Через белый коридор

Девушка покачала головой.

– Он наполнен ароматом трав и цветов, он чист и прозрачен. Как бы я хотел вдохнуть его хотя бы еще раз, – мечтательно добавил он, – услышать щебетанье птиц, пройтись по тенистым паркам, спуститься по булыжной мостовой к Рейну и опустить свои руки в его спокойные воды.

Саша слушала парня и вспоминала свой, некогда благоухающий город, где ей когда-то тоже жилось радостно и беззаботно со своей семьей. Она вдруг подумала, что у этого несчастного призрака и у нее одна печаль: невозможность вернуться в место, где когда-то был счастлив. Только у Отто потому, что он умер сам, а у неё потому, что её город стерт с лица земли…

– Мне было четырнадцать лет, когда началась война Германии с Польшей. Помню, как я сильно переживал, что не успею повоевать, – Отто усмехнулся и замолчал.

– Успел? – Сашка грустно посмотрела на парня.

– Знаешь, когда меня призвали в армию, я испытывал необычайную гордость будущего воина, эдакого рыцаря без страха и упрека. И это понятно. Когда изо дня в день из репродуктора ты слышишь призывные речи о величии своего народа, когда пол-Европы склонило голову перед немецким флагом, то участвовать в этой бойне становится мечтой каждого мальчишки. И вот я – солдат Вермахта! На строевой подготовке я научился браво козырять, стоять навытяжку и звонко щелкать каблуками! С такими же новобранцами, как и я, с упоением горланил строевые песни в казарме и на плацу. Мы важно ходили по улицам, ловя восхищенные взгляды девушек. Но вот пролетели несколько недель ускоренного военного обучения. Нас стали распределять. Мне не повезло: я попал на Восточный фронт.

Отто тяжело вздохнул. В этот момент ей по-настоящему стало жалко этого бывшего солдата, который шел с оружием на её страну.

– А где ты воевал?

– Не успел я повоевать, – призрак усмехнулся, – поздней осенью сорок второго года нас, безусых молодых ребят, отправили в Советский Союз. По дороге наш эшелон несколько раз бомбили, – на минуту он замолчал, – и вот мы попали в Сталинград. Там был сущий ад. Бои шли, не прекращаясь. Русские отчаянно боролись за каждый клочок земли. А тут еще холода, то снег валил, то колючим ветром обдувало со всех сторон. Наша одежда буквально примерзала к коже. Некоторые немецкие солдаты, рискуя жизнью под ливнем пуль, подползали к убитым русским и снимали с них валенки, потому что в сапогах, которые нам выдавали, ноги немели от мороза. Я видел отмороженные конечности у своих соотечественников. Это было ужасно. Нас все время обстреливали. Первое русское слово, которое я узнал, было «Катюша».

– Ты имеешь в виду оружие?

– Да, это страшное оружие. Русские – храбрые и отважные солдаты, они метко стреляли в своего противника. Ефрейтор нам сказал, чтобы не высовывались из укрепления. Я видел, как погибают один за другим наши ребята, с которыми я прибыл на Волгу. Среди бойцов началась паника. Многие поговаривали, что живыми мы не выберемся из этого котла. Были и такие, которые перебегали на сторону врага.

– Вы их презирали?

– Было не до них. Им просто хотелось остаться в живых. Бывалые солдаты рассказывали, что в начале войны было отличное снабжение и обмундирование. В некоторых населенных пунктах немецкие войска жители встречали, как говорили они: «С хлебом-солью», – рассказчик тяжело вздохнул, – но тогда, на Волге, мы сильно голодали. Отчаявшиеся люди, изможденные холодом и голодом, ловили даже кошек и собак.

– Зачем? – с ужасом спросила Саша, догадываясь, что ответит собеседник.

– Их ели. Я видел в блиндажах трупы наших солдат. Они либо замерзли, либо умерли от голода. Было по-настоящему страшно.

– Но мы вас не звали. Это вы пришли на нашу землю с оружием. Это вы бомбили наши города, жестоко убивали наших женщин и детей, сгоняли мирных людей в концлагеря и на работу в Германию, уничтожали города и целые села, – тихо, но твердо произнесла девушка.

– Я это не видел, но мои соотечественники рассказывали об этих ужасах. Я думал, как бы все хорошо жили, если бы не было этой проклятой войны!

– Это точно, – согласилась она.

– Столько смерти, ужаса, страданий и боли. И ради чего? – из груди Отто вырвался стон.

