Ночь ворона, рассвет голубя

Было еще слишком рано, чтобы выходить наружу. Некоторые ученики могли до сих пор оставаться во дворе. Катьяни попыталась отдохнуть и помедитировать, чтобы опустошить свой разум. Купание в ручье можно было счесть необходимостью, но в любом случае, даже попади она из-за этого в неприятности, всегда можно сослаться на свое незнание. Ведь ей назвали часы купания для мужчин, а не для женщин. Но все же лучше было ни с кем не сталкиваться.

Когда на небе засияла половинка луны и Катьяни поняла, что время приблизилось к десяти, она схватила свою чистую синюю робу и полотенце. Отодвинув в сторону коврик, закрывающий дверной проем, она высунула голову, проверяя, нет ли кого поблизости.

Но залитый лунным светом двор был пуст. Ветерок шелестел в кронах дерева пипал, стрекотали сверчки. Она обогнула хижину и пошла вдоль стены гурукулы до тех пор, пока не добралась до главных ворот. Стражников не было; возможно, Ачарья не видел в них надобности. Но, будь решение за ней, она, несмотря на все магические чары, организовала бы ночной патруль, в котором все ученики могли дежурить по очереди.

Она выскользнула наружу и закрыла за собой калитку. Лунный свет падал на участки возделываемой земли, превращая скромный огород в нечто необычное и потустороннее. Она прошла вдоль передней стены и повернула налево, направляясь к задней части гурукулы.

Здесь возделываемой земли уже не было. Сал, пипал и шишам росли густо и так близко друг к другу, что их ветви закрывали небо. Она шла вдоль стены до самого конца, туда, где лес сменялся рощей манговых деревьев. Воздух был наполнен сладким, слегка мускусным запахом, заставившим ее чихнуть. Лунный свет отражался от листьев, и она на мгновение подумала о веталах. Манго и баньяны были их излюбленными местами обитания.

Катьяни следовала на звук воды, пока наконец не добралась до места своего назначения. Здесь был лишь небольшой водопад, едва ли вдвое выше ее, но в лунном свете он переливался так, словно был живым. Вода собиралась в маленький пруд, а затем, перекатываясь через камни, превращалась в сверкающий ручей. Над прудом склонился большой куст ночного жасмина, его белые звездообразные цветы наполняли воздух своим ароматом. Идеально. Чудовища ненавидят жасмин.

Катьяни положила робу на камень, развязала хлопчатобумажную повязку, удерживающую волосы, сняла грязные шальвар-камиз и нижнее белье. Хотела бы она их выбросить, но, учитывая, что вся ее одежда застряла в нескольких милях отсюда, в окруженном трупами экипаже, лучше было все это постирать. Но сначала она смоет со своей кожи запекшуюся кровь яту, всю до последней капли.

Обнаженная, она зашла в ручей и задрожала от восторга. Вода была прохладной, свежей и благоухала травами. Она зашла в пруд поглубже и погрузилась под воду с головой. Кусочки грязи начали отставать от ее кожи, из спутанных волос вымывалась пыль. Катьяни испытала чувство глубокого умиротворения. Если она сможет делать так хотя бы раз в неделю, ей удастся выжить в этом месте.

Воздух в легких у Катьяни закончился, и она спешно вынырнула на поверхность.

Но тут же вскрикнула от неожиданности, набрав полный рот воды.

На берегу ручья, раздетый по пояс, стоял Дакш. С обнаженным торсом он выглядел еще более впечатляюще, чем в одежде. У него были широкие плечи, рельефные мышцы и подтянутый плоский живот.

Видимо, он как раз начал снимать оставшуюся одежду, но теперь замер, смотря на нее с широко раскрытыми глазами и распахнутым от удивления ртом.

Наконец-то на лице у этой ледяной глыбы промелькнули хоть какие-то эмоции, – подумала она сквозь наполнившие ее замешательство и ужас, и это заставило ее рассмеяться – громким икающим смехом, от которого она потеряла равновесие и чуть не ушла под воду. Чтобы успокоиться, она выпрямилась и зажала рот рукой. О нет. Среди всех людей, кто мог застать ее в этой ситуации, этот вариант был самым худшим. А теперь он может решить, что она над ним смеялась. Впрочем, ее не волновало, что он о ней думает.

Он схватил свою робу и надел ее, скрывая от ее заинтересованного взгляда свое мускулистое тело.

