bannerbanner
За хутором Марьин тупик
За хутором Марьин тупик

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

– Стоп, стоп, стоп, не горячитесь, – вмешался Виктор.

Скоробогат был в бешенстве, и скорее от своего бессилия. Он пнул котелок с водой и рванул вперед. Если это происходило на глазах того кукловода, который это задумал, то Скоробогат явно его потешил.

Виктор решил следовать за ним. Он успел сказать Илоне:

– Мы ненадолго. К тому же днем, судя по всему, эти люди не так опасны, к нам не сунутся. Знаешь, мы, когда поднимемся, веревку спрячем. К тебе никто не спустится. Да, ты не видела ножа? Такой, с костяной ручкой?

– Да, вон, в бревно воткнут.

– Я понял, это не тот. Значит, не видела. Ну ладно, жди нас. Если что, ори. Мы веревку спрячем.

…Между Сциллой и Харибдой обнаружили две пирамиды, – резонно, из лагеря исчезает человек и рядом с лагерем появляется пирамида. Исчезло двое – нате вам две пирамиды. Жанна и Алекс неизвестно где, живы ли. Веревка висела на месте. Трудно было представить, как Жанна ночью по ней поднималась.

– Я понял. Скорее с нами никто знакомиться не будет, – отметил Виктор и добавил неутешительный вывод: – Надо делать ноги, пока нас не перещелкали по-одному.

– Я тебе толкую об этом же.

– Но кому мы нужны до сих пор понять не могу.

– Не в этом дело. Это чья-то игра. Чудовищный сценарий, или проигрыш в карты или… С нами играют. Вдобавок, маловероятный, но тоже вариант: здесь орудует маньяк, который нас укокошит по одному.

Скоробогат напрягся:

– Ты хочешь сказать, что Жанны и Алекса нет в живых?

– Ничего не хочу сказать, но ловить тут нечего.

– Фуф! Не проверили, кроме ножа может еще что пропало.

Наверху, преодолев веревочный подъем, они резко повернули влево, еще позавчера Жанна с Илоной туда уходили до спуска в ущелье. Тропа обогнула пояс горы, и привела к небольшому выступу. Нашли окурок женской сигареты. Вернулись на главную тропу, опять нацепили веревку на крюк и спустились.

У реки три пирамиды. Злоумышленник не мог успеть спуститься по своей веревке, Значит, он здесь. По мелководью направились к лагерю.

– Илона!

У кострища ее нет. В палатках тоже.

Покричали – да где там…

Очередная записка ждала в палатке. Текст можно было не читать. Третья пирамида обо всем рассказала. По содержанию текст дублировал два предыдущих. «Ребята, за мной зашел друг из соседнего лагеря. Завтра вернусь. Ждите, а то я потеряюсь. Всех обнимаю. Илона».

Отличие между записками было в имени автора текста и почерке.

Если Жанна и Алекс пропали ночью, то Илона – днем.

Спешно стали собирать вещи. Не знали, что делать с палаткой девчонок, но было понятно, пять рюкзаков не утащить. Женскую палатку решили оставить, три рюкзака спрятать, и двинуться в путь, чтобы вернуться с подмогой. Кого звать на подмогу, было еще не ясно. Чем больше спешишь – тем хуже. Не все вещи помещались в рюкзаки, а бросать жалко.

– Ну что, пирамиды развалим? Пусть знает, что мы в курсе.

– А давай!

Но Скоробогат взял вдруг паузу. Как бы после развала пирамид не стало хуже. Он успел уже нарисовать себе не самые радужные картинки. Лучше не трогать построения и уйти по-тихому, – так порешили.

По веревке первым полез Скоробогат. Сначала подошел, недоверчиво подергал веревку. Поднимался медленно, с одышкой, остановками. «Что с ним?» – спрашивал себя Витюш. Преодолев две трети он остановился, затих. Прямо затаился. Явно что-то услышал и пытается разобраться в своих ощущениях. Виктор прислушался тоже, выждал сколько мог, а потом начал кричать ему, но Скоробогат не отзывался.

Что его напугало? Он продолжал молча висеть, как заколдованный.

Витюш никогда не видел, как люди срываются с веревок, а тут прокрутил эту сцену уже не один раз. Ему показалось, что Скоробогат лезет не меньше часа. Витюша бросило в пот.

…В какой-то момент Витюш увидел над собой веревку и человека, повисшего в воздухе. Но это были доли секунды, – перед ним, на камнях лежал, распластавшись Скоробогат и Виктор боялся к нему притронуться. Упавший просипел «Витя!» и скончался.

