За хутором Марьин тупик

Ночь ворочания, ночь духоты из-за старого кондиционера, ночь снов, где суета не отпускает. Может уже утро? Какой там? На часах два часа пятьдесят семь минут – быстрее на пост!

Тихо, пустынно, сумрачно… И вот он едет, велосипедист… Не может быть! Все, как обычно, та же скорость, направление, те же шлем, форма и букет тюльпанов в одной отставленной руке.

И снова с букета сыпятся лепестки.

Выбегу. Магнитная карта от номера, ложка для обуви, теперь лифт, стеклянные двери, семь ступеней и улица велосипедиста.

Марк выскакивает на свежий предутренний воздух, вдыхает его полной грудью: никаких следов, цветков или лепестков он не обнаруживает.

Возвращается, ловит руку на плече.

– Кто Вы?

– Не узнал? Я открывал дверь тебе утром покурить.

– Ну да, ну да, охранник, конечно.

– Пойдем, чаю налью горячего. А то трясешься весь.

После двух-трех глотков чая тяжесть с груди спала, а ведь состояние было, будто что-то произошло, – жуткое состояние.

– Вы это, зря бегаете, – охранник опять перешел на «Вы». Там никто не проезжал. Я здесь работаю уже два года. Периодически выскакивают ребята, одного из-под машины вытащили, и в реанимацию, понимаете?

– Нет, не понимаю.

– Глюки, понимаете?

– Да, понимаю.

Марк как на допросе. Каким же мерзким кажется ему охранник с широким мясистым лицом.

– Нет никакого велосипедиста. Идите в свой номер.

– Я две ночи его вижу.

– Успокоительные надо пить, идите, мне надо работать.

– Я видел.

– Это Вам Ленка с ресепшена рассказала? Вот оторва, всех мужиков прошла. Помалкивала бы уже. Начальство сколько раз предупреждало ее не лезть к постояльцам. Спросите, где ее муж? Я Вам скажу: сидит за непредумышленное убийство, наезд на велосипедиста. Говорят, с велосипедистом тем она тоже шашни крутила. Муж из-за нее сидит.

– Я пошел.

«Какой он мерзкий тип, этот охранник», – у Марка снова начинается колотун, что начался на лестнице отеля, как попугай, он повторяет две фразы по очереди: «Сегодня видел» и «Вчера ночью видел».

В номере он оказывается у окна, ставит кружку, что прихватил у охранника, на подоконник, встречает унылые сумерки, трет лицо, и бормочет: «да, есть города, где самое примечательное – это призрак велосипедиста».

Остается выбрать в телефоне строку с именем, которое он так часто произносил, которому он вчера написал столько сообщений, остается набрать одно слово «Уходи».

Теперь он скоротает остаток ночи, завернувшись в одеяло, как заворачивают блин на ветчине, с ноутбуком, где появятся ключевые слова поиска и строка «Привидения ездят на велосипеде». Смешная фраза, как из афиши Цирка, окажется рассказом Маркеса.

Марк берется за чтение, писатель Габриэль Гарсиа Маркес пишет про город, который любит велосипедиста, «и даже нуждается в нем, по крайней мере для того, чтобы он своей веселой, скрипучей музыкой колес и педалей придавал хоть какой-то смысл абсолютно бесполезным ночам этого скучного городка».

Зеркало Савелия

Есть одно поверье: зеркало удерживает души умерших людей. Если треснет или разобьется, – жди неприятностей. «Проклятье» поселится в доме, но осколки лучше собрать и вынести из дома.

– Савелий, иди опохмелись. Ты уже час стоишь перед зеркалом с таким видом, будто это не зеркало. Да и свет включи, стоишь в потемках.

Маленький человек переставил чемодан, отделился от стены, и вплотную подошел к зеркалу. Он увидеть хотел кого-то.

– Кто это?

– Савелий! Будь мужчиной.

– Ну кто это? Кто это?

– Жена твоя, кто…

– Да нет жены у меня. Бросила она меня. Ушла. А летом померла.

– Савелий! Снова за свое?

– Да померла она…

– …Ну все, мне пора, на работу…

– Да по…, – он не договорил, в зеркале показалось чье-то отражение.

