– Да уж, я бы ему задала! – вспылила женщина. – Две недели уже дома не появляется – ну куда это годится? В школу-то ходит хоть? Он мне говорил, что ходит, но я ему не верю.

– В школу ходит, и вообще учится очень старательно, – успокоил её адвокат. – И на работу устроился.

– Как на работу?! Он же не хотел работать!

– Не «вообще не хотел работать», а «его не устраивали условия работы на ферме у ваших родителей», – Пекарчик достал из папки несколько листов. – Ознакомьтесь, пожалуйста, это копия трудового договора.

– Ну и зачем вы мне это показываете? – Евгения Васильевна всё же пробежала глазами договор. – Всё равно я его забираю из экстерната! Отец сказал, чтобы Дима в школу у него в селе переводился.

– А вы-то сами как считаете? Может быть, пусть лучше доучится в Москве? Ему же только полгода осталось.

– Я, если честно, тоже думаю, что лучше здесь доучиться, но не могу же я отца ослушаться! И потом, кто платить будет за второе полугодие?

– Вот сам Дмитрий и будет, но для этого ему нужно ваше согласие на эмансипацию, – адвокат протянул ещё один лист. – Примерно в такой форме.

– Эмансипация – это как? – женщина слегка «зависла» на непонятном термине.

– Это означает просто-напросто то, что человек полностью распоряжается собой и своим имуществом, как будто ему уже восемнадцать. И родители тоже не обязаны его содержать, – быстро добавил Пекарчик. – То есть Дмитрию можно будет заключать договоры от собственного имени – вы за него ответственности уже не несёте.

– Ох, не получится так! – поморщилась Евгения Васильевна. – У нас всем мои родители распоряжаются, они не позволят Диме просто так уйти. Мне и то не позволяют, представляете? А уж братьям такое и в голову не придёт – отца не послушаться!

– Ну, ваши братья, во-первых, исходно выросли в патриархальной семье, так что ничего удивительного. А во-вторых, «не послушаться», то есть выйти из клана, они, конечно, могут, но соображают, что тогда придётся всё начинать с нуля – хозяйство-то небось на родителей записано, так ведь? Но Дмитрий же только начинает жить и в хозяйство почти не вкладывался ещё, так что ничего не теряет.

– Да не позволит ему отец, ну как вы не понимаете? Ну подпишу я эту эмансипацию, и что? Только мне самой влетит почём зря. Мало ли, что совершеннолетний – всё равно слушаться должен!

– Простите, а какие у Василия Прокофьевича есть возможности «не позволить»? – развёл руками адвокат. – Опекуном Дмитрия он не является, никакой власти над ним по закону не имеет, и Дмитрию от него ничего не надо. Или вы хотите сказать, что у простого фермера есть какая-то неофициальная власть? Допускаю, что на районном уровне у него может быть «всё схвачено», но не в Москве же!

– Вы не знаете моих родителей, – продолжала бубнить женщина. – Они не отступятся – сами за Димой приедут, если я не привезу. Скажете, не будут фермеры тратить на это ни время, ни деньги? Будут, тут не в деньгах дело…

«…А в подчинении главе клана», – закончил про себя Пекарчик. – «Если всевластный дед спустит младшему неповиновение, то и остальные дети-внуки начнут своевольничать. Так оно и есть, да только Василий Прокофьевич исходно сделал большую ошибку, посчитав членом клана фактически постороннего человека… Стоп, а как же отец Дмитрия? Не может быть, чтобы такой властный дед – да не попытался зятя подчинить!»

– Но ведь вашего мужа они не трогали? – спросил он.

– Пытались, – теперь в голосе Евгении Васильевны звучала неподдельная печаль. – Ещё когда мы только поженились, отец с Ваней долго о чём-то говорил, потом злой такой был! А Ваня сочувственно так на меня посмотрел, но не сказал ничего. И пока он жив был, ни родители не донимали, ни даже свекровь, можете себе представить?

«Умный, однако, человек! И на себе ездить не позволил, и тестю дал возможность, что называется, «сохранить лицо». Но всё же недостаточно дальновидный – жену следовало вырастить, а он её просто на время прикрыл», – размышлял адвокат. – «С другой стороны, её безволие тоже можно обратить к пользе моего клиента».