– Скоробогат! Ты что?

Виктор сидел там несколько часов, его будто парализовало.

Погибший человек, а рядом его охотничий нож и перерезанная веревка. Как такое могло с ними случиться? Виктор уже не способен был думать. Кто-то наверху перерезал веревку ножом Скоробогата, и незаметно швырнул его вниз, – это было ясно.

Ночью он дотащил труп до лагеря, накрыл пледом. Попытался дозвониться. От злости бросил телефон и так и просидел у погасшего костра.

Утром он с удивлением обнаружил, что четвертая пирамида не появилась. Значит, кто-то жив еще кроме него, кто же: Жанна, Илонка или Алекс? Еще он вспомнил, как Жанна опасалась, что веревку перережут. Вот и накаркала. Перерезали, когда лез Скоробогат. Его же ножом. Это умышленное убийство. И уже трое убитых. Что с ними сделал этот маньяк?

Оставалось ждать «с моря погоды» – вдруг какие-нибудь люди сюда придут или их опередит этот «сумасшедший шутник».

P.S.

Об этой истории узнали из обнаруженных записок Виктора Копыто и протоколов допроса единственного свидетеля Илоны Горченевич. Девушка, скрываясь, скорее всего от преступника, сумела дойти до первого населенного пункта и сообщить о случившемся с группой.

Из пяти человек, отправившихся в поход, выжила она одна. Виктора Копыто обнаружили мертвым в том же месте, куда упал Скоробогат. Как установит следствие, Копыто погиб от удара головой о камни при падении с высоты, так же, как и Скоробогат.

Что происходило с группой, выяснили из записей Копыто В., которые завершались запиской, идентичной предыдущим. По какой-то причине он изменил свое решение и пытался подняться, скорее с помощью веревки, по отвесной скале. Предположительно, кто-то его позвал, помогал подняться, но отпустил веревку во время подъема. Потом это неустановленное лицо спустилось за веревкой (которая не была обнаружена), а также возможно за некоторыми вещами, ибо пропали записки, которые собирал Скоробогат.

Двое человек, пропавшие ранее, были найдены на дне ущелья, в полутора километрах от лагеря этой группы. Они разбились при падении со скалы. В те дни был сильный камнепад, возможно он стал причиной их падения. В итоге, четверо туристов погибли при падении. Четыре пирамиды возникли не случайно, они обозначали смерть этих членов группы. Но кому нужна была их смерть? Почему убийца отпустил последнего свидетеля Илону Горченевич? Эти и некоторые другие вопросы остались невыясненными. Нож Скоробогата был найден в лесу, но все отпечатки пальцев и возможные следы крови на нем были стерты. По словам выжившего свидетеля некий неизвестный человек преследовал ее, и она тоже оказалась на той горной площадке, с которой сорвались двое туристов, но заманив преследователя за собой, ей удалось скрыться в лесу. Это и объясняет, по мнению следствия, что кроме следов погибших Бунеевой Ж. и Калистратова А. в том злосчастном месте были найдены следы Горченевич И. Следы преследователя, равно как и описание внешности в уголовном деле так и не появились. Какие-либо особенности внешности убийцы, Горченевич И. дать не смогла.

Подозрения к ней были сняты за отсутствием улик.

Огорчение для призрака, который однажды спустился в деревню Вилариньо да Фурна в сезон дождей

Новелла

Введение

Вилариньо да Фурна – деревню можно было найти в течение двух тысячелетий, вплоть до 1972 года, в муниципалитете Террас де Буро района Брага в Португалии. Географические карты и атласы автомобильных дорог, изданные после 1972 года не знают такой деревни.

Во время строительства дамбы последняя стоянка людей скрылась под водами реки Хомем. Жизни людей, потерявших свою деревню не вернешь, а вот вода приходит и уходит, как будто для того, чтобы показать этому миру призраки каменных зданий некогда цветущей деревни, подержать на своей поверхности лодки с прозрачным дном для туристов, и дать им услышать голоса тех 300 последних жителей, которые звучат, когда на реке штиль.

Часть первая. Визит в ненастную погоду

Стояла безлунная, сырая, ветреная ночь. Который месяц с дальних отрогов гор в долину спускались промозглые ветры, и рвали на куски крыши ветхих лачуг последней стоянки людей Вилариньо да Фурна. Люди давно оставили эти места, и некому было встречать и провожать незваных гостей.