– Ты вернулась?

Сел, голова спряталась в ладонях, …и вдруг рассмеялся гомерическим несуразным смехом. Отчетливо вспомнил пару историй.

История первая.

У соседей родни Савелия в деревне погиб сын. Только женили. И они у дядьки Савелия попросили несколько стульев. Стулья без мягкого сиденья, советского образца. Дал на голубом глазу. Но странное дело. Они на чужих стульях мыли своего покойника во дворе, сделав навес из брезента. Дядька человек брезгливый. Вечером того же дня отвез их на свалку. Жечь не стал, чтобы соседи не заподозрили чего, да не было пересудов.

История вторая.

После смерти жены ее брат Толик вытаскивал ее вещи, зеркало упер зачем-то. А тут не успел с вокзала чемодан разобрать, сосед с первого этажа принес зеркало, правда, с трещиной. Говорит: ерунда, трещина в углу не мешает.

Пришлось брать, уважил соседа. Он новую мебель ставит, старье им жалко выбросить – несут по соседям.

Так вот чего рассмеялся. Страху полные штаны, а тут никакой мистики. Рита не могла в него смотреться при жизни.

Так что, почем зря страху нагнал. А тут сегодня с вокзала ехал. Женщина села напротив. Оп! Босоножки и сумка, как у Риты, и педикюр в белых тонах. Да ноги и платье ее! Побоялся глаз поднять, так и сидел, пока она не вышла из вагона.

А сосед в вотсапе чего-то настрочил. Видно, совесть мучает, что разбитое зеркало мне принес.

«Савелий, привет. Ты меня извини, я про зеркало. Этот барыга, брат твоей жены, когда зеркало выносил – оно у него треснуло, ну задел что-то. А я курил стоял. Жалко выкидывать. Мы и забрали. Все равно квартиру сдаем. Короче, это твое зеркало».

…Сгущались сумерки. Зеркало отражало свет уличного фонаря, на полу играли тени потревоженных ветром листьев старого клена. Свет в пустой комнате не включился.

Ведьма с хутора Марьин тупик

Дело было накануне Иванова дня. Едва спала жара, как собрали помидоры, – крупные, семь ведер сразу. Вместе они теплые, душистые.

Завтра праздник Ивана Купалы. Мы с теткой потираем руки, – за ней водится привычка приглашать меня после экзаменационной сессии на огород. Хотя деревня ее, прямо скажу, странное имеет название – Марьин тупик.

Энтузиазм из нас прет, – и урожай наполняет корзины, гуси с остервенением щиплют траву, свиньи требуют добавки, куры бегут как оглашенные на каждый сигнал, яблоки форсированно спеют, брызжут соком и бьются о землю.

Тетка на самом деле мне не родственница, она жена моего родного дяди. Согласно словарям, если я ничего не путаю, она мне свойственница. Но взаимопонимание…, не описать словами, тем более возрастом она старше всего лишь лет на десять. Ну а что такое 3650 дней? Миг, друзья мои, миг.

Наша работа не просто спорится, она закипает, как молоко в кастрюле, стоит Алене покинуть место ратного труда, у меня все валится из рук.

Увлекся, даже про велосипед забыл, – скучает он там, за огородом.

Тетка в светлом сарафане, с ее фигурой только на танец. Шальные мысли в сторону, ну а о чем бы спросить?

– Зачем помидоры недозрелыми снимаем?

– А вот, – говорит Алена со знанием дела, – пора снимать, иначе сломают ветку.

Моментально находит спелый плод, вытирает подолом сарафана, оголив загоревшие ноги выше колен, и несмотря на мою городскую брезгливость, протягивает овощ – отведай.

Вдвоем съедаем один помидор. Жадно и смачно, вытянув подбородки вперед, дабы не обляпаться. «Еще?» – спрашивает. «Люблю в салате», – отвечаю. «Люби, люби» – вот вредина, пока я все в огороде не испробую, не успокоится. И почему так несет от нее шалфеем? Ничего не имею против, но запах резковатый, а сарафан коротковатый.

