теперь на смену растерянным молодым женщинам, которых на улицах Ливерпуля «подстерегали опасности», пришли юные «…девушки, приезжающие в Ливерпуль ради магии бит-музыки и „Битлз“». Эти барышни были скорее взволнованы, чем напуганы, тем, что мог предложить им город67.

Тем не менее независимо от того, сколько радости доставляла таким девушкам возможность увидеть «Битлз», поездки из предместья в центр города и посещение музыкальных клубов (даже в дневное время) порой продолжали быть поводом для родительской обеспокоенности. Постоянная посетительница «Каверн-клуба» Маргарет Хант, выросшая в отдаленном пригороде Саутден68, помнит, какие препоны приходилось преодолевать ей и ее лучшей подруге: «До города надо было долго ехать на автобусе, и наши родители с ума сходили при мысли о том, что мы поздно вечером будем болтаться по ливерпульским улицам, где кого только не встретишь. Домой полагалось вернуться к определенному времени, и чем старше я становилась, тем строже меня держали мама и папа». Первая встреча Маргарет с «Битлз» произошла в джайв-клубе «Эйнтри Институт», находившимся недалеко от ее дома69. Конечно, девочки учились аккуратно обходить запреты старших. Эрике Бэйл удавалось посещать дневные концерты «Битлз» в «Каверне-клубе», поскольку ей «…не разрешали туда ходить, ведь считалось, что клуб – это злачное место, хотя это совсем не так». Тем не менее она делала все, чтобы не попасться, поэтому свои отзывы в гостевой книге «Каверн-клуба» всякий раз подписывала новым именем70. Некоторых родителей тревожило, что их дочери чересчур часто посещают кофейни – места, обычно считавшиеся вполне респектабельными для барышень. Моне Бест то и дело приходилось уверять родителей своих юных посетительниц, что в принадлежавший ей «Касба кофе-клуб» они могут отпускать девочек без опаски. Особенно осторожными должны были быть девушки из религиозных семей. Фрэнсис Патино Брин, которая видела «Битлз» в «Каверн-клубе» «раз, наверное, сто» и подружилась с битлами в ночном клубе «Голубой ангел» в двух шагах от дома, где жила ее семья, постоянно ощущала родительскую опеку. Как она выразилась, «меня просто пасли! Чтоб была дома не позже такого-то времени […] Конечно, нарушала. Во-от, по рукам пойдешь, и все такое… Семья католическая, сами понимаете». Хотя многим девушкам все еще приходилось оглядываться на родителей и слушаться их, некоторые историки считают, что именно в это время происходит общее ослабление подобных правил для молодых женщин из рабочего класса71.

Выбор клуба молодыми женщинами зависел от их возраста, образования и классовой принадлежности. Если тринадцати-четырнадцатилетние девочки-подростки были завсегдатаями дневных концертов, значит, они учились где-то неподалеку. Некоторым, особенно тем, кто жил на окраине, спокойнее было приходить в клуб с кем-то из старших братьев, сестер или подруг, что, вероятно, помогало получить разрешение родителей. Те, кто продолжали учебу после пятнадцати лет, сталкивались со сложностями другого порядка. Одна девушка вспоминает, что из‐за нагрузки в выпускных классах вынуждена была ограничить походы в «Каверн-клуб» только выходными. Ее сверстница из Вест-Дерби, тоже готовившаяся поступать в университет, не попадала на дневные выступления «Битлз», потому что из пригорода, где находилась ее школа, ехать было слишком далеко. Из-за того, что «Каверн-клуб» располагался в самом центре Ливерпуля, большинство регулярных посетительниц дневных концертов относились к девушкам из рабочих семей, трудившихся поблизости секретаршами и конторщицами. На Денниса Фонтенота, одного из завсегдатаев, женская клиентура клуба произвела огромное впечатление. Он с восхищением отмечает: «У них у всех была работа!» Однако Спенсер Ли, побывавший в клубе всего несколько раз, соглашаясь с тем, что в «Каверн-клубе» было много молодежи из рабочего класса, предполагает, что именно это стало преградой для молодежи из среднего класса. По его воспоминаниям, «…это было место, куда молодому человеку из приличной семьи среднего класса ходить не полагалось, а я привык слушаться родителей»72.