Силуэт путника вышел из тени небольшой рощи и спустился по круче в деревню. Сутулился он, хватался руками за большие валуны, будто нес мешок, набитый дровами, а ведь был без поклажи. Ветер теребил его буйную шевелюру, хлестал по ногам полами длинного рыбацкого плаща, – не давал идти, и тут же, бросая упрямого ходока на переходе залитой водой долины, гнал по спуску прошлогодние листья и травы.

Перед крайним домом, не имевшим ограды, пришелец оглядел рыбацкие сети, что висели рядами, будто припомнил что-то; не скривил лицо от запаха гниющих водорослей, как те, кто не знает моря, и кулаком постучал в распахнутую дверь.

Ему показалось или нет, за запертыми ставнями одного из окон пробивался тусклый свет.

Дверь поддалась еще больше, скрипнув ржавыми петлями, будто приглашая войти.

За дверью кто-то стоял. Гость вошел – седая женщина удалялась от него по коридору, в руках ее была лампадка, но она почему-то не горела, а хозяйка почему-то не оглядывалась. Молчала, ничего не опасалась, ничего не спрашивала, ничем не интересовалась. В грубой одежде, спадающей на каменный пол, с погасшей лампадкой.

Путник накрыл мокрую голову капюшоном плаща, будто от блуждающего взгляда Иисуса с настенного креста.

Блики молний осветили его силуэт. Но что ему эти вспышки, когда он проделал такой путь.

Широким шагом он догнал женщину в коридоре, протянул руку, чтобы схватить ее за плечо или за волосы, но оставил эту мысль, покорно следовал за ней, делающей чеканные шаги, как делают часовые.

Шел – молчал. Женщина шла впереди – молчала.

А вот и свет – тусклый и мятежный, – это в зале горели свечи. Они освещали алтарный стол, на котором гость разглядел фотографии мужчины, похожего на него и улыбающейся женщины.

Хозяйка остановилась перед крохотной комнаткой, откуда виднелся край лавки, покрытый ракушками, и указала гостю войти.

Он вошел, громко стуча сапогами, с которых падала налипшая грязь.

Женщина осталась в коридоре, с погасшей лампадкой.

– Муж в море?

– Нет мужа.

– А рыбацкие сети?

– Нет сетей.

– Перед домом.

– Это не сети, – пепел. Пепел падает с неба, на простыни.

– Может и дома нет?

– Нет.

Она вышла. Он остался в темноте комнаты.

Наступила тишина, не стучали ее каблуки, и в тишине коридора еще долго слышался ее монотонный голос… С кем она так разговаривала?

А утром он ушел, не попрощавшись.

Часть вторая. Кто есть кто?

– Дождь льет стеной, а ветер сшибает с ног, уже три месяца, – сказал ему старик на горе.

– Когда идешь домой, – ветер не страшен.

– Дома давно нет.

– Крайний дом в деревне – мой.

– Нет, там руины. А деревня затоплена. Ни одной живой души, сорок с лишним лет уже.

– Как ты, старик, остался?

– Я сторож кладбища этой деревни, самый молодой из жителей, покинувших Вилариньо да Фурна перед потопом.

– Но в моем доме женщина…

– И женщины нет. Она умерла от тоски. Не дождалась своего мужа.

– Я слышал чей-то разговор.

– То была молитва. Люди уходят, а их молитвы остаются. Их слышат те, кому они были обращены.

– Значит, муж ее услышал молитву?

– Да, поэтому явился туда, где женщина читала молитвы «Pater noster», «Ave», «Confiteor».

– Но я его не видел.

– Потому что не было зеркала.

– Я ее муж?

– Да.

– Я не узнал ее.

– Она немного изменилась, пока ждала тебя. Ты уехал на заработки в город, и не вернулся.

– Припоминаю, ходили слухи – деревню затопили, а где она жила потом?

– Нигде. Она отказалась покидать дом, где ждала своего мужа. После затопления ее тело нашли и похоронили на деревенском кладбище, которое я охраняю.

– Но как я…

– Ты жил в Браге и был похоронен на одном из городских кладбищ, которое снесли под строительство, а все останки перевезли на кладбище деревни Вилариньо да Фурна. Тебя нашли ее молитвы.

Эпилог

– Я понял, где мы встретимся.

– Да, Бог услышал ее молитвы. Дороги у нас разные, но приводят на одно кладбище. Что отнято при жизни – сбудется после смерти. Ну прощай, призраки задают так много вопросов.

Синее, синее дерево сливы

…К ним тянемся,

очнувшись ото сна,

но руки вдруг о воздух ударяются —

в нем выросла стеклянная стена!