– Ты не должна быть здесь, – сказал он ровным голосом, пытаясь нацепить маску холодного безразличия. Но она видела, что он все еще был взволнован.

– Купание – это необходимость, – запротестовала она, используя заготовленное оправдание. – Один из учеников сказал мне, что женщины гурукулы тоже купаются здесь.

– Между четырьмя и пятью утра, – отрезал он, одергивая рукава с излишней силой. – Не ночью.

Между четырьмя и пятью утра? С ума сойти!

– Никто мне этого не говорил, – ответила она. – В любом случае разве мужчинам не положено мыться между пятью и шестью? Или для вас закон не писан?

Он скривил губы:

– Я не моюсь вместе с другими.

– Как и я.

Из-под воды выглядывали ее обнаженные плечи, так что он отвел взгляд. Катьяни подавила смешок. Это были всего лишь плечи.

– Слушайте, мне жаль. Это мой первый день, и я не знала о расписании. Я не думала, что нарушаю какие-то правила. Но четыре утра – это слишком ранний час. Несправедливость по отношению к женщинам. Я никому не причиняю вреда, так ведь? Я закончу мыться и вернусь в свою хижину.

– Возвращайся сейчас же, – приказал он.

– Айрия Дакш, по дороге на нас напали яту, – сказала она. – Вы должны помнить, ведь тоже были там. Я вся в запекшейся крови и пахну гнилыми яту и дохлыми лошадьми. Вы вините меня за то, что я хочу привести себя в порядок, прежде чем надеть эту прекрасную голубую робу?

– Я сказал, возвращайся сейчас же.

Он был тверд как камень.

Она скорчила гримасу.

– Когда мы встретились в первый раз, я была впечатлена вашим мастерством владения мечом и стрельбой из лука. Вы отличный боец и убийца яту. Но вы весьма неприятный человек.

– Разве я спрашивал твое мнение?

Он свирепо на нее посмотрел.

– Нет, но я хочу его высказать.

Она подняла руки из воды и неторопливо потянулась, ухмыляясь тому, что он был вынужден снова отвести взгляд.

– Там, откуда я родом, женщинам позволено высказывать свое мнение. Моя королева обладает такой же властью, что и мой король.

– Разве ты не ее рабыня? – сказал он, снова переводя на нее взгляд.

Она замерла, пораженная. Никто и никогда ее так не называл. По крайней мере, не в лицо. Грубиян!

– Да, я связана с ней узами, – сказала она, стараясь говорить ровным тоном.

– Этот вид магии запрещен не просто так, – ответил он.

– Она сделала это, чтобы спасти мою жизнь! И она заботливо воспитывала меня с самого детства.

Королева не просто спасла ей жизнь; она удочерила ее. Именно из-за нее у Катьяни были Айан, Бхайрав и Рева, которых она могла назвать братьями и сестрой. Она выросла с ними, училась с ними, играла с ними. Они были ее семьей, и неважно, что думали другие.

– Если бы она действительно заботилась о тебе, то дала бы свободу, – сказал он.

– Это не так просто.

Она запнулась. Сердце у нее в груди сжималось от смешанного чувства замешательства и гнева.

– Связь не может быть разорвана по одному лишь желанию. Прежде чем это случится, я должна выплатить свой долг.

Он нахмурился:

– Ты королевская телохранительница и, должно быть, не раз спасала всем им жизни. Разве ты еще не выплатила свой долг?

Катьяни не знала, что ответить. Она хотела защитить королеву, сказать ему, что он был не прав и что она находится перед Хемлатой в таком большом долгу, что никогда не сможет его выплатить.

Покинув Чанделу, она ни разу не почувствовала присутствия королевы. Ее рука метнулась к татуировке на шее.

– Я не ожидала, что вы поймете, в каких отношениях я нахожусь с королевской семьей Чанделы, – холодно сказала она. – Они основаны на взаимном уважении и любви. Вы знаете, что это значит?

Его глаза сузились.

– Эта дискуссия бессмысленна. Пожалуйста, возвращайся в свою хижину.

– Как я могу выйти из воды, пока вы на меня пялитесь? – спросила она, желая смутить его так же, как он смутил ее. – Или вы хотите увидеть меня обнаженной?

Он заметно сглотнул, затем повернулся и зашагал прочь, не оглядываясь.

– Спокойной ночи, – крикнула она.