На самом деле, некоторые молодые поклонницы, что из рабочего, что из среднего класса, стремились видеть «Битлз» как можно чаще, неважно, в каком месте графства Мерсисайд им предстояло ради этого отправиться. Фрэнсис Патино Брин с удовольствием вспоминает об этих поездках: «Мы могли сорваться, ну, например, в Нью-Брайтон, […] чтобы послушать их в Башне73, потому что они там тоже играли». Кэрол Джонсон считает, что такие разъезды по графству составляли отдельную радость битловского фанатского сообщества: «Мы ездили в Саутпорт. Часто ездили в Сент-Хеленс, …по всем этим небольшим городкам. И даже не столько для того, чтобы попасть на концерт и увидеть их. […] Просто ездили, и все». Однажды один из битлов даже подбросил Кэрол с подругами до Биркенхеда: «Стоим на автобусной остановке, …мимо едет машина… и тут Маккартни, такой, …останавливается и спрашивает: „Девчонки, вам куда?“ – „А мы в Биркенхед, – отвечаем, – на ваш концерт“. „О, – говорит, – хотите, подвезу?“» Девчонки были в восторге, но от совместной поездки Маккартни тоже оказался не внакладе. Когда они подъехали к туннелю Квинсвей, чтобы пересечь реку Мерси, выяснилось, что у него нет мелочи, потому что проезд через туннель платный. Тогда подружки Кэрол поручили ей оплатить туннельный сбор, что она и сделала. И хотя с учетом ее тогдашнего недельного дохода сумма оказалась довольно ощутимой, Кэрол в разговоре со мной уверяла, что не жалеет, и сейчас «…поступила бы точно так же»74.

То, насколько уверенно чувствовали себя юные поклонницы «Битлз», свидетельствует не только о колоссальном росте возможностей молодежного досуга в послевоенном Ливерпуле и Великобритании в целом, но и демонстрирует, как девушки осознавали себя важнейшей частью подобных сообществ. Их место было рядом с Битлз, где бы те ни выступали. Драйверами музыкальной жизни никогда не являются только исполнители. В ней также участвуют те, кто их поддерживает. По словам Сары Коэн, подобные социальные конструкты «…характерны для ситуаций, в которых стираются границы между неформальной и формальной деятельностью, между действиями и ролями музыкальной аудитории, продюсеров и исполнителей»75. Некоторым из первых поклонниц «Битлз» удалось «переплавить» свой энтузиазм по отношению к группе в сочетании с возросшей свободой передвижений в профессиональную деятельность, связанную с зарубежными поездками или иными контактами с большим миром.

Если задуматься об опыте таких молодых женщин, как Бобби Браун, Фрида Келли, Присцилла Уайт, Берил Марсден, а также девушек из бит-группы Liverbirds, то их участие в музыкальной жизни дало им возможность увидеть то, что существует далеко за пределами графства Мерсисайд. Роберта (Бобби) Браун и Фрида Келли были постоянными посетительницами «Каверн-клуба» и в итоге заняли важные административные позиции. В 1961 году Маккартни поручил Бобби возглавить фан-клуб «Битлз». Фрида Келли, служившая секретаршей в расположенной неподалеку от «Каверн-клуба» компании «Принсез фудз», познакомилась с «Битлз» благодаря тому, что регулярно посещала их дневные концерты и всегда старалась пообщаться с музыкантами. В начале 1962 года новый менеджер «Битлз» Брайан Эпстайн предложил ей должность его секретаря. В рамках своих обязанностей Фрида также помогала Бобби с делами фан-клуба. Браун отправилась в свое первое зарубежное путешествие, последовав за битлами в Германию во время одной из их гастрольных сессий. Келли, в свою очередь, в качестве секретаря Брайана должна была общаться с представителями делового сообщества и поклонниками «Битлз» со всех уголков Британии. В 1963 году, незадолго до всемирного всплеска битломании, Браун решила уволиться, потому что собралась замуж. Адресатками Келли в результате вскоре стали юные фанатки «Битлз» со всего света.

Позднее в статье для журнала «„Битлз“ мансли» Келли описала читателям свою работу в битловском фан-клубе. Она рассказывала, как буквально захлебывалась в бесконечном потоке писем и как, особенно в летнее время, встречала постоянные толпы посетителей. С битломании началось паломничество фанатов на родину кумиров, причем посещение «Каверн-клуба» непременно сопровождалось заходом в офис фан-клуба. В 1963 году Брайан Эпстайн перенес штаб-квартиру «Битлз» в Лондон, и хотя Келли осталась в Ливерпуле, она регулярно ездила в командировки и продолжала переписку с местными и зарубежными поклонниками группы. Браун и Келли занимали традиционные административные должности, и их труд высоко ценили как «Битлз», так и Брайан Эпстайн. А вот встретить в «Каверн-клубе» или где-либо еще молодых девушек, которые бы пели или играли на музыкальных инструментах, было практически невозможно. Спенсер Ли тут весьма категоричен в оценках: «Девушки-вокалистки подвергались дискриминации, а женщин-инструменталисток не было вообще». Хотя подобная сентенция описывает гендерное соотношение, сложившееся на тот период в рок-н-ролле и вокруг него, мы подробно и предметно поговорим об этом в главе 4. Сейчас же нам важно понять, как бит-тусовка помогла женщинам обрести свободу передвижения по стране и за рубежом.