– Евгения Васильевна, – теперь он говорил с некоторой напористостью, – понимаете, вы, конечно, можете и не давать согласия, но тогда Дмитрий всё равно получит эмансипацию решением суда. Будет абсолютно то же самое, только дольше и хлопотнее. Оно вам надо – в суд являться, и даже, очень возможно, не один раз? А вот если подпишете прямо сейчас, у ваших родителей исчезнет возможность давить на Дмитрия через вас – придётся оставить вас в покое и иметь дело с ним самим, но меценат, который ему теперь покровительствует, достаточно влиятелен, чтобы обеспечить его безопасность.

– Правда? – женщина, как ни странно, воспрянула духом, ибо почувствовала привычную для себя стихию подчинения, в которой от неё абсолютно ничего не зависело и никаких решений не требовалось. – Только и вы с Димой меня не выдавайте – по суду так по суду! – она взяла ручку и быстро написала по образцу согласие на эмансипацию сына.

* * *

– Значит, мышке открытым текстом предлагают взять мышонка? – подмигнул Страж Вихрей. – Что-то мне подсказывает, что мышонок наверняка будет волшебным.

– Царице Тамаре подали челобитную о принятии в подданство, так поэтичнее, – подхватил Виктор.

– Царице мышей! – прыснула Хомка. – Знаете, очень хотелось бы, конечно, чтобы эта Яна тоже оказалась магиней, но я и обычную девочку взяла бы, раз просят.

– Сначала с ней самой повидаться надо, – Алина была воплощённой деловитостью. – Наталь, ты как, пятерых детей потянешь? В воспитанницы-то Хомка девочку примет, но жить ей, понятно, у вас с Виктором.

– Восьмерых, ты хочешь сказать, – уточнила Ната. – Потому что и Олю мне всё время забрасывают, и Полинка с Ниной через день обретаются. Да я-то без проблем, это между одним и двумя – пропасть, а семь или восемь – уже никакой разницы, но обитать ей придётся в одной комнате со мной. А чтобы ещё троих – однозначно нужен большой дом, квартир таких не бывает.

– Ну да, Яна во внешнем ковене будет десятой, значит, осталось найти троих, но почему ты думаешь, что они непременно окажутся малышами? Кстати, очередное предчувствие Воды! Одиннадцатый маг связан с кем-то из нас только через одного общего знакомого, и мы скоро узнаем, кто он такой.

– Нам бы сначала с десятым разобраться, – напомнил Иван. – Причём так, чтобы Тамару не подставить.

– А это довольно трудно, но вместе с тем жизненно необходимо, – начал размышлять вслух Артур. – Потому что именно Хомке, если что, оставаться Скорбной сестрой.

– Да, и вообще этого «если что» надо всеми силами избегать, – добавила Алина. – В частности, я уже сказала Володе, чтобы они с Мариной квартиру сняли, а то опасно им в моей жить. Нам бы года два ещё продержаться, чтобы Лара с Дашей универ окончили!

– Почему же только два? Ещё через год – Лейла и Рома с Аней, потом Валя, потом Несси с Леной и Сергей с Дмитрием, потом Гражина…

– А там и «юные друзья мафии» станут «молодой гвардией», – Ледяная Дева согласно кивнула. – Но сейчас нам важнее всего Яна. Какие будут мысли?

– Не только Яна, – Иван изложил свой разговор с Егором Демидовичем и Матвеем. – Главное, Алла эта, как Матвей сказал, работает завхозом в детдоме! Вряд ли в небольшом городке сразу два детдома, не находите?

– Да-а? – радостно вскинулась Первая сестра. – Тогда Яна точно наша – не бывают такие совпадения случайными! Говоришь, Алла болеет чем-то? Вот и повод к ней наведаться.

* * *

Потом Ната много раз безуспешно подступалась к вопросу – что же заставило её появиться сначала не у Аллы, а у Матвея? Никакого предчувствия Воды по этому поводу не было – Алина и сама сильно удивилась, когда Первая сестра попросила составить ей компанию для визита в деревню.

– Мрак! – прокомментировала она, перенесясь вместе с подругой в нужное место. – Как здесь в принципе можно жить, тем более в ноябре? В таких широтах вообще должны быть только города!