Он не соизволил ответить. Она вылезла из пруда и направилась прямиком к своей одежде. Она не сомневалась, что юноша ушел; он был не из тех, кто стал бы подглядывать. И все же она чувствовала себя ужасно беззащитной. Она поспешно вытерлась полотенцем, выжала воду из волос и надела чистую робу. Та состояла из двух частей: короткой нижней юбки, завязывающейся вокруг талии, и длинной туники, в которую нужно было просунуть руки, как в свободную куртку.

Но у нее не было чистого нижнего белья. Ей нужно было постирать лиф и трусики и надеяться, что к утру они высохнут. А потом она пойдет в женскую хижину и попросит у них чистой одежды.

По очереди она погружала свое белье в поток воды, затем выжимала и повторяла все заново. Когда она уже заканчивала, в последний раз отжимая лиф, то услышала голос у себя за спиной.

– Ты все еще не ушла?

Она подскочила, чуть не упав в ручей. Дакш, нахмурившись, стоял у нее за спиной.

Катьяни глубоко вздохнула и сосчитала до десяти. Когда ее сердцебиение успокоилось, она, тщательно выговаривая каждое слово, сказала:

– Я стираю свое нижнее белье. Вы же понимаете, что людям нужно нижнее белье? Все мои вещи остались в экипаже.

– Тебе следовало попросить его у других учениц, – сказал он неодобрительно.

Она закатила глаза. Он говорил очевидные вещи.

– Да, я знаю. Я сделаю это завтра. А теперь будьте хорошим мальчиком и оставьте меня в покое.

Она снова обратила все внимание на свою одежду, выжимая из нее последние капли воды. По крайней мере, вещи больше ничем не пахли.

Чья-то рука схватила ее за предплечье и потянула вверх.

Годы тренировок дали о себе знать, и ее тело отреагировало прежде, чем она успела подумать. Катьяни развернулась и ударила его в грудь тыльной стороной ладони. Недостаточно сильно, чтобы навредить, но достаточно, чтобы заставить его схватиться за грудь и отшатнуться.

Ее рука взлетела ко рту. Она ударила младшего сына Ачарьи.

– Вы застали меня врасплох, – сказала она, не найдя другого способа извиниться. Будь прокляты последствия.

Тяжело дыша, он выпрямился:

– Уходи. Сейчас же.

Его глаза гневно сверкнули.

Он выглядел таким расстроенным, и она подумала, что он может толкнуть ее обратно в воду. Если дело дойдет до драки, она выложится на полную, но тогда ей придется с позором вернуться в Аджайгарх. Королева будет этому совсем не рада.

– Я ухожу, ухожу.

Она демонстративно смахнула пыль с того места, за которое он ее схватил.

– Или это было предлогом, чтобы ко мне прикоснуться?

Она знала, что не должна его дразнить, но он был сам виноват в том, что дотронулся до нее без разрешения. Так что он заслужил, чтобы его немного подразнили. Его губы задрожали и сжались. Глядя на него, она поняла, что ошиблась, когда судила о его возрасте. Сначала девушка решила, что он на несколько лет старше ее. Но ему явно было не больше девятнадцати.

– Почему вы вернулись? – спросила она, собирая свою мокрую одежду. – Только чтобы меня прогнать?

Он отвел от нее взгляд:

– Я хочу искупаться.

– Ну так я вам не мешаю. Ручей достаточно большой для того, чтобы вместить и вас, и одежду, которую я стираю, – заметила она.

– Как ты можешь быть такой бесстыдной, – пробормотал он, устремив взгляд на куст жасмина.

– Люди в моем королевстве не зациклены на подобных вещах. Вы слышали о храмах в Кхаджурахо?[6] Скульптуры там весьма реалистичны. О, я забыла…

Она пристально посмотрела на него:

– Ученики гурукулы обязаны соблюдать брахмачарью до двадцати пяти лет, верно? Добродетель, сдержанность, безбрачие и так далее. Вы даже не должны думать о голых женщинах, не говоря уже о том, чтобы на них смотреть.

Он сжал губы:

– Просто уходи.

Самодовольно улыбаясь, она откинула волосы назад. Пора уходить. Она выиграла этот раунд без особых усилий. Но она не смогла удержаться от последнего выпада.

– Но когда я была в воде и вы со мной говорили… разве вы не думали о том, как я выгляжу обнаженной?

Наконец он повернул голову и пронзил ее взглядом. Дрожь пробежала по ее телу от макушки до самых пяток. Неужели ночь стала теплее?