(Е. Евтушенко)

– Ну, давай, можешь выговориться! – выпалил я сыну.

«Тебя все не терпят», – сказали глаза напротив: «Не терпят, не терпят…» – ну я уже понял, чего заладил, как заезженную пластинку.

Я услышал голос, говорящий эти слова, но губы его в тот момент были неподвижны. Говорили глаза. Я попытался разгадать ребус «Глаза + голос + губы». Но тщетно. Тщетно, когда пятнадцатилетний подросток смотрит на тебя серыми глазами своей бабки, когда пятнадцатилетний подросток говорит ее фразу: которую он не мог слышать.

Да! Смотрит тем взглядом, который часами, под сигаретный дым, ссутулившись слонялся под стенами кухни, коридора и дивана.

– Вы ждете мою реакцию, – говорит мой собеседник. – Это не нужно делать, рассказывайте во всех подробностях.

– «Тебя все не терпят». Фразу свою сын стал повторять как…, как псалмы, каждый день, как «Доброе утро!» и «Спокойной ночи!», повторял с фанатизмом религиозного адепта. Ему еще предстоял поворот головы в сторону, я ждал и уже чувствовал холодную волну от колебаний воздуха.


Вот сейчас он опять повторит. Презрение бьет ключом. Ну, поверни голову! Скажи! Доставь мне «удовольствие».

«Разговор глазами плюс насмешка», – ребус, хочешь, разгадывай – хочешь, нет. И взгляд, взгляд – газонокосилка ровно стрижет травку на территории моих мыслей и чувств.

«Эти глаза напротив» – как поется в песенке (хотя там другая немножко ситуация), мне запомнились раз и навсегда в тот момент, когда я достиг зрелого возраста, и «ничтоже сумняшеся» собирался передать сыну свой жизненный опыт по ряду сложных вопросов жизненного устройства, а он, он вдруг замкнулся, закрылся, затаился что ли. В общем, тогда, в первый раз произнесения его обвинения, его взгляд пригвоздил меня к полу, и мне нечем было «крыть».

Тональность голоса (чуть не сказал тотальность, что тоже было бы правильным) – в тональности спрятан второй ребус, который состоял из стальных ноток звучания голоса владелицы серых глаз, его бабки – инструмент для укладывания прочных негнущихся плиток несогласия с ней кого-либо по курсу ее движения в пространстве ее власти.

У меня с моей матерью непростая история.

Она была мне матерью, пока не оставила меня соседям, и не исчезла. Помню, я все время представлял, как она едет в поезде: и скучает обо мне.

От соседей я попал к родственникам. Дяди и тетя меня вырастили. И вот, когда у меня была уже своя семья, родился Костик, мать вдруг звонит и заявляет, что переезжает к нам. Заявляет так, что я не в силах отказать.

«Тебя все не терпят», – сказанные сыном вчера, прозвучали будто из ее уст, но как, если после ее смерти прошло 13 лет.

Она вдруг заговорила со мной через внука. Ловлю себя на мысли, что ждал этого момента, но не верил в него до конца. Даже спрашивал себя: «Когда она объявится?» И вот случилось, – а ведь я уверил себя, что страхи мои напрасны.

После того, как меня бросила, она жила отдельно. Замуж не вышла. Но вот, когда сын родился у меня, она объявилась, и сразу заявила, что переезжает к нам. После ее переселения из небытия в нашу квартиру, я все-таки выяснил, причину ее поступка со мной в детстве, – было гадание или пророчество (не помню точно), что если она будет со мной рядом, я погибну, но вместе мы можем оказаться лишь после моего совершеннолетия. Сгоряча я наговорил ей много жестоких слов. Я обвинил ее во вранье.

Она долго молчала, потом вдруг сказала эту фразу: «Тебя все не терпят». Но я не придал ее словам значения. Я помнил другую фразу матери, сказанную давным-давно, когда она еще возила меня на «юга»: «синее, синее дерево сливы».

Через год мать умерла. А я так и не решился спросить, что она подразумевала под той странной метафорой.

Для нее честность – это был принцип. ОНА НЕ ПРОСТИЛА МНЕ МОИХ СЛОВ. И в душу ее закралось презрение.

Оно не умирает, когда уходит человек, теперь я понял, что оно перешло к сыну, когда он стал подростком. Презрение через столько лет вернулось и поселилось в сыне.

– Так что у вас случилось? – говорит мой собеседник.