– А как тебя ранило?

– Недалеко разорвался снаряд. Все, кто были рядом в нашем блиндаже, погибли. А я получил осколок в живот и потерял сознание.

– Поэтому попал в плен?

– Да. Но русские – великодушный народ. Они, отступавшие от Балтики до Волги, потерявшие в боях своих товарищей, нас покормили, а раненых отправили в госпиталь.

Сашка молча кивнула.

– На войне я понял одно: нет лучшей расы и нет худшей, – призрак резко мотнул головой, – люди встречаются везде, независимо от национальности, цвета кожи и вероисповедания. Но есть звери и среди людей, – он тяжело вздохнул, – и я их видел.

Он замолчал, и в комнате воцарилась тишина. Александра сидела не шелохнувшись, стараясь не мешать рассказчику. Он перевел взгляд в сторону окна. Она тоже посмотрела туда, заметив, что на небе стали пропадать звезды. «Еще немного, и взойдет солнце», – подумала она. Наверное, призрак немецкого солдата тоже подумал об этом, поэтому он, будто прощаясь, назидательно сказал девушке:

– Ты не видела войну. Это – счастье.

– Я её видела, – прошептала она.

– Поэтому ты принесла нам нитки, – сделал вывод парень и добавил, – ты умеешь сопереживать.

Сашка хотела у него спросить, что же было дальше, но он исчез. Будто растаял, как предрассветная дымка.

Александра выходила с однокурсницами из дверей учебного корпуса института, когда увидела Дарью Семеновну. Квартирная хозяйка, заметив её, двинулась навстречу и вместо приветствия, произнесла:

– У кого ты сегодня ночевала? – и бросила строгий взгляд на студенток, остановившихся вместе с Сашей.

Девушки удивленно посмотрели на подругу и захихикали, а одна из них, Вика Фирсова, с усмешкой прокомментировала:

– В тихом озере черти водятся! А мы-то думали, что ты – паинька и по ночам спишь дома!

Квартиросъемщица пытливой старухи покраснела. Она с ненавистью смерила взглядом хозяйку и стремительно побежала к автобусной остановке. Ей было обидно и за то, что та поставила её в глупое положение, приехав к институту и выясняя отношения прямо на улице. И за то, что Вика, который год списывающая у неё контрольные работы, так грубо высказалась в её адрес.

Когда Дарья Семеновна вернулась домой, она обнаружила в коридоре полнейший беспорядок. Но не это взволновало её. У порога стояла набитая дорожная сумка и два пакета с вещами. Сашка торопливо натягивала на ноги ботики и не проронила ни слова.

– Александра, ты прости меня, – глаза пожилой дамы наполнились слезами, – я очень беспокоюсь за тебя.

Девушка продолжала молчать. Она взяла свою сумку и уверенно перекинула её через плечо.

– Милая моя, не уходи, – дрожащим голосом произнесла Дарья Семеновна, – я догадалась, что ты влюбилась. Ну, с кем не бывает в твоем возрасте. А, если он подлецом оказался, так мы его выведем на чистую воду, – уже бойко добавила она, преграждая путь постоялице.

– Ни в кого я не влюбилась, – устало проговорила Саша, стараясь не смотреть на хозяйку.

Ей было жаль старую учительницу, к которой она привязалась. Но жить под её контролем она больше не хотела.

– А где же ты ночевала две ночи? – всплеснула руками та.

– Вам-то, какое дело? – Саша попыталась протянуть руку и открыть входную дверь.

– У меня ответственность перед Шурочкой, – у старушки задрожал подбородок, – я ей обещала. Перед смертью она меня попросила помочь её единственной внучке, если она попадет в затруднительное положение.

– Перед какой Шурочкой? – девушка остановилась и заинтересованно глянула на квартирную хозяйку.

– Твоей бабушкой, – Дарья Семеновна даже руки развела в разные стороны, – разве ты не знала, что мы с ней дружили?

– Нет.

– Разве Тамара тебе не сказала, почему ты живешь у меня?

– Нет, – Саша медленно опустила сумку на пол, мысленно сопоставляя факты и события, которые привели ее в этот дом.

– Это многое объясняет, – у пожилой женщины поникли плечи, и она устало поплелась в комнату.

Она села на свою кровать и закрыла глаза.

– Вам плохо? – почувствовав что-то неладное, Сашка устремилась за старушкой и присела рядом.

