Неожиданный Город. Фантастический роман

Та хмуро воззрилась на пришелицу.

«Слишком уж красивая… Как бы Мишенька… на неё не запал! Хотя, вряд ли, ему русские девушки нравятся, а китайские – нет!»

– Ждите! – сухо бросила она и наклонилась к селектору:

– Михаил Игнатьич, к вам лейтенант Исхакова!

– Пусть войдёт!

Переводчица одёрнула юбку, понимающе прищурившись, покосилась на Пульхерию и вошла в кабинет. Не было её долго, полчаса или больше. Пульхерия вся изревновалась, представляя всякую эротику! Но майор, хотя и очарованный красавицей, всего лишь выяснял связанные со службой вопросы: кто, откуда, кто родственники, какое образование, да умеет ли гостья ездить верхом и достаточно ли у неё тёплых вещей.

– А откуда вы уйгурский знаете? – задал главный вопрос комитетчик.

– Я уйгурка, а не китаянка, как вы, наверное, подумали. Родители ещё до моего рождения в Таджикистан переехали.

– А, понятно, – расслабился майор и перешёл к другим темам:

– У нас тут, хоть и лето, а всё равно холодно. Горы, почти три тыщи метров над уровнем моря.

– Не беспокойтесь, товарищ майор, верхом я езжу очень хорошо и тёплые штаны у меня есть.

– Три дневных перехода до места. Ночевать в палатке придётся, а не то в пещере, – предупредил Самсонов.

– Я выдержу. У меня спальник хороший.

– Ну, тогда, идите, устраивайтесь. Завтра на рассвете выступаем, отдохните хорошенько. Пульхерия! Проводи товарища лейтенанта в гостиницу, всё равно тебе по пути!

Пульхерия с ненавистью подчинилась.

Влюбчивый Самсонов отправился домой, с грустью вспоминая красы переводчицы. Эх, кабы он холостой был! Он бы тогда срочно поухаживал за этой Томирис со всей галантностью… Но – увы. У него уже есть жена… и Пуля. Он содрогнулся при мысли, что будет, если жена узнает про его отношения с секретаршей. Ой, полетят клочки по закоулочкам! Но поделать с собой ничего не мог, так как Пуля была красивая, статная, дородная, в смысле, в теле, и едва ли не каждый рабочий день дарила ему блаженство. А жена Ираида была некрасивая, упрямая, да ещё и ревнивая, как бритва. В гневе, вообще, страшна и неукротима! Блаженство же дарила гораздо реже, чем желалось супругу, к тому же только после долгих уговоров. То мадам Самсонова была не в настроении, то у неё, якобы, голова болела…

Женился на ней майор (тогда ещё не майор, а лейтенант), только-только вылупившись из училища. На выпускной вечер, куда традиционно пригласили в качестве дам студенток педфака, он слегка опоздал, и все девушки были уже приглашены товарищами. Осталась только одна. Михаил оценивающе пригляделся: нордическая блондинка, высокая, крупная. Фигура – как у «девушки с веслом». Глаза серьёзные, строгие. Черты лица правильные, но в красоту не складываются. Вздохнув, что нет другой кандидатуры, пригласил на танец, затем на другой. Не подпирать же стенку! Девушка тоже пристально пригляделась к лейтенанту: высокий, худощавый, красивый, хотя нос и длинноват. Синеглазый, волосы тёмные, вьются, усы «Смерть девкам». Очень даже ничего кавалер! Побеседовали, выпили вместе кофе с пирожными «картошка», потанцевали ещё. Ну, конечно, проводил потом до дома, а по дороге поцеловал и легонько потискал в тёмной аллее городского сада. И всё! Но во время этого недолгого совместного променада Ира (так девушка назвалась) выкачала из разнеженного Миши все анкетные данные.