– Так вот. Перед тем как он мне сказал эти слова своей бабки, которые он, замечу, не мог от нее услышать, ему всего годик был тогда, мы с женой пошли прогуляться. Мы любим гулять вечерами, по улицам города. По старым улицам особенно.

И вот. В одном переулке разместился магазин редкой мебели. Темное место, да еще окна оформлены у них в ритуальном стиле. На витрине стоит антикварное кресло, а в глубине – траурный зал – я понимаю, что не траурный, но впечатление такое, так все выглядит, будто гроб посреди зала стоит и освещение мерцающее. Да, еще на кресле – кусок черной материи, это что? Случайно накинули?

В другом окне – платье черное. Я обратил внимание: слабая подсветка выхватывает контуры предметов уже из зала, – жутковато, если честно.

– А как жена отреагировала? Вы не поделились с женой своими ощущениями? – спрашивает мой собеседник.

– Нет. Сказать, что я сошел с ума и ее сын сейчас прячется в зале, за антикварным диваном, я не мог. Но выглядывал же он оттуда.

– Кто???

– Сын. Он был там. Я жене не сказал, как такое скажешь, следил за ним внимательно дальше. У меня голова кипела, тер виски. Вот так (показывает как). Предметы показались неестественными, – шевелятся и шипят, как в квесте, когда изучаешь их в закрытых комнатах. Он то выглядывал из темноты, то прятался.

– Простите, если Ваша жена его не увидела, может и не было ничего. Поймите меня правильно, не хочу Вас обидеть, но выглядит по меньшей мере, странно.

– Погодите, вспомнил, ту витрину я видел раньше – она была по – другому оформлена.

– Что изменилось?

– В ту ночь она была оформлена в таком, винтажно-ритуальном стиле. Платье черное висело.

…А тут, за домом промелькнула чья-то фигура. Жена говорит: «Наш Костик». А я ничего ведь ей не сказал, про то, что увидел перед этим. Пришли домой. Его нет. Начали звонить – недоступен. Ночью объявился. А утром я увидел вот это.

Он вынул какие-то ценники – все выполнены в одном стиле, с надписями предметов антикварной мебели.

– Я проверил – ценники из магазина. Понял – он был тогда, ночью, в магазине. Но это еще не все, иконки, свечи, лампадки. Я говорю, а церковная утварь откуда? Так из магазина вынесли говорит.

– Может, сначала надо понять, зачем он влез в магазин?

– А я вам скажу. Когда мы чистили кладовку – раз в год мы ее перетряхиваем – набивается много мусора. Я увидел старые альбомы матери. Жена говорит: твоя мать все вывезла к родственникам. Да, – говорю, но вот видишь – альбом оставила. Стал листать – нашел фото, где она стоит в том антикварном магазине.

Фото размытое. ОНА НЕ ЗНАЕТ, ЧТО ЕЕ ФОТОГРАФИРУЮТ, И ВООБЩЕ НЕ ЗНАЕТ, ЧТО МАГАЗИН АНТИКВАРНЫЙ, ОНА ВИДИТ ЧТО-ТО ДРУГОЕ. Стоит и что-то видит.

Я много размышлял над этим. Она попала будто на другой уровень восприятия. В магазинах она никогда не фотографировалась. И вот недавно попалась мне книжка «Москва дореволюционная», в этом месте было ритуальное агентство… А Моя прабабка, рассказывали, работала там, причем, моя мать, бабка Константина, похожа на нее, как две капли воды. Значит, тогда, ночью моя покойная мать позвала Костю туда, в то место, передала ему все предметы, может, заклинания. Я его не узнаю, меня упрекает, вообще ни во что не ставит, – чужой какой-то стал в один момент. Мне кажется, моя мать через него хочет связаться со мной.

– Да, так.

– А как Вы подошли ко мне, как узнали, что со мной такое произошло? Вы – экстрасенс, говорите?

– Я ждал этого вопроса. Медиум, экстрасенс, – называйте, как хотите. Бывают случаи, когда я сам предлагаю помощь. Абсолютно бесплатно. Когда вижу, что человек в тяжелой ситуации. Но все зависит от того, что конкретно ожидает человека… Вы знаете, я понял из нашего разговора – Вам не нужна помощь экстрасенса. Ваш случай – это скорбь и боль утраты; невысказанные слова, нереализованная просьба о прощении. Я вижу какое-то дерево, плоды на нем, но оно без корней, будто нависло над землей. Это символ, это ваша встреча с умершими.