– Поволновалась немного, вот давление и подскочило, – тихо прошептала та.

Александра достала из тумбочки таблетки, сбегала на кухню за стаканом воды и протянула хозяйке.

– Ну, скажи мне, пожалуйста, где ты ночевала? – запив лекарство водой, Дарья Семеновна откинулась на подушку.

– На работе я оставалась, – виновато произнесла девушка.

– В архиве? – почти крикнула хозяйка, не смотря на слабость.

– Да.

– Вот, – она покачала головой, – я даже представить не могла, что ты такое удумаешь! Такой опасности подвергала себя!

– Вы тоже верите в приведений?

– Как же мне не верить, если я сама, – пожилая дама даже приподнялась, – своими собственными глазами его видела!

– Кого, где? – недоверчиво спросила Сашка.

– На кладбище.

– Вы что, туда ночью ходили? – спросила девушка, с трудом сдерживая усмешку.

– Днем, – ответила квартирная хозяйка, не обращая внимания на скептическое замечание Александры.

– Расскажите, – попросила она.

Дарья Семеновна сдвинула брови, вспоминая ту встречу.

– Я хотела заскочить к твоей тете Тамаре, чтобы помянуть мою подругу Шурочку. Уже был сороковой день после её смерти. Было очень пасмурно. С утра шел дождь, а у меня, как назло, уроки в первую смену.

– Почему вы называете бабушку «Шурочкой»?

– Её так с детства звали, – пожала плечами старая учительница, – а мы с ней дружили с первого класса. Но знаешь, – она повернулась к собеседнице, – когда ты родилась и тебя назвали в честь неё Александрой, она строго приказала своим дочерям: «Только внучку „Шуркой“ не зовите!» Думаю, ей не нравилось это сокращенное имя.

– Я вас перебила, – смущенно проговорила Саша, – так что было на сороковой день?

– По времени я не успевала на поминки, поэтому после занятий в школе я купила в магазине любимых конфет Шурочки и пошла сразу на кладбище. Еле пробралась к её могиле по размытым от дождя тропинкам. И вижу, среди крестов стоит странный парень, склонив голову над, еще свежим, земляным бугром.

– Что же в нем было странного?

– Он был в белом солдатском нижнем белье. Я сразу вспомнила рассказы своей подруги о раненых немцах, за которыми она ухаживала во время войны. Она часто вспоминала их, особенно Отто.

– Отто? – эхом повторила Сашка.

– Да, с этим парнем она подружилась, когда работала медсестрой в госпитале. Он много рассказывал ей о себе. И умер у неё на руках последним из всех…

– Моя бабушка работала медсестрой? – переспросила собеседница. – Как же так? Ей было тогда лет шестнадцать.

– Твоя бабушка была такая боевая, – по-доброму усмехнулась Дарья Семеновна, – она просилась на фронт, но её послали на курсы медсестер. После окончания направили в больницу. А вот, когда «наших» перевели в областной госпиталь, а в районный медсамбат стали привозить немецких солдат, многие сотрудники ушли. А Шурочка осталась. Помню, прибежала ко мне и, запыхавшись, говорит: «Они же люди, и им нужна помощь». Из дома таскала им скудную еду, рубила дрова, чтобы протопить помещение, а потом с доктором их хоронили.

– Мне об этом никто не рассказывал, – в раздумье проговорила Саша, – вот почему Отто сказал, что я похожа на Шуру.

– Ах, – старушка даже руками всплеснула, – так ты его видела?

– Видела, – она опустила голову, поняв, что нечаянно проболталась хозяйке.

– Он тебя не обидел? – участливо поинтересовалась она.

– Нет, я с ним просто разговаривала.

– Какая ты смелая и отчаянная! – восхищенно произнесла Дарья Семеновна. – Вся в свою бабушку!

– А вы на кладбище с ним говорили?

– Что ты! – она махнула рукой. – Как только я подошла ближе к могиле, он испарился, как облако. Я потом даже сомневаться стала: видела ли я его, или мне только показалось.

– Мне надо с ним еще раз встретиться, – твердо сказала девушка.

– Где? В архиве?

– Да, – она печально улыбнулась, – где же ещё?

– Хочешь, я пойду с тобой? – предложила хозяйка.