Тут надо сделать небольшое отступление для пояснения. Дело в том, что Ире, перевалившей двадцатидвухлетний рубеж, никак не удавалось выйти замуж. Не то, что замуж, а даже близко к замужу не получалоь подойти! Кавалеры избегали девушку, несмотря на красивые наряды, отличную фигуру с мощными бёдрами и классические, хотя и не сформированные, к сожалению, в красоту, черты лица. После окончания школы был только один ухажёр. Приглашал в кино, в парке погулять. Ире он не очень нравился, но никого другого просто не было. Вот и ходила на свидания. И уже во время третьей встречи парень попытался её поцеловать! И руки распространил, куда не положено! Ира возмутилась: хватать руками комсомолку! Она не такая! Кавалер получил оплеуху, от которой у него лопнула барабанная перепонка. Странно, но после этого он на свидания её не приглашал, почему-то. И, вообще, никого у девушки не было целых два года. Ира уже готова была выйти замуж за любого, парня, которого удастся закогтить! Она поведала свою грусть-печаль другу отца, подполковнику Ухову. Тот, ненадолго задумавшись, посоветовал прийти на выпускной вечер в училище. Дескать, много молодых лейтенантов будет, найдётся, из чего выбрать.

– А уж дальше моя забота.

Вот и получилось, что уже на следующий после выпускного вечера день, новоиспечённого лейтенанта вызвал к себе замполит училища подполковник Ухов.

– Вот, товарищ лейтенант Самсонов, заявление от гражданки Колошматовой И Пэ, что ты вчера склонял её к сожительству.

Услышав фамилию случайной подруги, Михаил побледнел.

– Так она… самого Пантелеймона Захарыча дочка?!

– Ага, единственная, долгожданная и горячо любимая.

Ухов, сделав серьёзное лицо, хотя его и распирало от сдерживаемого смеха, продолжил:

– Целоваться принуждал, трогал за всякие места. Было?

– Э-э… – проблеял Самсонов, потерявший дар речи, – Так, она же… не это… не возражала целоваться…

– Ну, ещё бы! – ухмыльнулся Ухов, – А с какой стати ей возражать? Ты же у нас комсомолец, красавец, отличник боевой и политической подготовки, спортсмен-разрядник! И танцуешь отлично, я вчера видел.

Посерьёзнев, деловито продолжил:

– Есть мнение, что тебе, поскольку ты училище закончил, и произведен в офицеры, неплохо бы семьёй обзавестись. Сам посуди: поедешь служить куда попало, а у тебя ни жены, ни… гр-хм… ни тестя…

– У м-меня!? – с трудом вытолкнул из перехваченного судорогой горла комсомолец-красавец-спортсмен.

– Ну, не у меня же! Имей в виду, лейтенант, что Ирочка папаше пока не сказала про твои… г-м… прикосновения. Так что, если после всего, что между вами было, ты не… То человек может обидеться! Оно тебе надо?

Вот и пришлось скоропостижно жениться, ибо папа являлся генералом и самым главным комитетчиком Саратовской области. Представить его обиженным было страшно!

Впрочем, всё оказалось не так плохо, а гораздо хуже. Пантелеймон Захарович, хотя и любил дочку и отнёсся благосклонно к её замужеству, тем не менее, проявил принципиальность. В смысле, не только не помог зятю получить хорошую должность в нормальном российском городе, а наоборот, посодействовал его назначению в Казахстан, в Семипалатинск-7. Дескать, там для чекиста уйма возможностей проявить себя. Ещё бы! Ядерный полигон, на который так и рвутся шпионы и диверсанты! И поехал Самсонов в закрытый город посреди степи, славный суховеями, пыльными бурями и радиацией. Народ спасался от неё народным средством: водкой с добавлением капли йода на пол-литра. Михаил попробовал эту гадость, но втянуться не смог. Чистую водку он тоже пил неохотно. А с женой установились вышеописанные отношения: сцены ревности, поводы для которых Ираида выдумывала сама, скучные, невыразительные и нечастые соития, отсутствие общих интересов. Ну, прямо, поговорить не о чем: ни о книгах (Михаил любил читать, особенно романы Тамигина, а Ираида не читала ничего от слова «вообще»), ни о театре, который посещать удавалось редко, ни о живописи, которую Ираида называла «глупостями». Кино и телевизор были единственными точками соприкосновения супругов. Отслужив в этом неприятном месте несколько лет и дослужившись до капитана, Самсонов, посланный однажды на курсы повышения квалификации в Ленинград, похвастался там (в неформальной обстановке) начальнику школы, что он зять самого Колошматова, и тонко намекнул, что скучает в Семипалатинске-7 и мечтает о подвиге. В результате этой изощрённой интриги он и попал в Хорог на должность главы Комитета Госбезопасности Горно-Бадахшанской Автономной Области, и вскоре получил майорские погоны.