– Ну так Нижний Новгород всегда и славился купцами и ремесленниками, то есть горожанами, – улыбнулась Ната. – Нет, сёла тоже бывают не такими депрессивными, но только если они крупные и живые.

– И южные, наверное?

– Ага! Орловские хотя бы, – за разговором они подошли к калитке, и Ната осторожно заглянула во двор:

– Вроде никого нет, но поленница свежая, видишь? Тот самый дом.

– Вижу, – отозвалась Ледяная Дева. – А вот, кстати, совсем недавние колеи от мотоцикла, то есть Егор Демидович только что уехал. Он же иногда ездит в ближайшее село за хлебом?

– А откуда ты знаешь, что именно уехал, а не приехал? Что недавно – это понятно, дождь же идёт, а воды в колеях почти нет.

– Мотоцикл же у него с коляской? Тогда, если выезжать из ворот, левый след будет двойной и глубже правого, что и наблюдается, – Алина вдруг застыла, вглядываясь в тёмные окна дома. – Наталь, в доме кто-то есть!

– Матвей и должен быть дома. Подождём? Ему-то нас хорошо видно.

– Ждём ровно одну сигарету, потом попробуем войти, – Ледяная Дева отошла в сторону, доставая зажигалку, но в это время дверь дома медленно открылась, и на крыльцо, очумело мотая головой, вышел парень лет тридцати:

– Наталка?!

– Денис?.. – Ната пошатнулась и чуть не упала, лишь в последний момент успев схватиться за покосившийся штакетник.

* * *

Женщина измученно ворочается в продавленном кресле, с яростью вжимаясь в его спинку – хоть так, хоть немного унять этот убивающий зуд в спине! «Да, именно убивающий», – она начинает бессильно плакать. – «Болезнь, конечно, не смертельная, но я сама выброшу эту мучительную жизнь! Разве все, кого пытали, молча терпели? Нет – многие вцеплялись палачам в горло, как бы ни старались наши борзописцы замолчать такие случаи, воспевая, напротив, терпильство! Оно и понятно – это же сопротивление официальному лицу, пусть даже вражескому, поэтому – «низзя»! Сегодня ты гестаповца придушил, а завтра кого? Белохалатные гниды ведь не лучше фашистов – что те, что эти «просто делают свою работу», и люди для них – не более чем куски мяса, только что обрабатывают они это мясо по-разному. И уничтожать своё тело, даже если оно издевается похуже всех гестаповцев с врачами, тоже «низзя» – оно на самом деле не твоё, а государственное!»

«А вот уничтожу!» – она лихорадочно вскакивает, но ослабленные постоянным недосыпом ноги подводят, и женщина падает обратно в кресло.

«Матвей…» – сердце начинает бешено колотиться, но ей, как ни странно, становится от этого немного легче. – «Я ведь на самом деле не из-за «Наталки» его тогда выгнала, а из-за обострения – нельзя же, чтобы он видел меня такой! Но вдруг он теперь обидится и не вернётся?»

«Напьюсь! Не поможет, но хоть забыться!» – женщина тянется за брошенной прямо на пол сумкой и пересчитывает деньги. Денег мало – хватит ли на две бутылки самого дешёвого портвейна? – «Ладно, в магазине разберусь. Но сначала попробую горячий душ», – со второй попытки ей удаётся встать, и она проходит в ванную и зажигает колонку.

«А как ещё спину почесать? Только водой… или Матвеем», – обжигающие струйки начинают вытеснять зуд вожделенной болью. – «Нет, не думай о Матвее! Мазью он, конечно, намажет, но только один раз – сразу же сбежит, теряя тапки!» – женщина наконец выходит из ванной, с наслаждением подставляя горящее тело холодному ноябрьскому воздуху из форточки. – «Ой!..» – она рефлексивно прячет за спину изъеденные багряными пятнами руки.

– Привет! – солнечно улыбается ей непонятно откуда взявшаяся незнакомка – стройная и золотоволосая, вся в сверкании зелёных самоцветов.

* * *

– Нет, Динара, не трогай, это я сама потом уберу, – сказала Люся, когда малышка потащила её руку к большому келоидному рубцу на плече Аллы.