Присцилла (Силла) Уайт (1943–2015) изначально была известна завсегдатаям «Каверн-клуба» как «девушка из гардероба». На сцену Силла выходила лишь изредка и, как правило, по приглашению выступавшего исполнителя. Фрэнсис Патино Брин вспоминает, как однажды заявленная в афише группа не приехала, и тогда «…на сцену поставили Силлу… Она пела под аккомпанемент единственного гитариста. Сплошной экспромт. И мы все орали, аплодировали. […] А она отработала на сцене и [потом] вернулась в гардероб». Воспоминания Фрэнсис об этом восторженном приеме говорят о том, насколько хорошо Силла уже была интегрирована в сообщество «Каверн-клуба». Для всех присутствующих она была «нашей Силлой», девушкой, которую знал каждый76.

Когда «Битлз» наконец услышали, как Силла поет, они были под большим впечатлением. Как только их делами стал заниматься Брайан Эпстайн, Джон Леннон настоял на том, чтобы он прослушал «Сирил», как он иногда ее называл. Эпстайн согласился и в 1963 году подписал с ней контракт. Силла Уайт, переименованная в Силлу Блэк, стала первой и единственной женщиной, менеджером которой был Брайан Эпстайн. В апреле 1964 года Блэк рассказала в интервью одной австралийской газете: «Ничего бы этого не случилось, если бы в один прекрасный день в Ливерпуле меня не попросили встать рядом с ребятами и спеть»77. Как и в случае с Битлз, успех Блэк на местной сцене повлек за собой выступления по всей стране – ее первый настоящий прорыв за пределы Ливерпуля и его окрестностей. Позднее она вспоминала в своих мемуарах: «Когда это случилось, внешний мир стал для меня откровением. Вся моя прежняя жизнь была сосредоточена в Ливерпуле. Я ведь никогда дальше Честера не выбиралась, а теперь мы ехали на гастроли в Шеффилд!»78 Вскоре Силла уже жила и работала в Лондоне и гастролировала по всему миру.

Но если Силле Блэк удалось практически мгновенно влиться в мейнстрим и сделать себе имя, то начинавшая одновременно с ней вокалистка Берил Марсден, также уроженка Ливерпуля, чей музыкальный стиль имел более отчетливый, чем у Силлы, уклон в ритм-энд-блюз, впервые добилась успеха в Гамбурге и в 1966 году присоединилась к группе Shotgun Express, где фронтменом был сам Род Стюарт. Однако на протяжении всего творческого пути Марсден оставалась куда менее известной, чем Блэк.

Мэри Макглори (в замужестве Досталь, 1946 г. р.), будущая участница группы Liverbirds, часто посещала концерты в «Каверн-клубе». На нее, как и на большую часть аудитории, ранние выступления «Битлз» действовали, словно электрический ток, поэтому она стала восторженной поклонницей расцветающего ливерпульского бита. Мэри и ее подруга по группе Liverbirds Сильвия Уиггинс (урожденная Сондерс, 1946 г. р.) рассказывали мне, что «…(старались) ходить на концерты в как можно большее количество мест […]. Казалось, будто что-то происходит буквально на каждом углу». Однако, в отличие от большинства молодых слушательниц, Мэри и Сильвия мечтали о собственной группе, чтобы в итоге выступать в «Каверн-клубе». «Мы всерьез хотели стать полноправными членами исполнительской сцены, – поделились они со мной, добавив: – И мы хотели быть первой полностью женской группой»79.

Свою первую группу Мэри Макглори сколотила в 1962 году. Она придумала для нее название: The Squaws («Скво»). С ней вместе там играли две ее кузины и подруга. Однако вскоре всем девушкам, кроме Мэри, надоело заниматься, чтобы научиться играть на инструментах, и новоиспеченная группа распалась. Где-то после этого с Макглори связались Сильвия Сондерс и Валери Гелл (1945–2016), прослышавшие про ее старую группу. Они начали репетировать втроем, а затем к ним присоединилась гитаристка и автор песен Памела Берч (1944–2009). В 1963 году группу окрестили Liverbirds в честь пернатого символа города80, и девушки отыграли свои первые концерты на ливерпульских площадках, в том числе в «Каверн-клубе». Диджей Боб Вулер представил группу Джону Леннону и Полу Маккартни. Это произошло незадолго до последнего концерта «Битлз» в «Каверн-клубе». Вспоминают, как Леннон при встрече с ними саркастически бросил: «Девушки с гитарами – это дохлый номер». Хотя Макглори и Сондерс считают, что Леннон просто хотел их подколоть, его слова сыграли для группы роль мотиватора. А вот Маккартни к идее создания группы из одних девушек отнесся с откровенным одобрением; ему эта мысль очень понравилась. Хотя Liverbirds никогда не выступали с Битлз, по прошествии лет Маккартни рассказал Макглори, что битлы «…не теряли их из виду».

На страницу:
4 из 8