Как говорил садовод Мичурин: не надо ждать милостей от природы! Взять их у неё – наша задача.

Тепляев тоже не терял времени: вызвал старого знакомого, китайца Чжана Ли, неоднократно штрафованного за контрабанду. Тот пришёл, конечно, но без восторга на лице. Тепляев сердечно поздоровался с ним, угостил чаем с баранками. Посетитель расслабился.

– Вопрос у меня к тебе, Чжан Ли. Вот это место тебе знакомо? – милиционер показал на карте территорию на восток и северо-восток от Хорога.

Китаец задумчиво распушил реденькие усы:

– Да. Я там был, но давно. Плато. Огромное, за неделю не пересечь. Тропа плохая, только летом лошадь пройдёт. Зимой на яках. Там полная ненаселёнка, и ходить туда незачем. В центре плато озеро. Больше четырёх тыщ высота, дышать трудно.

– Г-м… Ненаселёнка, говоришь… А у нас другие сведения: там нынче целый город!

Глаза китайца от изумления сделались круглыми и большими, как плоды инжира:

– Да, кто ж там поселился-то?

– Вот это нам завтра и предстоит выяснить, – озабоченно вздохнул Тепляев и закурил, – Пойдёшь с нами, поможешь.

Он протянул беломорину Чжану, и некоторое время они пускали дым вместе.

– Когда выходить?

– Завтра на рассвете. Проводник у нас есть, ты будешь для уверенности.

Назавтра экспедиция тронулась в путь. Впереди ехали на маленьких косматых лошадках Хи-Жень с Хи-Вэнем. За ними – Тепляев с Чжаном Ли. Майор Самсонов старался ехать поближе к красавице Томирис и непрерывно болтал на всякие внешнеполитические и народохозяйственные темы, чем утомил девушку в первый же час так, что она отстала и поехала с Андреевым. Самсонов надулся. Чего она в этом старике нашла? Конечно, Андреев подполковник, а он только майор… Может, из-за этого?

«Мундир, один мундир!» – вспомнилась строка из школьной программы.

Настроение тем более испортилось, когда до него вдруг дошло, наконец, какую дыню ему вставит начальство за проворонивание целого города. Скажут, что должен же был разведчиков посылать туда-сюда, информаторов опрашивать, а не сидеть на жо… на заднице. Иностранцы, оказывается, двенадцать лет, как из-за границы пришли, а он ни сном, ни духом… Правда, его всего два года, как в Хорог назначили. Может, и удастся отбрехаться?

Михеев с референтом-телохранителем Рахимом ехал на четырёх лошадях, нагруженных комфортабельной палаткой, едой, коробками с избранными произведениями В. И. Ленина и материалами ХХ-го и последующих съездов КПСС. Ещё в седельной сумке ехал маленький бронзовый бюст Ленина.

Взвод бойцов замыкал шествие. Десяток вьючных лошадей были нагружены провиантом, водой и палатками, а также дровами и фуражом.