– Ты не должна быть здесь. Ты не принадлежишь этому месту.

– Почему? Потому что я женщина? – с вызовом спросила она. – Или потому, что я рабыня? В любом случае это лишь ваши предубеждения.

– Ты не принадлежишь этому месту, потому что ты безнравственна, – заявил он. – Спокойной ночи, леди.

Она зашагала прочь, что-то бормоча себе под нос. Кем себя возомнил этот юноша? Юноша с божественно мускулистым телом, идеальными пухлыми губами и такими длинными ресницами, что о них можно было бы споткнуться? Высокомерное, замкнутое создание! Ей бы хотелось смутить его еще сильнее. Но хуже всего то, что ей придется отказаться от идеи снова купаться здесь ночью.

Глава 5

Следующее утро они начали в лекционном зале, большом, просторном помещении в главном здании, окна которого выходили во внутренний двор. На подоконниках росли гардения, мелисса и миниатюрные жасмины. Мягкий, теплый ветерок врывался в комнату, принося с собой аромат цветов и того маленького цитрусового дерева, которое росло снаружи.

Катьяни подавила зевок. Голос Ачарьи напоминал ей колыбельную. Она заблаговременно заняла место позади других студентов, но, к ее ужасу, Ачарья поднялся на ноги и кружил по залу, словно ястреб, держа их всех в поле своего зрения.

– Духовная энергия присутствует везде и во всем, потому что она исходит из пяти основных элементов природы: агни, вайю, джал, акаша и притхиви. Контролируя себя, вы можете контролировать стихии. Две эти вещи взаимосвязаны. Как только вы обретете контроль над своими мыслями, эмоциями, речью и действиями, даже травинка сможет стать вашим оружием.

Ачарья сделал паузу, чтобы бросить на них пренебрежительный взгляд.

– Но едва ли кто-то из вас совершит такой подвиг в течение одной этой жизни.

Как обнадеживающе, – подумала Катьяни, подавляя желание спросить его почему. Ачарья напомнил ей Шуклу в его худшем проявлении. Сидящие вокруг нее ученики делали заметки, ведя записи на пергаментах. Ей было приятно видеть, что Бхайрав тоже усердно писал. Айан смотрел в окно с остекленевшими глазами. Ей придется поговорить с ним о том, что нужно быть внимательнее на уроках.

– Существует пять ограничений, касающихся надлежащего поведения духовного воина, – бубнил Ачарья, расхаживая по лекционному залу. – В своей жизни вы должны прежде всего руководствоваться ахимсом – принципом ненасилия. Сатья, или принцип правдивости, должен формировать ваши слова, мысли и поступки. Вы должны практиковать астею и воздерживаться от воровства. Принять обет брахмачарьи и оставаться целомудренными. Наконец, соблюдать дайю, принцип сострадания ко всем смертным существам.

Он говорит о нормальных людях или о тех, кто живет в гурукулах? Имел ли он хоть какое-нибудь представление о том, на что похожа жизнь за пределами этих стен? Не в силах сдержаться, Катьяни подняла руку. Она изо всех сил старалась не заснуть и вести себя тихо на протяжении всего его монотонного монолога, но если она промолчит и сейчас, то просто взорвется.

– Да? – спросил, нахмурившись, Ачарья Махавира, переводя на нее взгляд. Айан и Бхайрав оживились, как и двенадцать других учеников. Дакш, сидящий в одном из углов зала в позе лотоса, открыл глаза. Но он по-прежнему не удостаивал ее взгляда, вместо этого с вежливым интересом глядя на своего отца.

– Как эти принципы воин может применить на практике? – спросила она Ачарью. – Многие из здешних учеников происходят из королевских семей, которые ведут войну с соседними королевствами. Я и сама королевская телохранительница. Я убивала, исполняя свои служебные обязанности. Как мы можем практиковать ненасилие и при этом остаться в живых?

Ачарья Махавира погладил свою бороду:

– Вопрос, который демонстрирует твое невежество и отсутствие образования. Кто-нибудь хочет ответить?

Катьяни ощетинилась. Он назвал ее невежественной лишь за то, что она задала вопрос!

Другие ученики опустили глаза на свои пергаменты, не желая рисковать и сказать что-то не то.

Ачарья презрительно фыркнул:

– Никто? Дакш, пожалуйста, ответь.