– Вы что, и это можете убрать? – вяло отозвалась женщина, у которой уже не оставалось сил даже на радость.

– Конечно, – фея осторожно провела пальцами по последнему подозрительному месту. – Для этого даже магии не надо – справился бы и просто хороший хирург. Алла, у вас ещё где-нибудь чешется?.. Ну да, фантомный зуд, всё правильно. И краснота не сразу должна сойти.

– Люсёна, а она долго держаться будет? – поинтересовалась Ната. – Может быть, Олю пригласить?

– Завтра утром всё должно быть нормально, – Люся сняла с пальца устало зевнувшей малышки своё кольцо с титанитом. – Динарочка, ты уже хочешь спать? Пойдём домой, ты молодец! Алла, не беспокойтесь, я немного отдохну и вернусь, – фея с ученицей исчезли.

– Может быть, познакомимся как следует? – Первая сестра достала из принесённого с собой пакета пачку чая. – Меня Ната зовут.

– Поставишь чайник? – предложила Алла. – Я пока оденусь и немного отдышусь… Спасибо вам! Даже не верится, что этой пытки больше нет, – призналась она через несколько минут, устало усаживаясь за стол на кухне. – Каждый год такое было весной и осенью! А это вы действительно уберёте? – женщина, гадливо поморщившись, показала на своё плечо.

– Да, Люся скоро вернётся. Если просто шрамы, то она может справиться и одна, без Динары. Кстати, а откуда такой ужас? Ты татуировку сводила, что ли?

– Нет, – скривилась женщина. – Это моё проклятье с детства! От прививки отметина, которая типа «у всех есть, и никто не переживает». Только «у всех» – просто пятнышки белые, а у меня – огромный келоид! Не спорю, кому-то, может быть, и такое по барабану, а я вот комплексую! Всё детство упрашивала родителей, чтобы убрали, а они только отмахивались. Потом сама к докторше пошла, так та тоже послала: «Девочка, не бери в голову!» Всё мечтала, что вырасту и уберу, но нет, говорят – «такое не лечим, да и не надо лечить, это у вас просто кожа плохая». Ну не гады, скажи? Испортили мне здоровье своими ненужными прививками, а потом отмахнулись – сама, типа, справляйся, они ни за что не отвечают!

– Гады, скажу! – Ната чуть не расплакалась, вспомнив судьбу Белки, память о которой вновь остро нахлынула после встречи с Денисом. – А к нормальному косметологу ты пойти не пробовала?

– Да какая косметология в наших усть-пердяйсках? Бабам морду кремом помазать да потрепаться, вот и всё! Это в Москву надо, но там и деньги московские, а у меня только халупа на краю провинциального городка, – Алла с неприязнью посмотрела на обшарпанные стены. – Ни работы нормальной, ни здоровья, ни даже мужика понимающего – кому я нужна была, больная такая? Всё из-за этих гнид белохалатных, у меня и псориаз небось от переживаний вылез. Даже не знаю, кого ненавидеть – не эту же квашню тупую, которая от меня тогда отмахнулась?

– Министра здравоохранения, очевидно, – усмехнулась Первая сестра. – Кто, по-твоему, подписывал все эти регламенты – насчёт прививок и что даже такое осложнение, как у тебя, высочайше повелено осложнением не считать? Но мстить – это не ко мне, Лесные Сёстры никогда не делают людям зла. Да и не сможешь ты! У тебя колючки растут не наружу, а внутрь – так и колола бы всю жизнь только себя и никого больше. А вот неправильно всё это! Память без мести – это месть самому себе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

Хангыль – корейское алфавитно-слоговое письмо.

Фазмолог – маг, специализирующийся на изучении призраков и взаимодействии с ними.

И. Бабель, «Одесские рассказы».

К. Бергонци (1683–1747) – знаменитый скрипичный мастер, ученик А. Страдивари.

Автор традиционно напоминает, что здесь и далее все фамилии вымышлены. Любое возможное совпадение является случайным.

Л. Озеров, «К истории».

«Зло подобает приукрашивать словами» (лат.)

Суаре (ирон.) – вечеринка (от франц. soirée).

Н. Некрасов, «Тишина».

Конец ознакомительного фрагмента

Купить и скачать всю книгу