Через четыре часа тропа сузилась, и стала подниматься в гору. Все были вынуждены двигаться в затылок друг другу. К полудню барометр показал, что высота достигла трёх с половиной тысяч метров. Дышать стало трудновато. Проголодавшийся Тепляев приказал искать место для привала, но Хи-Жэнь объяснил, что такой возможности не будет до самого вечера. Милиционер, как, впрочем, и комитетчик, приуныл, но ненадолго. Достал бутерброды с домашней колбаской, приготовленные женой. Кушать пришлось на ходу, всухомятку, но всё равно, это было лучше, чем испытывать сосущую пустоту и урчание в брюхе. Самсонов, которого жена бутербродами не снабдила, ехал сзади, терзаясь аппетитным запахом колбасы и глотая голодные слюни. Андреев же легко переносил тяготы похода, ему этот пост был нипочём. А солдаты роптали про себя, но терпели, понимая, что обстоятельства окружающей среды сильнее их желания отдохнуть и поесть.

Уже в сумерках нашлась небольшая плоская площадка над пропастью метров шестисот глубиной. Палатки пришлось ставить едва не вплотную. Разожгли костры (три), подогрели еду в котелках. Все были люди опытные, знали, что вода на такой высоте закипает при восьмидесяти градусах, а не при ста, соответственно, кашу нормально сварить не удастся. Поэтому ели концентраты. Развели кипяточком – и готово. Правда, не сказать, чтобы вкусно. Самсонов этого закона природы не знал, а посему, вскипятив воды в котелке и попытавшись заварить чай для себя и переводчицы, был сильно удивлён его вкусом. Прямо-таки, бурда какая-то, а не чай! Пришлось выплеснуть в пропасть.

Когда собрались готовиться ко сну, Хи-Жень строго сказал:

– Воду на костёр не лить и песок не сыпать! Просто разгребите угли, пусть сами умрут.

Все слегка удивились, но сделали, как было сказано.

Стали укладываться спать. Нежный майор Самсонов долго вертелся, пытаясь угнездиться поудобнее: каменистая поверхность впивалась в бока сквозь спальник. Опытный Андреев нагрёб себе щебёнки и положил на неё спальник. Не мягко, конечно, но ровненько! Томирис уклонилась ночевать в одной палатке с Самсоновым и Михеевым, хотя их палатка была четырёхместная – легла с Тепляевым и Андреевым, подстелив себе толстую мягкую кошму. Вскоре весь лагерь захрапел. Только Самсонов ворочался едва не до утра: болела голова и не хватало воздуху. Не спал и Михеев. Во-первых, Самсонов ворочался и толкался коленками, а во-вторых, надо было составить план развёрнутой политической информации для руководства аборигенов.

До таинственного города, населённого таинственными людьми, оставалось ещё два дня пути.

Глава вторая

Товарищ Бахтияров позвонил в Душанбэ. Лучше бы он туда бомбу метнул! Первый секретарь ЦК компартии республики товарищ Рассулов от волнения потерял аппетит и ничего кушать не мог! В полдень позвонил в Москву дежурному по ЦК (звонить в ЦК раньше считалось неприлично): так и так, на Памире ни с того, ни с сего появился неучтённый город. В Москве сильно удивились. Семичассный лично позвонил товарищу Рассулову:

– Джаффар Рассулыч! Подробности о городе нужны!

– По моему распоряжению туда уже отправлена экспедиция, Владимир Ефимыч. Вернутся – расскажут.

– А земля, точно наша, советская? – настороженно поинтересовался председатель КГБ.

– Если по карте смотреть, то, вроде бы, наша. А, может, и не наша, а китайская. Мутное место. Заодно и уточнят, заново границу нарисуют.

– Г-м… Кого отправил-то?

– Второго секретаря Хорога.

– А-а, Сэма! А ещё кого?

– От Комитета майор Самсонов, с ним начальник милиции Тепляев. Ну, и военком Андреев со взводом солдатиков.

– Маловато будет…

– Да что вы! В самый раз для разведки.