– Нет, не надо, – Сашка благодарно посмотрела на пожилую даму и вдруг ею овладела бесконечная нежность к этой ворчливой, но, в сущности, доброй старушке. Она почувствовала, что рядом есть человек, которому можно рассказать всё, что ее волнует. Она обняла свою квартирную хозяйку. Не ожидая такого порыва от своей подопечной, Дарья Семеновна растерялась, потом прижала девушку к себе и заплакала. У Александры тоже из глаз полились слезы.

С этого дня они стали друг для друга самыми родными людьми.

Собираясь утром в институт, Сашка неожиданно забеспокоилась.

– Дарья Семеновна, как мне остаться на ночь на работе? Если я опять об этом попрошу Лидию Федоровну, у сотрудниц могут возникнуть подозрения, – проговорила она, складывая конспекты в сумку.

– Да, – кивнула старушка, разливая чай, – ты права!

– Надо найти какой-нибудь серьезный предлог!

– А, может быть, остаться тайком и никому не говорить?

– Нет, так не получится, – вздохнула девушка, – директор уходит последним и закрывает на замок дверь.

– Неужели в архиве нет укромного местечка, чтобы спрятаться? – квартирная хозяйка сосредоточенно посмотрела на подопечную. – За занавеской или стеллажом. Ты говорила, что в подвале – хранилище.

– Вы считаете, что нужно сделать вид, что ушла, потом незаметно вернуться и спрятаться?

– Это единственный выход, – пожилая дама развела руки в разные стороны, – или сказать им правду.

– Если скажу правду, а они вдруг подумают, что я свихнулась и уволят меня? Или просто не разрешат остаться?

– Мне, как советскому учителю, стыдно, – она хитро подмигнула, – но в данном случае, я – за обман!

Вечером Сашка, воодушевленная поддержкой бабушкиной подруги, попрощалась со всеми сотрудницами и сделала вид, что уходит домой, а сама незаметно проскользнула назад и спряталась в туалете. Если её обнаружат, скажет, что пришлось вернуться. Приспичило некстати.

Но её никто не заметил, потому что все спешили домой после трудового дня. Осенью темнеет быстро, поэтому женщины торопливо прощались с директором, покидая рабочие места. Вот и Владимир Иванович, на ходу застегивая пальто, вставил ключ в замочную скважину, повернул его два раза и проверил на всякий случай, легонько толкнув дверь. Все стихло. Сашка вышла из своего убежища и прошлась между стеллажей. Её вдруг осенила мысль: а не поискать ли ей документы о раненых немецких солдатах? За полгода работы в архиве она стала легко ориентироваться в хранилище. Тем более, что до полуночи было ещё далеко.

На пожелтевших страницах были написаны двадцать восемь немецких фамилий. Напротив каждой стояли даты: рождения и смерти.

– Отто Цимах, – проговорила Александра, отыскав глазами знакомое имя, – ему было восемнадцать лет, когда он умер.

Остальные немецкие солдаты были тоже молоды: им было от семнадцати до двадцати трех лет. Она с сожалением подумала о том, что была десятилетней девочкой, когда не стала бабушки. Как бы ей хотелось расспросить её о том времени! Саша переписала данные о немецких раненых и, положив листок в папку, вернула ее на прежнее место.

В полночь она сидела на диване и с нетерпением ждала приведение. Перед его появлением опять, как в первый раз, раздались жуткие стоны и голоса, эхом разносящиеся по всему архиву. Но он появился один.

– Алекс, я так устал быть тенью, – грустно проговорил он.

– Как я могу тебе помочь? – взволнованно произнесла девушка.

– Моя душа должна преодолеть, наконец, этот белый коридор и найти вечный покой.

– Что для этого нужно сделать?

– Видишь ли, я по своему вероисповеданию – католик. Необходимо, чтобы меня отпел пастор. А еще, – он на мгновение задумался, – надо найти мою могилу и привезти на неё землю с моей родины.

– Это сложно, – вздохнула Александра.

– Потому что война? – у Отто был скорбный вид.

– Нет, война давно закончилась.

– Но ты говорила, что видела войну, – слабо возразил призрак.

– Я видела, как бомбили мой город, – она вдруг вспомнила боевые действия и качнула головой, – но это было на Кавказе.

– А кто это делал? – озадаченно спросил бывший солдат Вермахта.

– Свои.

– В Советском Союзе идет гражданская война? – удивился он.

– Советского Союза уже нет.

– Его захватили?

– Нет, его «развалили».

– Такую мощную страну развалили? Как же это произошло?