Дакш встал и почтительно поклонился Ачарье. Интересно, каково это быть сыном Ачарьи Махавиры? Год за годом сидеть на одних и тех же уроках? Вряд ли это было легко. Уттам, казалось, чувствовал себя комфортно в роли наследника Ачарьи, но Дакш все еще был подростком. О чем он мечтал? К чему он стремился? Не считая своей приверженности обету безбрачия.

– Принцип ахимсы применим ко всем, – сказал он, повернувшись лицом к ученикам. Его мягкий, уверенный голос разносился по всему лекционному залу. – Не причиняйте вреда другим существам ни одним своим действием. Тем не менее вам разрешено защищать себя. Если из-за ваших действий при обороне нападающему причиняется вред, принцип не нарушается.

– А как насчет войны? – с вызовом спросила она. – Это не самозащита, так ведь? Не тогда, если нападаете вы.

При звуке ее голоса он напрягся и посмотрел на своего отца. Взгляни на меня, – хотела сказать она. – Я не кусаюсь.

– Можешь ответить, – сказал Ачарья Махавира, махнув рукой.

– Войн по возможности следует избегать, – сказал Дакш, уставившись в пол. – Сила – это последнее средство. Если война необходима, то она должна быть законной и справедливой. Ее цель должна заключаться в том, чтобы победить нечестивых и обрести мир. Кроме того, во время войны следует придерживаться моральных принципов. Нельзя использовать оружие, которое причиняет чрезмерную боль и приводит к излишним разрушениям. Нельзя нападать на раненых и безоружных воинов. Мирных жителей следует пощадить.

В каком сказочном мире жили эти люди?

– Любой может убедить себя, что его дело правое, – сказала она. – Кто решает, какая сторона права? Что касается моральных принципов, то они забудутся сразу, как только ваши солдаты начнут умирать. Вы когда-нибудь были на настоящем поле боя?

Его глаза вспыхнули.

– А ты?

– Да.

Ее наполнило чувство триумфа. Она победила его в этом споре.

– В прошлом году я сражалась в битве против вторгшейся монгольской конницы. Я была в отряде наследного принца Айана.

Айан одарил ее заговорщицкой улыбкой. Королева Хемлата не хотела, чтобы кто-то из них оказался на поле боя. Но Айан убедил короля Джайдипа позволить им сражаться. Это продолжалось всего пару дней; они разгромили монголов на границах своего королевства и отправили их восвояси.

Но этого было более чем достаточно. Иногда она все еще чувствовала запах крови и слышала предсмертные крики солдат, падающих от вражеских копий. Война не была ни приятной, ни славной, ни этичной. Война – это отрубленные головы, фонтаны крови, льющиеся из отсеченных конечностей, и груды мертвых тел, устилающие багровую землю. А потом – погребальные костры и вонь горящей плоти. Из сказанного Дакшем имело смысл лишь то, что войны следует по возможности избегать. Но монголы не оставили им такого выбора.

– Любой дурак с мечом может сражаться, – сказал Ачарья Махавира. – Настоящий воин никогда не забывает о моральных принципах.

– Но… – начала она.

– Тихо! – рявкнул он. – Давайте продолжим урок.

У нее была еще дюжина вопросов, но она поняла, что Ачарья не привык, чтобы ученики его прерывали. Поговорив об ограничениях, он пустился в пространное объяснение пяти добродетелей, принципов надлежащего поведения. Дакш вернулся на свой пост в углу комнаты, снова приняв позу лотоса. Идеальный сын, идеальный ученик. Мог ли он быть чем-то большим?

Она перестала слушать Ачарью и вместо этого написала на своем пергаменте зашифрованное послание для королевы, в котором сообщала ей все последние новости. Нужно было попросить у гурукулы почтового голубя. Хемлата просила ее писать, а для Катьяни это был способ почувствовать их связь. Она представила, как Хемлата разворачивает пергамент, как ее губы шевелятся, когда она расшифровывает послание, как улыбается, когда читает обо всех забавных ситуациях.

Пока она писала, ее охватило ощущение, что за ней наблюдают. Она подняла голову и обнаружила на себе взгляд Дакша. И он не отвел глаза даже после того, как их взгляды пересеклись. Его губы были сжаты, взгляд суров. Возможно, он вспоминал их встречу прошлой ночью. Она одарила его милой улыбкой, и он отвернулся, покраснев.