Разведка уже второй день преодолевала горы. Тропа была вполне удовлетворительная, только иногда переходя в узенькие карнизы, где приходилось спешиваться, чтобы не скрестись боком о стену. В нескольких местах довелось переходить пропасть по висячему мосту. Хи-Вэнь предупредил, что больше одного всадника зараз мост может не выдержать, поэтому движение сильно замедлилось.

Самсонов чувствовал себя скверно. Во-первых, он боялся высоты, и вид клубящейся туманом бездны вызывал у него головокружение, тошноту и запор. Во-вторых, не хватало кислорода. Из-за этого всё время болела голова, и даже аспирин не помогал. В-третьих, он плохо ездил верхом, а потому убитая задница причиняла нешуточное страдание. Но майор стойко терпел всё это и, стиснув зубы, продвигался вперёд, опираясь на чувство долга.

Привычные к горам Тепляев и Андреев не жаловались, чувствовали себя удовлетворительно.

Вторая ночёвка оказалась хуже первой: из-за недостатка кислорода уснуть долго не удавалось почти всем. Только Хи-Жэнь с Хи-Вэнем захрапели сразу, как только улеглись. Самсонов же, лёжа в спальнике, с ужасом ощутил, что его влечение к Томирис съёжилось до микроскопических размеров! Попытка возродить в памяти ласки Пульхерии также не удалась. Ужас какой! Как жить без эротики?

Наутро все с облегчением отметили, что тропа выровнялась, в смысле, подъём прекратился. Андреев записал показания барометра и рассчитал высоту над уровнем моря: 4300 метров! Однако! Идти, тем не менее, стало легче, тропа расширилась и сделалась ровнее. Обедали с комфортом на широкой плоской площадке с небольшим ручейком. Это порадовало, так как позволило напоить коней от пуза. Людям же вода не понравилась, ибо оказалась минерализованной и солоноватой. Прямо, техническая, какая-то!

– Не боржом! Далеко не, – заключил сержант Викуленко, сдерживая отрыжку, и все с ним согласились, вразнобой добавив междометий, дабы нейтрализовать неприятный вкус.

Через четыре часа Хи-Вэнь остановился и показал пальцем:

– Пришли!

Из-за поворота тропы завиднелся город, голубой от сияния яркого солнечного света, не притушенного облаками.

– Вот это да! – вырвалось междометие у Андреева.

Увиденное потрясало воображение: круглые дома, сложенные из тёсаного камня, стояли как по линеечке вдоль довольно широких улиц, радиальными лучами расходящихся от ослепительно блестящего на солнце ярко-голубого озера. На берегу озера стояло несколько больших зданий, тоже круглых. Конусообразные черепичные крыши с загнутыми краями придавали домам нарядный и несколько ухарский вид. Окна, тоже круглые или овальные, украшены резными наличниками. При домах палисадники с цветами и, как ни странно, персиками, во дворах – яки, лошади, овцы и козы. На дальнем берегу озера – лес.

– Благодать-то, какая! – воскликнул Тепляев, глубоко вздохнув.

– Что вы имеете в виду? – повернулся к нему Михеев.

– Место отличное! Альпийские луга, скотине приволье. Лес, опять же.

В глазах Андреева плеснуло любопытство:

– Так ты деревенский, что ли?

– Ага, деревенский. С Алтая.

Процессия уже вошла на одну из улиц. Кони цокали подковами по булыжной мостовой. Солдаты восхищённо матерились вполголоса. Чжан Ли деловито прикидывал, сколько всего он сюда привезёт.

«Изолированный город! Всё расхватают: и ширпотреб, и одеколон, и лекарства! А перец, а куркума? Они же лёгкие, а подъём с них огромный! Водка, опять же…»

Голова аж закружилась от перспектив мощного обогащения.

Самсонов вертел больной головой на триста шестьдесят градусов, соображая, что необходимо предпринять в первую очередь в смысле госбезопасности.