Признайтесь себе в том, что не исполнили перед матерью, и Вам будет легче. Это – раз.

Два – груз переживаний, несбывшихся устремлений перешел к Вашему сыну, и подсознательно он хочет Вам помочь. Сын нашел место, куда приходят души Вашей мамы, и еще кого-то, – место обитания душ умерших, можно верить – можно не верить. Но Вы сына видели там своими глазами. Вы должны пойти туда за прощением. Вы с женой оказались там не случайно. Вас тянуло туда. Надеюсь Вы осознаете, в какой опасности Ваш сын, он услышал зов, его может затянуть.

Он вдруг засуетился, полез за телефоном, и добавил:

– И еще, не терзайте себя тем, что не так лечили, что не досмотрели. Наконец, что сделали кремацию, а не традиционное захоронение в могилу. Вас за это никто не винит, но разговор будет с Вами, а не с сыном. Эти связи очень сильные, он оказался на перекрестках энергий. Это опасно для него. С вами повторяется библейская история о жертве сына. Бог призвал Авраама принести своего любимого сына Исаака в жертву «на одной из гор», пока Авраам не начал действовать. Ночью идите туда, куда позвали Вашего сына.

Он отвернулся, и как внезапно появился, так и исчез, не попрощавшись.

Незнакомый человек. Неизвестно откуда.

Бывает же. Всю жизнь пытаешься разбить этот орех, этот сгусток сомнений, – а появится человек, и одним махом…

Сегодня будет бессонная ночь. Оставшееся время надо помолчать.

Призрак ночного велосипедиста

Я сижу в темноте. И она не хуже

в комнате, чем темнота снаружи.

И. Бродский

В 3 часа ночи по улице пустынного города проехал на велосипеде один человек.

Марк увидел его из окна своего номера в отеле.

После досрочно завершенных консультаций с клиентом, после утомительного дня шатаний по городу, ожидающему дождя, после нудного истребления времени до плотного ужина, после вечерних безответных писем любимой женщине в WhatsApp и Telegram, после наслаждения пузырьками джакузи (дома нет, посидел подольше), после белой, усыпляющей книги Жуандо, после сна, неглубокого и беспокойного, он стоял перед ночным окном.

Ночной наездник, где ты? Ты не поедешь обратно, под дождем и уже без цветов?

Ему не до меня, колесит где-то по дальним улицам, – чего стою у окна, жду с моря погоды. Еще бы попытаться уснуть, нет, стою, как манекен в витрине бутика, как шпион, ожидающий агента из темного переулка, там, где нет пошлого желтого света фонарей.

Велосипедист как велосипедист, все обычно: шлем, форма. Только букет в одной отставленной руке. Букет тюльпанов в 3 часа ночи. Наверное, к невесте, правда, время неподходящее.

Мои сообщения она не прочитала, почему?

Марк спустился утром на завтрак с видом на площадь, с чашкой эспрессо присел в фойе. Подумал, почему вкус домашнего эспрессо не такой. Когда любимой всю ночь нет дома, вкус ароматного кофе немного утрачивается.

Девушка-администратор на ресепшене уже улыбнулась во второй раз. Пора спросить, а вдруг?

Да, разговор, дежурный и несложный, да, шестой этаж и мой номер в вашем отеле «Полет» – все супер, но велосипедист с букетом в 3 часа ночи – это сильно.

– …А! Вы об этом. Да, гости, кто не спит, обращают внимание, когда он проезжает. Да, в 3 часа ночи.

– Так он ездит регулярно? Курьер?

– Как вам сказать, был один случай, 3 года назад. Парень ехал к девушке с букетом…, ну как к девушке, она вообще-то была замужем, но не суть, – его сбила машина. Как оказалось, марка, цвет машины, и номера совпали с данными машины этой девушки. Выходило, она его сбила. Он погиб сразу, не приходя в сознание. Но кто был за рулем – неизвестно. У девушки нашлось алиби, она ночевала с ребенком у родителей. И у мужа алиби – командировка, показал билеты. Ну это ладно, на одной заброшенной могиле стали появляться тюльпаны. Говорят, это парень возит цветы сам себе на могилу.

– Так он выжил?

– Нет.

– Что за чушь.

Марк вышел из отеля, достал сигарету, – зажигалку, конечно, забыл. У Вас нет? А у Вас? Город некурящих, молчаливых и угрюмых людей. Скорей бы отсюда. Поезд аж следующим утром, заказчик отменил большую часть работы, да кто ж знал, билет не обменять.

На страницу:
2 из 3