– Это политика. Республики вышли из состава некогда великой державы. Я не хочу об этом говорить, слишком тяжелые последствия…

– Как же называется страна, в которой ты живешь?

– Россия.

– Значит, сейчас в России такая обстановка, что ты не можешь покинуть пределы своей страны? Ты не можешь поехать в Германию и посетить мой родной Кобленц?

– Сложность в другом, – Сашке не хотелось говорить о том, что у неё просто нет столько денег, чтобы отправиться в путешествие по Европе, – но я попробую. Мне нужен адрес твоего дома.

– Пиши, – он улыбнулся и стал диктовать.

– А у тебя остались там родные? Прошло столько лет, – напомнила она ему.

– А какой сейчас год?

– Тысяча девятьсот девяносто девятый.

– Ого, – он присвистнул, и девушке показалось на мгновенье, что ее собеседник совсем не призрак, а обыкновенный восемнадцатилетний парень, – значит, мои родители, скорее всего, уже на небесах. Но, – он задумался, – у меня была девушка. Её звали Эльза. Мы с ней дружили с самого детства.

– Эльза жила тоже в Кобленце?

– Да, она жила в доме напротив. Мы любили друг друга, и решили пожениться, когда я вернусь с фронта.

– Значит, она была твоей невестой?

– Да. Она провожала меня на войну и обещала ждать. Последнюю ночь перед мобилизацией мы провели вместе, – призрак вздохнул, а Саша подумала, что, скорее всего про свою любимую Эльзу он ни с кем не говорил. Она молча смотрела на юношу, внимая его откровениям.

– Она была у меня первой девушкой и последней…

Сашка уже не боялась ни странных стонов приведений, ни неподвижных белых зрачков, ни ледяного дыхания своего нового знакомого. Она испытывала только сочувствие к несчастному немцу, так глупо и бесполезно умершему в чужом городе…

Первое, что нетерпеливо спросила Дарья Семеновна у своей подопечной, открыв входную дверь:

– Ты говорила с ним?

– Всё получилось! – радостно сообщила та.

– Ну, рассказывай, – старушка уселась напротив, когда Александра плюхнулась на свой диван.

Девушка подробно изложила все, что произошло ночью.

– В понедельник иди в паспортный стол и заказывай документы на выезд, – посоветовала старая учительница.

– Пока не получится, – смущенно произнесла Александра.

– Боишься пропустить занятия в институте?

– Не в этом дело. Сейчас сентябрь, и до зимней сессии я нагоню своих сокурсников.

– Так в чем же?

– Сначала надо накопить на поездку.

– Ах, вот оно что, – пожилая дама покачала головой.

Она повернулась к своей тумбочке и стала шарить в ящике.

– Деньги – это не проблема, – она хитро подмигнула и достала резную деревянную коробочку с украшениями, – сегодня же отнесу в ломбард!

– Нет-нет, Дарья Семеновна! – Сашка замахала руками. – Да вы что? Я у вас деньги не возьму.

– Почему это?

– Я не смогу выкупить в ближайшие месяцы, а тут, – она посмотрела в открытую шкатулку, – такое богатство!

– Да и не надо выкупать, – хозяйка пожала плечами, – ну, скажи, зачем мне эти побрякушки? В магазин в них ходить или в собес? А, может, в поликлинике в очереди сидеть? Я, моя милая, все равно собиралась их тебе подарить, – она протянула коробочку, – а сейчас это делаю! Бери, это твое. И распоряжайся по своему усмотрению!

– Дарья Семеновна, – голос девушки дрогнул, – какая вы необыкновенная женщина!

– Нет, я – самая обыкновенная, да еще и эгоистка, – она печально усмехнулась, – я это делаю для себя!

– Для себя? – у Сашки от удивления поднялась правая бровь.

– Ну, да. Почему-то считается, что люди любят получать подарки. Но, знаешь, что их дарить куда приятнее. Особенно своим детям. А ты у меня одна: и за дочку, и за внучку.

От этих простых слов у Александры навернулись слезы. Она молча взяла шкатулку с драгоценностями в руки и вздохнула. Квартирная хозяйка наблюдала за своей подопечной, будто её увидела впервые.

– Человек раскрывается в сложных ситуациях, – она провела своей шершавой ладонью по волосам девушки, – благодаря призракам немецких раненых, я узнала тебя совсем с другой стороны. И вот что я тебе скажу, милая моя, за свою жизнь я встречала много разных людей. Я смотрела на современную молодежь и с отчаянием думала, какая она бездуховная, легкомысленная, а порой и жестокая. А ты мне преподала урок доброты и чуткости.