Он был ей не ровня. Она подавила зарождающийся внутри нее смех и снова сосредоточила свое внимание на письме. Ей хотелось узнать, как дела у ее шпионов. Она лично проинструктировала двух горничных, младшего слугу и дворцового стражника об их тайной операции. Но нет смысла спрашивать о них королеву. Никто, кроме нее – а теперь и Таноя – не знал об истинных личностях ее шпионов. Но она хотела узнать, были ли новые покушения и нашла ли Гаруда какие-нибудь зацепки. Если бы только она могла вернуться во дворец, где ей самое место, и следить за его безопасностью, вместо того чтобы тратить свое время здесь на бесполезные лекции.

За уроком нравственности последовала пробная тренировка на мечах, которую проводили во внутреннем дворе. Если бы к тому времени у Катьяни не заурчало в животе, то такое времяпрепровождение можно было считать вполне приятным. Утром у них уже были йога и медитация. Но никакой еды.

К тому времени она знала имена большинства других учеников. Не все они были из королевских семей. Гурукула Ачарьи была открыта для всех, у кого был талант и желание изучать военное и дипломатическое искусство. Один ученик прибыл из общины кочевников-овцеводов Кумаона, а другой был сыном кожевенника из королевства Ядава. Двое были из лесных деревень к северу от Нандованы; они слыли лучшими лучниками в гурукуле.

Наследника королевства Соланки звали Ирфан; он был стройным, привлекательным молодым человеком с ямочкой на подбородке, карими глазами и копной вьющихся черных волос. С его лица никогда не сходила улыбка. Во время тренировки на мечах он не переставал пялиться на Катьяни. Из донесений своих шпионов она получала о нем некоторую информацию. В отличие от его ни на что не годного младшего брата, у Ирфана была вполне достойная репутация,

У Катьяни никогда не было поклонников. В конце концов, она была связана узами с королевой и вдобавок была членом Гаруды. Никто во дворце не осмеливался на нее взглянуть. Не в этом смысле. Но во время тренировки Ирфан смотрел на нее так оценивающе, что она даже начала чувствовать себя немного неловко. В конце концов тренер – старший ученик по имени Джаеш – переставил его в пару с Айаном. Она же встала в пару с двоюродной сестрой Ирфана, Нимайей – высокой, гибкой девушкой с большими, как у лани, глазами и удивительно хорошими навыками владения мечом. Немногие королевские семьи обучали своих дочерей так же хорошо, как сыновей, так что мнение Катьяни об этом западном королевстве немного улучшилось.

Когда наконец объявили перерыв на обед, то Катьяни, Айан и Бхайрав вместе с некоторыми другими учениками начали аплодировать от радости. Джаеш холодно сказал им, что если они не смогут обуздать свой энтузиазм по отношению к еде, им, возможно, придется поститься два дня в неделю вместо одного. Они опустили головы и, уязвленные, отправились в столовую.

Катьяни решила сесть вместе с женщинами, чтобы попытаться почерпнуть больше информации о гурукуле, а также раздобыть чистое нижнее белье. Не считая ее самой и Нимайи, женщин было всего четверо. Двоим из них на вид было за пятьдесят или за шестьдесят, но двое других были всего на несколько лет старше Катьяни.

Она поклонилась и представилась самой старшей из них. Атрейи была невысокой, полной женщиной с седыми волосами, собранными в тугой пучок, глубоко посаженными глазами и крупным ртом. Она выглядела невероятно спокойной.

Атрейи улыбнулась и благословила ее, протянув правую ладонь.

– Всегда приятно видеть здесь талантливых молодых женщин. Приходи ко мне, если возникнут какие-нибудь проблемы, дитя.

– Ах, насчет этого…

Катьяни объяснила, в какое затруднительное положение она попала из-за того, что лишилась всей одежды. Не желая шокировать старейшую леди гурукулы, все подробности насчет нижнего белья девушка решила опустить.

Губы Атрейи дрогнули, она понимающе кивнула.

– Приходи в женскую хижину после еды, Шалу даст тебе все, что нужно.

Шалу – одна из молодых женщин – была стройной, невысокой, с невероятно густыми и длинными волосами, которые она заплетала в две ниспадающие до поясницы косы. В ее глазах заплясали огоньки, и она быстро улыбнулась и поклонилась Катьяни. Та улыбнулась и поклонилась в ответ. Она сразу же прониклась к девушке симпатией. На самом деле, ей понравились все обитательницы гурукулы – даже Винита, еще одна взрослая женщина, которая выглядела строгой, не улыбалась и лишь сухо кивнула в ответ на поклон Катьяни.