«Границу чётко обозначить: полосатые столбы, контрольно-следовая полоса, колючка – это прежде всего! Полноценную пограничную стражу… не меньше батальона понадобится, а то и двух – это во-вторых…»

Он прервал размышление, чтобы проглотить аспиринку – уже восьмую за день. Желудок отозвался недовольным спазмом и лёгкой изжогой, но голове стало чуть легче.

«В-третьих… там видно будет. А пока надо срочно доложить, что город таки существует!»

Он покосился на ящик с рацией, притороченный к вьючному седлу запасного коня вместе с личными вещами. Конечно, можно было её и не брать, воспользоваться той, что везёт Андреев, но начальство этот ленивый поступок не одобрило бы. Офицер госбезопасности не должен ни от кого зависеть, тем более, в смысле секретной связи.

В поле зрения начали появляться люди. Они с интересом взирали на кавалькаду и несколько раз спрашивали Хи-Жэня, типа, что за люди (это было ясно из мимики и жестов). Тот отвечал, но не по-уйгурски, а на другом языке.

Самсонов обратил внимание на то, что все прохожие были мужчинами: одеты в одинаковые по фасону штаны и куртки или комбинезоны, бородатые… Стоп! А это кто? Огромный живот, большие груди, оттопыривающие куртку… но – борода! Небольшая, явно подстриженная. Неужели женщина?! Точно, беременная баба! Приглядевшись попристальнее, он различил ещё несколько дам. Все с бородами, правда, небольшими. Нифига себе! Коренастые, широкобёдрые, грудастые тётки, но бородатые все до одной. Внутри всё оборвалось.

«Как же с ними мужики спят? Хотя… вот бы… Нет, не смогу!»

– Куда ты ведёшь нас? – спросил Тепляев Хи-Жэня.

Томирис перевела.

– В Горсовет, к старейшинам. Во-он, та башня.

– О! Это правильно!

Самсонов поравнялся с Михеевым и, понизив голос, спросил:

– Вы заметили, Степан Энгельсович, что здесь все женщины бородатые?

– Какие женщины? Одни мужики! – удивился партсекретарь.

– А вы приглядитесь!

Тот несколько секунд буравил взглядом прохожих, а затем побледнел и охнул:

– Твоя правда, Миша! Как такое может быть, а?

Самсонов на этот риторический вопрос не ответил.

«Доктора надо будет сюда привезти. Этого… как его… эндокринолога! Чтобы их в поликлинику свёл, для опытов. Может, у здешних тёток бороды от недостатка кислорода растут?»

Представил попутно, сколько понадобится других специалистов. Ой, много! Ведь, и почту-телеграф надо будет строить, и электростанцию, и аэродром. А школа? А магазин? А больничка? Казарма, опять же…

Михеев, оклемавшись от изумления, продолжил свою предыдущую мысль: как попонятнее объяснить местному руководству концепцию руководящей роли КПСС и связи её с Советской Властью. Ну, и про Советский Союз, что он есть первое в мире государство рабочих и крестьян, самое большое на Земле, и оплот мира во всём мире. Он сильно волновался, ибо от грядущего выступления зависело не только будущее города и населяющих его людей, но и собственная судьба. Ведь, в случае удачи, руководство может товарища Михеева даже и в республиканский партаппарат направить на работу!

«Главное – отчёт правильно написать. Подчеркнуть мудрость товарища Бахтиярова в организации экспедиции, руководящую роль товарища Рассулова… А в конце – скромненько так: непосредственное руководство разведкой и работой с местным населением осуществлял тов. Михеев С. Э., второй секретарь обкома Горно-Бадахшанской Автономной Области».

Он покосился на референта Рахмона, которому вчера поручил написать речь. Тот, при свете керосиновой лампы «Летучая Мышь», старался до полуночи. Утром представил восемнадцать страниц блокнота, исписанных бисерным почерком. Текст получился очень хороший. Нужные идеи были сформулированы простыми словами и выражениями, понятными кому угодно, даже детям. Парень, хотя и таджик, имел хорошо подвешенный язык и резвое перо, и был предан хозяину беззаветно.