Перетаскал урожай. Впереди поливка. Шагаю за великом, он за амбаром. Потом к колодцу. Алена еще возится с кустами помидоров: колышки, подвязочки, тесемки, а я уже поливаю ее розарий, где правят бал оранжевые розы. Как можно любить такой цвет? Не буду спрашивать, чтобы не нарваться на сарказм, но муж ее этот цвет на дух не переваривает. Он нынче в экспедиции, я за него, конечно, не во всех смыслах.

Прохожу под стеной амбара, там небольшое запыленное окошко, в котором мне всегда мерещится кто-то, особливо по ночам.

Днем уже ходил в разведку – вышел обвешанный паутиной, и с твердым знанием, что в секциях зерно, а стены обвешаны пучками и вениками душистых трав.

«Так ты травница?» – как-то спросил.

Улыбается затаенной улыбкой, и смотрит на меня в упор. Нормальное время зрительного контакта, после которого происходит естественное отведение глаз обоими людьми, не превышает 2–3 секунд. Она смотрит уже минуту и молчит. Что на нее нашло?

«Ладно, забей. Я просто так спросил».

Молчит и смотрит. Да она витает где-то в облаках.

Оп! Отвлекся под амбаром, вспомнил старый разговор.

Тут боковым зрением вижу, кто-то стоит у поленницы, сложенной за огородом. Бабка какая-то. Виду не подаю, одна ходка с ведрами, вторая, но боковое зрение не обманывает, – меня тянет к поленнице, как магнитом.

Иду по тропе, усталость растет с каждой скундой. С полными ведрами ледяной колодезной воды мне осталось еще споткнуться для полноты картины, – так и вышло.

Грохот на всю деревню. Перевернулся, оглянулся: никого, ну и хорошо. Алена? Не слышит. Ругнулся, как Никулин в «Бриллиантовой руке», – ее все нет, на тетку мою не похоже.

Старуха теперь выглядывает из-за копны сена. Откуда она взялась на мою голову.

Кисть руки ушиб, содрал кожу, – Алена пошепчет, наложит свои травы-мази, ей колдовать на весь вечер, она это любит. Вернулся к колодцу: обратно дам крюк, посмотрю, куда старуха пойдет.

Тащу теперь по пол ведра. Стоит чертовка. Она повернута спиной ко мне, да в драной одежде, тем же цветом, что Алена сегодня вырядилась. Вывернула голову – один глаз уставился на меня, другой – не знаю куда смотрит, – на землю, может.

Дошел до летней кухни.

«Сожги чучело. Сожги чучело», – слышу. Ага, давай, покомандуй.

А потом думаю, кому говорю-то. Ну, ведьме, кому ж еще?

«Сожги чучело. Сожги чучело», – вот пристала.

Ну сожгу, легче станет?

А где Алена? Где спички?

Чучело у глухого забора начинает разворачиваться, заковыляет сейчас по огороду, с дырявым корытом.

Тянет руки-крюки, – эту роль у чучела выполняют ветки вишни, что торчат из-под старого халата хозяйки. Ветер треплет его лохмотья. Чучело замерло, ветки скрипят, того и гляди, рассыпется. Дырявый тазик был на голове уродины, – теперь подпирает забор.

Ведро протарахтело. И все внезапно утихло.

Развернулся – бабка сзади стоит на четвереньках, как пес, прибежавший на зов. Блин, что это? Ее высохшие руки уперлись в землю, а голова вывернута наверх. Стоит, как собака перед хозяином, есть такие собаки с челкой, забыл породу. И по-собачьи существо начинает перемещаться.

Ни убежать – ни заорать. Ноги ватные. Послышались голоса и шум из ближнего леса. Голоса раздались ближе, совсем близко. Это из соседнего дома, люди сидят на веранде, спокойно разговаривают и над чем-то смеются.

Старуха не отпускает, старуха так и стоит на четырех конечностях, – сумасшедшая? Скорее, бесноватая. Не покусала бы. Вот снова поворачивает голову. Не могу сдержаться и пинаю ногой. Никакой реакции. Крепко держусь за штакетник. Я не против перемахнуть через забор, и за амбар, к лесу, реке. Корова уже отбежала, и на дистанции смотрит с подозрением. Насторожилась, двурогая.