Впервые за несколько лет Сашка почувствовала в монологе своей квартирной хозяйки не монотонные нравоучительные нотки, а рассуждения человека, прожившего большую жизнь.

– Знаешь, Александра, – между тем продолжила старая учительница, – я представляю любого человека, состоящего из разных частей или, – она на минуту задумалась, – зон. Есть зона добра, а есть зла, есть зона верности и любви, а есть страха и злости. Много в нас всего намешено. Но не у всех есть зона чуткости или сопереживания, а у тебя она есть.

– Какая вы мудрая, Дарья Семеновна, – тихо проговорила девушка, – простите меня, что я вас считала занудой и не слушала раньше ваших советов. Наверное, только с возрастом многое начинаешь понимать.

– Нет, – старушка помахала головой, – мудрость не зависит от календарного возраста. Ведь душа у человека – вечная. Помнишь строчки Лермонтова?

«Порой обманчива бывает седина:

Так мхом покрытая, бутылка вековая

Хранит струю кипучего вина».

Как сказано, а? – она улыбнулась.

– Хотите сказать, что вы в душе молоды?

– Старость приходит, когда ничего не надо. Нет целей, нет желания что-то созидать или творить. Мне кажется, я уже медленно умирала, но ты, мой друг, возродила меня не только к жизни, но и вернула мне молодость души. Ах, я бы тоже хотела поехать с тобой в Европу!

– Давайте и поедем вместе, – Сашка обняла свою наставницу.

– Нет, – старушка шутливо погрозила пальцем, – не соблазняй меня. У меня и здесь появились заботы!

И они начали обсуждать детали поездки, намечая дела, которые следует сделать в первую очередь.

В агентстве «Вся Европа» Александра купила автобусный тур в Германию. Конечный пункт её путешествия был город Кобленц. Октябрьским утром она прибыла на Белорусский вокзал в Москве. Моросил мелкий дождь, когда она подошла к своему вагону. Рядом с важной проводницей в униформе стояла шумная компания людей. Упитанная дама держала табличку, на которой печатными буквами было написано: «Вся Европа», а внизу – Москва- Берлин- Кобленц». Сашка подошла и, поздоровавшись, спросила:

– Мне к вам? – и протянула свой билет и паспорт.

– Да, – дама пробежала взглядом по документам и громко сказала, – в нашем полку прибыло!

Путешественники на секунду замолчали и с любопытством посмотрели на «новенькую», потом, как ни в чем не бывало, продолжили наперебой говорить, будто забыли о Сашкином существовании. Дама с табличкой, улыбнувшись, представилась:

– Ангелина. На время всей поездки я буду у вас экскурсоводом и руководителем группы в одном лице.

Когда объявили, что поезд Москва-Брест отправляется через пять минут, группа новоиспеченных туристов засуетилась, поднимаясь внутрь вагона по металлическим ступенькам.

В Бресте пассажиры переночевали в гостинице, а утром расселись по местам комфортабельного автобуса. Сашка с интересом наблюдала, как, двигаясь в хвосте длинной очереди разнокалиберного транспорта, они подъехали к границе с Польшей. Представительница туристического агентства «Вся Европа» Ангелина объявила в микрофон:

– Товарищи, выходим из автобуса для прохождения таможни!

Без лишних расспросов туристы покинули свои места и направилась «гуськом» вдоль стоек. Сотрудники польской таможни внимательно изучали загранпаспорта российских граждан, у некоторых заглядывали в сумки. Рядом стояли породистые собаки, которых держали на поводках. Осмотр прошел достаточно быстро. И вот уже за окном замелькали зеленые поля, города и деревни Польши. Все было ново и необычно для Александры. Ей до сих пор не верилось, что она едет по Европе.

По немецкому автобану быстро домчались до Берлина. После обзорной экскурсии по городу Ангелина объявила, что во второй половине дня все желающие могут пойти с ней в зоопарк. Сашка решила одна прогуляться по главной улице – Унтер-ден-Линден и забраться на крышу Рейхстага. Это была её заветная мечта детства. Потом она медленно бродила по вечерним улицам немецкой столицы, с удовольствием отмечая доброжелательность её жителей. Она думала о своем призрачном знакомом, волнуясь перед предстоящей встречей с его родным городом.