«Надо будет его с собой взять, если… нет, не „если“, а когда на повышение пойду…»

Вот и Горсовет. Большая, метров двадцати в высоту, круглая, вернее, полусферическая башня. У коновязи с полдюжины коней. Хи-Жэнь жестом показал: приехали, мол.

– Взво-од! Стой, раз-два! – скомандовал Андреев.

Томирис легко спрыгнула с коня. По ней тягот перехода совсем не было заметно. Самсонов, морщась, осторожно, на животе, сполз с седла и встал, расставив ноги циркулем. Михеев, переодевшийся загодя в костюм и галстук, сжимал в руках доклад.

Хи-Жэнь распахнул двустворчатые двери, и советские товарищи вошли в таинственное сумрачное нутро башни.

Партсекретарь, военком, начальник милиции, и комитетчик, сопровождаемые Томирис и Рахмоном, оказались в большом круглом зале, напоминавшем цирк или древнеримский Сенат. Такая же арена, окруженная амфитеатром, уступами поднимающимся к куполу. В центре потолка широкое отверстие. На арене огромный очаг с полупрогоревшей кучей углей. Дым, освещённый лучом солнца, выглядел столбом молочно-серебристого кварца c реденькими искорками золота. Приятно пахло смолистыми дровишками и какими-то благовониями.

На возвышении напротив двери семеро пожилых мужчин в светлых длинных робах. Товарищ Михеев вдохнул полный живот воздуха, чтобы унять противную дрожь в коленках.

«Как к ним обратиться-то? Товарищи? Друзья? Господа? Э-э, нет, господа все в Париже…»

– Здравствуйте, уважаемые!

Выслушав перевод Томирис, все семеро переглянулись, а самый левый седобородый дядька нахмурился и, довольно резко, выдал длинное предложение, явно в повелительной форме.

– Он говорит, что к старейшинам следует обращаться «достопочтенные старцы» – перевела, слегка конфузясь, девушка.

«Ай-яй-яй! Сразу такой прокол!» – опечалился партработник, – «Слово не воробей, вылетит – не поймаешь!»

Но работа есть работа. Он вздел очки и, достав из папки доклад, принялся читать:

– Ага… Достопочтенные Старцы! Мы пришли с миром! Моё имя Степан.

Старцы переглянулись, и давешний, сидящий слева, спросил:

– Зачем же тогда ты привёл отряд воинов, Степан?

– Э-э… Для охраны! Я занимаю очень важный пост, вот мне и положена охрана! – выкрутился партсекретарь.

Вытерев со лба выступивший пот, он продолжил:

– Ваш город построен на земле Советского Таджикистана, а Таджикистан является частью Союза Советских Социалистических Республик.

– Что значит «социалистических»? – перебил его всё тот же старец, судя по всему, главный.

Ну, типа, председатель горисполкома.

Михеев почувствовал себя увереннее, ибо разговор перешёл на знакомую почву:

– Социалистический – значит живущий по принципам социализма, главным из которых является: «от каждого по способности, каждому по труду». В смысле, по результатам труда.

Старцы удовлетворённо покивали.

– Советский Союз – самое большое и самое правильное государство. Власть в нём принадлежит народу – рабочим и крестьянам.

– А как же старейшины? – заволновались старцы.

– Ну, разумеется! Страной правят старейшины рабочих, крестьян и… э-э… мудрецов. В Советском Союзе все люди, все народы равны. Забота о людях является первейшей задачей правительства: всем гарантируется бесплатное образование, бесплатное медицинское обслуживание. Те, кто достиг определённого возраста, могут не работать, ибо государство платит им пенсию. Пенсия также выплачивается людям с увечьями, препятствующими возможности работать. Женщины, ожидающие рождения ребёнка, за два месяца до родов могут прекратить работу и не работать, пока ребёнку не исполнится три месяца. И всё это время они получают заработную плату. Государство строит дома, в которых люди бесплатно получают жильё…