Ведьма совсем близко, тянет за рубаху. От нее тоже несет шалфеем. Дыхание сперло, мышцы скованы, я оказался между яблонями, я – дерево сада.

Сверху сыпятся яблоки. А вроде бы стоял в огороде, – но чучело снова рядом. Ходит за мной.

Опять голоса соседей. А что у них на окнах крапива снопами разложена?

Изловчился, чучело кое-как подпалил. Пламя нехотя-нехотя, да разошлось. Старуха куда-то пропала, надеюсь навсегда. А вот! Огонь столбом. Ветра нет, пламя не перекинется на деревья.

В саду потемнело. Рука ноет и опухает. Пора в дом, пока вернулись двигательные функции. Тем более зажегся свет.

Алена встречает меня как чудо, упавшее с неба. У нее черные миндалевидные глаза, да еще волосы распустила, как ее рыжая тезка у пруда. Ну, прямо картина маслом. Вот женщина!

– Ну как?

– Ну что-ты, поливка просто изи.

– Руку показывай?

– Так ты все видела?

– Подойди ко мне… Ближе… Садись…

Пораненную руку кладет себе на колени, начинает лечить.

– Ауф, – говорю. – Больно же!

Намазала, забинтовала, смотрит на меня не мигая.

– Я там это…, чучело сжег.

– Это не чучело, это сосед любопытный. Любит подглядывать. Видел, он крапивой обложился? Это от нечистой силы.

И криво улыбается.

– Я это…, слышал шум из леса.

– Знаю, за опушкой вырос молодой березняк. 6 июля люди всегда банные веники заготавливают загодя. Некоторые даже собирают веники, в которых по ветке от березы, ольхи, черемухи, ивы, липы, калины, рябины, смородины. Сейчас тебя смородиной накормлю. Хочешь?

– Поел бы.

– Сними рубашку, промокла и воняет.

– Так я это…

– Я тебе дам чистую.

…Ужин при массивных свечах в самодельном подсвечнике, с красным вином в хрустальных бокалах. Лунный диск за окном.

Без образов в углу торжество напоминает ужин у гоголевской всеядной Солохи. Солоха Алена двигает ко мне подсвечник.

– Там что-то написано?

– Да.

– Мое имя. Зачем?

– Затем.

Она стягивает с себя бретельки сарафана.

– Нет, – говорю.

Вскакиваю, бегу хлебнуть воды, «Где ковш? Ага.»

Набираю из фляги, и снова обрызгиваю себя водой, – пью, а воды нет. Алюминиевая фляга на 20 литров только что была полна водой.

– Не можешь напиться?

Оглядываюсь, она сидит, не поворачивая головы, в том же положении, с голой спиной.

Черпаю ладонью бруснику на столе. Да чашка пустая. В глазах мутно.

Алена стоит передо мной, стесняюсь смотреть, – на ней нет одежды, но она стоит так, будто повисла в воздухе.

– Протяни руку.

Протягиваю руку. Трогаю ее – она бестелесна. Мне душно что-то. Как рыба хватаю ртом воздух. Смотрю – она стоит в другом месте, у порога в другую комнату, слышу – она окликает меня сзади.

Голова кругом. Уперся руками в стол.

– Смородина, возьми ее руками!

Слепой крот, пробую на вкус смородину, вот она, черные спелые ягоды блестят в дуршлаге – с них слили воду, ем, ем, ем, горстями. Не могу насытиться.

Смеется заливисто и звонко.

– Что такое?

– Может попробуешь смородину?

– А это что?

– Не ягода, точно.

– Где ты? Я не вижу тебя.

Дверь хлопнула. Я выскочил во двор, увидел ее в тени сада, она, стоя на коленях что-то копала, уже, правда, в одежде.

…Босой, я бежал по ночным улицам деревни, нагретым солнцем и коровьим дыханием. Заходил за деревья, переждать случайных прохожих под светом луны, припоминал что-то или ждал чего-то, пока не увидел большой костер перед одной городьбой, – подошел, это был дом Алены.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Я не тот каким был прежде